Глава вторая.
Молодая женщина, сидящая за рулем элитного «ситроена», пальцем столкнула темные очки со лба на глаза и опустила боковое стекло, подставляя лицо под струю свежего воздуха. Лето 1982 года во Франции выдалось жарким,вокруг преобладали тона,похожие на цвета хлеба, поджаренного на постном масле. Время было послеобеденное, гладкое покрытие дороги блестело сумасшедшим блеском.Женщина вытащила из сумочки,лежащей на сидении рядом, шелковый платок и промокнула им влагу на верхней губе. На вид ей было немногим за тридцать лет, вся внешность говорила о том, что она принадлежит к высшему французскому обществу, в котором живет. Она кинула быстрый взгляд по сторонам. Автобан, с металлическим бордюром посередине и с черными мешками для мусора, подвешенными к нему, был проложен посреди желтых полей и таких-же лугов с пасущимися на них коровами,темно-красными и миниатюрнымиПриближался национальный праздник французов – День взятия Бастилии, страна украсилась разноцветными флажками. Они трепыхались на легком ветру даже на телефонных автоматах, стоящих вдоль дороги на равных расстояниях. Включив радио, женщина поискала радиостанцию, передающую мировые хиты. Из динамиков, спрятанных за спинкой заднего сидения, полился насыщенный голос Патрисии Каас, почти переходящий в грудное контральто. Молодая особа усмехнулась, она была знакома с певицей с милым лицом, обрамленным белокурыми волосами. Голубые глаза у Патрисии оставались всегда чуть-чуть грустноватыми, словно они вобрали в себя всю изысканность культуры мировой законодательницы моды – Франции, даже пресыщенность ею. Женщина посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась обворожительной улыбкой. Она знала, что здорово похожа на эту певицу с имперским именем.
Впереди показался пригород Парижа с типичными зданиями для бедняков и эмигрантов, совсем недавно нахлынувшими в этот город из стран третьего мира. Франция, уподобляясь Америке, открыла для них свои границы вслед за чопорной Англией, и уже успела вкусить горьких плодов от дикой культуры с не менее первобытными нравами, привезенными с собой южными переселенцами. Женщина свернула на узкую рю, усаженную каштановыми деревьями, доехала до площади перед белоснежной базиликой Сакре Кер, украшавшей вершину холма Монмартр, и припарковала лакированный «ситроен» серебристого цвета на автостоянке, помеченной знаком. Затем вышла из машины, нацелила на нее маленький пульт-брелок и нажала на кнопку. Раздался характерный щелчок от сработавших дверных зажимов.
- О, мадам де Арган, вы, как всегда, точны, -поднялся с лавочки навстречу женщине элегантный мужчина под сорок лет в костюме от Армани и с тонкой тростью под мышкой. Он кивнул на место, с которого встал, одновременно протягивая ладонь. – Прошу вас, присаживайтесь. Не беспокойтесь, я успел протереть планки носовым платком.
- Спасибо, месье Марли. Вы разрешите мне называть вас Мишелем, как в прошлый раз?
- О да, конечно, мадам де Арган, - поспешил заверить мужчина.
- А вы, пожалуйста, обращайтесь ко мне по имени Мария, так будет проще, - улыбнулась собеседница.
- Спасибо... Мария.
Молодая женщина скосила глаза на разноцветные планки, затем подала навстречу мужчине тонкие пальцы, унизанные изящными золотыми перстеньками, и грациозно опустилась на лавочку. На открытой груди у нее вспыхнуло радужными огнями небольшое колье, состоящее из удлиненных золотых звеньев с вставленными в них драгоценными камнями. Драгоценности как нельзя удачно подчеркивали элегантный наряд собеседницы, состоящий из черного платья прямого покроя и без рукавов,с плотно охватывавшим высокую шею узким черным пояском.В розовых ушках посверкивали подвески из золота и с бриллиантами по полкарата. На правом запястье у женщины красовались маленькие золотые часики, на левом переливался желтым цветом чудесный браслет. На ногах были надеты лакированные туфли темно-бордового цвета с черными вставками на подъеме и с узкими носами. Подобный наряд мог насторожить человека из высшего круга, потому что в нем с успехом можно было бы пойти на какой-нибудь светский раут, назначенный в более позднее время, но мужчина знал, что собеседница приехала сюда со встречи в высшем обществе, не успев переодеться в привычные для нее джинсы и блузку с отложным воротником. Впрочем, он сам только что ушел с презентации очередного гламурного журнала, на которую был приглашен в качестве консультанта. С его удлиненного лица с прямым носом и большими губами до сих пор не сошла дежурная улыбка, такая, которая успела приесться телезрителям во всем мире.
- Итак, Мишель, вы привезли мне то, о чем мы договаривались с вами в прошлый раз? – поставив сумочку на колени, вопросительно уставилась на мужчину собеседница. – Вы обещали перевернуть вверх дном весь культурный центр Жоржа Помпиду со знаменитой библиотекой при нем, но обязательно раздобыть необходимое.
- Я так и сделал... Мария, - откликнулся тот. – И я нашел то, что вам нужно. Не поверите, но даже в набитой фолиантами библиотеке Сорбонны не нашлось того, что оказалось в Бобуре, или в культурном центре имени нашего бывшего президента, что одно и то же.
- Тогда чего же вы тянете? Показывайте!
Особа с интересом уставилась на мужчину, силясь отыскать на его спортивной фигуре место, в которое он мог бы запрятать нужную ей вещь. Но собеседник выдерживал паузу, на его губах заиграла плутовская улыбка.
- Сейчас, Мария, - растягивая слова, сказал он, принимаясь бегать по карманам брюк и рубашки. – Куда же я ее засунул... А, вот же она.
Он откинул полу пиджака и извлек из внутреннего его кармана похожую на толстое портмоне небольшую книжку в кожаном переплете, на обложке которой была вытиснинена лилия с тремя лепестками. Подобным изображением метили проституток во времена короля Людовика Четырнадцатого, выжигая этот знак на их плечах.Женщина с благоговением поджала чувственные губы, она не решалась протянуть руку к старинному фолианту. А что книга была старинной, у нее даже не возникало сомнений. Покрытие обложек не только было сшито из выделанной телячьей кожи, но и страницы имели светло-коричневый цвет с темными пятнами на них.
- Берите же, Мария, - с улыбкой протянул собеседник книгу женщине. – Я специально загнул нужную вам страницу.
- Разве так можно делать? – вскинула она длинные ресницы. – Невооруженным глазом видно, что этот фолиант старинный и обращаться с ним нужно как с бабочкой, чтобы не стряхнуть с нее пыльцу.
- Не совсем так, но, в общем, да, - почти согласился господин, которого звали Мишелем. – Хорошо, я сам открою интересующее вас место.
Он быстрым движением откинул обложку и поднес развернутые страницы к лицу Марии. Она с жадностью всмотрелась в красочное изображение какого-то предмета, нарисованного на них. Затем взяла книгу в свои руки и надолго затихла над нею, беззвучно шевеля губами. Время медленно двинулось по кругу отсчитывать все три измерения. Мужчина осмотрелся, закурил и закинул ногу за ногу. Скоро его внимание привлекла группа туристов из Америки, которых можно было отличить от других путешественников по крупным габаритам, цветущим лицам и спортивным курткам, завязанным спереди на рукава. Американцы готовились совершить восхождение по лестнице, ведущей к подножию базилики Сакре Кер, они еще не догадывались, что она состоит не из одной сотни ступенек.
- Мишель, а вы уверены, что это та самая диадема работы Николо Пазолини? – наконец нарушила молчание собеседница. – Что-то я не разберу буквы под картинкой, написанные по тарабарски.
- Не мудрено, - улыбнулся господин. – Книга издана в Германии, а там привыкли латинский шрифт превращать в египетские иероглифы. Если желаете, я могу помочь вам расшифровать подпись.
- Спасибо за подсказку, я уже разобралась, - не отрываясь от страницы, отозвалась особа. Пошевелив губами, она заговорила снова. – Значит в диадему,изготовленную итальянским ювелиром, вставлены десять бриллиантов, по пять с каждой стороны и весом по пять карат. Два бриллианта по десять карат находятся спереди изделия, где оно имеет расширение. Один вверху, а другой внизу. Между ними вставлены два граната по тридцать карат каждый и два сапфира такого же веса, расположенные крест-на-крест. То есть, один гранат и один сапфир напротив друг друга, а под ними один сапфир с одним гранатом. В самую середину мастер вложил рубин в пятьдесят карат весом. Я не ошиблась в цифрах?
- Все правильно. Остается добавить, что диадема отлита из чистого золота с серебряными кружевами по верху, - подтвердил рассуждения женщины собеседник. -Весит она двести восемьдесят граммов.Об этом я тоже прочитал по немецки и успел перевести на французский язык.
- Тяжеленькая...
На некоторое время наступила тишина, прерываемая лишь усердным сопением Марии. Скоро по ее гладкому лбу поползли первые капли пота,они скатились в ложбинки между переносицей и веками и,подтолкнутые ресницами,устремились к тонким крыльям носикаЖенщина машинально вытащила из сумочки розовый платочек и промакнула влагу, затем положила раскрытую книгу себе на колени, развернулась к собеседнику, продолжавшему изучать ее карими глазами с искорками в них.
- Мишель, вы утверждаете, что знаете, где находится данный раритет?
Господин со значением хмыкнул, зрачки у него заметно расширились, он перекинул ногу на ногу и ответил, не отрывая взгляда от светской особы:
- Мадам Мария, я профессиональный сыщик. Если я сумел откопать этот фолиант, скорее всего, в единственном экземпляре, потому что только в нем имеется рисунок заинтересовавшего вас сокровища работы итальянца Пазолини, то поверьте мне на слово, что в моей голове тут-же завертелись образы, так или иначе связанные с этим изделием. Кстати, в других справочниках с эскизами работ этого мастера,о диадеме нет даже упоминания, - он выдержал многозначительную паузу и продолжил. – Я утверждаю, что видел эту драгоценность всего несколько месяцев назад. Но прежде чем назвать место, где она находилась, я хотел бы задать вам один вопрос.
Неясная тень пробежала по удлиненному лицу женщины, она достала из сумочки дамские сигареты и чиркнула зажигалкой. Выпустив тугую струю дыма вверх, снова обернулась к собеседнику:
- Я догадываюсь, о чем вы хотите спросить, - сказала она. - Я могла бы рассказать нашу семейную тайну, но что вам это даст?
- Ничего, - поспешил заверить господин. – Но согласитесь, имею же я право знать хоть что-то, разумеется, в пределах допустимого.
Женщина щелчком сбила пепел, откинулась на спинку лавочки:
- Видите ли,месье Марли,эта странная загадка больше сотни лет преследует членов нескольких семейств из династий де Арган, де Эстель во Франции, Ростиньяк в России и Свендгрен в Швеции, и конца ей пока не видно. Дело в том, что она связана с раритетами, принадлежащими государству и наши предки поклялись, что найдут и вернут ценности народу во чтобы то ни стало. Речь идет не только об одной этой вещи,но и о других редкостях,не менее достойных,часть из которых нашлась, другая находится в поиске. Сейчас нас интересует судьба лишь этой диадемы. Вам, надеюсь, не стоит разъяснять девиз нашей с вами республики - что принадлежит Франции, то принадлежит ее народу.
- О, прошу прощения, мадам де Арган, если здесь замешаны государственные интересы, то я ни о чем больше у вас не спрошу, - поднял руки вверх мужчина, он поспешно запахнул борта пиджака. – Я думал, что это всего лишь семейное дело герцогов де Арган.
- Так бы оно и случилось, если бы в те далекие времена не была затронута честь и других известных в Европе династий, с которыми породнились мои предки.
- Я снимаю вопрос, мадам де Арган. Деньги я получил, скрывать по этой причине от вас ничего не имею права.
- Вот и отлично, тогда у меня к вам, в свою очередь, назрел первый вопрос. Где вы видели диадему, и не могли ли вы ошибиться, что это именно она?
- В Лондоне, на аукционе Сотбис, ее выставил на продажу господин, пожелавший остаться неизвестным.
- Какова же была цена, кто изделие выкупил, и не узнали ли вы – случайно – откуда приехал тот господин?
Собеседница специально сделала упор на слове «случайно», тем самым показывая, что за вознаграждением по поводу сведений об этом человеке она не постоит. Но мужчина лишь развел руками:
- Увы, мадам де Арган, этот человек так и остался инкогнито для всех. Скорее всего, лот на аукцион выставляло подставное лицо, сам же владелец сокровища не покидал собственного дома.
На некоторое время установилось молчание, каждый из собеседников был занят своими мыслями. Наконец мадам Мария взяла в руки книгу, снова всмотрелась в рисунок:
- Во времена Франклина Рузвельта жила такая русская художница Лилиан Шуматова, - как бы издалека начала она. – Когда эта Шуматова рисовала портрет Президента Соединенных Штатов Америки, тот почувствовал страшную головную боль.
- Я слышал эту историю, - качнул головой собеседник. – Президент Рузвельт умер от кровоизлияния в мозг, а портрет, написанный мадам Шуматовой, стал стоить баснословных денег.
- Мне можно выкупить этот фолиант? – без всякого перехода спросила мадам Мария.
- Ни в коем случае, я взял его из библиотеки Бобур под свое удостоверение личности и под честное слово, - сотворил испуганное лицо Мишель. – Эта книга тоже является раритетом государственного значения.
- Понимаю, - протянула собеседница, глаза ее вильнули в сторону женской сумочки. - Но я имею право сделать из него парочку фотоснимков?
- Пожалуйста. И здесь я вам помогу.
Молодая женщина вытащила из своей сумочки миниатюрный цифровой фотоаппарат «Сони», отщелкала несколько кадров из книги в руках собеседника. Попросив его открыть титульный лист, она проделала то же самое. Затем вернула фолиант сыщику.
- Спасибо, Мишель, я вам очень признательна.
- Всегда к вашим услугам, мадам Мария, - наклонил тот голову с прекрасной прической.
- Если узнаете что-то новое о господине, выставлявшем диадему на аукционе в Лондоне, сообщите, пожалуйста, мне.
- Сегодня вечером у меня встреча с весьма информированным человеком в кафе «Ла Мейсон Розе», я постараюсь разузнать у него сведения, интересующие вас. Этот солидный коллекционер в курсе многих событий.
- Вы имеете ввиду кафе, которое находится на Монмартре?
- Именно так, мадам Мария. Розовое двухэтажное здание с кафешкой на первом этаже, оно расположено между площадью Тертр, где местные художники выставляют на продажу свои картины, и трехэтажной виллой певицы Далиды.
- Это как раз то самое место, в котором все знают про всех, - с улыбкой кивнула собеседница. – Ведь там с давних пор собираются известные писатели, художники и артисты, самые большие сплетники. Я уверена, что сегодня вечером вам повезет значительно больше.
- Спасибо, мадам де Арган. Я вам позвоню.
- Удачи, месье Марли, я буду ждать вашего звонка с нетерпением.
Палящее солнце успело перевалить на вторую половину небосклона. Серебристый «ситроен» проскочил до середины аккуратного городка Обревиль и с центральной его площади завернул налево, в одну из многочисленных улочек. Когда двух и трех этажные виллы горожан остались позади, на пути автомобиля вырос мостик через речку Эр с прозрачной водой и с водорослями, отпустившими ветви по течению.За мостиком показались очертания родового замка,построенного в тринадцатом веке. Когда-то он принадлежал известному роду французских рыцарей, последний представитель из которых погиб в России во время похода в эту страну императора Наполеона Бонапарта. Потом замок выкупила Софи де Люссон из семьи парижских дворян, она, в свою очередь, передала его с немалым при нем имуществом своему младшему сыну Пьеру де Аргану, связавшему судьбу с не менее именитой во Франции фамилией де Эстелей путем женитьбы на их дочери Сильвии. С тех пор усадьба стала принадлежать герцогам де Арган, получившим этот титул не только через женитьбу на титулованных особах, но и за прилежную службу на благо народу Франции. Дед нынешних молодых наследников имения являлся во времена Второй мировой войны правой рукой генерала де Голля, возглавившего армию сопротивления гитлеровским оккупантам.
Автомобиль подкатил к массивным воротам, которые сразу отворились вовнутрь. Машина проехала по узкому проходу в небольшой дворик и остановилась возле мраморной лестницы, ведущей в здание, сложенное из тесанных скальных пород. Вокруг возвышались серые замшелые стены, мешающие солнечным лучам их обогреть, дворик полностью освещался дневным светилом лишь в полдень. Мадам де Арган вышла из машины, передала ключи вышедшему навстречу слуге и заторопилась ко входу. Из просторного вестибюля первого этажа, уставленного старинной мебелью из красного дерева с тяжелыми медными канделябрами по углам, она по узкой каменной лестнице поднялась сразу на третий этаж и остановилась перевести дыхание возле высокой двери с ручками ввиде звериных голов, начищенных до блеска. Звери в своих пастях держали толстые медные кольца, которыми нужно было постучать об их мохнатые лапы, чтобы предупредить о своем намерении войти в комнату. Это была детская. Изнутри не доносилось ни звука, видимо, Серж, муж мадам Марии, занимался с детьми, рассказывая им по русски ровным своим баритоном историю рода де Арган. Он проделывал это ежедневно, добиваясь того, чтобы они знали о своем происхождении как можно больше. Женщина взялась за кольцо, стукнув им пару раз по лапам зверей, открыла дверь и вошла в комнату. Шестилетний Захар сидел за низким столиком и рассматривал цветные картинки в русской книжке, рядом с ним пристроилась пятилетняя Анна, она не сводила больших глаз с отца, удобно умостившегося в глубоком кресле. Дети имели белокурые волосы, длинные и волнистые, и карие зрачки, доставшиеся им от предков. Еще они обладали смазливыми смышлеными мордашками с подвижными чертами, по которым вряд ли можно было определить их национальность. Скорее всего, мальчик и девочка стали детьми мира, лишь в их взглядах иногда проскальзывала та отличительная черта, имеющая полное право быть отнесенной к одной нации – к русской.
Сидящий в кресле сухопарый мужчина оглянулся на вошедшую супругу и приветливо улыбнулся. Его примеру тут-же последовали оба ученика, готовые побежать навстречу матери:
- Мы еще не закончили урок, - упредил отец их желание на русском языке. – Итак, кем был наш прапрадедушка?
- Он был терским казаком, - в два голоса ответили по русски же дети. И добавили. – Мы тоже потомки терских казаков.
- Откуда ваш пращур был родом?
- Из станицы Стодеревской, - отозвался мальчик, продолжая коситься на мать.
- Где находится эта станица?
- В России, - подсказала брату сестра.
- Захар это знает, - вежливо напомнил отец дочери. – Я прошу его ответить более подробно.
- На Кавказе, между Моздоком и Ка... Ка.., - мальчик вильнул глазами теперь на своего учителя.
- ...кизяром, - снова не утерпела с подсказкой девочка.
- Не кизяром, а Кизляром, - поправил отец. – Это такой маленький дагестанский городок.
- Меньше нашего Обревиля? – поинтересовался Захар.
- Когда твои прадеды жили на Кавказе, то наверное, а в нынешнее время мы не можем сравнить оба этих города, потому что нас в Россию не пускают.
- Коммунисты? – не унимался мальчик.
- Коммунисты в первую очередь, - подходя к столу, сказала Мария тоже по русски, но с милым французским акцентом, выдававшим в ней уроженку провинции Бордо. Затем она обратилась к супругу. – Серж, прости пожалуйста, если вы будете заниматься еще долго, то я пройду в твой кабинет и покручусь в Интернете. Мне кое-что надо проверить.
- По нашему делу? – посмотрел мужчина на Марию.
- Да, есть новая информация.
- Мы уже заканчивали. Если позволишь, я присоединюсь к тебе.
- Я этому только обрадуюсь.
Через несколько минут детей забрала гувернантка, и супруги направились в рабочий кабинет Сержа, который находился в другом крыле здания. Они прошли по коридору, увешанному картинами из рыцарских времен с портретами предков бывших хозяев, к которым добавилось несколько работ более позднего периода, с изображениями лиц новых владельцев замка. В родовой вотчине рыцарей ничего не менялось веками, имея свойства лишь прибавляться. Таковы были правила, навязываемые в полном смысле слова званиями и титулами претендентов на эти титулы со званиями, добивавшимся их. В кабинете Серж подключил компьютер к сети, вошел в Интернет.
- Ты должен найти сайт аукциона «Сотбис», - подвинув стул ближе, попросила Мария.
- Ты думаешь, что они сейчас предложили что-то необычное? – спросил ее супруг.
- Сегодня мне передали информацию о том, что какой-то господин выставлял на продажу диадему работы итальянца Николо Пазолини. Ту самую, которую люди ищут почти два столетия.
- Вот как! – бегая по клавишам и щелкая мышью, воскликнул Серж. - И когда это произошло?
- Несколько месяцев назад.
- А почему об этом стало известно только сейчас?
- Потому что лот выставлялся инкогнито и информация о нем тут-же была снята.
- Тогда мы опоздали, раритет давно ушел в другие руки и отыскать нового его хозяина мы едва ли сумеем. Существует правило, что имена владельцев редкостей, сохранившихся в единственном экземпляре, не разглашаются.
- Получается, что и старого хозяина мы тоже вряд ли найдем, - вздернула плечами Мария. – Но если у нас что-то выйдет, то мы сможем зафиксировать тот факт, что сокровище наконец-то выплыло из тени забвения.
- Давай попробуем.
Они долго перебирали множество документов, опубликованных на портале известной всему миру конторой, останавливаясь только на том, что им было нужно. Но все попытки оказались тщетными, даже намека не было на то, что изделие на самом деле выставлялось на продажу. В конце концов, Мария откинулась на спинку стула и обхватила затылок руками, видно было, что мысли о диадеме не покидают ее голову.
- Очень жаль, что мы не имеем возможности посетить Советский Союз прямо сейчас, - сказала она. - Многое могло бы проясниться.
- Что именно? – оставляя в покое мышь, повернулся к ней Серж, лицо которого тоже успело посереть от напряжения.
- Если ты помнишь суть нашей семейной легенды, то вначале пути из Франции в Россию твой пращур со своей невестой посетил какого-то русского дворянина в Новгороде.
- Ну и что? – массируя виски, пробурчал супруг.
- Вполне возможно, что диадема оказалась среди тех драгоценностей, которые Дарган Дарганов передал столбовому дворянину, этому князю по фамилии Скаргин.
- Ты даже фамилию запомнила, - почти не удивляясь способностям супруги акцентировать внимание на нужных вещах, отозвался Серж. – Хочу тебе напомнить, что с тех пор по России прокатилась такая волна грабежей и репрессий, что от бояр с князьями не осталось и рожек с ножками.
- Какие-то документы все равно обязаны были сохраниться, не окончательно же твои бывшие соплеменники превратились в варваров, отринувших свое цивилизованное прошлое.
- Не знаю. На экранах телевизоров нам показывают лишь кумачевый цвет советских флагов с серпом и молотом в левом верхнем углу.
Мария машинально усмехнулась и снова окунулась в свои размышения. Со стены за супругами наблюдал их дед, тот самый генерал, который был правой рукой де Голля, сташего после Второй мировой войны президентом Франции. Фотография была черно-белая, она не могла передать радужных красок от боевых орденов и медалей, украсивших грудь старого вояки до самого генеральского пояса. Но пристальный взгляд умных глаз будто принуждал вспомнить любимую поговорку прямого родственника: любое дело нужно доводить до конца. Серж покусал нижнюю губу и потер виски пальцами:
- В твоих рассуждениях что-то есть, - встряхнулся он. – Кстати, господином, предлагавшим сокровище на лондонском аукционе, мог оказаться потомок и русского дворянина, ныне живущий, например, у нас на Западе.
- Не исключен и такой вариант, потому что из России дотянуться до английской фирмы по продаже мировых раритетов вряд ли получится, - встрепенулась и Мария.
- Наша задача немного упрощается, - прищелкнул пальцами ее супруг. – Если все так, как мы думаем, мы имеем право заняться подробными изысканиями у себя.
- Я бы не спешила вычеркивать из списков Россию, - не согласилась Мария. – Мне кажется, что именно в этой стране спрятаны корни всего. В том числе, корни мировых проблем.
- Должен тебя разочаровать, здесь этих самых проблем не просматривается. Не пройдет и десятка лет, как мы сможем пересечь границу Советского Союза, и оказаться не только на родине своих предков, но и посетить Великий Новгород, заинтересовавший нас.
- Ты это о чем? – воззрилась супруга на мужа. – Советский Союз, по моим понятиям, это монолит, рассчитанный на тысячелетия. Вряд ли коммунисты выпустят из рук мечту, к которой стремится весь мир.
- Ошибаешься, дорогая, эта мечта почти растворилась дымком от твоих дамских сигарет. Коммунизм, это миф, неосуществимый на практике, - развернулся к ней на стуле Серж. – Доказано умами воистину планетарными, а не сумасбродным Марксом с его последователями, что равенства в природе не может быть в принципе. Мы равны лишь перед Господом, имеющим право на все, в том числе на нашу с тобой жизнь.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Только одно, что социалистический строй в Советском Союзе прогнил насквозь.Через пять лет, максимум, через десять мы обязательно поедем на родину моих предков.
- Почему ты пришел к такому заключению?
- Страной Советов правят одни старики, они будто по велению самой природы оказались бесплодными, не оставляя после себя преемников. Эти старики довели русских до нищеты.
- Но пять лет, это очень большой срок. За это время и здесь можно успеть сделать многое.
- Разве я предложил тебе свернуть поиски диадемы?
- Ну хорошо, пусть будет по твоему, - немного подумав, решила не осложнять отношений с супругом Мария. – Кстати, я ожидаю одного очень важного звонка.
- Вот и отлично, будем считать, что наша работа на месте не стоит...
Молодая женщина уже почистила зубы, она успела принять душ в ванной комнате, собираясь к отходу в сон. Она стояла перед зеркалом в резиновых шлепанцах,замотанная до половины махровым полотенцем, когда оставленная на тумбочке новинка – сотовый телефон, подал длинный сигнал. Она нажала на кнопку приема и поднесла трубку к уху. Совсем рядом послышался голос Мишеля Марли, дневного ее собеседника. Он сразу перешел к делу:
- Мадам де Арган, мне удалось узнать кое-что по интересующему вас вопросу. Как передать вам новые сведения?
- Диктуйте, Мишель, я внимательно вас слушаю.
- А следует ли доверять этим незнакомым машинкам, которые у нас с вами в руках?
- Сотовым телефонам? Думаю, что да, это та же рация, сигналы от которой можно запеленговать лишь специальными устройствами. Но разве мы с вами представляем для кого-то государственный интерес?
В трубке засмеялись и переключились на серьезную беседу:
- Моя деловая встреча в кафе «Ла Мейсон Розе» прошла удачно, я узнал еще некоторые подробности по тому вопросу, который мы с вами обсуждали накануне.
- Очень хорошо, и что же вам удалось раскопать новенького?
- Известный нам раритет предлагал русский по фамилии Барсуков. По непроверенным пока данным, этот человек бывший моряк, года три назад он попросил политического убежища у голландцев, сойдя на берег в портовом Роттердаме. Сейчас он живет в английском Эпсоме, это почти пригород Лондона, какой-то десяток миль. Имеет собственную двухэтажную виллу, подвизается на лондонской торговой бирже в качестве мелкого маклера.
- Это все?
- Почти, мадам де Арган. На «Сотбис» в качестве продавца он выступает не впервые, до этого там же им были предложены изделия с вензелями русских царей, начиная с эпохи Ивана Грозного. Думаю, что именно на них бывший моряк сделал себе небольшое состояние, позволившее ему выкупить особняк в пригороде Лондона и заиметь собственное небольшое дело – у него лавка по скупке старинных вещей.
- А сокровища из европейских королевских дворов этот Барсуков на продажу не выставлял? – после некоторой паузы спросила Мария.
- Про это мне ничего неизвестно.
- Мишель, у вас, случайно, не завалялся адрес моряка?
- Нет, мадам Мария, только то, что я уже сказал, - усмехнулись в трубку. – Русский Барсуков был птицей невысокого полета, особого интереса для значительных фигур из коллекционеров он из себя не представлял. Лишь сейчас им заинтересовались, думаю, не надолго. Если серьезная вещь каким-то чудом оказалась у него, то это еще ни о чем не говорит.
- Согласна, и все-таки проверить бы все это не мешало, - раздумчиво проговорила молодая женщина.
- Прошу прощения, мадам де Арган, но данный вопрос в мою компетенцию пока не входит, - вежливо напомнили через расстояние. – У меня с вами договор только о том, чтобы отыскать хоть какие-то следы указанной вами вещи.
- Я поняла, спасибо за информацию, Мишель, - поблагодарила Мария своего собеседника. - И все-таки, если узнаете что-либо новое о моряке, я не останусь перед вами в долгу.
- Вряд ли это получится, но буду стараться. Хотя, я бы поехал в Эпсом и сам разобрался бы во всем на месте. Если, конечно, дело этого стоит. Мои возможности, к сожалению, не столь велики.
- Еще раз спасибо, Мишель, я вам признательна.
Мадам Мария выключила сотовый телефон и посмотрела в сторону двери, ведущей из ванной комнаты в короткий коридор, заканчивающийся спальными покоями. Она уже сделала несколько шагов к выходу, но почему-то раздумала браться за ручку двери. Прошла к фигурному зеркалу на стене и с пристальным вниманием принялась разглядывать свое отражение в нем. Она будто хотела сравнить свои мысли с мыслями своего двойника, повторяющего каждое ее движение.
Пассажирский паром с отсеками для автомобилей в трюме прибыл из французского Дюнкерка в английский Дувр и, развернувшись кормой, пришвартовался к пирсу. Из кают первого класса вышли пассажиры, спустились по трапам вниз и сразу направились к своим машинам, путь которым был открыт по откидному борту. Время для этой категории людей считалось бесценным. До полудня было далеко, и хотя небо на западе здорово хмурилось и напрашивался нудный мелкий дождь, солнце над Дувром еще светило вовсю. Мария подхватила супруга под руку и устремилась вместе с ним в грузовой отсек. Там они быстро отыскали свой голубовато-серый «пежо» эконом-класса, отличие которого от элитарного«ситроена» было в обыкновенной пронырливости вместе с выносливостью. Быстро поделив места за рулем, они забрались в салон и Мария надавила на педаль газа. На берегу она подала через окно документы пограничнику, всем своим видом показывая, что очень торопится. Офицер ухмыльнулся и почти не проверяя визы в паспортах, вернул их владельцам. Супруги не стали усложнять себе задачу, они решили проехать по побережью до такого же портового Фолкстона и уже оттуда через Ашфорд с Тонбриджем и Райготом добраться до Эпсона, сокращая путь и вдобавок избегая вечных пробок в английской столице.
Через тройку часов конические крыши небольшого городка Райгот, крытые красной черепицей с высокими черными трубами над ними,остались позади, широкий автобан с современным дорожным покрытием устремился к городку Гилфорт, одинаково аккуратному. На середине пути дорога, нужная путешественникам, отворачивала направо, как раз на повороте стояла харчевня, славившаяся отменной кухней. Супруги успели проголодаться, они не сговариваясь решили провести время в уютном зале с большими цветами в кадушках у окон. В этот день в меню преобладали морепродукты. Мария, покончив с наваристым черепаховым супом, принялась за моллюсков, ловко выковыривая их зубцами вилки из раковин.
- Мы долго говорили с тобой об этом Барсукове, но не продумали самого главного - как будем ему представляться, - с аппетитом заглатывая морского обитателя в собственном соку, посмотрела она на мужа.
- А к чему нам представляться, думаю, что этому человеку главное деньги, - не отставал в еде от супруги Серж. - Сначала постараемся завести разговор в общих чертах,а потом,когда добьемся его расположения, попробуем спросить о диадеме напрямую. Если раритет попал к нему случайно, он не станет ходить вокруг да около, а сразу расскажет суть дела. А если этот Барсуков каким-то образом причастен к истокам появления сокровища у него или у его предков, тогда раскрутить его будет труднее. Вряд ли он согласится назвать какие-либо имена вообще.
- И нам останется лишь ждать нового появления диадемы на аукционах, или пользоваться слухами о ней, которых вокруг множество, - продолжила Мария предположения мужа. – Нас ждет не слишком веселая перспектива оказаться в роли новичков, водимых за нос.
- Новичками по части раритетов мы были всегда.
Когда путешественники отъехали от кафе на приличное расстояние, небо окончательно нахмурилось и заморосил нудный дождь, столь привычный для английских пейзажей. Мария включила стеклоочистители, подняла боковое стекло со своей стороны, ее спутник пока наслаждался прохладой, пахнувшей на него, с запахами луговых трав и цветов. Он лишь убрал локоть с края окна и застегнул плотную рубашку на верхнюю пуговицу.
- А если бывший русский предложит нам выкупить у него диадему прямо сейчас? Вдруг он снял лот по той простой причине, что передумал ее продавать на виду у всего мира? – вильнула глазами на соседа по салону Мария. – Достаточно ли окажется у нас денег на чековой книжке, захваченной с собой?
- Это будет зависеть от того, сколько Барсуков запросит за раритет, - отозвался Серж. – Но скорее всего, дорогая, нас ждет большое разочарование.
- Ты это о чем?
- Лот с дидадемой был моментально перекуплен каким-нибудь толстосумом из американских евреев. Эти люди весьма охочи до всего необычного.
- Разве представители других наций чем-то от них отличаются?
- Весьма существенно. Например, полотна Модильяни, написанные в стиле модерн с глубоким интимным уклоном, долгое время никого не интересовали в Италии,на исторической родине творца. Как впрочем работы голландца Ван Гога, нашего Клода Манэ с их поздними последователями нового направления в живописи Марком Шагалом или Пабло Пикассо. Последним двум повезло значительно больше, потому что они шли путем уже проторенным. И только когда итальянский художник приехал в Париж, где, кстати, познакомился с Анной Ахматовой, поэтессой и моей соплеменницей, с которой нарисовал не один портрет, его начали признавать. И в первую очередь это сделали богатеи с еврейскими фамилиями.
- Амедей Модильяни умер не признанным.Я слышала, что на его похороны собирали даже деньги.
- Я говорю тебе не о жизни творца, а о том, кто первым обратил на его творчество внимание.
Из дождливого тумана выросли невысокие усадьбы жителей городка Эпсом с аккуратненькими ажурными заборчиками вокруг почти одинаковых участков и с обязательными гаражами сбоку коттеджей. Мария проехала до площади и остановила «пежо» рядом с палаткой с вывеской на ней, говорящей о том, что здесь находится справочное бюро. Она вышла из машины, нырнула под козырек крыши.
- Скажите, мисс, как мне узнать адрес мистера Барсукова, поселившегося в вашем городе года три назад? – спросила она у пожилой леди с высокой прической под Елизавету Вторую. У нее были волосы с голубоватым отливом и в крупных завитках.
- Миссис, у вас об этом мистере больше нет никаких сведений? – подняла дама на клиентку немного выпуклые голубые глаза под высокими бровями. – Откуда он приехал, чем занимается?
- Кажется, он переехал в Эпсом из Голландии, из Роттердама. Работает мелким маклером на Лондонской товарной бирже.
Почтенная леди долго не отвечала, затем нажала на какую-то кнопку и вытащила из аппарата справку. Нацепив на нос очки с круглыми стеклами, она прочитала то, что выдала машина:
- Барсуков Николай Васильевич, русский, 1950 года рождения, уроженец города Новгорода, находящегося в Советском Союзе.
- Кажется, так и есть на самом деле, - не удержалась от восклицания молодая женщина.
- Заложил принадлежавший ему особняк на Грей стрит и отбыл в Нью-Фаундленд, Новая Зеландия, - пожилая леди оторвалась от бумажки. - Миссис, вы об этом русском запрашивали сведения?
- Вот как! Да, я хотела узнать именно о нем.., – опешила Мария. – А когда это произошло?
- Всего несколько недель назад, миссис.
- Ах, как жаль! – молодая женщина невольно прижала руки к груди. – Нам так хотелось встретиться с этим господином.
Дама в возрасте с пристальным вниманием обследовала фигуру клиентки с ног до головы, черты ее благородного лица, выражавшие невозмутимость, переплавились в соучастие. Наконец она сняла очки и воззрилась на Марию выпуклыми своими глазами:
- Я хочу дополнить вам скупые сведения, почерпнутые из справки, - принимая оплату, доверительно сказала она. – Если, конечно, вас это заинтересует.
- Я буду признательна, - подошла поближе Мария.
- Городок у нас маленький и мы знаем друг о друге почти все. Так вот, месяца три назад за этим русским Барсуковым велась настоящая охота. Вы не поверите, миссис, но в него даже стреляли, - пожилая леди расширила зрачки и понизила голос. – Говорят, что из России, из которой он сбежал, этот господин привез несметные сокровища. Часть из них он вложил в особняк на Грей стрит, часть пристроил на лондонской товарной бирже. Но самые главные драгоценности хранились у него в доме. Когда он попытался выставить на аукционе в «Сотбис» что-то очень серьезное, его тут-же начали преследовать грабители. Я слышала от одного весьма уважаемого человека из нашего городка, что этот русский не продал того, что предложил, а снял свой лот и немедленно стал готовиться к отъезду.
- А кто за ним охотился? – не удержалась от вопроса Мария.
- Про этих людей вам вряд ли кто расскажет, - поджала полноватые губы дама. – Но они были весьма серьезными представителями преступного мира. Соседи русского видели, что бандиты приезжали к нему на роскошных автомобилях и первое время вели с ним долгие беседы.
- В чем заключался смысл этих бесед, спрашивать у вас бесполезно, - улыбнулась молодая женщина. - Большое спасибо, мисс, я вам очень признательна. Дорогу до Грей стрит, надеюсь, мы найдем без проблем.
- Вы желаете поговорить с соседями? – догадалась сообразительная сотрудница справочного бюро.
- Хотелось бы, раз уж мы приехали сюда.
- Тогда я посоветовала бы вам обратиться к мистеру Кельвину Паркинсу. Когда господин Барсуков поселился в нашем городке, он вначале завязал дружбу с ним. Их виллы располагались рядом.
- Мистер Паркинс живет там и сейчас?
- Конечно, куда же ему деваться. У него никогда не было русских драгоценностей, на которые можно разъезжать по всему миру.
Грей стрит оказалось одинаковой улицей со всеми другими в городке, с чистенькими тротуарами и палисадниками с цветущим кустарником за невысокими заборчиками из сетки-рабицы. Первый же прохожий указал на дом Паркинсов, стоящий на перекрестке сразу за светофором. Путешественники подкатили к воротцам и вышли из машины, Мария нажала на кнопку звонка, прикрепленную на одной из стоек с табличкой под ней. Немного подальше от виллы высился почти такой же особняк из двух этажей с выходящим на улицу маленьким балконом. Разница была лишь в том, что на одной его стене красовался нарисованный красками советский военно-морской флаг со звездой и якорем на нем, да перед входом в дом висела начищенная до блеска корабельная рында. Мария переглянулась с мужем, но промолчала. В это время на присыпанной щебенкой дорожке показался высокий человек плотного телосложения, он был в пижаме, в брюках и в шлепанцах. На вид ему было не больше сорока лет и внешность его говорила о том, что он занимается кролиководством в домашних условиях. Не доходя до калитки метров трех, мужчина остановился, пристально вгляделся в потревоживших его покой молодых людей и спросил:
- Господа, вы кого-то ищете?
- Нам хотелось бы познакомиться с мистером Паркинсом, - откликнулась Мария. – Вы не подскажете, где его можно увидеть?
- Это я, - после недолгой паузы отозвался хозяин виллы. – Что вам от меня понадобилось?
- А к вам нельзя пройти? – заторопился с просьбой Серж. – Разговарить через забор, простите, как-то неудобно.
Мистер пожевал губами, по его полноватому лицу забегали неясные тени, видно было, что он почему-то насторожился. Наконец он вскинул голову с коротко подстриженной рыжеватой шевелюрой и поинтересовался?
- Позвольте вас спросить, кто вы и откуда? По вашей одежде и по автомобилю можно судить, что вы приезжие.
- Это правда, мистер Паркинс, мы только что приехали из Франции, - покосившись на супруга с осуждением за его поспешность, сказала Мария. – Если позволите, у нас к вам всего несколько вопросов.
- Задавайте.
- Прямо с этого места, где мы стоим?
Мария почувствовала, что ее с мужем не желают впускать даже во двор, она поняла, что за странным поведением хозяина кроется не английская чопорность, приправленная доброй порцией собственничества, а какая-то тайна, не слишком приятная для всех троих, и в первую очередь для них, решивших напроситься в гости к Паркинсам. Краем глаза она вдруг заметила, что на другой стороне улицы,невдалеке,остановился американский «Форд» с затемненными стеклами.Пассажиры дорогой машины не спешили покидать салон, они даже не заглушили двигатель. Примерно так-же вел себя хозяин особняка, не торопившийся принимать окончательного решения. Наконец мистер покривил маленький рот, как у всех истинных англичан, с невыразительными губами, и пробурчал:
- Чтобы перейти к более тесному с вами контакту, я должен знать, что привело вас ко мне.
Мария покосилась на супруга, он тут-же показал ей глазами, что пора открывать цель своего приезда в этот английский городок. Серж тоже заметил автомобиль с американскими номерами, подкативший поближе к ним, и понял, что русский Барсуков интересовал не только их. Скорее всего за бывшим советским моряком охотилась вся американская мафия впридачу с итальянской коза нострой. Они приехали сюда если уж не из силицилийского Палермо, то из Нью-Йорка точно, из самого гангстерского его района Брайтон Бич. Мария перевела дыхание и как можно вежливее сказала:
- Нас интересует ваш сосед по улице, господин Барсуков, - она заспешила, заметив, как подобрался после этих слов мистер Паркинс. – Мы хотели бы узнать, где его можно найти, а если он поменял место своего жительства, то по какой причине это сделал. И как давно.
Но последний вопрос оказался звуком, посланным в никуда, хозяин особняка отмахнулся от него как от осы и заторопился обратно в свой дом. Широкая спина его как-то странно ужалась, весь он стал похож на человека, которого забросали тухлыми яйцами.
- Мистер Паркинс.., - попыталась Мария остановить мужчину. – Мистер, у нас нет никаких дурных мыслей, всего два слова...
Но господин уже скрылся в дверях виллы, слышно было, как громко щелкнули мощные запорные замки. Серж взял жену за руку и повлек ее к машине, припаркованной к бордюру, он кожей почувствовал, что за всеми их действиями неотрывно следят люди, находившиеся в салоне «Форда» с тонированными стеклами
Когда «пежо» выкатился за окраину города и на широком автобане набрал скорость, сидящий за рулем Серж повернулся к жене:
- Ты ничего не видишь позади нас, Мария? - спросил он. - С моей стороны зеркало заднего вида покрылось серой пеленой.
- Нет, дорогой, я тоже не вижу ничего, - откликнулась супруга, она оглянулась, заднее стекло оказалось затянутым синеватым дымком от разницы температур внутри салона и за бортом автомобиля. – Но я знаю наверняка, что те парни на «Форде», которых мы видели возле виллы Паркинса, идут за нами след в след.
Некоторое время было слышно лишь шмелиное гудение мотора, работавшего как часы, стеклоочистители исправно разгребали влагу, на несколько секунд открывая взору мокрое полотно дороги впереди. Фары, включенные на ближний свет, отражали лишь косые струи дождя, конца которому не было видно. И какое время суток успел растворить в себе этот бесконечный дождь – день ли, вечер, а может быть раннее утро - сидящим в автомобиле было уже все равно, потому что это все отражалось в одном темно-сером цвете. Лишь часы на передней панели бесстрастно отщелкивали красной секундной стрелкой деление за делением, неторопливо спихивая за спину черной своей подруги и сами цифры.
Позади «пежо» остались Райгот, за ним Тонбридж, но картина вокруг не менялась. В какой-то из моментов показалось, что американцы решили пойти на обгон, они вырвались из пелены дождя и замигали фарами. Серж прибавил газу, он решил испытывать судьбу до конца, чтобы ни ждало его с женой впереди. На почти безлюдном шоссе помощи ждать не приходилось ни от кого. И мощный «Форд» отстал, снова растворился за спиной в сером безмолвии.
- Может быть нам следует предупредить местную полицию о погоне за нами? – Мария вытащила из сумочки сотовый телефон, повертела его в руках. – Как ты считаешь?
- Ты думаешь, что эта штука сработает и здесь? – с сомнением похмыкал супруг. – Мне кажется, он настроен только на нашу страну.
- Эта связь спутниковая, с помощью этой коробки я смогу дозвониться хоть до Америки.
- И кого ты призовешь к нам на помощь, американских копов? – заставил себя улыбнуться Серж. – Я не уверен, что в Англии полицейские участки успели снабдить сотовыми телефонами. Пока ими пользуются только избранные.
- К тому же, я не знаю их номера...
На одном из крутых поворотов американцы снова стали приближаться к беглецам. Мимо «пежо» прогрохотала парочка безразмерных трейлеров, обдавших машину валами брызг. Стеклоочистители заработали с удвоенной энергией.
- Только бы этим недоумкам не пришло в голову устроить нам аварию. Места здесь безлюдные, а дорога скользкая, - снова решила Мария поделиться с мужем не слишком веселыми своими мыслями. – Для них это пустяковое дело.
- Перестань фантазировать. Насмотрелась американских боевиков и вообразила себе черт знает что, - пробурчал Серж, не отрывая взгляда от дороги. – Ты подумала о том, что сейчас сказала?
- Тогда разъясни мне, пожалуйста, зачем они увязались за нами? – в глазах женщины появился тревожный блеск.
- Затем, чтобы узнать, кто мы такие, откуда приехали. И почему заинтересовались русским Барсуковым.
- Но мы к вилле этого Барсукова не подходили.
- Зато имели контакт с его другом.
- Хорошо, а что же дальше?
- Они отстанут от нас, как только мы приедем в Дувр и погрузимся на паром, - пояснил Серж, добавив в голос мягкости. – Прежде чем устраивать нам аварию, им надо убедиться, что мы этим людям не являемся прямыми конкурентами.
- Но если бандиты за нами увязались, значит, они так и думают.
- Не уверен. Сначала им надо это доказать...
До самого Дувра неизвестные люди из автомашины, пристроившейся в хвост Сержа с Марией, больше не пытались их обгонять, не говоря о том, чтобы устроить им аварию. А спустя пару недель, когда молодая женщина снова находилась в кабинете своего супруга, просматривая лоты, выставленные на аукционе «Сотбис», зазвонил сотовый телефон. Она долго пыталась выяснить, кто набрал ее номер, но трубка упорно молчала. И тогда Мария поняла, что угроза, исходившая от незнакомцев, притормозивших возле особняка Кельвина Паркинса в английском городке Эпсоме, которую они с Сержем почувствовали шкурой, не собирается исчезать бесследно. Она лишь ждет своего часа, чтобы нанести упреждающий удар по ним, проявившим нежелательный кому-то интерес к диадеме работы итальянского ювелира Николо Пазолини. Мария посмотрела на портрет знаменитого деда, висевший на стене напротив, и еще крепче сжала зубы. У нее тоже был галльский характер, не уступавший в упорстве достижения цели казачьему характеру ее мужа.
Глава третья.
Подвижное войско из терских казаков, призванных из нескольких левобережных станиц, третий день подряд пробивалось по горным дорогам к логову имама Шамиля, предводителя кавказских абреков. Станичников вел полковник Панкрат Дарганов, возведенный в этот чин на войсковом кругу после гибели его отца Даргана Дарганова и назначенный этим же кругом походным атаманом. Вокруг возносились в небо неприступные скалы с снежными вершинами, закрытыми облаками, они вставали на пути войска, ощетинившегося пиками, отвесными стенами, заставляя вновь и вновь спускаться в узкое ущелье с гремящей по его дну горной речкой, заваленной обломками скальных пород. Другой дороги больше не было.Лошади острожно переставляли копыта, нащупывая твердую поверхность, и все равно нескольких из них, поломавших ноги, пришлось прирезать. Позади осталась Большая Чечня с равнинными и горными чеченскими аулами, которые терцы старались обходить стороной, чтобы не ввязываться в бой раньше времени. Впереди вздыбился такой же непокорный Дагестан с не одним десятком народов, объединенных Шамилем в мощный кулак, враждебный Российской империи. Редкие селения, состоящие из нескольких саклей, здесь были недосягаемыми, они ютились на головокружительной высоте и походили на орлиные гнезда с выбившимся из них пухом – такими казались снизу стены домов, сложенные из обломков скал. Пока все было тихо, уверенные в своей недоступности, горцы не слишком заботились о безопасности, забывая выставлять наблюдателей. Но тишина эта могла взорваться в любой момент, потревоженная всего одним гортанным возгласом. И тогда сверху ринулись бы на дно ущелья каменные водопады, а удальцов, пожелавших потревожить этот край своим появлением, из-за каждого угла поджидала бы смерть ввиде ружейного дула или острой сабли.
Панкрат понукал своего кабардинца вперед, сейчас им владела только одна мысль, вызывающая чувство мести за своих родственников. За месяц, пролетевший с того момента, когда абреки похитили его меньшего сына Павлушку с младшей сестрой Марьюшкой, а отец был убит выстрелом чеченского разбойника, он с братьями и зятем, французом Буалком, так и не вышел на горцев, причастных к трагедии всей семьи. Никто из пленных абреков тоже не решился указать на место пребывания исполнителей мести, чтобы отнять у них сестру с сыном, или хотя бы выкупить их за деньги.А если не получилось бы ни одно,ни другое,отомстить им по законам гор за все преступления. И полковник сам решил добраться до логова имама Шамиля, главного виновника семейной трагедии, укрывшегося в неприступном дагестанском ауле Гуниб, чтобы вытрясти из него разбойничью душу и поставить в споре казачьих с чеченскими родов окончательную точку. В том же ауле прятались и другие кровники Даргановых. Русские военачальники при штабе в Кизляре отказались поддержать затею атамана. Они по прежнему считали, что имам ничего из себя не представляет и поймать его проще пареной репы, было бы желание на то государя императора. Мало того, эти начальники стали препятствовать походу, объявив внеочередной призыв терцов на службу в Санкт-Петербурге, и отсылая их на турецкие кордоны. Взбешенный отказом русских, которым служил верой и правдой, Панкрат с братьями вскочили на коней и поскакали по станицам, поднимая терцов на басурманов. Они объехали четыре казачьих поселения – Червленую, Ищерскую, Шелковскую и Наурскую – ни в одной из них не узнав отказа. Вооруженные до зубов сотни собрались в станице Стодеревской, на дух не воспринимая отговорок москальских штабистов. На следующую ночь все они переправились через Терек и устремились на вражескую территорию. Им удалось проскочить незамеченными большую часть расстояния до змеиного гнезда, а потом сама природа встала на их сторону, по утрам и ближе к вечеру напуская в ущелья клубы тумана.
Солнце, зажатое между двумя горными грядами, начало клониться к самой высокой из вершин, собираясь за нее закатиться. Блики от лучей стали не такими яркими,сверкая лишь на наконечниках пик. День только перевалил на вторую свою половину, но в горах это не имело никакого значения, здесь ночная мгла могла опуститься задолго до наступления вечера. Ущелье начало закругляться влево, в клекоте речных струй прибавилось мощного рева. И сразу едущий впереди проводник из ногаев, принявших православную веру, поднял монгольскую свою плеть. Панкрат остановил кабардинца, подозвал к себе племянников Чигирьку с Тараской, сыновей дядюки Савелия. Молча указав на проводника, застывшего на месте, заставил их наклониться к его лицу и приказал, перекрывая грохот водного потока:
- Спешивайтесь и бегите узнавать у ногая, что он такого заприметил.
Казачки, успевшие показать себя в военном деле с лучшей стороны, хорьками заюлили между валунами, перегородившими русло реки, чуть умерившей за лето свой норов. В другое время года пройти вдоль русла было бы невозможно. Через несколько минут они вновь взлетели в седла:
- Там Шамилевы дозорные, дядюка Панкрат, - доложил Чигирька, поправляя папаху рукой, выскочившей из широкого рукава черкески. – Они устроили за поворотом пост на вершине скалы и запалили костер.
- Сколько их, не сосчитали?
- Дюже далеко, и гребень на скале обзор загораживает.
Панкрат поднял голову, обследовал отвесную стену ущелья с неприметными глазу уступами, медленно повел по ней взором до поворота, скрывавшего дозорных. Зацепиться было не за что, хотя верх ущелья, скорее всего, соединялся со скалой, на которой был разведен костер. Кое-где из трещин росли кусты, ветви от которых стлались по отвесу, но они располагались далеко друг от друга. Да и вряд ли эти кусты выдержали бы вес человеческого тела. Панкрат задумчиво покусал концы усов, возникшая проблема заставила его наморщить лоб. Поворачивать назад после почти трехдневного перехода было смерти подобно, но продолжать движение вперед тоже не имело смысла, потому что за поворотом казаков ждала та же самая смерть в виде громадных валунов, которые абреки сбросили бы на головы терцов. Полковник снова всмотрелся в стену:
- Чигирька, а если заарканить вон тот куст, а с него попробовать дотянуться до следующего. Не получится? – обратился он к племяннику, успевшему дослужиться до хорунжего. И сам отверг свое предложение. – Вряд ли что выйдет, со второго куста больше соваться некуда.
- Зачем идти по прямой, дядюка Панкрат? – присмотрелся к скале Чигирька, понявший замысел атамана. – Если со второго куста перескочить на тот, что рядом с ним, то от него четвертый, который растет выше, будет уже поближе.
- А дальше?
- Там уступ виднеется, с него начинается трещина шириной с подметку ноговицы.
- Вижу, но за что ты будешь держаться? – прищурился полковник.
- За рваные края трещины, и за воздух, - озорно осклабился казачок. – Лишь бы ступня туда влезла, а там найду, за что уцепиться.
Из середины конников подъехал дядюка Савелий, за ним подтянулись Захарка с Петрашкой, последним показался Буалок с неизменной своей шпагой на боку. Вникнув в суть дела, Савелий, младший брат убитого абреками атамана Даргана Дарганова, со вниманием обследовал путь, по которому его сыну предстояло подняться из ущелья на верх, и взлохматил свой светлорусый чуб:
- Мой Чигирька эту стенку одолеет, но пока он на нее взберется, из него весь дух выйдет. Да и солнышко успеет закатиться за горы, - рассудительно заметил он. – К тому же, мы не знаем, сколько абреков собралось вокруг того костра, а вдруг рядом с ними устроились на отдых еще с десяток горцев.
- Тогда что ты предлагаешь, дядюка Савелий? – повернулся к нему Панкрат.
- Пусть вместе с Чигирькой полезет кто-то еще, заодно друг друга подстрахуют. Но второго моего сына ты в разведку не посылай. Мало ли что...
- А если из затеи ничего не получится, тогда останется проверенный веками казачий способ, - включился в разговор атаман станицы Ищерской Никита Хабаров, тот самый казак, который был освобожден стодеревцами из плена во время их вылазки в высокогорный аул Цахтуры. – Как только стемнеет, мы обмотаем копыта наших коней тряпками, и пока не взошла луна, попробуем проскочить опасное место.
Захарка выдвинулся вперед и дополнил:
- Если и в этом случае нас постигнет неудача, мы пойдем на прорыв. Ночью абреки вряд ли разглядят, куда бросать камни. В конце концов, это ущелье не бесконечное, да и посты они тоже расставили не по всему верху.
Чигирька и присоединившийся к нему Гришка, сын хорунжего Черноуса, успели спешиться и взять в руки мотки тонкой веревки, скрученной из конского волоса на ткацком станке с вертлявым веретеном. Магазинную бечевку терцы не признавали, считая ее ненадежной. Молодые казаки подошли к стене и стали примериваться, как ее одолеть, за ними взялись следить все станичники, исключая тех, кто подменил ногайского проводника, они не спускали глаз с дозора. Чигирька ловко набросил петлю на корявый куст, росший саженях в пяти от дна ущелья. Подергав за конец, он обезьяной запрыгал по отвесной стене, подтягиваясь на руках, одновременно упираясь ногами в скалу. Скоро казак оседлал ненадежную опору, снял с нее петлю и забросил ее на следующий куст, росший выше. Проверив на прочность и его, поймал брошенный ему Гришкой конец веревки, помог тому подняться к себе, сам той же обезьяной сразу отправился покорять очередную высоту. Так, сменяя друг друга, оба молодца добрались до середины стены. От этого места работа у них должна была пойти веселее, потому что от уступа начиналась трещина, расширявшаяся кверху. Отдохнув, станичники взялись ее обследовать, они по очереди пытались пропихнуть в нее одну ногу, одновременно цепляясь руками за края углубления. Но что-то у них не получалось, дело было в том, что расщелина расходилась вширь намного выше от их папах. Скоро у казаков, собравшихся на дне ущелья, на лица присела озабоченность. Кто-то взялся отвязывать бурки, притороченные за седлами, чтобы сделать из них подобие плаща на случай падения скалолазов вниз, кто-то соединял веревки концами и с длинным канатом готовился поспешить на помощь товарищам. Панкрат покосился на дядюку Савелия, обливавшегося потом, он и сам рукавом черкески незаметно смахнул со лба обильную влагу.
- Видать, не рассчитали казачки, - хрипло высказал свое предположение какой-то урядник из наурцев. - Снизу-то оно всегда кажется удобным.
- Теперь и назад не всякий сможет повернуть, - с тревогой проговорил его товарищ.
- Не каркайте, - оборвали их сразу несколько голосов. – Не видите, примеряются они.
- Дай-то бог, иначе казачков придется ловить, как тех станичных воробьев...
Наконец Чигирька взобрался сначала на подставленное колено Гришки, распластавшегося по стене, затем кошкой запрыгнул ему на плечи. Вытащив кинжал из ножен, он воткнул его в щель сбоку себя, опираясь на рукоятку, умудрился подтянуть одну ногу и просунуть ее вовнутрь этой узкой расщелины. Затем передвинул кинжал еще выше, прилип телом к скале. До очередной более-менее надежной опоры - корявого куста – оставалось сажени три. Шевеля только руками, казачок сумел заарканить ветви и уже по веревке подтянуться до следующего уступа, на котором можно было уместить сразу обе ноги. С крохотной площадки Чигирька более уверенно поднялся еще на один уступ и только потом кинул конец веревки вниз, помогая товарищу преодолеть опасный участок. Когда скалолазы, похожие на пауков, продвинулись под самый козырек отвесной стены, никто из станичников не сомневался, что и этот выступ они возьмут походя. Ведь за ним их ждала свобода и сама жизнь.
- Кажись, сподобились станичники вознестись под самые облака, - облегченно перевел дыхание урядник из наурцев.
- Не каркай, - снова оборвали его, но без напряжения. – Когда закинут ноги на вершину, тогда и крикнут свое гоп.
- И это правильно...
Теперь Гришка ловко набросил аркан на камень, притулившийся на самом краю стены, он кошкой вскарабкался на верх. Затем помог Чигирьке одолеть последний барьер, втащив того к себе за шиворот. Снизу было видно, как два молодца встали на краю пропасти и неторопливо принялись сматывать веревку в мотки. Станичники понимали, что ничто не сможет отвлечь их от этого занятия - своими медленными действиями скалолазы гасили возбуждение, накопившееся у них внутри. Они и сами с трудом удерживали радость за соплеменников, заставивших покориться их воле неприступную скалу. Панкрат огладил усы и с улыбкой оглянулся на дядюку Савелия, а тот унимал довольство похмыкиванием в пышные усы. Если бы такое случилось в ином месте и при других обстоятельствах, то по кругу пошла бы гулять восьми стаканная чапура с хмельным чихирем, сейчас же всем приходилось только ждать результата от смелой вылазки собратьев. Наконец скалолазы опустили головы вниз для того, чтобы получить моральную поддержку и подтверждение от командира на свои дальнейшие действия. Панкрат поднял руки и повел ими в сторону поворота. Обе фигуры сразу пропали из поля зрения.
- Никита, помнится, ты был мастак стрелять абреков как бешенных бирюков. Не забыл, как действовал в ауле Цахтуры, когда мы тебя из ямы освободили? - обратился полковник к Никите Хабарову, атаману ищерских казаков.
- Такое забыть невозможно, - откликнулся ищерец. – Я и сейчас готов спросить с них за тот должок.
- Тогда продвинься до поворота и возьми на прицел басурманов, если они вздумают оглядеть дно ущелья.
Сотник перекинул ружье со спины на грудь, спешился и без лишних слов отправился исполнять приказ. Его широкоплечая фигура протиснулась между разведчиками, затерялась в нагромождениях камней. Снова томительная тишина повисла над войском терских казаков, кто-то подбирал повод, готовясь удержать лошадь от рывка, когда по ущелью прокатится гром от выстрелов, кто-то старательно оглядывал себя, проверяя, все ли оружие под рукой. Дядюка Савелий с Захаркой, Петрашкой и французом Буалком снова отправились в середину сотен, на те места, на которых походный атаман приказал им держаться в начале пути. Они понимали, что в отличие от казаков из других станиц, полковник надеется на взаимодействие с ними без слов.
И гром не заставил себя ждать. Сначала выстрел прилетел сверху, от того места, на котором притаились дозорные абреки. Скоро оттуда же раздались заполошные вскрики, их перекрыл залп из нескольких ружей сразу. Панкрат с сожалением подумал о том, что молодые казаки не сумели подобраться к горцам незамеченными и там завязалась драка.Очередной выстрел заставил дернуть шкурой казацких скакунов, но теперь его произвел Никита Хабаров, спрятавшийся между валунами. Ищерец перезарядил оружие и нажал на курок еще раз. Грохот от пальбы смешался с ревом воды, он заполнил стесненное скалами пространство, показалось, будто с вершины в пропасть сорвалась лавина из камней, от которой некуда деваться. Панкрат наклонил пику и пустил кабардинца вдоль русла реки, прятаться было уже ни к чему. Картина, которая открылась его взору, поразила своим величием, одновременно порождая тревогу. Оказалось, что это был выход из ущелья, но приведший в опасный тупик. Дальше пропасть расширялась, образовывая каменный мешок с отвесными скалами вокруг. Река растекалась по пространству, усеянному обломками горных пород, чтобы на противоположной стороне собраться в мощный поток и нырнуть под основание скалы. Абреки устроили засаду прямо перед выходом из ущелья, они могли не торопиться с расправой, позволив незванным гостям собраться вместе. И только после этого разделаться с ними без усилий, обрушив на них камнепад, или прицельно выбивая противников из седла.
Атаман вскинул голову, заметил, что на верху неистово сверкают клинки. И вдруг увидел, как одинокая фигура оторвалась от края пропасти и полетела вниз, не касаясь отвесных стен. До слуха донесся крик ужаса, исторгнутый человеком. Тот упал на камни внизу, он был в обычной черкеске, при кинжале на поясе, но казаки сразу признали в нем дагестанца. Несколько обломков сорвались вслед за ним, но они оказались бессильными вызвать обвал. Через минуту еще один горец раскинул руки над бездной, похожий на коршуна в последнем полете, он тоже шмякнулся сырым тестом на дно пропасти. Казаки молча терзали поводья, не в силах помочь своим молодым собратьям, исполняющим наверху смертельный танец. И сколько он продлится, зависело тоже не от них. Панкрат оглянулся на ищерца, продолжавшего держать на прицеле край скалы, наверное, ему было видно, что там происходит. В этот момент Никита Хабаров кого-то подловил, хотя расстояние до вершины было саженей семьдесят, не меньше. Он замер, принуждая конец дула превратиться в железный отросток его руки, затем плавно нажал на курок. И снова большая человеческая птица распушиила полы черкески вместе с широкими ее рукавами и запарила в воздухе, не снижая скорости перед приземлением. После выстрела сотник вышел из своего укрытия, поставил ружье прикладом на землю, дунул в ствол и забросил оружие за спину. На его лице отразилось спокойствие.
- Чего зенки разинули? – проходя мимо станичников, засмеялся он. – Закончилась комедь с абреками, теперь надо искать выход из этой мышеловки.
Сверху послышались голоса Чигирьки с Гришкой, они пытались что-то объяснить, показывая на ту сторону каменного мешка, под которую устремлялась речка.
- Не пойму я своего Чигирьку, - дядюка Савелий задрал к небу светлорусую бороду и крикнул. – Чего ты гутаришь, сынок?
Петрашка прислушался тоже, приложив к уху сложенную в раструб ладонь. Когда звонкий голос хорунжего в очередной раз прокатился над ущельем, студент посмотрел на старшего брата:
- Панкрат, стена напротив нас неширокая, Чигирька говорит, что она будет саженей в пятьдесят.
- И что он предлагает, расстрелять ее из ружей? – нахмурился полковник. – Или, может, эту скалу расшибить своими лбами?
- Он показывает на речку, мол, она выбегает с другой стороны горы.
Наурский урядник со свистом соснул воздух через зубы и не утерпел с подковыркой:
- А ты спроси у него, за что он хочет сделать нас плавучими гадами? Если сам орел, то другие пускай поползают, так что-ли?
Панкрат спешился и молча пошел к тому месту под скалой, под которое устремлялась река. Он присел на корточки, начал со вниманием присматриваться к тоннелю,пробитому стремительными струями. Свод его поднимался над водой довольно высоко, но он был с такими острыми выступами, что по коже невольно загуляли мурашки. Если этот потолок и дальше продолжал снижаться к поверхности реки, то разбить о него голову и все тело, не представляло труда. Кроме того, отпугивала неизвестность, таившаяся в черной глубине дыры. Панкрат оглянулся на командиров, сгрудившихся за спиной, за каждым из которых стоял не один десяток воинов, и начал вставать с корточек. Вывод напрашивался сам собой, переправиться всем войском по реке во тьме тоннеля не представлялось возможными. Нужно было искать другие пути выхода из этого каменного мешка. На глаза полковнику попался племянник Тараска, вертлявый как его старший брат Чигирька, он спокойно связывал концы нескольких волосяных арканов в одну длинную веревку.
- Я только попробую, дядюка Панкрат, - как давно решенное дело,объявил он о своем намерении. – Если не получится в один момент перебежать на ту сторону, тогда тяните обратно, пока не захлебнулся.
- А если там очередной каменный мешок? – с недоверием уставился на него атаман. – Куда ты будешь соваться?
- Чигирька кричал, что с той стороны простору поболе.
- А как мы узнаем, проскочил ты чертов тоннель или нет?– тоже воззрился на удальца Захарка.
- Наши разведчики и доложат, им сверху все будет видно.
- Пеший пойдешь или с конем?
- С конем веселее. Станичники тоже, если что, со своими лошадьми не расстанутся.
Атаман покосился на дядюку Савелия, который лишь развел руками. Ни слова не сказав, он снова присел на корточки перед дырой. Он понимал, что сотник вряд ли справился бы с норовом своего сына, который был копией его самого. К тому же, удаль и смелость у казаков всегда были в чести. Между тем Тараска передал конец веревки Петрашке, вскочил на своего кабардинца и тронулся к речке. Перед тем, как войти в поток, он широко перекрестился, крикнул станичникам, остававшимся на берегу:
- Казаки, нашим прадедам тоже было не легче, когда они с фельдмаршалом Суворовым переходили через Альпы.
- Правду говоришь, Тараска, - откликнулись терцы.
- А чем я хуже своих предков и родного отца-удальца? – молодец прикрепил пику к седлу и заломил папаху на затылок. - И я эту скалу пройду насквозь.
- Любо! Любо!
- Отцу и сыну!
Тараска огрел нагайкой взвившегося было под ним на дыбы скакуна, заставив того с долгим всхрапом ринуться в поток. Через мгновение обоих поглотила клокочущая бездна. Кольца каната в руках Петрашки, конец которого был привязан к его седлу, начали быстро разматываться. Казаки застыли в напряженном ожидании, лица их стали похожими на обличье каменных идолов, украшавших вершины степных курганов. Не видно было на краю пропасти и Чигирьки с Гришкой, побежавших высматривать казака-удальца. Скоро в руках Петрашки от всего мотка, состоящего из пяти веревок, осталась лишь тройка витков. Панкрат с тревогой посмотрел на младшего своего брата, собираясь отдавать приказ, чтобы он приготовился погнать коня в направлении, обратном течению реки. Слишком много времени прошло с того момента, когда Тараска нырнул в омут. И тут волосяной канат немного ослаб, почувствовалось, что на другом его конце никто не привязан. Студент дернул веревку на себя, начал наматывать ее на локоть, ему бросился помогать Захарка. На краю пропасти показались разведчики, снова звонкий голос одного из них попытался достигнуть слуха станичников.
- Проскочил Тараска, уже на берег вылез, - наконец разобрал их выкрики Петрашка, обладавший отменным слухом. – Братука, надо и нам переправляться, пока абреки не всполошились и не накрыли нас каменным обвалом.
Атаман обвел станичников твердым взором, он уже знал, что первыми начнут переправу его родственники с остальными казаками из станицы Стодеревской.Ведал он и про то, что ему самому следует нырять в тоннель в середине войска. Так учил его батяка, который говаривал, что казачье сословие тот же норовистый конь, любящий, чтобы ему заглядывали сразу и в хвост, и в гриву. Но сейчас он выискивал, кого бы поставить замыкающим, от которого зависело тоже немало.
- Отдавай приказ на переправу, - посоветовал стоявший рядом с походным атаманом дядюка Савелий. – Я прослежу, чтобы она прошла как надо.
Казаки входили в ревущий поток по одному, иногда по двое, и скрывались в темноте тоннеля, на их лицах Панкрат не увидел даже тени сомнения.Когда подошла его очередь,он направил своего коня в воду и, вздохнув полной грудью, пригнул голову. Светлое пятно входа осталось позади, сплошная темень обступила его со всех сторон, показалось, что каменные своды опустились вниз, они начали давить на плечи, заставляя изо всех сил вжиматься в лошадиную холку. Конь взвизгнул и опустил морду к самой воде, оба распластались на струях, перетиравших их словно соломенный сноп, плохо скрученный. Панкрат забыл, где он находится, из всех мыслей осталось лишь желание поскорее вырваться из этого ада. Набрав побольше воздуха, он сунул лицо в ледяной поток, ощущая, как старается тот сорвать с него одежду, как вымывает из-под него все точки опоры, не оставляя надежды на спасение. И когда возникла распирающая ребра боль, когда захотелось оторваться от воды, чтобы вздохнуть в последний раз, жесткие ее косы вдруг начали смягчаться. Скоро они превратились в обыкновенные струи, такие, какие перебирал Терек на мелководье. Панкрат ощутил сквозь плотно сомкнутые веки, что в глаза ему ударил свет. Он поднял голову от конской холки и увидел, что река выносит его на равнину, загороженную со всех сторон крутыми склонами гор. Но это были уже не стены узкого ущелья, давящие на плечи всей своей мощью, по этим склонам можно было подняться наверх и оглядеться вокруг. Кабардинец сам подплыл к берегу и выбрался на откос, с него ручьями потекла вода. Он фыркнул и встряхнулся всем телом, его примеру машинально последовал Панкрат. Станичники уже разделись, они выкручивали одежду, стоя друг перед другом. Невдалеке приводили себя в порядок родные братья с французом Буалком.
- Неужели разбойники тоже пользуются этим тоннелем? – спросил ни к кому не обращаясь Захарка. – Я поначалу подумал, что нас уносит в преисподнюю.
- Для горцев этот путь закрыт, - ухмыльнулся подъесаул Николка, старый друг атамана. – Они навроде тех зверей, рассчитывают не на разум, а только на одно чутье.
- Ты это о чем? – подмигнул станичникам догадливый Петрашка.
- Об этом самом и гутарю. Если бирюков обложить красными тряпками, что получится?
- Они останутся на месте, - громко объявил Захарка. – У них не хватит ума перешагнуть через эти тряпки.
- Ума у бирюков не бывает, они живут лишь своими чувствами. Как наши бабы, - разошелся с пояснениями подъесаул. - Если какую, к примеру, не вовремя всполошить, то она забудет, что казаку требуется и в какую сторону платье заворачивать.
Вокруг грянул дружный смех станичников, довольных успешным исходом дела. Из реки один за другим продолжали выпрыгивать терцы,они спешивались и принимались освобождаться от мокрых черкесок, не расставаясь с оружием. Скоро к берегу подгреб последний из казаков, сотник Савелий, он знаками дал понять Панкрату, что по ту сторону скалы больше никого не осталось. Чигирька с Гришкой тоже успели спуститься с вершины горы, окруженные друзями, они рассказывали, как рассправились с дозорными, но лошадей, которых разведчики привели с собой, оказалось не три, а четыре. Стало понятным без слов, что одному абреку все-таки удалось унести ноги и нападения горцев можно было ожидать в любой момент.Атаман натянул на себя влажные штаны и черкеску, принялся изучать окрестности. Он не знал, в каком углу Дагестана они оказались, населенного разными народами, как Вавилонская башня в проповедях станичного уставщика. То ли у аварцев, соплеменников Шамиля, то ли у кубачинцев-урбуганцев, славящихся своим умением украшать сабли и кинжалы насечками из драгоценных металлов, а так-же чеканкой по меди и медными узкогорыми кувшинами для воды и вина. То ли они пришли в лезгинские владения и все войско уже обложили узколицые джигиты в лохматых папахах. Но то, что аул Гуниб находится где-то рядом, в этом он не сомневался. В любом случае обстоятельства требовали построить войско в боевые порядки и как можно быстрее продолжить движение. До слуха Панкрата, как доказательство правильного его решения, долетело предупреждение, сделанное казаками, выставленными в дозор. Тонкий свист прошил насквозь место временного пристанища, не оставив никого равнодушным к нему.
- Станичники, на конь! – вставляя ногу в стремя, зычным голосом подал команду походный атаман. – Червленцы на левый фланг, ищерцы на правый, стодеревцы посередине. – Убедившись, что весь лагерь пришел в движение, он продолжил отдавать приказы. - Малолетки во второй эшелон, наурцы с шелковцами в засадный полк. Пики подвысь, ружья к бою-у!
Лес пик тут-же поднялся вверх и засверкал наконечниками в солнечных лучах, на их месте в руках воинов блеснули дулами ружья. Панкрат еще не знал, откуда ударят отряды абреков, но то, что не от реки, он был в этом убежден. Горцы не любили воду, как, впрочем, плохо переносили и другие неудобства, и если бы они не обладали повадками разбойников, да не тревожила бы их алчная цивилизация с якобы добрыми к ним намерениями, они бы так и жили в своем каменном веке. Но вот европейско-российская экспансия синдустриализацией повернули звериное свое лицо на неохваченный ихними помыслами юг, и все пришло в движение,унося миллионы жизней ни в чем не повинных людей. Закрутилось, завертелось не на одну сотню лет.
Лавина абреков, числом более двух тысяч сабель, сорвалась с вершины горы, которая была справа от казаков, она походила на селевой поток, вдруг накрывший грязью изумрудную зелень лугов. Лава расползалась по крутому склону, стремительно набирая скорость и охватывая терцов своими флангами, оттуда прилетели первые звуки выстрелов с белыми облачками над всадниками от сгоревшего пороха. Кто-то в середине казачьего войска громко вскрикнул,кто-то молча свалился с седла. Терцы подобрались, на их лицах отразилась досада. Но потери среди воинов не могли быть большими, потому что, во первых, не позволяло расстояние, а во вторых, прицелиться на полном скаку горцам было практически невозможно. Панкрат чертыхнулся, подумал о том, что вряд ли можно где укрыться нескольким сотням верховых на склоне, открытом всем ветрам. Затем он посмотрел на гору перед собой, и понял, что идти с нее в атаку было бы тяжелее, потому что склон пестрел каменными уступами. Значит, абреками руководил не какой-нибудь вождь из местных джигитов, а человек, смыслящий в военном деле. Может быть, он проходил военную подготовку вместе с офицерами из русской армии – такими разумными показались начальные действия. Атаман перекинул ружье со спины на грудь и заторопился к воинам, которые первыми должны были принять на себя удар:
- Казаки, направо-о! – на ходу приказал он. Прикинув, что перестраивать сотни уже поздно, отдал новую команду. - Целься-а!
Лошади замерли, словно с этим, похожим на выстрел, приказом превратились в каменные изваяния, вокруг защелкали отводимые назад курки. Протиснувшись к передним рядам, Панкрат оценил цепким глазом расстановку сил на предстоящем поле битвы. Если исключать внезапность атаки противника, она не вызывала опасений, в голове начал созревать план дальнейших действий. Между тем абреки стремительно приближались, привстав в стременах, они стрелой, пущенной из пращи, летели навстречу со своими врагами.Уже можно было рассмотреть кусок зеленой материи, трепавшийся на ветру над всадниками, и даже отдельные лица, заросшие смоляным волосом и перекошенные злобой.Кто-то из горцев отстрелялся и забросил оружие за спину,кто-то продолжал нащупывать свою жертву через прицел. Полковник выжидал, пока передние ряды их пересекут незримую черту, после которой промах из ружья в руках казака можно будет оправдать только жалостью к врагу или никчемной для них роскошью, что одно и то же. И когда лавина абреков копытами лошадей втоптала в землю эту умозрительную черту, он вскинул приклад к плечу. Прежде чем нажать на курок, атаман набрал полную грудь воздуха и гаркнул:
- Огонь!
Сотни ружей одновременно исторгли из своих железных глоток гром, сравнимый с небесным, десятки горячих голов, забывших о том, что души, отлетевшие к богу, никогда еще не возврашались в свои тела, попадали под копыта коней. Казалось, с рождения известная людям догма должна была бы образумить их и заставить повернуть обратно. Но этого не произошло, люди в который раз подтвердили истину, что человек учится только на своих ошибках. Горцы пришпорили скакунов, рассчитывая проскочить опасное расстояние, пока казаки вновь не нацелят на них ружья. Но они просчитались, несмотря на то, что терцы переплыли реку, порох у них всегда оставался сухим. И когда прозвучала новая команда походного атамана, казаки воткнули приклады в плечи и нажали на курки. Еще несколько десятков абреков на скаку слетели с лошадиных спин и распластались под копытами. Передние их ряды уже примерялись концами сабель к казачьим папахам, на горбоносых лицах отражалось что угодно, только не человеческая мысль. Оставалось каких-то десятка два саженей, чтобы людская масса, успевшая набрать скорость, на всем ходу врезалась в стоявшую на пути такую же плотную стену из человеческих тел. Теперь стало видно, что абреков вел джигит в белой черкеске и в красной рубахе, он находился за спинами передних воинов и скакал на арабском чистопородном коне белой масти. Рядом с ним сидели в седлах как влитые, выставляя левое плечо вперед, его телохранители в черных черкесках и в синих рубахах. Над головой одного из них развевалось зеленое знамя ислама. Чуть позади стелились над землей двое приближенных, гордой осанкой не уступавших главарю. Еще трое имели квадратные фигуры, а один подпрыгивал как-то боком, будто ноги у него были перекинуты на одну сторону. Панкрат прищурил глаза, стараясь рассмотреть противников получше. Пока они имели одно лицо. И вдруг откачнулся назад, в голове у него мигом возникла картина боя в высокогорном селении Цахтуры, когда они с батякой и с младшими братьями брали штуромом чеченское логово самого имама Шамиля. Терцы пришли туда вместе с передовыми русскими полками и не оставили от аула камня на камне. В тот раз Шамиль убегал от казаков точно в такой же одежде, окруженный своими мюридами с приспешниками, и над их плотной стаей так-же развевались обрывки зеленого полотнища. Полковник перевел взгляд на соратников имама, и снова в груди у него заныло от чувства радости, разом охватившей всю его фигуру. Он узнал родственников двоих братьев Бадаевых, убитых им, когда вместе с чеченской девушкой Айсет, его будущей женой, уходил от горской погони. Наконец Панкрат признал и Мусу, кровника семьи Даргановых, боком подскакивавшего в седле позади своих благодетелей. И поразился тому, что этот верный пес Шамиля, безрукий и безногий, до сих пор жаждет крови. В сердце у него вспыхнул огонь праведного гнева, рука машинально потянулась к оружию. Ни один из членов рода Даргановых не был виновен в том, что между казаками и чеченцами не одно десятилетие подряд не затихает обряд кровной мести. Все беды начались с правого берега Терека, туда они и должны были возвратиться.
Атаман посмотрел вокруг, выискивая братьев с дядюкой Савелием и его сыновьями, он хотел предупредить, чтобы те постарались не выпустить, наконец-то,из своих рук чеченских мстителей, скачущих прямо на терцов. И вспомнил, что распределил родственников по казачьему войску так, чтобы сотни из разных станиц представляли из себя монолит под единым началом. И тогда он сам схватился за древко пики, в серых глазах появился стальной блеск. Панкрат протиснулся между казаками и встал во главе сотен. Уши заложил грохот от топота копыт, абреки были почти рядом, они искривили свои лица масками ненависти. Но разве воина, наблюдавшего с пеленок за подобной картиной, можно было чем-то испугать? На бешенство он привык откликаться еще большей яростью.
- Пики к бою-у! – пронесся по рядам очередной приказ атамана, перекрываемый дикими подвываниями абреков. – В атаку-у, отцу и сыну!..
Лес пик дрогнул и принял горизонтальное положение, наконечники холодно блеснули в лучах солнца, задержавшего свой бег. Терцы вонзили каблуки в бока скакунов и понеслись навстречу врагу. Оглушительный свист перекрыл крики горцев с их визгами, он заставлял прислушиваться только к себе и думать лишь об одном – как уничтожить противника. Панкрат увернулся от молниеносного высверка клинка над своей головой, не останавливаясь, воткнул пику в набегавшую толпу горцев. Затем выхватил из ножен шашку, проскакал еще некоторое расстояние и обрушил ее на ключицу абрека, не ожидавшего его появления перед собой. Лезвие глубоко вошло в тело, но казак не дал ему возможности застрять между костями, сразу потянув на себя. Увидел, как отшатнулся от него еще один горец, наконец-то прозревший, как судорожно схватился он за уздечку, пытаясь избежать столкновения. Но сгрудившиеся за ним соплеменники надавили, вопреки воле всадника насаживая его тело на острие Панкратовой шашки, как на шампур. Привычная дрожь, как всегда появлявшаяся перед началом битвы, прошла сама собой, уступив место праведной ярости. Атаман перестал оглядываться по сторонам, чтобы уклоняться от случайных ударов, он знал, что со всех сторон его успели прикрыть станичники. Теперь его путь пролегал туда, куда он сам надумал бы повернуть. Полковник поднял кабардинца на дыбы и бросил его в том направлении, в котором успел увидеть серебристую папаху Шамиля, предводителя всех горцев. Вокруг продолжали напирать абреки, пытавшеся осадить лошадей,набравших скорость,они закручивали их на месте,невольно подставляя затылки и спины под клинки терцов. Но очередные толпы кавказцев, следующие за ними, не могли ничего изменить, в свою очередь сами проталкиваемые под казачью мясорубку давившими на них соплеменниками. И вряд ли кто мог бы выбраться живым из этой кровавой свалки, ему просто некуда было бы деться. Воин, вступивший в бой первым, изначально был обречен на гибель, если он не представлял из себя вождя, со всех сторон охраняемого своими верными товарищами.
Панкрат упрямо держал то направление, которое выбрал, он ничего не мог разглядеть вдали из-за пота, заливавшего ему глаза, и за лесом рук со злым железом в них. Он давно ориентировался только на мелькание человеческих тел перед глазами. Лишь изредка казалось, что впереди все-же трепетал край зеленого полотнища, напоминающий о том, что встреча с имамом и с кровниками может состояться. И полковник снова и снова наносил клинком удары с оттяжкой, наклоняясь то вправо, то влево, или бросаясь на холку своей лошади и протыкая живую плоть острием, если абрек становился поперек его дороги. Он уже вошел в то состояние, из которого его могли вывести только две причины – смерть или победа над врагом.
Но была и третья причина, о которой атаман редко задумывался – это был зов родной крови.
- Панкрат.., - как сквозь подушку почудился ему голос Захарки, среднего из братьев. Полковник внутренне подобрался, выбрав момент, когда абреки отшатнулись от него и место вокруг немного расчистилось, обернулся назад. – Панкрат, не ходи на Шамиля, нам надо обложить Мусу с родственниками братьев Бадаевых, чтобы они не сумели убежать.
Захарка, а за ним Петрашка с зятем Буалком и еще несколькими станичниками, устремились в проход, проделанный отрядом полковника, и теперь пристроились ему в хвост.
- Вы почему оставили свои посты? – взвился было походный атаман. – А если абреки начнут одолевать, тогда кто кого будет ловить?
- Там без нас героев хватает, - отбивая саблю горца и нанося ему ответный удар, прокричал Захарка, ему на помощь поспешил француз Буалок. Похоже, средний брат взял на себя обязанности старшего в группе. – Чего стоит один Никита Хабаров, ищерский атаман, которого ты определил на правый фланг.
- А где дядюка Савелий?
- Он с червленцами и со своими сыновьями держит левое крыло.
Панкрат рукавом черкески бездумно чиркнул по лбу, залитому потом, затем трепыхнул ноздрями, уже впитавшими свежий запах крови:
- Этот Муса вместе с Бадаевыми пристроился за Шамилевой спиной, они все на одном месте, где полощется зеленое ихнее знамя, - отрывисто сказал он. – Захарка, обходите мстителей слева, чтобы отсечь им пути отступления, а я пойду по прямой.
- Понял, братука, - откликнулся средний брат, подбирая поводья и заворачивая морду скакуну.
Оба отряда разделились, каждый из них взялся прокладывать свою дорогу к одному для всех месту, и каждому участнику операции хотелось первым дотянуться до главных вождей абреков. А вокруг кипела битва, противники успели разбиться на множество небольших групп,внутри которых рекой лилась кровь. То один, то другой всадник вдруг вскидывал руки и мешком падал с седла на землю, где его добивали лошадиные копыта. Отчаянные крики со звериным ревом сопровождались звоном булатных клинков, снопы искр вспыхивали над головами воинов и осыпались на их черкески, затмевая солнечный свет. Скоро исход поединка стал зависеть не от умения удальца джигитовать клинком и не от гибкости его тела, потому что усталость начала уравнивать всех, а от того, как поведет себя под ним его верный конь. Если лошадь не теряла разума и знала наперед, куда ступить копытом, то смерть обходила этого всадника стороной, потому что конь не спотыкался о трупы, успевшие усеять траву на горном склоне. А если животное выкатывало глаза и двигалось только за счет инстинктов, то на таком воине можно было ставить крест. Казачьи скакуны, вдобавок, были приучены вскидывать передние ноги и подковами просекать противникам бедра, вмете с боками их коней. Горцы, знавшие про эти особенности, старались сначала саблями отсечь им ноги, а потом добить хозяина, падавшего с седла. Но и тогда терца невозможно было взять голыми руками, прежде чем скатиться на землю, он успевал дотянуться острием клинка до любой части тела абрека и нанести ему глубокую рану. В отличие от кавказцев, поддававшихся эмоциям, хлеставшим у них через край, казаки никогда не теряли самообладания. Вот и сейчас абреки, имевшие преимущество от неожиданности своего нападения, стали увязать в рядах терцов, сумевших сдержать их плотные ряды и даже начавших их теснить. Все чаще можно было увидеть, как горец, растративший боевой пыл, отскакивал в сторону и принимался вертеть головой вокруг в поисках спасительного укрытия. Его не находилось, потому что крутой склон горы был открыт всем ветрам. Зато черные глаза джигита натыкались на не менее жгучие взоры мюридов, не выпускавших ситуацию из-под своего контроля. К ним-то и рвались отряды Панкрата и Захарки, упорно пробивая толстую стену из вонинов аллаха. Этих главарей надо было уничтожить во чтобы то ни стало, тогда разметать по ветру всю армию абреков, состоящую из более чем двух тысяч человек, не составило бы большого труда.
Сотник Савелий, рубившийся вместе с червленцами на левом фланге, понимал это как никто другой, рядом с ним управлялись с шашками, как с осколками молний, два его сына. Чигирька вырвался вперед, забыв обезопасить свой тыл, его сразу окружили несколько разъяренных горцев. К старшему брату на помощь ринулся Гришка, но ему никак не удавалось пробиться сквозь плотные ряды врага. Савелий не спускал глаз со своих сыновей, он давно бы пошел на выручку обоим, если бы его самого не связали боем злые чеченцы. Наконец ему удалось отойти за спины подтянувшихся казаков со свежими силами и сотник стал продираться к младшему сыну Гришке.
- Батяка, мы тут управимся, - крикнул отцу малолетка. – Идите на подмогу к атаману.
- А где Панкрат? – приподнялся в стременах сотник.
- Глянь вверх по склону, уже к наблюдательному пункту Шамиля подбирается.
Савелий и сам успел заметить, как отряд из двух десятков храбрецов, оставляя позади себя широкий коридор, рвется к возвышению, на которое успел взобраться третий имам Чечни и Дагестана. Мигом оценив обстановку, он подвернул рукава черкески:
- Вместе, Гришка, мы и пойдем к нему на помощь, - сотник поискал глазами жертву и отпустил поводья. – А пока я и тут пригожусь...
Савелий вихрем налетел на окружавших миладшего своего сына абреков, повернувшихся к нему спиной, он взмахнул клинком и опустил его на лохматую папаху, прикрывавшую неправильной формы голову. Такие головы, похожие на чугунки, были у кумыков из высокогорных аулов. Удар получился столь стремительным, что папаха не просела и на вершок, зато сама голова развалилась на две половины, как перезревшая тыква. Второй горец не оглядываясь полоснул саблей по воздуху, едва не зацепив концом по лицу сотника, видимо, он краем зрачка уловил высверк лезвия на солнце. Савелий без замаха и с оттяжкой провел шашкой по руке, которую абрек приготовился подтянуть к себе, затем заставил скакуна вторгнуться между крупами лошадей обоих противников. Прикрываясь их телами как щитами, связал боем еще двоих кавказцев, пытавшихся срубить его младшего сына. Теперь Гришке стало полегче, да и враги, заметив, что к казаку пришла помощь, ослабили напор. Скоро один из них упал с седла с распоротым животом, еще один лишился пальцев на руке, не успев увернуться от скользящего удара лезвием по ручке его сабли. Открылся узкий проход до Чигирьки, крутившегося во вражеском кольце как белка в колесе.
- Батяка, давай станичникам сигнал на сбор, надо пробиваться до дядюки Панкрата, - перевел дыхание хорунжий. – Иначе наших кровников порешат без нас.
- Без нас, Чигирька, им никак не обойтись, - не согласился со старшим сыном отец. – Казаки сами идут на штурм кочки, на которой торчит этот Шамиль со своими мюридами.
Позади сотника с сыновьями уже прессовался мощный кулак из казаков станицы Червленой, у них тоже были давние претензии к главарю всех абреков. За рослыми воинами расправляло плечи остальное войско из вольных людей.
Казачий дух переломить не сумел еще никто и никогда, с годами он только креп внутри их общин, неподвластный ни одному из российских монархов, которым они всегда были рады служить по доброй воле. Как и всему русскому народу. Зато прислуживаться кому бы то ни было для этого непокорного сословия было тошно. Вот и сейчас терцы пришли в горный Дагестан решать вроде бы свои проблемы, на самом деле получалось, что они помогают Российскому государству расширять его владения.
Глава четвертая.
Шведский линейный корабль, патрулировавший в водах Ботнического залива, вежливо обошел группу Аландских островов, принадлежащих Финляндии, и взял курс на акваторию Стокгольма. Очередная вахта подходила к концу, военные моряки готовились сойти на берег, они надраивали пряжки и пуговицы на мундирах, начищали ботинки. Команда корабля буквально несколько дней назад отличилась тем, что запеленговала советскую подводную лодку на траверсе острова Готланд с военной базой на нем. Шведы оседлали русский атомоход, заставив его угрожающими маневрами изменить курс и удалиться к острову Сааремаа, где у Советов были не только отстойники для плавсредств различного типа, но и базировались части морской пехоты. Это было несомненное везение, потому что подлодки такого класса обычно прижимались к самому дну и продирались на малых оборотах проливом Каттегат в воды Северного моря, а уже из него выходили в Атлантику. Или подныривали под грузовые суда с большой осадкой, шум винтов которых заглушал остальные звуки, и вместе с ними оказывались на океанских просторах, грозя прогрессивному человечеству ядерной коммунистической бомбой. И не было никакой возможности определить местонахождение русской субмарины, хотя расстояние между береговыми линиями Дании и Швеции в проливе Каттегат порой составляло меньше английской мили. И вот редкая удача. По такому случаю на борту крейсера находился высокий чин из морского королевского ведомства, он решил лично убедиться в высокой выучке своих подчиненных и принять участие в некоторых дисциплинах.
Стоял знойный день конца августа 1982 года, металлические части корабля нагрелись, отражая солнечный свет, они словно превратились в тепловые прожекторы и к ним невозможно было прикоснуться. И хотя легкий северный бриз освежал лица моряков, собравшихся на полубаке, ноги их ощущали жар, исходивший от железных плит палубы, и пропекавший даже сквозь толстые подошвы ботинок. Возле поручней по правому борту застыла одинокая фигура офицера, он изредка подносил руку с сигаретой, зажатой между пальцами, к губам и снова опускал ее вниз. По красивому его лицу с черными подстриженными усами пробегала едва уловимая улыбка, говорившая о том, что мысли молодого человека заняты отнюдь не корабельными заботами, а чем-то более светлым и желанным. Линия горизонта была чистой, ленивые серовато-голубые волны с шуршанием обтекали корабль по ватерлинии, они даже не пенились белыми шапками, обычными на Балтике в любую погоду. Как, впрочем, и стальной цвет для этого внутреннего моря. Наверное вода прогрелась выше привычных восемнадцати градусов, обещая хороший отдых на чистых пляжах с бархатным песком. Моряки на полубаке не скрывали своего нетерпения, кидая нетерпеливые взгляды в сторону пока невидимого берега. Среди них находилось еще несколько офицеров в белых выходных мундирах и при кортиках, в их глазах тоже отражалось ожидание встречи с родными и близкими.
Наконец показались ориентиры акватории Стокгольма со множеством больших и малых островов, на каждом из которых поблескивал зеркалами свой маяк. До берега было не больше трех миль, крейсер застопорил ход и лег в дрейф, к нему сразу устремились несколько катеров береговой охраны. Загудели лебедки, спуская на воду белоснежную шлюпку, вахтенные матросы перекинули за борт гостевой трап. С капитанского мостика сошла группа старших командиров во главе с сухощавым представителем военного ведомства и направилась к борту. Проходя мимо офицера, стоявшего у поручней по стойке «смирно», инспектор замедлил шаг:
- Капитан Даргстрем, прежде чем сойти на берег,я решил проведать своего старого товарища, а вашего отца, в его замке на острове Святого Духа. Не желаете ли составить мне компанию? - обратился он к молодому человеку, которому на вид было лет двадцать пять. И соизволил пояснить причину окружающим. – Инспекционный поход закончен, предварительные результаты его я успел переслать в ведомство, имею же я право немного расслабиться.
Офицеры понимающе заулыбались, командир корабля в чине капитана второго ранга благосклонно наклонил голову. Видимо он уважал молодого капитана и не имел ничего против, если тот покинет палубу не тогда, когда крейсер пришвартуется к стенке, а прямо сейчас.
- Господин инспектор, я с удовольствием приму ваше предложение, - поднес офицер руку к фуражке с золотой кокардой. Белый мундир на нем с начищенными пуговицами сидел как влитой, пальцы левой руки придерживали за ножны морской кортик. – Я тоже соскучился по своему папе и по своей жене с детьми, с которыми не виделся почти две недели.
- Вот и отлично, спускайтесь вслед за нами в шлюпку и мы тотчас отчалим. У нас есть о чем поговорить с вашим отцом, бравым адмиралом, с которым мы совсем недавно бороздили просторы мирового океана, - в очередной раз окидывая стройную фигуру капитана одобрительным взглядом, кивнул представитель военного ведомства. Ему нравился этот молодой офицер с черной щеточкой усов на чуть удлиненном смугловатом лице, на котором светились голубовато-серые глаза, словно завлекающие в свою бездну. – Кстати, в жилах вашего родителя течет кровь русских казаков, не так ли?
- Абсолютно верно, господин инспектор, наш предок по отцовской линии, Захар Дарганов, прибыл в Швецию с южной окраины России, точнее с Кавказа, - подтвердил молодой человек. – Он происходил из терских казаков и женился на шведской дворянке Ингрид Свендгрен.
- А моя прапрабабушка, баронесса Нельсон, наоборот, уехала в Россию и нарожала там кучу детей, - засмеялся собеседник, поднимая заодно настроение и окружавшим его морякам. – Так что в какой-то степени мы с семьей Даргстрем родственные души.
Группа катеров береговой охраны вспенила винтами воду и взяла курс на остров Святого Духа. На мачте одного из них развивался шведский «трекрунур» с вымпелом командующего королевской флотилией.
В покоях старинного рыцарского замка, несмотря на жару за его стенами, стояла прохлада, не покидавшая его несколько столетий. Капитан Христиан Даргстрем, едва дождавшись окончания обязательного церемониала встречи старых товарищей, соблюденных отцом и его другом юности до мельчайших подробностей, побежал по узкой леснице наверх. Он знал, что оставшаяся часть дня пройдет у них в воспоминаниях, а вечером сановный представитель военно-морского ведомства отбудет в Стокгольм, чтобы принять участие в завершающем сутки заседании военной коллегии. Христиан конечно же спустится на маленький причал перед стенами замка и отдаст гостю положенные ему по рангу почести. Но это будет потом, а пока ноги сами несли его к заветной цели. Проскочив по коридору несколько комнат, он задержался возле одной из них, стараясь унять бурное дыхание. Затем сжал руку в кулак и постучал костяшками пальцев по массивной створке.
- Войдите, - раздался из-за двери мелодичный женский голос.
Христиан облизал пересохшие от волнения губы и попытался оторвать подошвы ботинок от дубового паркета. Вот уже пять лет, как он был не в силах справиться с необъяснимым волнением, всегда охватывавшим его при виде женщины, находящейся сейчас внутри комнаты. И хотя она давно стала его женой, он ничего не мог с собой поделать, несмотря на то, что отец не раз укорял его за это, называя маменькиным сынком.
- Ну что же вы, входите! – вновь отозвался голос, в котором послышалась некоторая доля насмешливости. – Я как раз освободилась от дел.
Капитан потянул ручку на себя и переступил через порог. Сидевшая в кресле-качалке молодая особа оторвалась от разбросанных по столу мелочей и повернулась в его сторону:
- О, Христиан! – воскликнула она, вскакивая на ноги. – Как я рада тебя видеть!..
Они встретились посередине комнаты и крепко обнялись, распущенные волосы женщины накрыли обоих светлой волнистой шалью, оставив лишь маленький просвет. В него и заглянул через несколько минут морской офицер в поисках кого-то еще.
- Ты ищешь Петера? – отрывая голову от его плеча, спросила женщина. – Или все-таки Софи, свою любимицу?
- Обоих, Элизабет, - засмеялся он. – Я успел по ним крепко соскучиться.
- Они по тебе тоже, - ловя губами его губы, призналась она. – Как и я, мой дорогой.
- А где они?
- Я отправила их с гувернанткой на прогулку, это их время.
Капитан поднял руку, чтобы взглянуть на часы, и забыл, что хотел сделать...
В узкое готическое окно замка заглянуло покрасневшее солнце, собиравшееся окунуться в Балтийское море. Со двора внизу донеслись легкие постукивания – это слуги завершали работы по хозяйству. Христиан с женой успели проводить сановного гостя, поговорить с отцом, затем переодеться в домашнее платье и позаниматься с детьми. И вот теперь капитан закрыл книжку с разноцветными картинками и посмотрел на сидевших напротив четырехлетнего Петера и трехлетнююю Софью.
- На сегодня все, дети, - по русски спокойно сказал он. – Стрелки на часах показывают без пятнадцати минут девять вечера, вам пора ложиться спать.
- Папа, а что будет с теми казаками, которые погнались за абреками? – спросил мальчик, указывая пальцем на книгу. На голове у него кучерявились белокурые волосы, а глаза были темными. – Они победят бандитов?
- А как ты думаешь сам? – повернулся к нему Христиан.
Девочка, до этого слушавшая молча, сглотнула слюну и покосилась на брата, она явно торопилась высказать свое мнение:
- Бандитов надо наказывать, - по русски и с пришепетываниями сказала она.Волосы у нее тоже были светлыми, а глаза серо-голубыми. – Они любят пугать как взрослых, так и маленьких детей.
- Бандитов надо переучивать, - не согласился с сестрой Петер. – Их нужно помещать в такие школы, в которых учителя бьют их палками по рукам.
Дверь негромко скрипнула, в комнату вошла Элизабет, перед этим уходившая по своим делам. Мельком посмотрев на старинные часы на стене, собиравшиеся отбить время, она прошла к столу:
- Дети, отправляйтесь спать, - твердо произнесла она. – Вас ждут мягкие кровати, они уже приготовлены.
- Петер спрашивает, что нужно делать с бандитами, - с улыбкой посмотрел на жену Христиан. – А как думаешь ты?
- Их необходимо сажать в тюрьму, чтобы они не мешали людям спокойно жить, - развела руками Элизабет. – Так поступают в любом добропорядочном государстве.
- Нет, бандитов надо перевоспитывать, чтобы из них получились достойные граждане, - настаивал на своем мальчик. – Когда я вырасту, я пойду в воспитатели.
- Конечно, их там стараются перевоспитать, к сожалению, это редко удается, - пожала плечами мать. – Когда ты станешь большим, ты сам выберешь себе дорогу, по которой нужно идти. А теперь заканчиваем все споры и марш в спальню.
Огромный замок отошел ко сну, в длинных коридорах горели лишь ночники, освещавшие тусклым светом ряды картин с изображениями на них воинов в рыцарских доспехах и женщин в пышных нарядах, а так-же холодные мраморные статуи по углам и узкие пролеты лестниц, ведущих с этажа на этаж. Христиан скинул ночную пижаму и собирался уже ложиться в кровать, когда Элизабет, возившаяся возле своей постели, оставила в покое одеяло и повернулась к нему:
- Совсем забыла, дорогой, - сказала она. – Вчера вечером звонила из Парижа Мария, она сообщила, что диадема работы Николо Пазолини выставлялась на аукционе в Сотбис.
- Вот как! – встрепенулся Христиан. – Когда же это произошло, кто выставлял и кто стал новым владельцем этого сокровища?
- Ты не заметил, что задал слишком много вопросов? – с улыбкой остановила его жена, и тотчас начала перечислять события по порядку. – Лот предложил какой-то Барсуков из России, но диадема почти сразу была снята с продажи по неизвестным причинам.
- Ее перекупили еще до аукциона?
- Этого никто не знает. Мария вместе с Сержем отправились в Англию, чтобы выяснить обстоятельства дела на месте. Они прибыли в городок Эпсом, где жил этот Барсуков, но там его не оказалось.
- Подставное лицо! – прищурился было Христиан.
- Ты не угадал, дорогой, этот бывший моряк, беженец из Советского Союза, жил там на самом деле. Но как только было объявлено о прекращении сделки, он продал свой особняк и отбыл в неизвестном направлении.
- Разве моряк не оставил после себя никаких следов?
- По справке из справочного бюро он перебрался в Новую Зеландию. Но мистер Кельвин Паркинс, его сосед по улице, отказался разговаривать на эту тему. А потом Мария с Сержем заметили за собой слежку.
- Каким образом?
- Их «пежо» преследовало американское авто до самой посадки на паром в английском Дувре.
- Странно все это.., - задумчиво пощипал подбородок Христиан. – Похоже, что за диадемой охотимся не только мы и наши парижские родственники, но и кое-кто посолиднее.
- Скажу больше, милый, слежка за нашими родственниками из Парижа продолжается до сих пор.
- А вот это уже неприятно.
Христиан сунул ноги обратно в тапочки, накинул на плечи пижаму и принялся ходить по комнате. Затем застегнулся на все пуговицы и направился к двери.
- Ты куда собрался? – остановила его вопросом Элизабет.
- Я хочу проверить в интернете нужный нам лот на портале аукциона Сотбис.
- Я пойду с тобой.
Они долго молча сидели за компьютерным столиком, не представляя, что делать дальше. Никакой информации портал, занимаемый солидной фирмой мирового уровня, им не выложил, как не было никаких следов того, что кто-то хотел продать редчайший раритет. Семейная тайна, едва приоткрывшая завесу над вещью, искомой всем кланом в течении полутораста лет, снова ушла во тьму неизвестности.
- А больше Мария ничего тебе не говорила? – наконец нарушил молчание Христиан.
- Почти ничего, если не считать их предположений.
- Интересно, в каком из направлений потекли их мысли?
- В Россию, дорогой, ведь этот моряк сбежал из Советского Союза.
- Гм.., страна очень огромная, искать там чтобы то ни было бесполезно по своей сути.
- Дело в том, что Барсуков, как стало известно нашим парижским родственникам, был родом из Великого Новгорода, старинного русского города.
- А вот это уже кое-что, - повеселел собеседник. – Если верить семейной легенде, то именно туда заезжал передать сокровища, выкраденные французами у князей Скаргиных, наш предок Дарган Дарганов вместе со своей невестой Софи де Люссон.
- Серж с Марией и сами подумали, не являлся ли этот беженец от коммунистов родственником князей. Если дело обстоит так, то можно с полным основанием наше внимание акцентировать на нем. Но тогда перед нами встает один вопрос – как проверить этот факт.
- Знаешь, Элизабет, мне кажется, что скоро мы сядем в свои машины и запросто пересечем границу с Советским Союзом, - откинулся на спинку стула Христиан. – Этот колосс на глиняных ногах явно стал слабоват в коленях. Еще немного и он рассыплется на куски пересохшей глины, как тот горшок, найденный в греческих каменоломнях.
- Почему ты так решил?
- Потому что этой страной правят одни старики, которых поразил старческий маразм, они не подготовили себе замену. В моих жилах течет русская кровь, но даже моему уму не постижимо, как при несметных богатствах, при немеряных лугах с бескрайними лесами, можно пробавляться на полуголодном пайке. Ведь способностей, чтобы насытить себя, много не нужно. Приглядывай за скотиной, заготавливай ей на зиму сено, зерно с картошкой и свеклой, и она будет давать и молоко, и мясо, и яйца. И шерсть, чтобы не замернуть на русском холоде. А у них полки в магазинах пустые, об этом кричат все фотографии со страниц всех американских и западных газет.
Некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь мягкой работой компьютера. Затем женщина завела за ухо пушистую прядь волос и произнесла.
- Ты абсолютно прав, я как англичанка тоже отказываюсь поверить в этот чудовищный факт. Ведь Россия – это в первую очередь крестьянская страна, которая до революции снабжала весь мир именно продовольствием. Ссылки коммунистов на погоду здесь неуместны, потому что рядом с нами находится Норвегия, сытая и довольная, территория которой почти вся за полярным кругом. - она фыркнула губами и постаралась успокоиться. – Христиан, предлагаю закрыть эту странную тему и перейти к обсуждению интересующего нас вопроса.В конце концов,пусть это недоразумение волнует самих русских, может им нравится так жить.
- Ты имеешь ввиду, что они сами создают себе трудности, чтобы им было веселее жить?
- А ты разве исключаешь существование подобных наций? Афганцы, например, или монголы, которые категорически открещиваются от благ цивилизации. Это разве не пример?
- Вполне возможно, не зря русские приняли утопический строй,предложенный подозрительными типами, и стали пропагандировать его на весь мир, - усмехнулся в подстриженные усы собеседник. – Я согласен, Элизабет, эта тема заведет нас куда угодно, только не по пути к цели, намеченной нами. Тогда что мы можем предпринять на данный момент?
Элизабет долго не отвечала, уставившись немигающим взглядом в монитор, мерцающий голубоватыми отсветами, затем покусала нижнюю губу и обернулась к собеседнику:
- До вчерашнего звонка от Марии у нас не было никакой зацепки по поводу этой диадемы, так? - наконец спросила она.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я только констатирую факты, - вздернула она плечами. – А теперь мы знаем, кто предложил сокровище на английском аукционе и откуда он родом.
- Я, кажется, начинаю тебя понимать, - постучал костяшками пальцев по компьютерному столу Христиан. – Но хотел бы дослушать твои рассуждения до конца.
- А я почти все сказала, милый, - улыбнулась молодая женщина. – Нужно идти от истоков, которые нам уже известны.
- Каким образом? – снисходительно усмехнулся супруг, не ожидавший, что все выглядит так просто. – Мы снова пришли к тому, с чего начинали.
Элизабет не взяла на себя труд сойти тоже до снисхождения, она положила ладонь на мягкие светлые волосы мужа и легонько погладила их:
- Видишь ли в чем дело, милый, суть развития всего здравомыслящего в этом мире и состоит в том, чтобы дойти до определенной точки и снова вернуться назад, только уже на виток выше. Это и есть та самая спираль дээнка.
- Известная всем аксиома, не требующая доказательств. Но дальше, - подогнал ее супруг.
- Два месяца назад столицу Швеции посетила эскадра советских военных кораблей. Кажется, наше правительство готовится с ответным визитом?
- Так и есть на самом деле.
- И ты тоже будешь участвовать в этом походе.
- Без сомнения.
- Вы войдете через Финский залив в устье Невы, встанете на якорь в самом центре Ленинграда.
- Об этом я тебе уже рассказывал и даже показывал маршрут, по которому мы пойдем.
- Тогда о главном, я просмотрела карту и оказалось, что от Ленинграда до Великого Новгорода рукой подать. То есть, как от Стокгольма до, скажем, нашего Норчепинга. Даже ближе, не более трех часов езды на поезде.
Христиан откровенно засмеялся, он не ожидал от своей разумной жены такой наивности:
- Ты думаешь, что в Советском Союзе как у нас в Швеции – куда захотел, туда и поехал? – он поцеловал руку, гладившую его, и прижал ее к своей щеке. – Нет, моя прекрасная Элизабет, как только мы сойдем на берег, за нами увяжется свора сотрудников КГБ. Вместо Новгорода я рискую оказаться в Сибири.
- Но я предусмотрела и этот вариант, - отняла руку молодая женщина. – Почему бы тебе заранее не написать прошение о том, что ты всю жизнь мечтал посетить этот старинный русский город, с именем которого связано немало героических страниц русского народа и всего их государства. Заодно напомнить, что в твоих жилах течет немалая часть русской крови, в конце концов сказать, что с Новгородом связаны страницы воспоминаний твоих родственников. Уверена, со стороны шведских властей отказа не последует.
- Это невозможно, - после некоторого раздумья отозвался Христиан. – Если бы я был моряком торгового флота, тогда бы что-то изменилось... может быть. Но я военный моряк, несколько дней назад едва не потопивший советскую атомную субмарину.
- А кто об этом знает?
- Я служу на корабле, который это едва не сделал.
- И все равно, как говорят твои соотечественники, попытка - не пытка. Нам нужно убедиться в подлинности диадемы, за которой мы все бросились в погоню, узнать, кто является ее настоящим владельцем. А если это всего лишь подделка, которых вокруг достаточно, то не стоит тратить время на какого-то русского Барсукова, а срочно направить поиски по другому руслу,- сплела пальцы на животе Элизабет. - Кроме того, я уверена, что моряк не потерял связи со своими близкими и напоминает им о себе, а здесь гоняться за беженцем из коммунистической России все равно, что искать иголку в стоге сена. Их уже десятки тысяч и у всех фамилия Барсуков. В общем, у нас появилась некая возможность, так почему бы ей не воспользоваться.
- Я подозреваю, что вы с Марией разговаривали именно о моем походе в Советы на шведском крейсере, - выслушав свою супругу до конца, покосился на нее Христиан.
- Данную тему мы затронули невзначай, - как бы отвлеченно дернула она плечом.
- Пусть будет так. Но подготовка к визиту является военной тайной.
- Швеция – страна свободного волеизъявления, - отпарировала молодая женщина.
Огромный линейный корабль, украшенный разноцветными шведскими флажками от носа до кормы, вошел в устье Невы. Стволы корабельной артиллерии, как бы отдавая честь русскому городу-герою, были повернуты на город, как на карусели разворачивавшийся перед моряками, выстроившимися на палубе. За флагманом в кильватере подтянулись еще несколько дредноутов со вспомогательными судами. Эскадра встала на якорь и замерла, облитая от мачт до ватерлиний мощными звуками, выдуваемыми из медных труб духовых оркестров. Пирс и вся набережная тоже сверкали от начищенной меди и от улыбок молодых девушек. Блеска добавляли мелкие волны реки, рябившие под утренним солнцем. Этот фейерверк бликов создавал праздничную атмосферу, поднимавшую настроение.
- Посмотри, Христиан, кажется, здесь нам и правда рады, - обратился офицер с нашивками капитана третьего ранга к своему другу, пока еще просто капитану.– Если это не русская ярмарка, тогда я не понимаю, зачем америкосы гонят волну на эту страну и подбивают нас делать то же самое.
- Никакого маскарада, дорогой Мэйми, я сейчас не усматриваю, - подтягивая повыше белые перчатки, отозвался его товарищ. – Всем известно, что русские самые добродушные люди на свете.
- И самые агрессивные, когда их разозлишь, как медведей палкой в берлоге, - засмеялся первый офицер. – Мой дед часто с сожалением вспоминал, что территории, теперь принадлежащие Советам, раньше были шведскими.
- Это говорит о том, что не следовало злить русских медведей, тем более палками, - капитан посмотрел вдоль борта по направлению к трапу, возле которого поднялась суматоха, упорядоченная командами. Затем подхватил небольшой чемодан и приложил перчатку к фуражке. – Счастливо оставаться, Мэйми.
- Позвольте вас спросить, дорогой Христиан, куда это вы направляетесь? – язвительно поинтересовался тот.
- За русскими историческими достопримечательностями, уважаемый Мэйми. Говорят, что советские люди разрушили еще не все и нам, европейцам, есть на что посмотреть.
- Тогда счастливого плавания, господин капитан.
- Честь имею!
Матерый пограничник долго проверял каждую букву в документах, а так же фотографии в них с внешностью шведского офицера, он словно не знал латинского шрифта. Затем протянул бумаги обратно и с настороженностью взял под козырек:
- Вы можете быть свободными, товарищ Даргстрем, - сказал он.– У вас разрешение на двое суток на пребывание на территории нашей страны.
- Большое спасибо, господин...
- Товарищ прапорщик.
- О да, товарищ прапорщик, - улыбнулся Христиан. – Вы весьма любезны.
- А вы неплохо говорите по русски, - прищурился пограничник.
- У меня предки из России.
- Эмигранты, значит...
Христиан быстро шагал по дороге к железнодорожному вокзалу, времени у него было в обрез. Во первых, надо было добраться до Новгорода, а во вторых, отыскать там бывших дворян по фамилии Скаргины. Это все, что имелось у него из сведений о них, не считая названий площади и улицы, начинающейся от нее, на которой они жили до революции. С тех пор в бывшей Российской империи произошло столько изменений, что рассчитывать на вывески не приходилось. Христиан без усилий добрался до вокзала,но там его ждало первое разочарование, оказалось, что поезда в нужном ему направлении ходят весьма редко, очередной отправится лишь ближе к вечеру. Он присел на лавочку в грязноватом зале ожидания, собираясь обдумать свои дальнейшие действия. В кассе молодая девушка подсказала, что на Новгород кроме поездов ходят еще и автобусы. Христиан уже собрался было ехать на автовокзал, как вдруг заметил за собой слежку. Невысокий и невзрачный на вид мужчина в сероватом костюме, занявший место через несколько рядов от него, странновато посмотрел словно бы на входную дверь. На самом деле его взгляд не был сфокусирован на объекте, он показался рассеянным, значит, захватывающим большую площадь обзора. Чтобы проверить свою догадку, морской офицер встал и перешел на другую сторону ряда деревянных лавочек. Теперь мужчина в сером костюме уставился на противоположную стену, глаза его смотрели все так-же невнимательно. В голове у капитана появились мысли о том, что если так пойдет и дальше, то найти Скаргиных вряд ли получится, придется бегать от одного исторического памятника к другому, нигде надолго не задерживаясь. И вернуться на корабль не солоно хлебавши. А если удастся раздобыть нужный адрес, то никто не давал разрешения подвергать опасности добропорядочных граждан. В Швеции было известно, как поступают в Советском Союзе с изменниками родины. Поразмышляв над возникшей ситуацией, Христиан поднялся и пошел на выход. Дело осложнялось еще и тем, что сотрудникам русской секретной службы было известно, куда он направляется. В Новгороде прямо на перроне вокзала его могли поджидать точно такие же сыскари. Капитан бросил мимолетный взгляд на наручные часы и перешел широкую площадь, он уже что-то решил, потому что твердым шагом направлялся на автобусную остановку. Протиснувшись в узкие двери, он шагнул в середину салона и посмотрел в окно, чтобы убедиться в своих подозрениях или отвергнуть их. На площади никого подозрительного не оказалось, зато мужчина в сероватом костюме, тот самый, готовился нырнуть в автобус. Теперь все встало на свои места. Проехав несколько остановок, Христиан обратился к миловидной девушке, стоявшей рядом с ним:
- Простите, пожалуйста, вы не подскажете мне, в какой стороне находится междугородный автовокзал?
- А вам куда надо ехать? - с готовностью откликнулась она.
- Мне нужно добраться до Великого Новгорода.
- Это раньше он был великим, а теперь обыкновенный город, грязный как и все, - засмеялась девушка с курносым носом и с ямочками на щеках. Ей явно импонировал красивый морской офицер в отутюженной форме и с фуражкой с высокой тульей. – Сейчас автобус завернет направо, а через пару остановок вам сходить. И там еще спросите.
- Спасибо, девушка, если позволите, еще один вопрос.
- Пожалуйста, не жалко, - прыснула она в ладонь.
- Если я выйду из автобуса за поворотом, будет ли там какой-нибудь магазин верхней одежды?
- Конечно, даже фирменный от ленинградской швейной фабрики, - попутчица окинула собеседника лукавым взглядом. – Но вам больше к лицу ваш мундир, от него аж мурашки по коже.
- Спасибо, я вам очень признателен.
- Не за что, подумаешь, делов куча. Если бы что-то другое...
Христиан стал протискиваться к выходу из автобуса, духота и запах едкого пота от распаренных тел вызывали у него чувство тошноты. Он даже не оглянулся, когда заспешил по тротуару к старинному зданию, построенному в стиле позднего русского классицизма, в котором расположился магазин готовой одежды. Он был уверен, что неприметный на вид мужчина ни на шаг не отстает от него. Лишь возле дверей посмотрел в витринное стекло для того, чтобы лишний раз убедиться в своей правоте.
Молодой офицер не стал копаться в вещах, сразу снял с вешалки костюм нужного ему размера, в которых,как он успел заметить,ходило большинство мужчин в городе.Подозвав к себе продавщицу из торгового отдела, с интересом подглядывающую за ним, он заговорил с ней совершенно о другом.
- Девушка, простите, где здесь у вас туалет? Я не увидел вокруг ни одного общественного.
- Есть туалет, - почему-то густо покраснела она. – Только находится он в коридоре, который ведет в подсобные помещения, и покупателям пользоваться им не положено.
- Очень интересно. А если сделать исключение?
- Ну... не знаю, надо позвать старшего продавца.
- Вы сами разве не сможете проводить меня туда?
- А костюм? – немного опешила молодой работник торговли.
- Я заплачу за него и отдам вам чек.
- Ну... хорошо.
Перед тем, как покинуть торговый зал, Христиан отыскал глазами своего телохранителя, тот стоял на выходе из магазина, сложив руки на животе. Он был уверен, что высокий швед в парадном мундире и в белой фуражке никуда от него не денется. Но сыскарь явно просчитался. Как только он ослабил внимание, капитан снял фуражку и поспешил к девушке, уже ждущей его. Туалет был грязным и вонючим, но Христиан не придал этому значения, быстро скинув мундир, он сложил его в чемодан и переоделся в цивильный костюм. Дело оставалось за малым – незаметно выскользнуть из магазина. Выйдя в коридор, он направился по нему в противоположную от зала сторону и оказался на грузовом дворе. Кивнув головой каким-то грузчикам, прошел до сквозного тоннеля и влился на улице в поток людей. Через двадцать минут он оказался на автовокзале, площадь перед которым была забита автобусами, собиравшимися разбежаться в разные стороны. Ему повезло, неповоротливый «ЛиаЗ» развернулся перед его носом, хитроватый на вид шофер крикнул в открытую переднюю дверцу:
- Чего задумался, товарищ, на Вышний Волочек пойду.
- Мне нужно в Новгород, - подтянулся капитан.
- И в Новгород, и на Валдай – дорога одна. Залезай, что-ли!
- Я билет еще не купил.
- Ну, мать честная, удивил. Прыгай, я обилечу.
За окнами автобуса потянулись смешанные леса, перемежаемые уже убранными полями и равнинами, не тронутыми плугами. Они были просторными, эти равнины, с успевшей пожелтеть травой и островками сухих стеблей с метелками на их концах. Подобную картину Христиан видел впервые, в Европе каждый клочок земли был пущен в дело, а здесь на лугах не видно было даже коров с овцами. Зато дымились кострищами и чернели золой крестьянские поля, скорее всего, местные полеводы удобряли на зиму почву, портя первозданную картину пепелищами и отравляя воздух.
- Вишь, что делают, аспиды? – возмущался сосед-попутчик, пожилой мужчина в косоворотке нелепой расцветки. – А удобрения спустят в речку. Мамай меньше навредил, нежели мы сами себе.
- Как это – сами себе? – приподнял с сомнением плечи Христиан, пропустив мимо ушей какого-то Мамая.
- А так, мы же сами правим государством. Народ.
- Выбирайте на правление умных
- Где их взять, когда все укатили за границу, - сосед пошлепал полными губами. - Ты, я вижу, не из наших краев?
- Я в Новгород еду, - не стал ввязываться в долгий разговор капитан. – К родственникам.
- Кто такие, может, я их знаю?
- Скаргины, не слышали?
Мужчина пристально вгляделся в собеседника и надолго замолчал. Натужно гудел мотор, на ухабах крепко подбрасывало. За окнами разворачивался однообразный пейзаж без придорожных гостиниц, без кафе и заправок. Вообще без ничего. Христиан не спешил повторять свой вопрос, он чувствовал себя как в Африке, в которой вроде бы и опасности не чувствовалось ниоткуда никакой, а съесть могли в любой момент. Наконец сосед подобрал губы и осторожно спросил:
- Это те, которые до революции в князьях ходили?
- Кажется да, они еще разорились, когда была война с Наполеоном.
- Эко куда хватил! Советская власть их разорила, да не всех перебила, - раздраженно сказал мужчина.
- Это мне неизвестно, - поспешил откреститься Христиан. - Они дальние родственники нашей семьи.
- Не ведаешь, а едешь к ним, - упирал на своем сосед. – А ты знаешь, что один из них лет пять назад Родину предал?
- Как это – предал?
- На Запад сбежал и больше не вернулся, вот как.
- Я не в курсе, мистер.., простите, товарищ.
- Вот тебе и мистер, как два сапога пара, - пристукнул кулаком по колену мужчина, он со значением посмотрел на Христиана.И вдруг стал на глазах размягчать линии,затвердевшие было на его обветренном лице. Переход из одного состояния в другое был столь быстрым и неожиданным, что капитан не знал, как вести себя дальше. Он был наслышан, что у русских подобные перемены в настроении являются национальной чертой, но встретился с этим впервые. А мужчина меж тем продолжал. – Ладно, не нашего это ума дело, хоть нам и внушают, что загнивающий Запад скоро совсем загниет, вместе с Америкой. Да что-то не верится. Правильно сделал этот Скаргин, что сумел показать всем свою задницу, пусть хоть он поживет, а нам до обещанного коммунизма, как до той Америки.
Христиан отвернулся и стал смотреть в окно, в голове промелькнула мысль, что найти общий язык со своим попутчиком у него вряд ли получится. Мужчина тоже замолчал, погрузившись в свои думы. Наконец впереди показались темные избы, крытые где шифером, а где почерневшей щепой, но с нарядными наличниками на оконных рамах. Автобус въехал на окраину города и покатился по ухабистой дороге дальше. На одной из площадей с неухоженной церковью он развернулся и замер на месте. Мужчина с кряхтением взялся за свои вместительные баулы.
- А ну подсоби, мистер, или как там тебя, а то я свои мешки до двери не донесу, - прикрикнул он на Христиана. Пояснил. – Это мы каждую неделю в Ленинград мотаемся, за колбасой и за другими продуктами. В наших магазинах уже лет двадцать хоть шаром покати.
Когда баулы были выставлены на улицу и Христиан собрался раскланяться, бывший попутчик доверительно наклонился к нему:
- Ладно, я покажу тебе улицу, на которой живут Скаргины, твои родственники. А ты про них больше никому не болтай, а то загремишь под фанфары, - он ухмыльнулся жутковатой ухмылкой. – Ты думаешь, что я не догадался, откуда ты приехал? У тебя на твоем холеном лице все написано, а у нас морды рыхлые да худосочные. И запомни на будущее, в Советском Союзе с врагами народа поступают строго.
- Я вас понял, товарищ, я постараюсь держать язык за зубами, - унимая внутреннее волнение, согласился Христиан с мужчиной. Он был не рад, что разоткровенничался с незнакомым человеком и теперь стремился поскорее от него избавиться. Но обещанная им помощь продолжала удерживать его на месте. – Вы сказали, что покажете улицу, на которой они живут.
- Вот же она, прямо перед нами, - мужчина ткнул рукой в переулок, начинавшийся сразу от площади, затем развернулся вправо. – А это бывшая усадьба Скаргиных, теперь в ней находится Дом пионеров с разными кружками, на втором этаже по вечерам собирается хор ветеранов войны и труда. Но они плохо поют, что малые, что старые. - Попутчик оглянулся на двух женщин, спешащих к нему, и закончил. – Бывай здоров, родственничек, да не забывай, про что я тебе наказал.
Христиан подождал, пока мужчина вместе с помощницами удалится на приличное расстояние, и осмотрелся вокруг. Единственный магазин был закрыт, не видно было ни одного государственного учреждения, тем более адресного бюро. Дверь в телефонной будке была сломана, оттуда торчали провода от вырваной с мэсом трубки. Не лучше выглядела и скамейка на остановке с поломанными планками. Автобус поехал дальше, площадь потихоньку опустела, лишь возле пивного ларька пританцовывала кучка неряшливо одетых граждан с опухшими лицами, украшенными синяками и ссадинами. Они все чаще начали оглядываться на незнакомца. Чтобы не давать им никаких поводов, Христиан подхватил чемодан и направился к зданию, названному попутчиком бывшей усадьбой разыскиваемых им людей. Это был двухэтажный особняк с нелепой современной надстройкой ввиде деревянной мансарды, еще довольно крепкий, возведенный в стиле раннего барокко. С башнями, с портиками, с основательными колоннами и массивной лепниной под крышей. Парадный подъезд украшали две львиные головы, вдоль второго этажа выстроились балконы, между которыми разместились продолговатые окна. Но все это великолепие из прошлого было запущено до такой степени, что казалось, вокруг здания никогда не прекращались боевые действия.Лепнина отвалилась целыми кусками, колонны зияли кирпичной кладкой, а балконы готовы были вот-вот рухнуть. Возле обшарпанных дверей крутилась собака со свалявшейся шерстью. Христиан, не дойдя до здания, изменил направление и завернул на улицу с колеей посередине, разбитой автомобильными колесами. Под каблуками ботинок захрустели комки засохшей грязи, по бокам за худыми заборами притаились дома, почерневшие от времени. Смотреть на этот пейзаж было не совсем приятно, он словно попал на другую планету, на которой обитали люди, нищие духом и телом. Даже в Африке и на Ближнем Востоке, где он успел побывать, нищета, царившая там, скрадывалась или потоками солнечного света, или богатым растительным миром в сочетании с одеждами, такими же красочными. А здесь перед глазами предстала унылая картина, которую не в силах были оживить ни зелень деревьев, ни августовское ослепительное солнце.
Наконец Христиан заметил на высоком крыльце деда и бабку, они сидели на лавочках друг против друга и еще издали вцепились в него своими выцветшими глазами. Он оглянулся назад и только после этого подошел к старикам:
- Простите, вы не подскажете, как найти дом Скаргиных? – спросил он. – Мне сказали, что они живут где-то здесь.
Дед пожевал сухими губами, затем обменялся с бабкой недоверчивым взглядом, оба посмотрели вдоль улицы.
- А на что вам Скаргины? – решился спросить старик.
- Это наши дальние родственники, я приехал их проведать, - не стал придумывать новую историю Христиан. – Давно не виделись.
- А ты сам-то откуда, милок? – заинтересовалась и бабка.
- Из Ленинграда.
- А по виду будешь из мест, что подальше.
- Ладно тебе, - перебил ее дед. – Может человек институт закончил, начальником работает.
- На начальника он не похож, он больше на партийного смахивает, что в Москве сидят. Те тоже все гладкие да со вздернутыми носами.
- Вон там усадьба Скаргиных, за два забора от нашего дома, - решил старик не разводить лясы. – Только мы вас предупредим, что к ним часто наведываются люди из органов.
- Из каких органов? – не понял Христиан.
- Из энкэвэдэшных, - встряла и бабка. – Будь поосторожней, милок, с походами по гостям-то. Проведал и ладно, и дальше пошел.
Дед огладил щуплую бороденку, снова бегло прошелся глазами по улице и переместился на край лавки:
- Сын у этих бывших дворян, Николай Скаргин, служил на торговом флоте, - он понизил голос и сипло выдавил, будто кто-то заставлял его делиться тайной с незнакомым гражданином. – Сбежал он из нашего Совесткого Союза на Запад, там и остался.
- Разве это преступление? – попытался улыбнуться Христиан. – Где человеку нравится, там он и станет жить.
- Это где как, товарищ, а у нас по иному.
Старик переглянулся со своей супругой, недовольный тем, что молодой мужчина не понял цены сведениям, которые он ему выложил. Но бабка лишь сделала губы куриной гузкой и уставилась в простанство деревянными глазами. Христиан смущенно хмыкнул и переступил с ноги на ногу:
- Спасибо за помощь, добрые люди, иначе мне пришлось бы здесь поплутать.
Дом, на который указали старики, снаружи показался пустым, он был таким-же древним, как и все они на этой улице. Крыльцо тоже едва держалось деталями друг за друга – перила за ступени, а ступени за стену избы. Христиан поднялся к двери и постучал по ней кулаком. На первый раз никто не ответил, тогда он поколотил погромче. Внутри загремело, послышался хриплый голос и на порог вышел человек лет под шестьдесят худощавого телосложения и с пристальным взглядом серых глаз. Он прошелся ими по посетителю с ног до головы и только потом спросил:
- Вам кого надо, товарищ?
- Я ищу Скаргиных, - быстро ответил молодой мужчина.
- Я Василий Скаргин, - хозяин дома вздернул подбородок. – Кто вы и что вам нужно?
- Меня зовут Харитон Дарганов, мой далекий предок был Дарганом Даргановым, - Христиан поставил чемодан на скамейку. – Вы никогда не слышали о нас?
- Дарганов!?. – вскинул брови мужчина и повторил. – Дарганов... Даргановы...
- Мой прапрадед вернул роду Скаргиных сокровища, украденные у них во время войны с Наполеоном Бонапартом.
Сначала хозяин дома округлил глаза,затем огладил лицо ладонью и только после этого произнес:
- В нашей семье эта история передавалась из поколения в поколение, - он открыл дверь пошире. – Проходите, товарищ, что на пороге стоять.
В комнате со старой мебелью, несмотря на открытые окна, было темновато и душновато, пахло щами, кислым хлебом и цветами в палисаднике за окном. Русская печка занимала едва не половину помещения, за нею виднелась ситцевая занавеска, отделяющая спальню, а прямо при входе была как бы кухня с чисто выскобленным столом. Но хозяин дома провел гостя сразу в горницу и усадил за стол с белой скатертью и несколькими стульями вокруг. Посередине стола возвышалась ваза с букетом бумажных цветов.
- Советской власти уже шестьдесят пять лет стукнуло, а нам все газ никак не проведут, - то ли возмущался, то ли оправдывался перед гостем Скаргин, кивая на печку. – Да что там газ, второй год справки на инвалидность собрать не могу. Вот такая наша жизнь.
Невысокая женщина, его жена, не вмешиваясь в разговор, поставила на стол хлебницу, за ней бутылку водки и два стакана с рюмкой. Затем принесла пироги и жаркое с картошкой, и только после этого тоже опустилась на стул:
- Угощайтесь, Харитон, чем богаты, тем и рады, - кивнула она на закуску.
Глава семьи сорвал пробку, разлил водку по стаканам. И потекла беседа, чем дальше, тем все углубленнее в проблемы, затронутые неожиданным визитом молодого мужчины. В конце концов разговор перешел в откровения, это случилось тогда, когда Христиан водрузил рядом с вазой с цветами бутылку хорошего коньяка.
- У нас даже грамота сохранилась, в которой написано,что столбовой боярин Скарга завещает свои сокровища роду Скаргиных. Вместе с запиской о том, что эти драгоценности, похищенные в войну 1812 года, вернул нашему роду Дарган Дарганов, терской казак со своей французской женой Софьей де Люссон, - Скаргин заторопился к сундуку в углу комнаты. Вскоре он вернулся со шкатулкой. – Вот здесь все и хранилось, до самых революционных событий в Российской империи. Потом моих дедов раскулачили и сослали в Сибирь, а драгоценности конфисковали.
Он вынул бумаги и начал их разворачивать, на сидящих за столом пахнуло запахом пыли и еще чем-то, исходящим обычно от старинных икон в окладах. Христиан вежливо протянул к ним руку, прочитав грамоту, отложил ее в сторону и взялся рассматривать записку, написанную русским дореволюционным шрифтом. Писал ее, скорее всего, владелец возвращенного добра, потому что у казаков того времени грамота стояла не на первом месте, а французская женщина Софи де Люссон не знала русского языка. В записке говорилось то же самое, о чем перед этим сказал хозяин дома, только было добавление о том, что князья Скаргины вечно будут благодарны терскому казаку Дарганову и его потомкам за фамильные сокровища, возвращенные их роду. Внизу был поставлен крестик, а под ним красовалась аккуратная подпись французскими буквами. Христиан почувствовал нервный зуд, он впервые рассматривал почерк своей отважной прапрабабушки, променявшей вычурный Париж на казачью станицу на краю Российской империи, и давшей жизнь и его предкам тоже. Между тем Скаргин вытащил из шкатулки еще один листок:
- А это опись драгоценностей, которые Даргановы привезли из Франции. Здесь и ожерелье из крупного жемчуга, принадлежавшее Софье Палеолог, константинопольской гречанке и жене Ивана Третьего, который был князем всея Руси, - он принялся с чувством оглашать подробности. – Между средиземноморскими жемчужинами были нанизаны камни - африканские рубины, сапфиры, аметисты, а посередине украшения место занимал алмаз из короны последнего из Палеологов - царя Константина, дяди Софьи. Много раз его хотели огранить в бриллиант, но никто из Скаргиных так и не решился этого сделать. В ту пору одного этого алмаза хватило на то, чтобы выкупить родовой особняк, утраченный нашими предками после наполеоновского нашествия.
- Дальше сказано про женский перстень, принадлежавший Екатерине Первой, жене Петра Великого, она подарила его придворной фрейлине Скаргиной уже после смерти своего мужа, - не удержалась от подсказок супруга хозяина. – Он был из чистого золота и с крупным изумрудом, обрамленным небольшими бриллиантами.
- Тот перстень перекликался с мужским, врученным другому нашему предку императрицей Анной Иоанновной, - хозяин ткнул пальцем в опись. – Это была большая печатка с темным камнем и вензелями по бокам. Здесь прописано, что оба изделия делались одним мастером, придворным ювелиром французского происхождения Франсуа Фабрегоном.
- Франсуа Фабрегоном? В те времена это был очень известный ювелир, – оторвался от записки Христиан, он вдруг почувствовал сильное волнение, словно с именем этого мастера, произнесенным его собеседником, приоткрылось окно в некую тайну. – Скажите, а в этой описи ничего не говорится о диадеме, сделанной итальянцем Николо Пазолини?
Супруги как-то странно переглянулись и замолчали, за столом возникло некоторое неудобство, заставившее молодого мужчину отложить бумажку в сторону.Он покашлял в кулак и со вниманием посмотрел на супругов:
- Я что-то не так сказал? – негромко спросил он.
Некоторое время муж и жена не отвечали на вопрос, они словно прокручивали в своих головах, что необходимо ответить в данный момент. Напряжение возрастало, заставляя подобраться и гостя, который уже пожалел о том, что спросил о диадеме в самый неподходящий момент. Ему подумалось, что больше в этом доме делать нечего. Напуганные предательством своего родного сына и частыми в связи с этим приходами к ним сотрудников КГБ, они теперь вряд ли расскажут что-либо еще. Оставалось поблагодарить их за то, что впустили в дом и дали возможность прикоснуться к памяти знаменитых прародителей и отправляться на вокзал. Христиан так бы и поступил, если бы не мысли о том, насколько серьезно его дело и как тяжело дается ему поездка сюда. Он начал понимать, что только здесь могла открыться семейная тайна, преследующая их род вот уже полтора столетия, ее необходимо было разрешить и расставить наконец все точки над «i». И он продолжал упорно ждать ответа на свой вопрос.
- Эта диадема принадлежала вашим предкам? – осторожно спросил у него хозяин дома.
- И да, и нет, - встрепенулся молодой человек. – Сокровище выкрали из музея Лувр в Париже, а музей с прошлого века перешел в государственную собственность Франции. Все ценности в нем стали достоянием французского народа. Наши пращуры дали слово, что найдут раритет и вернут его на место.
- Это очень серьезная клятва.
Скаргин поставил локти на стол и уронил голову в руки, его жена по прежнему не меняла позы, в которой замерла с начала разговора про диадему. Снова в комнате зависла гнетущая тишина, нарушаемая лишь редкими звуками, залетающими в окно с пустынной улицы.
- Вы приехали за этой короной?
Теперь хозяйка дома в упор рассматривала гостя, на ее лице отражалось напряженное внимание. Христиан сглотнул слюну, он решил рассказать все как есть:
- Несколько семей Даргановых в разных странах ищут это сокровище уже в течении полутора сотен лет, но следов его обнаружить пока не удавалось. Как и многих других драгоценностей из клада, обнаруженного нашим общим пращуром Даргановым. А началось все с того, что какой-то русский моряк по фамилии Барсуков выставил в Англии на аукционе Сотбис диадему работы Николо Пазолини. Но буквально сразу он снял этот лот с продажи и исчез в неизвестном направлении. – заговорил он о событиях, приведших его в этот дом. – Мы столько времени разыскиваем сокровища, и вдруг явилась такая удача. Естественно мы заинтересовались моряком, беженцем из Советского Союза, и пришли к выводу, что им мог оказаться родственник князей Скаргиных. Ведь он был родом из Новгорода. А наш пращур Дарган Дарганов по дороге из Парижа на родину заезжал к вашему предку, князю Скаргину для того, чтобы вернуть ему драгоценности, выкраденные у него. Мы подумали, что прапрадед по ошибке мог отдать князю и диадему, которая оказалась в одной шкатулке с остальными драгоценностями.
- А вас не смутила фамилия беглого моряка - Барсуков? – спросила хозяйка, по прежнему не сводившая пристального взгляда с собеседника.
- Я уже говорил, что отправился в дорогу в первую очередь для того, чтобы узнать о судьбе раритета, а моряк как бы подсказал направление поисков. Тем более, что он мог оказаться вашим родственником, несмотря на другую фамилию. Кстати, по пути сюда мне стало известно, что ваш сын тоже уехал на Запад.
- Что Барсуков, что Скаргин – одно и то же лицо. Это наш сын, - вдруг признался хозяин дома. – Как только Николай оказался в Голландии, так сразу решил сменить фамилию, чтобы запутать следы кагэбэшникам.
- Вот это открытие! – воскликнул Христиан. – Значит, это он выставлял диадему на торги?
- Мы не знаем, кто и что предлагал в Англии, - откинулся на спинку стула Скаргин, в углах рта у него появились жесткие морщины. – Но если дело обстоит действительно так, как вы только что нам рассказали, то у нас к вам имеется самый главный вопрос.
- Пожалуйста, я к вашим услугам, - подобрался гость.
- Чем вы докажете, что являетесь потомком терского казака Даргана Дарганова, который вернул нам наши фамильные драгоценности?
Христиан хотел было удивиться тому, что хозяева не спрашивали у него документов с самого начала их встречи, но вовремя прикусил язык.
- Ничем, разве только тем, что в подробностях поведал давнюю историю, ярким штрихом связавшую наши роды, - вскинул он голову, понимая, что наступает кульминационный момент. – Я шведский подданный, военный моряк, но и в Швеции мои предки сумели сохранить кроме родного языка корень нашей русской фамилии.
Он вытащил из кармана офицерское удостоверение и положил на скатерть. Собеседник взял в руки книжечку, раскрыл ее и долго вчитывался в написанное. За ним заглянула в нее и его жена.
- Похож, - сказала она. – И фамилия читается с Дарг...
- Дома под Стокгольмом у меня имеется достаточно вещественных доказательств, начиная от казачьих шашки с кинжалом и кончая русскими старинными документами с фотографиями, но я думаю, что они вряд ли сумели бы дополнить что-то еще, - развел руками Христиан. – Могу дать только честное слово шведского аристократа, что все, расказанное здесь мною, чистая правда.
- Этого будет досточно, - веско прихлопнул ладонями по столу Скаргин. – На честном слове вся наша жизнь держалась и обязана держаться.
- Я тоже верю этому молодому человеку, - кивнула и супруга.
- Спасибо, господа.
Христиан почувствовал, как уходит адское напряжение, уступая место внутреннему теплу. Он посмотрел на свое удостоверние, но прятать его обратно в карман не стал, подумав о том, что оно должно лежать на скатерти как символ доверия. Затем вытащил носовой платок и протер им вспотевшую свою шею:
- А теперь я имею право рассчитывать на то, что услышу от вас хотя бы часть правды? – с улыбкой спросил он.
- О чем будут твои вопросы, Харитон, мы с Тамарой уже подозреваем, - отозвался чуть погодя хозяин. – Ты хочешь узнать, где искать диадему?
- Именно за этим я и пустился в опасное путешествие.
- Она у нас, - как бы походя признался Скаргин. –И ты сейчас увидишь ее собственными глазами.
- Простите..,
- Это правда, диадема никуда из дома не девалась, - подтвердила его супруга.
- А что тогда у Барсукова.., извините, у того русского моряка? – был не в состоянии придти в себя Христиан.
- Про это надо спрашивать у моряка, а не у нас, - вставая из-за стола и направляясь за широкозадую печь, отозвался Скаргин. – Кстати, мы недавно получили от него письмо.
Он долго гремел в закоулке какими-то предметами, пока снова не вышел в горницу с красным от напряжения лицом. Что-то завернутое в тряпицу, тяжеленькое и круглое, легло на скатерть, освобожденную от посуды. Хозяин неторопливо размотал концы, прежде чем вытащить изделие, посмотрел сначала в окно, затем на дверь. Сквозь листву пробивались лучи заходящего солнца, по комнате гуляли длинные тени. Женщина встала и включила свет, но лампочка оказалась такой маломощной, что сумела разогнать лишь сумрак над столом.
- Экономим, - пробурчал Скаргин. – На всем экономим, хотя стоит все это сущие гроши, как и наши зарплаты с пенсиями. И все равно плохо живем.
Он развязал наконец тряпку и положил возле вазы обруч правильной формы. Вначале показалось, что это медный ободок от бочонка для меда, но через мгновение комнату стала заметать метель из разноцветных искр, отлетавших от невзрачных на первый взгляд камней, вправленных в ободок по его окружности. Они заполнили комнату с убогой мебелью вдоль стен, превратив ее в сказочный терем.Электрическая лампочка под потолком мигнула и утонула в цветном сугробе, лишь несколько солнечных лучей продолжали раздувать пожар, занявшийся на поверхности скатерти. Христиан сморгнул веками и некоторое время сидел молча, не зная что сказать, спазм сдавил ему горло, мешая нормальному дыханию. А жгучая метель не прекращалась. Листья деревьев за окном, трепетавшие от порывов слабого ветра, то загораживали эти лучи, то разлетались вновь, предоставляя им возможность обласкать диадему под разными углами. Сокровище сияло и сверкало, затягивая в драгоценную свою бездну и поражая людей, не спускавших с него глаз, совершенством своих форм.
- Вот какое богатство мы храним у себя полторы сотни лет, - нарушила тишину жена хозяина дома. – Одна морока с ним – ни на себя надеть, ни людям показать, потому что возьмут и донесут, и загремишь под фанфары. Люди у нас – собаки вернее.
Христиан встрепенулся, он где-то слышал это странное выражение, не говорящее ни о чем, одновременно несущее в себе скрытую угрозу. Как только он покинул борт линейного корабля и ступил на землю своих предков, его ни разу не оставляло чувство неосознанного страха. Встряхнув плечами, он оторвал взгляд от раритета.
- Диадема была в самой шкатулке?– проговорил он осипшим от волнения голосом, осознавая всю нелепость своего вопроса. Ведь с тех пор прошло немало времени и как было на самом деле, никто из новых ее владельцев знать не мог. И все-таки его интересовало и это, потому что тогда можно было бы понять, как она оказалась в руках князей Скаргиных. И та ли это вещь вообще, выкраденная когда-то его пращуром из клада, зарытого на подворье одного из постоялых дворов на острове Ситэ, который находился посередине реки Сены в самом центре Парижа. А если сокровище попало в руки Скаргиных иным путем, то что тогда лежало на столе перед ним и его владельцами! - Я имею ввиду, вы обнаружили ее среди других драгоценностей?
- Мы нашли диадему в шкатулке, лет тридцать тому назад, - признался хозяин дома. – Но мы ее отыскали случайно.
- Тридцать лет назад! – откинулся назад молодой человек. – А до этого никто не знал о ее существовании?
- Выходит, что так. Я и говорю, что наткнулись мы на это сокровище по чистой случайности.
- Это правда, - подтвердила супруга.
- Но как такое могло произойти? – в который раз за небольшой промежуток времени опешил Христиан.
- А вот здесь начинается самое интересное, - Скаргин пододвинул к себе диадему и поставил ее на попа. – Если измерить раритет в самом широком его месте, то ширина составит не больше трех с половиной сантимеров. И по окружности диадема объемнее, чем внутренние размеры шкатулки.
- То есть, влезть туда она никак не могла, - со вниманием наблюдал за ним Христиан.
- Именно.
- Тогда в чем заключается фокус? Двойное дно отпадает, двойные стенки тоже, потому что диадема выше их, - начал ломать голову молодой человек. – Не могли же ее согнуть и в таком виде впихнуть вовнутрь! Многие из камней не удержались бы в гнездах, да и вернуть ей прежний вид стало бы проблематично.
- Это ты, Харитон, верно подметил, - усмехнулся Скаргин. – Но одна мысль у тебя шла все-таки в правильном направлении.
- В том смысле, что гнуть диадему не нужно, она сама складывается?
- У шкатулки не дно, а крышка оказалась двойной, - хозяин дома отложил раритет и придвинул к себе небольшой сундучок старинной работы. – Снаружи доски толщиной все пять сантиметров, зато внутри от силы три. Если ее открыть, разница на глаз абсолютно не заметна, кажется, что крышка сделана из одной доски с набитыми на нее боковинами. Сбоку есть выступы, стоит потянуть за один из них, как выдвинется плоский ящичек с прорезями по обеим сторонам. Диадема вкладывалась в него задней своей стороной, а для передней, имеющей расширение, было выдолблено специальное углубление. Вот и весь фокус.
Скаргин медленно вытащил дубовый ящичек,вложил в него диадему и так же медленно задвинул на место. На выступе сбоку, покрытом темным лаком и расписанном узорами, не осталось никаких следов. Это была очень аккуратная работа, не отметить которую было невозможно.
- Браво, - вырвалось у Христиана. – Значит, хозяин парижского подворья решил сделать тайник в шкатулке, принадлежавшей князьям Скаргиным, чтобы таким необычным способом спрятать редчайшее сокровище от человеческих глаз.
- Скорее всего, так оно и было, - согласился с его выводами Скаргин. – В описи драгоценностей, составленной боярином Скаргой, о диадеме не говорится ни слова.Да и сработана она,судя по всему, в более поздние сроки, нежели перстни с ожерельями, принадлежащие нам.
- Но для чего французский корчмарь это сделал? И какие цели он преследовал?
- А вот этого, дорогой гость, мы с тобой никогда уже не узнаем.
Собеседник снова вытащил диадему из шкатулки и положил ее на стол. Христиан взял раритет в руки, с пристальным вниманием принялся за его изучение. Он уже не сомневался в том, что перед ним сокровище, за которым безуспешно гонялись несколько семейств Даргановых, разбросанных по многим странам мира. Он просто хотел ощутить его тяжесть и по возможности проследить за замыслом ювелира, тем самым как бы соприкоснувшись с одной из величайших тайн на земле. В диадему, изгтовленную великим мастером, были вправлены десять бриллиантов, по пять с каждой стороны и весом по пять карат каждый. Два бриллианта по десять карат находились спереди изделия, где оно имело расширение. Один вверху, а другой внизу. Между ними были вставлены два граната по тридцать карат и два сапфира такого же веса, расположенные крест-на-крест. То есть, один гранат и один сапфир напротив друг друга, и под ними один сапфир с одним гранатом в таком же порядке. В самую середину мастер вложил крупный рубин в пятьдесят карат весом. Такие цифры, во всяком случае, были написаны под снимком раритета, сделанным из какой-то редкой книги и присланным из Парижа Марией с ее мужем Сержем.
- Остается добавить, что диадема отлита из чистого золота с серебряными кружевами по верху, - вслух сказал молодой человек. – Вес ее составляет двести восемьдесят граммов, не считая веса драгоценных камней.
- Про такие тонкости мы не думали, - призналась супруга хозяина.
- Мы знали, что это сокровище принадлежало не нам, - поддержал ее муж. - Я уверен, что наш пращур Матвей Иванович Скаргин, если бы обнаружил диадему, немедленно вернул бы ее истинным владельцам. Мы поступим точно так-же, забирайте свой раритет и дело с концом.
- Пусть хоть люди попользуются, чем отдавать редкую вещь безродным холопам, –поддержала мужа его супруга. - Харитон, ты сошел с автобуса на площади?
- Я вышел там, где стоит пивной ларек, а напротив него, кажется, Дом пионеров, - кивнул головой гость.
- Это наша бывшая родовая усадьба, из которой после революции нас переселили сюда. Хорошо, что этот дом, в котором мы находимся, сохранился за нами, дубовый пятистенок построен на века, - включился в разговор Скаргин. – Но дело не в этом, ты сам свидетель, во что советские люди превратили наш дворец. Разве можно такое допускать!
Хозяин дома говорил и говорил, он не мог остановиться, было видно, что за нелегкую жизнь у него накопилось много обиды. Но Христиан слушал исповедь только в начале, он стал размышлять о том, что не сможет забрать с собой раритет, найти который мечтало несколько поколений Даргановых.Причина была основательная– его самого могли схватить и в любой момент доставить в казематы КГБ только за то, что он оторвался от наблюдателя. Никто из комитетчиков не знал, где находился все это время военный моряк из капиталлистического государства. Главное, чем он занимался. По советским законам этого было достаточно, чтобы упрятать его в тюрьму на долгие годы, несмотря на официальное разрешение, подписанное едва ли не главами обеих государств. И хотя это теперь было не так уже важно, молодого человека не оставляла мысль о том, что тогда предлагал на аукционе в Англии русский моряк по фамилии Барсуков. Может быть, наслушавшись пересудов родных о диадеме, он каким-то образом отыскал ее копию, тоже выкраденную в свое время из особняка семейства Ростиньяковых в Москве. И потерпел фиаско, выставив фальшивый раритет на аукционе в Сотбис. А может здесь крылась очередная тайна, связанная с именем великого ювелира. И вообще, был ли он на самом деле сыном князей Скаргиных. Если нет, то кем являлся тот беженец из коммунистической России и куда подевался родной сын русских дворян, у которых Христиан сидел в гостях. И что тогда он держал сейчас в своих руках...