День клонился к вечеру. Пелагея закончила полив грядок, убрала лейку в сарай. Она любила эти минуты, когда вся намеченная на день работа была сделана, а новое дело не стоит начинать, и можно было посидеть на крылечке, "перевести дух", как говорила она.
В этом году впервые ласточка свела гнездо под крышей ее дома, и пожилая женщина сейчас смотрела на суетную жизнь птицы. Как эта юркая ласточка в своей заботе о потомстве похожа на нее саму в молодости!
В гнезде два птенца, и ласточка вся в ежесекундных хлопотах о своих детках. Вот подлетела к гнезду, сунула в рот одному из птенчиков мошку и опять взвилась в небо, на лету по-птичьи прощебетав другому:"Сейчас-сейчас и тебе дам!"
Как эта птичья семья напоминает Пелагее ее некогда большую дружную семью! После свадьбы с Семеном Бог дал ей погодок - трех сыновей, большеглазых, темноволосых, таких же неугомонных, как эти птенцы, требующих постоянных забот. Тут на нее опять нахлынули воспоминания...
В тот далекий год, когда самому младшенькому еще не было и года, в лесу (а он начинался сразу за их деревней) появилось много сов. Весной, в конце марта, у них начинаются брачные игры. Голос сов тосклив, похож на надсадные вопли. Пелагея не раз просыпалась среди ночи от долгого вибрующего стона самца, подзывающего самку: "Ху-у-у-у-у-у-у-у; ху-у-у-у-у-у-у-у". И та отзывалась ему короткими резкими криками. Если ночью собиралось несколько совиных пар, то от таких зловещих брачных песен сжималось у Пелагеи от страха сердце, а дети, разбуженные дикими криками птиц, просыпались и плакали. Хорошо, что брачный период сов недолог, и люди быстро забывали о своем соседстве с этими таинственными, загадочными птицами.
В начале апреля Пелагея и Семен решили перебраться уже в летний дом: устали они за зиму тесниться в старом. Утром Семен слазил на чердак летнего дома, открыл там окно, чтобы повыветрить затхлость, скопившуюся за зиму. Пелагее предстояла большая работа по уборке летнего дома: нужно вымыть весь дом, начистить стекла окон, перенести необходимые вещи. Только через неделю этот дом вновь после зимы наполнился детскими голосами, беготней малышей, которые здесь почувствовали необходимый простор для своих шумных игр.
Под вечер, искупав всех троих сыновей, уложив их спать, Пелагея, умаявшись от дневных забот о семье, мгновенно забылась чутким сном. Но среди ночи она проснулась от какого-то странного шума, возни на чердаке. Ей чудилось, что кто-то тяжело, по-старчески охал, хрипловато тявкал и зловеще шипел. Сердце от страха бешено заколотилось в ее груди. Она стала будить мужа:
- Сеня, Сень, проснись! Кто-то у нас на чердаке возится. Слышишь?- взволнованно шептала она.
Семен, недовольный тем, что его разбудили, прислушаясь, буркнул:
- Ну, птица, должно быть, залетела, вылетит. Спи!
Жена не унималась, горячо шепча:"Птица в доме - к большой беде!"
Шорохи смолкли, и Семен, отвернувшись к стенке, зевая, сказал:
- Утром посмотрю. Давай спать!
Пелагея же не могла уснуть до утра, прислушиваясь к каждому звуку, который доносился с чердака.
Утром Семен приставил лестницу и взобрался на чердак. Сюда он сносил как рачительный хозяин все вещи, которые, как ему казалось,еще могут когда-нибудь пригодиться.
Он огляделся вокруг: старый чемодан с инструментами был покрыт слоем серой пыли, на которой четко отпечатались большие птичьи следы, рядом стояли бамбуковые удочки, брошена на пол рыболовная сеть, у окна аккуратно сложены новые доски, на них две перевязанные стопки старых газет, а в углу - корзина. Она была широкой, но неглубокой, в ней когда-то Пелагея носила белье полоскать на речку. И вот сейчас ее облюбовала для гнезда большая хищная птица.
- Ах, вот это кто к нам пожаловал! - про себя подумал Семен, внимательно разглядывая сову. Семена поразило почти человеческое лицо птицы: огромные круглые темно-янтарные глаза пристально, не мигая, глядели на человека, брови были насуплены, темный изогнутый клюв щелкал, издавая неприятное шипенье, предупреждая непрошеного гостя, что приближение к ней опасно. Мягкое светло-коричневое оперенье с рыжими пестринками на горле ходило ходуном, птица нахохлилась, увеличилась в размере, распустила крылья, на которых были замысловатые поперечные полосы. Весь ее вид говорил, что сова не собиралась добровольно покидать насиженное место и злится на человека, нарушившего ее покой.
Семен широко раскрыл дверь чердака, резко взмахивая руками и топая ногами, стал кричать птице: "Кыш, кыш!", подходя ближе к гнезду.
И вдруг внезапно и решительно птица налетела на человека, она била его крыльями, молотила клювом по голове и плечам. Семен согнулся, закрывая голову руками. Он ощутил, как крепкие когти ночной птицы впились ему в кисти рук. Семен в какой-то момент изловчился и схватил удилище и стал беспорядочно махать им, звучно рассекая воздух. Птица отступила, опять подлетев к корзине. И тут он увидел в гнезде совят.
Теперь ему стало ясно, почему так бесстрашно атаковала его сова: она защищала своих птенцов от опасности.
Семен, вытирая пот и зализывая окровавленную руку, понял: так ему с птицей не справиться - нужно менять тактику.
Взгляд его упал на сеть. На чердаке Семен не мог встать в полный рост, а накинуть сеть на птицу из полусогнутого положения было крайне сложно. Но его уже охватил азарт охотника, он вновь и вновь кидал сеть, но она не долетала до птицы. И вдруг удача - птица забилась в сетях. Когда Семен стал наматывать на нее сеть, сова продолжала сопротивляться: шипела, когтями и клювом пыталась зацепить Семена.
Расправившись с совой, он подошел к корзине. Из гнезда на него смотрели три пары круглых желтых глаз совят. Птенцы сидели рядком, сгордившись, как старички, их худенькие тельца были покрыты серым пухом с ярко-желтыми пестринками, совята казались почти игрушечными. В злобе Семен схватил одного и хотел тотчас свернуть ему голову, но что-то остановило его, он бросил птенца в корзину, туда же положил замотанную в сеть сову. Закрыл чердак на замок, с корзинкой по лестнице спустился на землю. Налил в ведро воды - утопил совят.
Распутал сеть, выпустил сову, та взметнулась в небо, нарезая круги над двором, хрипло вопила: "Ох, ох, ох!" Этот крик напоминал причитания женщины, потерявшей своих детей. На ее оханье слетелись вороны и погнали ее, громко каркая, в лес.
- Ну все, больше не будет сова беспокоить нас,- сказал Семен Пелагее.
Но он ошибся!
Несколько ночей подряд птица прилетала к их дому, билась крыльями в стекла окон, билась грудью о чердачную дверь, надрывно и безнадежно стеная на всю округу о своих потерянных совочках. От этого вопля у Пелагеи шевелились волосы на голове и волной от страха пробегали мурашки по спине. А птица все кричала и кричала, казалось, что она никогда не смирится с жестокостью людей, разоривших ее гнездо и погубивших ее птенцов. Пелагея была уверена: "Накличет жуткими криками беду убитая горем птица". Потом сова пропала, и люди забыли о своей жестокости.
Прошло время. Дети Семена и Пелагеи выросли. Старшего Сергея вместе с одногодками проводили всем селом в армию.
Служил он далеко от родного края, в Таджикистане, в танковых войсках. В письмах от него родители узнавали, что службой он доволен, так как к технике его тянуло с детства; в армии он был механиком БТР-а.
Через год призвали среднего сына - Анатолия. Еще до отправки на место дислокации части он знал, что попал в элитные десантные войска, чем, конечно, гордился, и многие мальчишки-одноклассники, не скрывая, завидовали ему.
А тут подоспела очередь идти в армию и младшему Виталику. Осиротел родительский дом. Одно только радовало родителей: скоро вернется со службы их старший сын.
И вдруг накануне Нового 1980 года из программы "Время" Семен и Пелагея узнали, что СССР ввел войска в Афганистан "по настоятельной просьбе законных афганских властей". Не понятно было Пелагее и Семену, как и всему советскому народу, зачем нужно было вмешиваться во внутренние дела чужой страны? Но пропаганда каждый день настойчиво разъясняла советским людям, что война справедливая, потому что СССР помогает защищать молодую афганскую революцию от внешней агрессии.
Весной, когда ждали со дня на день возвращения Сергея домой, почтальон принес в дом письмо, где на конверте был напечатан их адрес. Что-то неладное почувствовала Пелагея, взяв письмо в руки, на обмякших ногах добрела она до крыльца, онемелыми пальцами разорвала конверт, глаза побежали по строчкам:
"Глубокоуважаемые Семен Иванович и Пелагея Прокофьевна, Ваш сын, Морару Сергей Семенович, геройски погиб, выполняя интернациональный долг ..."
Дальше Пелагея ничего не могла прочитать. Упала она на крыльцо, заголосила от нестерпимой душевной боли. Прибежал из дома на крик жены Семен. Чем утешить этих несчастных людей? Горе и боль их не передать словами!
А через полгода с этой войны, о которой они так ничего толком и не знали, пришла снова беда: в цинковом гробу привезли домой среднего сына Анатолия. Выплакали все слезы Пелагея и Семен, казалось, высохли от безутешного горя их души, только редкие письма Виталика заставляли их жить.
А среди зимы получили они письмо от командования части, что "Виталий Морару пропал без вести, находясь в составе ограниченного контингента войск на территории республики Афганистан".
Не верит материнское сердце, что эта проклятая война отняла их последнего сына, теплится в сердце матери надежда: жив ее сын, ее последняя кровинка. Не может она понять: ну за что, за что ей с Семеном выпали такие жестокие испытания, почему именно у них война отняла всех сыновей?
Знала Пелагея давно, что в соседнем селе живет гадалка. И каждый день убитое горем сердце говорило ей: "Сходи, распроси цыганку про судьбу Виталика."
На утро отправилась Пелагея в дорогу. После долгих мучительных ожиданий вошла она в комнату гадалки, а та с порога сказала: "Пришла о сыне своем узнать? Гнездо твое остыло, нет в нем больше живого тепла, нет птенцов твоих. Горе твое безутешно, как у той птицы, которая билась в закрытое окно дома твоего".
Не помнит Пелагея, как пришла назад домой, слезы всю дорогу лились из ее глаз. "Несем мы свой крест, Семен, из-за разоренного гнезда, за убиенных совочек,"- сказала она мужу.
Вот когда пришло к ним понимание греха содеянного и раскаяния за него. Онемел от горя дом Семена и Пелагеи, тяжко им жить с осознанием, что прошлое уже не вернешь, а потерянное никогда не найдешь.
Но в этом году их дом наполнился щебетом ласточек, через много-много лет птицы опять потянулись к их дому!
Рассказ из книги "Любовь и доброта изменят мир" рисунок Ю.Закон