В другой раз мы с братом попали к рыбакам спустя недолгое время. Вот как, и что из этого вышло. Весна становилась все отчетливее и заметнее. Это для синоптиков и сельских тружеников она имеет сотни лиц: затяжная, дружная, дождливая, с температурой ниже или выше среднемесячной многолетней... А для мальчишек она просто есть, а следом за нею приходят летние каникулы.
Почки на деревьях росли при любой весенней погоде, дождях и ветрах до тех пор, пока в одну ночь дерево не окутывал зеленый дым. Прогулки "на улице" становились все продолжительнее, солнце в затишных местах пригревало так, что можно было на время снимать надоевшее пальтишко.
На пару дней приятель дал мне половину армейского бинокля, как раз, для правого глаза. Левым глазом ни один уважающий себя человек глядеть не станет, еще привыкнешь, а как потом целиться. Умение же наводить на цель было просто необходимо защитнику Родины. Весна тянула нас на лиман, а тут еще и бинокль. Поскольку дела в школе были у обоих относительно благополучны, нас отпустили, правда, ненадолго.
С высокой террасы водная гладь была как на ладони. Она блестела и отражала высокие облака. Мы улеглись на сухую прошлогоднюю траву, уперли локти в землю, чтобы бинокль не дрожал, и стали по очереди рассматривать акваторию возможных боевых действий. Прикидывали, с какой стороны стал бы штурмовать Бугаз прославленный десантник Цезарь Львович Куников со своей "полосатой смертью", куда от него драпанули бы немцы и где лучше устроить засаду отступающим фрицам. Это дело мы брали на себя полностью.
Пока один рассматривал в бинокль детали - скрытые подходы, укромные балки и выгодные огневые точки, другой ставил задачу в самом общем - стратегическом виде. Потом мы менялись, и выходило, что врагу деться некуда, все тут и полягут. Чего пришли, сидели бы в Германии да ели свои сосиски с капустой. Становилось даже немного жаль будущих побежденных, но все же мы оставались непреклонными в своей решимости.
Надо сказать, что эта рекогносцировка была не первой. Нам и прежде приходилось организовывать оборону ракетного комплекса. Со временем тактическое мастерство и стратегическое искусство совершенствовались. Пользуясь знаниями, почерпнутыми из школьного природоведения, мы вычертили план местности, нанесли на него каждый выступ террасы, овраги, балки, каждый куст и отдельно стоящее дерево. Всем объектам были даны собственные имена. За образец мы, конечно, имели "Таинственный остров" Жюля Верна, одиннадцатую главу, в которой пятеро мужчин, оправившись от крушения воздушного шара, стали определяться на местности, заниматься орографией и гидрографией.
Наличие бинокля существенно расширило возможности, и мы с увлечением уточняли свою карту, нанося и наименовывая. Переведя наблюдения к северу в сторону Гирла, пролива между Кизилташским лиманом и Цокуром, мы обнаружили мористее Бугаза темную полоску. Невооруженному глазу она была виднее, и мы удивились - как это раньше не замечали остров. В том, что это остров сомнений не было с самого начала. Он получил имя Авраама Линкольна президента Америки, принявшего закон об отмене рабства.
Честно говоря, нам было мало дела до какого-то американца, но мы не могли изменить книжке, по которой учились самостоятельно давать географические названия. Это потом с годами мы поняли, что враги это не только те, кто приходят к нам с оружием и получают свое от Куникова у Новороссийска или Мстислава Храброго на Тамани.
Благообразный господин Жюль Верн, прославляемый кем ни попадя, как писатель и географ, составил трехтомный труд "История великих путешествий". На тысячах страниц отважным русским землепроходцам, казакам и мореходам не нашлось подобающего места. Шестую часть земной суши, моря, Антарктиду вроде бы никто и не открывал, не осваивал.
Подобных Ж. Верну «великих географов" несть числа. Это они публиковали краденые страноописания и карты русских землепроходцев, сотни лет замалчивают казачьи подвиги. Сергей Николаевич Марков посвятил свою жизнь изучению истории русских географических открытий. Жаль, что про его книги мы (и не только мы) ничего тогда не знали, они бы нам подошли больше.
Желание попасть на вновь открытый остров, было таким непреодолимым, что позабылось собственное обещание вернуться домой вовремя. Скатившись с высокой террасы, мы пошли к рыбакам. В бригаде закончили все работы, отобедали и отдыхали, добирая дневным сном ранний, до свету, подъем. Бугор - бригадир дядя Макар был в хорошем настроении. Наверное, ладилось с планом, с завозом солярки или весна располагали к тому. Он напевал какую-то мелодию и неторопливо чинил сеть деревянной рыбацкой иглой.
- Здравствуйте вам, дядя Макар.
- Здорово, хлопчики. Сидайте. По делу пришли или без дела маетесь?
- Да как сказать.
- А так и говори. Есть хотите? Сегодня знаменитый борщ сготовили. С кефалью. И камбалу пожарили. Будете?
- Да не. Нам бы на лодке покататься.
- Какие ж с вас гребцы. Весло-то в три раза длиннее, чем вы оба. Еще потонете.
- Мы плавать умеем, и грести приходилось в Краснодаре в городском парке.
- Ну ладно, мореходы, берите малую байду и валяйте, а я посмотрю.
Дядя Макар продолжал чинить сеть и посматривал на наши неуклюжие старания. Мы волновались как на экзамене по музыке, но сделали все правильно: столкнули лодку с песка на воду, вскочили в нее, не замочив ног, разобрали весла и стали медленно грести, стараясь делать это равномерно, чтобы лодка не рыскала.
Бригадир поглядывал, как мы ходили туда-сюда вдоль берега и постепенно осваивались с тяжелой лодкой, а потом потерял интерес и одобряюще прилег под навесом. Мы двинулись вдоль берега туда, где был обнаружен остров. Отойдя метров на триста и поняв, что возвращать нас никто не собирается, налегли на весла - нужно было поторапливаться. Плавание было захватывающим, мы проходили вдоль хорошо известных и положенных на карту мест, но с воды они выглядели необычно, по-новому, загадочно и маняще. Мы решили и дальше идти вдоль берега и повернуть к острову, когда поравняемся к ним, - было боязно сразу выходить на открытую воду. Через время остров стал заметен отчетливо, мы приближались. Когда почувствовали, что поравнялись с ним, то повернулись кормой к берегу и направились прямо к цели. Лодку стало качать, - мы выходили из-под защиты береговой террасы и ветер, дующий из степи, поднимал волну.
Остров оказался песчаной отмелью. При нашем приближении с него снялась большая стая чаек и с медленными криками неторопливо направилась дальше в лиман. Лодка зашаркала днищем, и ее нос выполз на песок. Мы поднялись, ступили через борт. Под ногами лежала неисследованная земля, которой еще утром не было на карте, над ней витали души первооткрывателей.
Обошли отмель, попинали ногами клубки принесенных водорослей и плавник. На обратном пути к лодке обнаружили неизвестные ракушки. Они были белого цвета, вытянутые, округлые, тонкие и очень хрупкие. Они легко ломались от неосторожного обращения в натруженных намерзшихся руках. Мы собрали этих необычных ракушек, сколько было поблизости, и вернулись в лодку. Наступила пора возвращаться.
Обратный путь мы прошли по гипотенузе к прежнему курсу. От Пифагора нам было известно, что она короче и что ее квадрат равен сумма квадратов катетов. Вскоре мы уже возвращали лодку хозяевам.
- Наплавались? - спросил дядя Макар. Не хулиганили?
- Нет.
- То-то, что нет. Вода баловства не любит.
Дома стоял форменный переполох, уже смеркалось, когда мы явились.
- Где были?
- На острове.
И мы честно рассказали все, как было. Последствия самоволки были умеренными, наказание соразмерным.
Ракушки, что мы привезли, были неизвестны даже Кольке и его отцу, а уж они считались знатоками раковин, собрали целую коллекцию. Колька предложил меняться, и мы стали обладателями редкой рогатой ракушки с острова Куба, что в Карибском море. Она лет десять лежала в аквариуме пока не затерялась. А найденную нами редкость я встретил потом в краеведческом музее с мудреным латинским названием, а по-нашему было написано - "камнеломка".