..Всего за одну ночь люди утратили свои лица. Ложились спать как обычно, а просыпались с изуродованными ликами. Тот, кто заглядывал накануне в зеркало, даже не подозревал, что таким его отражение больше не будет уже никогда. Люди открывали глаза, начиная новый день, привычно потягивались, пока еще ничего не подозревая, брели в ванные комнаты и там, в ослепительно обнажающем свете натыкались на жуткие гримасы. Испуг был всеобщим, а потому, лишенным глубин личного отчаяния. Родственники и знакомые не узнавали друг друга, вопили от ужаса, не знали, куда бежать. Волна поголовного уродства затронула всех, не осталось ни одного человека, чье лицо осталось таким же, каким было день назад. Женщины прыгали из открытых окон, резали вены и бросались под колеса поездов. Мужчины убивали своих женщин и детей – так велико было их уродство. Стремительная паника быстро сменилась безумием, вслед за лицами люди теряли рассудок, привычный порядок растворился в хаосе за считанные часы. Никто не мог объяснить причину такого страшного бедствия, охватившего всех, затронувшего каждого человека, не обошедшего даже детей и немощных стариков. Из глубин женских тел на свет появлялись младенцы с уже искореженными головами, с невиданными уродствами и отклонениями. Матери душили их и швыряли на холодный пол, отказываясь верить в кровное единство с этими нечеловеческими созданиями. Постепенно безумие утихло, не исчезнув, но став более гладким, ушедшим в глубину каждого черепа. Люди доставали свои старые фотографии, клеили их на одежду, чтобы как-то опознавать друг друга..
..Моя мать говорила мне, что раньше ее лицо было другим. Более гладким, с выраженными чертами и вроде бы даже с различимыми на уплотненных в улыбке щеках точечками-родинками. Так часто говорила об этом, что я даже подшучивала над ней, не понимая ее настойчивого обращения к своего давнему облику. Я видела на старых фотографиях лица людей, из того времени, когда все они были гладкие, словно покрытые пленкой, безлико симметричные и математически выверенные. Это было ужасно. Словно любование взрезанным двустворчатым моллюском, обнаженным внезапной утратой радужной створки. Скользкая белая плоть отталкивает своей стерильной правильностью, своей шелковой цельностью и переливающейся доступностью. Хочется вцепиться зубами вглубь жесткой раковины, выгрызть беспомощный студень и тут же заработать челюстями, коверкая и рассекая гадкую массу. Разглядывание лиц на старых фотографиях было сродни пережевыванию моллюска.
Мать тосковала по своему лицу. Ее огорчал нынешний облик, ее внутренний взор был брошен, словно якорь времени, много лет назад, оставшись навсегда болтаться пестрым буйком на холодных волнах изрезанных лиц. Когда я засыпала на ее коленях, я чувствовала ее ласковые руки, гладящие мои волосы. Я чувствовала, как мать всматривается в мое лицо, пытаясь понять, каким оно могло бы быть. Я же другого лица себе не представляла, мне было ужасно противно чувствовать размякшие жилы моллюска, растянутые по бугристой изрезанной коже, в которой каждый рубец был таким родным и красивым. Я уплывала в глубокий сон и ноги мои немели от холода, моя голова становилась раковиной, которую раскрывали холодные металлические лезвия, проникая внутрь и вычищая остриями молочную сглаженность..
..Я часто думаю, что если мне суждено стать матерью, мое продолжение будет еще дальше от того буйка, застрявшего посреди океана, на дне которого холодными лоскутами кожи трепещет лицо моей матери. Еще я думаю, что время - это волна. Которая накатывает все новые и новые изгибы, взрываясь пеной и пропадая под новыми наслоениями. Но ведь волна, встречаясь с берегом, может откатиться назад, вернуться к своим истокам, задрожать в неясности такого броска. Может время-волна петлей накинет бегущее вперед продолжение жизни. Может отбросит назад, к тому самому буйку, может будут вглядываться потомки в изображения наших лиц и будут с ужасом содрогаться. Я хочу видеть свое продолжение похожим на себя. Но если оно будет похоже на оголенную устрицу.. Буду ли я лязгать? Я знаю точно - мои зубы будут брошены там же, где лежит под километрами стального холода лицо моей матери..