В своё время ещё И.С.Тургенев поставил перед литературой и обществом деликатный и нравственный вопрос «отцов и детей». Поставил жёстко, безапелляционно, на грани истерики. Теперь это называется «вопрос ребром». Поставил он его и не прогадал. Благодаря своему вопросу Иван Сергеевич обрёл бессмертие в умах многих поколений советских и российских школьников. И покуда значится в образовательной программе его гениальное сочинение, великого писателя не коснётся холодная длань забвения.
Всё вышесказанное прекрасно характеризует как самого классика, так и его литературный шедевр. Однако есть как всегда и оборотная сторона медали. Вопрос-то Тургенев, конечно, поставил, но вот исчерпывающего ответа на эту смелую шараду никто до сих пор не дал. Есть, конечно, компетентные профессорские мнения, кропотливые исследования дипломированных специалистов, гипотезы, догадки и утверждения, однако ответ на извечный вопрос взаимных отношений поколений столь же далёк от разрешения как теорема Ферма.
Попробуем разобраться, в чём же собственно суть вопроса и почему он не имеет решения. Думается, любой исследователь, когда-либо занимавшийся этой темой, согласится с тем мнением, что в основе вопроса «отцов и детей» лежит конфликт между поколениями. Причём ясно, что конфликт этот существовал ещё задолго до Тургенева, скорее всего, такой конфликт имел место всегда, и искоренить его человечеству не под силу. Отцам всегда было трудно понять своих детей, детям же отцы всегда были до фени. В этом, собственно, и есть объективный корень извечного конфликта. Спорить тут особенно не о чем, потому что такие споры не ведут ни к чему, кроме изжоги, мигрени и депрессии. Полезнее рассмотреть частные случаи. Ниже мы приведём два примера из жизни, наглядно демонстрирующих трудности взаимного понимания представителей разных поколений…
Это был один из тех обычных пятничных вечеров, когда почтенные отцы семейств коротают время в разного сорта закусочных, пивных и рюмочных, снимая накопившуюся за трудовую неделю усталость и одновременно подготовляя себя к суровым выходным в лоне семьи. Никита Романович Шустиков был одним из таких почтенных отцов. Как и положено в пятницу после трудовой вахты, он, блюдя многолетнюю традицию, отдыхал в пивном баре «Солнышко» в компании своего давнишнего приятеля Николая Егоровича Выжигова.
Разговор вёлся неспешный, темы выбирались спонтанно, чтобы не напрягать голову, длина фраз рассчитывалась таким образом, чтобы не возникало длительных пауз между глотками холодного пенистого пива, разлитого по запотевшим пол-литровым кружкам.
- Вчера пытался объяснить сынишке, что такое дальтонизм, - пожаловался приятелю Шустиков и сделал несколько крупных глотков. – Уф-ф-ф…Хорошо… Да, это самое… Долго думал, как объяснить-то, и решил, что лучше всего – на примере чёрно-белого телевизора…
- Ну, логично, - кивнул Выжигов, ломая пополам сухую как фанера воблу.
- Логично-то, конечно, логично, вот только одна загвоздка: Павлик совершенно не представляет себе, что такое чёрно-белый телевизор! Я буквально голову сломал, соображая, как это явление сформулировать. В конце концов, я снял с антресолей свой старый чемодан…
Никита Романович прервал повествование с тем, чтобы не упустить причитающуюся ему половинку воблы. Оставшись без бонуса, Выжигов загрустил и между прочим спросил:
- Ты хранишь в чемодане чёрно-белый телевизор?
- Нет, я храню в нём свои детские фотографии, - пояснил Шустиков.
- Ага, понимаю.
- Так вот, я показал ему чёрно-белые снимки. Как, думаешь, он отреагировал?
Николай Егорович глотнул из кружки и равнодушно предположил:
- Наверно, сильно удивился…
- Ничего подобного! – обличительно воскликнул Шустиков и зачем-то ткнул собеседника пальцем в грудь. – Он, этот пятилетний сопляк, фыркнул эдак, знаешь, высокомерно, и дал мне следующий комментарий: «Понятно, батя, восьмибитный растр. Так бы сразу и сказал». Представляешь! Восьмибитный растр! И всё. Скажи честно, ты знаешь, что такое восьмибитный растр?
Высокий и гладкий лоб Выжигова пересекла глубокая морщинка, обозначившая трудоёмкий мыслительный процесс.
- Ну, судя по всему, это должно быть похоже на чёрно-белый телевизор, - наконец предположил он.
- Ни фига подобного! - хмуро возразил Шустиков. – Я сначала тоже ошибся с выводами. Только я подумал, что растр – это что-то матерное, а оно оказалось научное… Но об этом я только сегодня узнал. А вчера Павлика выпорол.
- Зачем?
- Для профилактики, - пожал плечами Никита Романович. – Откуда я знал, что эта хренотень восьмибитная не ругательство модное, а какая-то научная цифирь? В общем, нехорошо получилось. Надо бы как-то это дело загладить, дуется пацан, да и жалко – влетело ни за что…
- Ну, ты это, Никит, брось, - посоветовал Николай Егорович. – Наказания без вины не бывает. Так ещё Глеб Жеглов в кино говорил, помнишь? То-то… Надо бы ещё по парочке заказать…
Друзья заказали ещё по паре пива. Шустиков ждал от товарища развития прерванной мысли. Выжигов не торопился обосновывать тезис Жеглова.
- Так за что же я его тогда вздул? – не стерпел Шустиков.
- Какая разница! Хоть бы и за двойку.
- Да он ещё в школу не ходит. Какая тут, к чёрту, двойка?
- Ничего, пойдёт в школу – получит. В школе без двоек не бывает.
Никита Романович склонил голову набок и воздел глаза к потолку. Так с ним происходило всегда, когда его посещало озарение.
- А и то верно! - согласился он с компетентным мнением друга.
- А чтоб не дулся, купи парню леденец или шоколадку какую… Ну, давай ещё по одной…
Поздно вечером Шустиков явился в лоно семьи. Леденец он по рассеянности подарил жене, а Павлика профилактически отлупил за будущую двойку. Совершив это воспитательное действо, глава семьи лёг на диван и удовлетворённо уснул.
Павлик засыпал, глотая слёзы. Его мучила обида за незаслуженно понесённое наказание. В юной душе зрели всходы будущего сыновнего антагонизма…
По супермаркету прогуливалась дама средних лет. Она толкала перед собой тележку и постоянно крутила головой, пытаясь уследить за перемещениями очень подвижного мальчика лет семи. Мальчишка курсировал по отделу игрушек и настойчиво обращал внимание дамы на достоинства того или иного товара.
- Вот, гляди на эту машинку. Она радиоуправляемая!
Дама, поправив очки, склонилась над ценником и недовольно покачала головой.
- Серёженька, она очень дорогая.
- Понятное дело! – ничуть не удивился Серёжа и стал объяснять причину высокой цены: - Тёть Валь, ты же пойми, у неё пульт в четырёх направлениях работает! Вот здесь, например, только в трёх, назад не едет, потому она и дешевле. Но что с неё толку, если она назад не едет? Как я её разворачивать буду?
- Может, купить тебе вот этот танк? – предложила тётя Валя. – Смотри, какой большой, и стоит недорого.
- Это не танк, а самоходка, - раздражённо объяснил мальчик. - И вообще она без управления. Вещь совсем голимая, для малышни…
Тётя Валя обречённо вздохнула и положила радиоуправляемую «в четырёх направлениях» машинку в тележку. Племянник торжествующе проскакал на одной ноге вокруг тележки, похлопал в ладоши и тотчас перевёл своё внимание на стеллаж с бластерами и пистолетами.
- Тёть Валь, смотри, как круто!..
Соблазнение тёти Вали пистолетами отняло у Серёжи изрядно времени, но он никуда не торопился. В итоге, нужная модель «Вальтера» с запасными пульками присоседилась к радиоуправляемой машинке. Затем в тележку полетели другие приятные для детворы мелочи.
Валентина Андреевна безвольно катила тележку вслед за искромётным племянником, мучительно сожалея о предстоящих денежных тратах, но отказать малышу в его капризах она не имела сил. Тут надо заметить, что Серёжа был единственным сыном её сестры Веры Андреевны, а потому являлся горячо любимым племянником. А если принять во внимание тот факт, что своих детей тётя Валя не имела, то кошелёк её в этот день был обречён на полное истощение.
- Тёть Валь, гляди, «дартс»! – восхищённо воскликнул Серёжа, пытаясь в прыжке достать популярную игру, томящуюся на верхнем стеллаже.
- Серёженька, мама сказала, чтобы мы купили тебе ранец, - скромно напомнила тётя Валя.
Это была чистая правда. Поход в супермаркет был приурочен к 1 сентября. Серёже впервые предстояло пойти в школу, и тётя Валя, желавшая сделать племяннику подарок в честь этого знаменательного события, получила от сестры чёткое наставление. Ранец был совершенно необходим. Это понимал и сам будущий первоклассник, но он также сознавал, что ранец значительно сокращает его шансы на «дартс», и от этого знания сорванец начинал грустить и обиженно дуться.
Вид расстроенного племянника острым кинжалом резал чувствительное сердце тётки, и она, тайком пересчитав наличность в своём маленьком кошельке, со вздохом отчаяния положила в тележку вожделенный «дартс».
- Ур-р-ра! – зааплодировал Серёжа, но тут же осёкся, увидев нечто, не соответствовавшее его представлениям о поводах к радости.
Нет, он, конечно, любил свою маму и даже не меньше, чем любят свою мать остальные дети, но в этот момент и в этом месте любимая родительница твёрдо ассоциировалась с предстоящим несчастьем.
- Вот вы где! – ещё издали громко произнесла Вера Андреевна. – Я так и знала, что здесь вас найду…
- Вера, ты? – удивилась Валентина Андреевна. – А что ты тут делаешь?
- Да вот, решила вам помочь, - сказала мать Серёжи и чмокнула сестру в щёку. – Здравствуй, дорогуша. Кстати, я уже подобрала ранец. Пойдём, покажу… Ой, а что это вы тут нахватали?
Не дожидаясь ответа, Вера Андреевна выгребла из тележки всё подчистую и свалила несостоявшиеся подарки в огромную корзину с плюшевыми зайчиками.
- Валя, тебя совершенно нельзя оставлять с ним наедине, - отругала она сестру. – Нельзя быть такой мягкотелой! Этот бандит, дай ему волю, разведёт тебя до последней копейки. Всё, Сергей, хватит хныкать, пошли за ранцем!
Серёжа к своим семи годам накопил жизненный опыт достаточный для понимания бесперспективности спора с матерью. Капризничать, ныть и причитать было бесполезно и даже опасно с точки зрения последующего за этим демаршем наказания. Радостный мир счастливого беззаботного детства в один миг обрушился и рассыпался в пыль, оставив после себя лишь горечь обиды и затаённый до поры дух противоречия. Придёт время, и этот дух восстанет, вырвется из плена сыновней зависимости, и тогда ни о чём не подозревающая седеющая мать с удивлением обнаружит, что любимый сын её, вступив в самостоятельную жизнь, намеревается прожить эту жизнь без оглядки на родительское мнение и даже нарочито вопреки ему. Дух противоречия, заложенный в далёком детстве, никуда не денется – не растает и не растворится во времени, а лишь укрепится под действием других обстоятельств, которые неизбежно случаются в каждой семье, где родители твёрдо и нравственно воспитывают в своих детях «любовь» к собственным основам мировоззрения…