МЕХАНИК
Николай Борисов.
Посвящается:
Страхову Александру Петровичу и
Хосянщину Тимербаю, Царство ему небесного.
Вода прибывала. Она серо-коричневым телом экзотического гада вырывалась из чёрной пасти тоннеля, заполняя собою дно шахтного ствола, стремительно, устрашающе, неотвратимо.
Электрослесарь Тимка отчаянно чертыхался на металлическом полке, меняя сгоревший электродвигатель насоса. Его фигура в не по размеру больших резиновых сапогах, ватных брюках и фуфайке походила на огромного чёрного жука.
Ему было жарко и неудобно в этом нескладном одеянии, но боязнь сквозняка заставила запахнуть полы фуфайки и перевязаться куском проволоки.
Наверху мела метель. Шальные снежинки, кружась, ложились на стены и падали, навсегда исчезая в воде. Наросты льда сахарными рёбрами сползали по бетонным стенам до самого дна, и вода лизала их, утоляя свою только ей ведомую жажду.
- Всё им быстро, всё им давай-давай. Стратеги доморощенные. Вот приспичило, вчера не могли приготовить, - бурчал Тимка себе под нос, скрипя зубами от натуги. - Всё ждут, когда им петух прокукует. А потом, как скипидаром мазаны. Умники хреновы. Чтоб вас всех…
Он откручивал болты, они не поддавались. Руки зябли. Он сбил их до крови и не чувствовал боли. Дышал на грязные, скрюченные от холода пальцы и вновь налегал с остервенением, кряхтел и с опаской посматривал на тоннель.
Дно заполнилось водой, и лишь кружение мусора да масляных пятен напоминало, что она прибывает.
Тимка спешил. Капелька пота выкатилась из-под промаслен-ного подшлемника, скользнула по носу и повисла на самом его кончике. Он дунул, капля разлетелась, но вслед за ней другая устремилась на её место. Тимка выругался и сбросил с головы подшлемник.
Кое-как он отодвинул электродвигатель от насоса. Облегчённо вздохнул и обтёр рукавом мокрый лоб. Закурил, прикидывая, сколько у него осталось времени, пока вода не добралась до его полка. Немного поразмыслив, решил, что не меньше часа, и совсем было успокоился, замурлыкав: «Ручки зябнут, ножки зябнут, а не пора ли нам дерябнуть…», как неожиданная мысль ошеломила: вода поднимается не только в стволе, но и по всей длине тоннеля, а там.…У него едва сигарета не выпала изо рта: там трансформаторы, кабели, электродвигатели, всё электрооборудование… проходческий щит. Если вода до всего этого доберётся…Тимке сделалось душно.
- Вот чёрт, а? Опять я крайний остаюсь…
- Тимка! Ты там что уснул? Двигатель отпасовал? Ёш твою малахай, плыли две дощечки! Давай шустрее! – Механик, в снегу, заиндевелый, свесившись в проём лестничного марша, вглядывался, рассматривая, чем тот занимается.
Тимка зло огрызнулся:
- Давай-давай.…Сам давай! Двигун сто пятьдесят кг, а я с сапогами и фуфайкой сорок вешу. Помощника давай! – И потише, - индюк малосольный.
Механик не слушал его, а может, не слышал
.
- Через два часа водоосушенцы скважины запустят, приток воды уменьшится. Ты там пошевеливайся! И не спи там, а то замерзнешь! - И хохотнув, исчез.
- У, зануда, Вини-пух чёртов. Мозолишь здесь глаза, нет, чтоб спуститься, помочь. Работы вдвоём на полчаса. Теперь нянчай эту железку один, - и нещадно матерясь кое-как оттащил сгоревший электродвигатель и стал устанавливать новый.
Вода почернела, она медленно волокла на себе из тоннеля хлам: какие-то доски, паклю, щепу, тряпки.
Тимке осталось переставить полумуфту, но он вспомнил, что съёмник с собой не взял. А подниматься мокрым, наверх, на мороз не хотелось. И с досады на себя и весь мир он ахнул её молотком, пытаясь сбить. Полумуфта легко соскользнула с вала, ударилась о край полка и, сказав «бульк», исчезла с глаз, оставив после себя радужные кружки мазута.
-Эт-т, ты чё…-Тимка отупело уставился на воду. Первое желание было броситься следом, достать. Он даже распахнул фуфайку, но чёрная, кружащая масса, заполнившая уже больше метра ствол шахты, остановила.
Всё ещё не веря своим глазам, он провёл рукой по валу, пошарил взглядом по полку, заглянул под насос, надеясь на чудо. Полумуфты не было. Ему сделалось жутко тоскливо и муторно.
Он готов был заскулить, завыть от досады.
Пока Тимка приходил в себя, гадая, что же, в конечном счёте, предпринять, заскрипела лестница, и механик в огромных валенках спрыгнул на полок с явным намерением помочь.
-Ну, что у тебя? Какое кино смотрим? Ёш твою малахай, плыли две дощечки. – Он прикидывал с чего начать. – Так, делов-то. Сейчас эту шалаболину воткнём, раз, концы накинем, два, и вперёд. С красным знаменем. Скважины запустили, качают. - Но, почув-ствовав что-то неладное, глянул на Тимку.
- Ты чего это, Тимоха, захирел? Плохо, что ль? Устал? Переутомился?
Тимка молчал, с какой-то неимоверной жадностью затянулся и едва выдавил, виновато:
- Вот…того…бульк и не плавает.
Механик насторожился:
-Что не плавает? Говори ясней. – И посмотрел на насос. - Мать моя не чёсанная, утопил, что ли? Ёш твою малахай, плыли две дощечки.
Тимка насупился:
- Она, гадина, оказывается, совсем и не держалась на валу, а я её молотком…шандарахнул. Ну и вот….
- Ага, а она, видите ли, обидилась, - механик хотел пошутить, но не шутилось. Более того, Тимка мельком уловил, как посерело его лицо, и ему стало ещё тоскливей.
Долгим взглядом механик осмотрел Тимку, потом насос и, словно решившись, равнодушно сказал:
-Раздевайся.
- Что? Это… как?- У Тимки вмиг пересохло во рту. От одной мысли, как он это будет делать, внутренности, казалось, подобрались к горлу.
Нет, никакая сила сейчас не смогла бы его выдернуть из тёплого ватника. Он скривился недоумённо, жалостливо, чувство вины раздирало его, но чтобы в воду…
- Ты что, Александр Петрович, опупел, я ведь… того…враз загнусь, судороги и…и…каюк. Тебе же за мной и нырять придётся… - И замолк, выговорившись.
- Да-а-а,- протянул механик, - а ведь ты прав. Как говорила моя бабушка, это точно к письму. – И, чуть помолчав, продолжил:
- Родина-мама, она ведь,… требует героев, а тютюрка…та без общественного, так сказать, понятия, рождает вахлаков.- И жестко проведя ладонью по лицу, словно сдирая с него невидимую паутину, стал снимать фуфайку.
Тимка засуетился:
- Сань, я с тобой полностью согласен, вот…полностью солидарен.
Механик раздевался медленно, как заправский спортсмен, готовящийся к побитию рекорда. Дышал глубоко, сосредоточенно. И когда остался в одних трусах, ёжась, спросил:
- Ну, показывай, куда булькнула, убивец?
Тимка упал на колени и, едва не касаясь воды рукой, показал. Всё происходящее казалось ему диким кошмаром.
Он с ужасом смотрел на обнажённое тело. Видел, как оно обмурашилось от холода, как волосы вытянулись, напряглись, и будто изморось прошла по их концам.
Механик в нерешительности замер, выругался беззлобно, вылез из валенок, снял трусы и осторожно наступая босыми ногами на обледенелые ступени лестницы, стал спускаться вниз. Тимка отупело смотрел, как белое, дышащее теплом тело, погружается в закрытую мусором воду, и ему становилось худо.
Когда же механик заорал, что есть мочи и погрузился по самую шею, Тимка подхватил фальцетом, да так неистово, что тот перестал кричать, испугано посмотрел наверх.
-Ты чего орёшь? Ёш твою малахай...Прищемил, что ли, что?
А Тимка, выпучив глаза, верещал, не в силах остановиться, пока не кончился в лёгких воздух.
-Силён, бродяга. Ну, ты даёшь. Помогаешь, что ль? - Механик усмехнулся посиневшими губами.
И стал тихонько ходить, отгоняя руками от лица мусор, изучая дно ногами.
- А…тя…тя, вот она, голуба, - набрал воздух и погрузился с головой. Через мгновение полумуфта лежала на полке, а механик, фыркая, отплевываясь, трясясь и матерясь, выбрался на четвереньках на полок. Не одевая трусов, подхватил сложенную в фуфайку одежду и, впрыгнув в валенки, заскрипел по ступеням, бормоча:
-Давай, Тимоха, давай. Ёш твою малахай, плыли две дощечки. Не подведи. На нас вся страна смотрит. Убивец.
Тело его в грязных мазутных подтёках полыхало краснотой, и снежинки, падавшие на него, мгновенно таяли, превращаясь в капельки. Напоследок, блеснув сверху красным, прыщавым задом, буквально проблеял:
- Ещё раз уронишь, сам нырять будешь. Ёш твою малахай, плыли две дощечки.
Тимка лихорадочно принялся за работу. Одна- единственная мысль билась в мозгу и словно подгоняла:
- Только бы Сашек не заболел. Только бы всё обошлось. Ёш твою малахай, плыли две дощечки.
* * * * *