Глава восьмая.
Три коляски, запряженные гнедыми жеребцами терской породы, выстроились под раинами, окружавшими просторное даргановское подворье. Лошади отличались от своих сородичей тем, что были как один поджарыми, с высокими холками и с точеными ногами и мордами. Эксперимент по разведению новой породы начал еще Дарган Дарганов, хозяин усадьбы и родоначальник атаманского рода, убитый абреками во время похода на правый берег Терека для осовобождения младшей своей дочери и маленького внука, угнанных чеченцами в плен. После окончания войны с французами он пригнал в станицу из дальних краев табун разномастых скакунов и принялся скрещивать их друг с другом, отбирая лучшие экземпляры. Поначалу дело продвигалось медленно, а потом пошло как по маслу. Терские скакуны на скачках в станице Пятигорской, в которой отдыхала столичная знать, начали занимать призовые места. Дело расширилось, оно обещало приносить хорошие доходы. К тому времени подросли трое сыновей, которые оказались хорошими помощниками. Они помогали отцу до тех пор, пока двое из них не отправились на учебу в Москву и Санкт-Петербург, столицы Российской империи, а старший не завел свою семью. Но и тогда эксперименты по селекции животных не остановливались, они продолжались до последнего момента, до тех пор, пока жизнь Даргана не оборвала пуля абрека. Они проводились и теперь под присмотром Панкрата, старшего сына атамана, заместившего убитого отца не только в хозяйственных делах, но и на атаманском посту. Но все сводилось пока к тому, чтобы поставлять изящных и выносливых скакунов по две по три особи на показательные соревнования в той же Пятигорской или в Кизляре. Столичные заправилы лишь приглядывались к новой породе лошадей, не слишком веря в их способности. Да и сам Панкрат был в постоянных разъездах, скоро и он стал надеяться, как когда-то отец на него, на своего старшего сына Александра. А тот из конюшен перестал вылезать.
Ворота были распахнуты настеж, в них то и дело входили семьями станичники, чтобы уже на подворье разделиться на две части – казаки в одну сторону, бабы с детьми в другую. Возле конюшни возились трое братьев Даргановых вместе с Буалком, они накидывали на строевых коней ременную упряж и седла, готовясь отправиться в дальний путь. На ладных их телах сидели как влитые новые черкески с кинжалами на поясах и с шашками, пристегнутыми сбоку, на головах отливали черненым серебром смушковые папахи.На ногах были надеты мягкие ноговицы из телячьей кожи, сморщенные для форсуВокруг мужчин бегал Сашка,старший сын Панкрата,за ним торопился крестник Никитка Два сына дядюки Савелия, Чигирька и Тараска, уже сидели в седлах с ружьями, притороченными за спиной. Глаза обоих закрывали завитки бараньей шерсти от папах, надвинутых на лоб, а в руках они держали плетеные нагайки. Сам сотник Савелий, младший брат Даргана и дядя всем его детям, помогал выносить братьям из конюшни оснастку, он должен был остаться в станице, замещая своего племянника, атамана Стодеревского юрта. С крыльца за сборами наблюдали Аленушка, жена Панкрата, и сестра Аннушка, тоже одевшаяся в дорогу, а жены Захарки с Петрашкой – Ингрид и Сильвия – были в доме. Они под присмотром Софьюшки укладывали походные сумки, куда решили спрятать алмаз из короны короля Людовика Шестнадцатого, переданный еще Дарганом перед его гибелью своему зятю Буало, и кое-что из других драгоценностей. Остальные сокровища, в том числе кардинальскую цепь с медальоном и диадему, сделанную итальянцем Пазолини, молодые поклялись найти и передать народу Франции,которому они принадлежали по праву первонаследства На этом настояла Софьюшка,она же приняла клятвенные заверения своих детей с их избранниками, связавших друг друга семейными узами.
Погода стояла теплая, небо было чистым, солнце оторвалось от горизонта на половину своего пути к зениту. Заснеженные вершины гор, видневшиеся сквозь листву на алычевых с жерделовыми деревьях, искрились в голубой выси кусковым сахаром, облитым яичным белком. Оттуда несло холодом, хотя до заморозков было еще далеко. Еще висели на деревьях фрукты и краснели поздние ягоды на кустах малины, разросшейся вдоль плетня.
Наконец Панкрат отвел своего жеребца в сторону, осмотрел его на предмет готовности к путешествию и повернулся к братьям, тоже заканчивавшим сборы. Буалок по казачьи уперся ногой в брюхо своей лошади и накрепко затянул подпругу еще на один шаг, затем ловко примостил за седлом мохнатую бурку,сложенную в несколько раз.На разгоряченном работой его лице отражалось деловое спокойствие, и если бы не шпага, казалось, навечно присохшая к его левому боку, француза нельзя было бы отличить от матерого терца. Горный загар, покрывавший щеки и лоб кавалера, скрыл все национальные особенности.
- Панкрат, тут к тебе гонец от чеченцев, - крикнули из толпы казаков, стоявших посередине подворья. – Он говорит, что Руслан из тейпа Дакаевых лично хотел бы с тобой поговорить.
Братья как по команде повернулись на возглас и замерли в выжидательной позе, женщины, стоявшие на крыльце, прижали руки к груди. Атаман передал уздечку старшему своему сыну, неторопливой походкой направился к воротам, за которыми похлопывал скакуна по взмыленной холке посланец с враждебного правого берега Терека. Это был рослый джигит с бородой и усами, крашенными хной, черные глаза его нервно косили по сторонам. Весь он был похож на молодого бюрюка, загнанного охотниками в западню. Такими же выглядели двое горцев, сопровождавших его, окруженные казаками с одного из кордонов, расположенных за станицей. Лица у терцов подергивались от едва сдерживаемого гнева, руки тянулись к рукояткам шашек. Они по прежнему стремились только к одному – отомстить чеченцам и дагестанцам за уведенных у их атамана в плен сына Павлушку и сестру Марьюшку. А так-же за своих отцов и братьев, погибших во время похода в аул Гуниб, в котором Шамиль приютил бешенных псов, кавказских мюридов, не устававших насылать на мирные станицы новые отряды разбойников.
- Салам алейкум, Панкрат, - завидев атамана, овладел собой горец, ожидавший каждую минуту, что казаки растерзают его на месте. Он отставил ногу и положил руку на рукоять кинжала. – Джигит Руслан, глава тейпа Дакаевых, шлет тебе привет.
- Салам, абрек, - неохотно отозвался полковник, и не думая по восточному осведомляться о здоровье и делах своего заклятого врага. – С чем прислал тебя к нам твой хозяин?
- Он мне не хозяин, - осклабился белыми зубами гонец. – Я такой же как и он, а наш тейп даже многочисленнее его тейпа.
- Что он хочет, этот Руслан? Я знаю его, он занял место одного из мюридов из тейпа братьев Бадаевых, погибших в бою под аулом Гуниб.
- Все Бадаевы, да будет светлой память о них, погибли от рук Даргановых. Твоих, атаман, рук, и рук твоих младших братьев, – напомнил горец, он надумал показать обычную свою наглость. – Но ты даже не приглашаешь меня пройти за ворота своего дома! Разве так поступают люди, которые живут на Кавказе?
- С людьми мы поступаем по людски, а с бирюками по бирючьи. Братья Бадаевы и их родственники повадками не отличались от лесных зверей, - Панкрат тоже бросил руку на рукоять кинжала. – Говори, с чем пришел, или проваливай отсюда, пока голова на плечах! Кончился наш мирный договор, пришла пора за все держать ответ.
- Не торопись, атаман, воды Терека еще не усохли до обыкновенного ручья, а вершины гор не склонили перед русскими, которым ты служишь, свои снежные папахи.
Чеченец явно рисовался перед своими соплеменниками, стоявшими рядом с ним, тем более, что на их лицах отразилось удовольствие от его удачного выпада. Гонец был одет в черную черкеску с серебряными газырями по бокам, за отворотами которой играла пламенем красная рубаха, на поясе отливал серебром кинжал из дамасской стали, сбоку был приторочен турецкий ятаган. Весь вид его говорил о том, что он принадлежит к уважаемому тейпу, способному отомстить за своего члена, если с ним что-нибудь случится. Но в груди у Панкрата начал возгораться огонь бешенства, с утратой близких ему людей он успел перешагнуть тот порог, который принуждал его задуматься, кто перед ним. Ему давно надоели азиатские повадки горцев с их алчными законами, конца которым не предвиделось. Переносицу разрубила надвое жесткая черточка, правая рука сама переместилась на рукоятку шашки:
- Говори, иначе это будет твой последний день, - процедил сквозь зубы полковник.
Тихо звякнуло железо, лошади под казаками, окружившими гонцов, насторожились как перед сигналом к атаке, они давно превратились в единое целое с хозяевами. И абрек понял, что времена действительно переменились, это произошло за какой-то месяц, после того, как терцы разгромили аул Гуниб – цитадель Шамиля, третьего имама Чечни и Дагестана. Он сглотнул слюну и выложил то, за чем пришел:
- Мюрид Руслан Дакаев предлагает тебе поменять твоего сына с твоей сестрой на воинов аллаха, которых вы захватили в плен во время вашего похода в Дагестан, - скороговоркой начал он. – Мы знаем, что ты еще не отсылал наших джигитов в штаб русских войск в станице Пятигорской, а держишь их у себя под замком.
- Часть абреков находится здесь, - расцепил зубы Панкрат. – Но мы не посадили их на цепь и не бросили в зинданы, как это делаете вы со своими пленниками. Они закрыты в сарае, сытые и напоенные.
- Тогда принимай условия, которые мы тебе поставим, и выпускай наших воинов на волю.
- А какие у вас условия?
- Мы хотим обменять твоих сына с сестрой на всех джигитов, взятых вами в плен, - чеченец с превосходством взглянул на собеседника. – И ты отдашь нам золото с драгоценностями, которые казаки захватили в ауле Гуниб, и добавишь к ним свои сокровища, привезенные твоим отцом с войны с Наполеоном.
Панкрат впился в горца глазами, потемневшими от раздиравших его изнутри чувств, он и правда перестал соображать, что нужно делать в первую очередь. С одной стороны Павлушка с Марьюшкой оказались живы, если их предлагают обменять на бандитов, с другой развязность, с которой это предложение оглашалось, не знало предела.
- Сундуки с драгоценностями, отобранные у имама Шамиля, мы переправили в Кизляр, в казну русских войск, - трепыхнул он тонкими ноздрями. – Это сокровища награбленные, отобранные у русских путников и у жителей левобережных станиц.
- Придется поехать в главную ставку сип-сиповичей и забрать их обратно, - откровенно засмеялся чеченец. – Надеюсь, свои сбережения ты к ним не присоединил, и они по прежнему хранятся в твоем доме?
Панкрат всхрапнул, едва удерживаясь, чтобы не развалить потерявшего совесть горца шашкой напополам:
- Не впервые я слышу от вас про драгоценности, которые есть у нас, - медленно сказал он. – Откуда вам про это известно и кто распускает такие слухи?
- Разговоры про соровища Даргановых идут давно, всем видно, как живет ваша семья, - откровенно ухмыльнулся чеченец.– Ни одна заморская невеста не выскочит замуж за обыкновенного терского казака. За нее нужно положить большой пешкеш, вот и все слухи.
За спиной у полковника начала собираться вся большая семья, вслед за братьями с Буалком подтянулся дядюка Савелий с сыновьями. За ними из толпы казаков отделились кумовья со свояками и крестниками.
- Кто вам накаркал, что наши родители положили за невест моих братьев большой пешкеш? Я даю слово, что они соединились по любви и без всякого выкупа, – продолжал допытываться атаман. – А если у нас тех сокровищ отродясь не бывало, тогда что вы будете делать?
- Тогда мы разворачиваем коней и уходим из твоей станицы, а ты навсегда распрощаешься со своими сыном и сестрой.
- А за пленных джигитов, запертых в сарае, вы меняться не желаете?
Горец осклабился всеми складками своего худощавого лица:
- Наших воинов отпустят русские, как только вы доставите их в штаб в станице Пятигорской, - сказал он, уверенный в своей правоте. – Они еще взыщут с вас за то, что без их ведома вы организовали поход в Дагестан, чем нарушили мирный договор с Шамилем.
- Это правда, атаман, - подтвердил один из чеченцев, сопровождавших гонца. – Мы уже знаем о разговоре, который произошел в штабе русских войск в Пятигорской.
Панкрат перевел взгляд на говорившего, но ничего не сказал, он понимал, что у русских языки свисают до земли, а кавказцы с азиатами не стесняются на них наступать. На высокое крыльцо хаты вышла Софьюшка, она приложила ладонь ко лбу и посмотрела в сторону распахнутых ворот. За последнее время она крепко сдала, под глазами появились новые морщины, а волосы совсем стали седыми. Но женщина старалась не показывать виду, что ее одолевает хворь от потери сразу нескольких близких людей.
- Что там происходит? – обратилась хозяйка подворья к снохе и дочери. – Почему Панкрат до сих пор не погрузил походные саквы в коляски, он хочет, чтобы мои дети отправились в путь на ночь глядя?
- Мамука, он ведет переговоры с каким-то абреком, - нервно покусывая губы, постаралась объяснить Аннушка задержку с отъездом. Она оглянулась на Ингрид и Сильвию, показавшихся в дверях вслед за матерью, и добавила. – Я только расслышала, что чеченец настаивает на каком-то выкупе.
- Какой выкуп? За что он его требует? – развернулась к дочери Софьюшка. - За мою Марьюшку и моего внука Павлушку, украденных этими разбойниками?
- Ничего не слышно, мамука, дети на базу раскричались, а до ворот далеко.
Между тем Панкрат оставил в покое рукоятку шашки и перекинул в правую руку нагайку, он понимал, что абрек говорит правду. Но известие о том, что Павлушка с Марьюшкой живы, давало надежду на то, что из плена их еще можно будет вызволить. Постучав по ноговице жгутом, скрученным из сыромятных ремней, полковник бросил раскаленный взгляд на посланца:
- Передай Руслану из тейпа Дакаевых, своему хозяину, что я определяю ему на раздумья три дня, – он с шумом всосал в себя воздух. – Если к этому времени мюрид не отпустит на волю моего сына с моей сестрой, я не доведу пленных абреков до штаба в Пятигорской. И никакой русский начальник мне не будет указ, ты понял?
Некоторое время горец старался сдержать ярость, овладевшую им, затем взялся за луку седла и с места вскочил на спину своего коня. Его примеру последовали двое его сопровождающих.
- Я так и передам, - огрызнулся гонец. – Но знай и ты, Панкрат Дарганов, если хоть один волос упадет с головы наших джигитов, тебе тоже не жить.
Полковник взорвался испариной, будто его окатили ушатом кипятка, чеченский абрек посмел угрожать ему в его собственном доме. Подобного презрения к незыблемым законам гор не мог позволить ни один кавказец, уважающий себя, за это можно было поплатиться жизнью прямо на месте.Атаман развернул нагайку и со всей силы полоснул ею по плечам наглеца,затем еще раз и еще:
- Пош-шел вон, бирючья твоя морда, пока живой, - приговаривал он, стараясь ударить с оттяжкой. – Гони к своим чакалкам с наказом, что пощады вам больше не будет...
Атаман стегал абрека до тех пор, пока тот, перекосивший лицо от боли, не рванул уздечку на себя и не ударился с места в карьер. Его провожатые уже давно пританцовывали возле другого куреня.
- Панкрат, ты пожалеешь об этом, - обернувшись на скаку, крикнул чеченец. – Меня никто еще так не унижал.
- А я об унижениях отродясь не ведаю, - умеряя дыхание, буркнул себе под нос атаман. – Еще каждая чакалка посмела разевать на человека слюнявую свою пасть.
Казаки перебросили ружья со спины на грудь и, задрав дула вверх, нажали на курки. Дружный залп поднял на ноги станичных собак, под их бешенный лай горцы вылетели на окраину и помчались к берегу гремучего Терека. Полковник проводил их раскаленным взглядом, затем засунул нагайку за голенище ноговицы и заторопился к своему коню, оставленному с сыном Александром. Когда он проходил мимо крыльца, Софьюшка остановила его вопросом:
- Пако, я хочу знать, зачем приезжали эти люди? – встревоженно спросила она.
- Мамука, они приехали и уехали, - попытался смягчить ситуацию старший сын. – А нам надо отправляться в дорогу.
- Чеченцы приезжали просить выкуп за наших детей? – не унималась Софьюшка.
Панкрат остановился, сдвинул папаху на затылок, он привык не врать своей матери. Вот и сейчас, как бы не хотелось ему увести разговор в другую сторону, он согласно кивнул:
- Они сказали, что у нас есть драгоценности, которые отец привез еще с войны и требовали отдать их вместе с пленными абреками.Тогда горцы отпустили бы нашего Павлушку с Марьюшкой.
- Разве ты не знал, что сокровища лежат в сундуке?
- Знал, но я думал, что вы заплатили ими за учебу Захарки с Петрашкой, раздарили на подарки их учителям. Остальное Буалок собирался увезти с собой, как французское достояние.
Софьюшка глубоко вздохнула. Она вдруг осела подтаявшей снежной бабой, стала еще меньше и беззащитней. Но осанка оставалась прежней, прямой и гордой. Женщина оперлась рукой о перила крыльца и пояснила:
- Буало забрал лишь алмаз из короны французского короля, который ваш отец вплетал в гриву своего коня, да еще несколько мелких изделий. Остальное его не заинтересовало, - она завела за ухо седую прядь волос и тихо призналась сама себе. - Кажется, я опять опоздала...
Три коляски с пристегнутыми к задкам запасными лошадьми, окруженные верховыми казаками, пронеслись по главной улице Моздока и, не останавливаясь, вылетели на прямую дорогу до станицы Пятигорской. Позади остался опасный участок пути, пролегший от станицы Стодеревской по берегу непокорного Терека, впереди таких участков было еще немало. На мягких сидениях покачивались три пары молодых людей в цивильных костюмах со шляпами на головах. У женщин они были соломенными, у братьев Захарки с Петрашкой больше смахивали на котелки, зато Буалок никогда не расставался с широкополой фетровой шляпой с загнутыми краями. Софьюшка перед самым отъездом буквально заставила переодеться своих детей с зятем в гражданскую одежду и пересесть с лошадей в удобные коляски. Тем самым она как бы утверждала, что военная жизнь у них закончилась и пора им выходить в свет, где люди добиваются положения не силой, а разумом. Без небольших размолвок по этому поводу не обошлось, но оружие у всех троих лежало на сидениях рядом. Во главе кавалькады скакал размеренным галопом Панкрат, он был одет, как все станичники, в черкеску с синей рубахой под ней, на голове серебрилась папаха, а за спиной покачивало дулом ружье. Дорога была почти пустынной, летние отпуска закончились, передислокацию войсковых соединений никто не объявлял, хотя разговоры об этом висели в воздухе. Лишь изредка навстречу попадались офицерские пролетки, или запряженные медлительными быками осетинские с ногайскими колымаги, но они не могли скрасить однообразного пейзажа. Скоро показались отроги высоких гор, между которыми пролегло узкое ущелье. Быстро вечерело, Панкрат привычно нащупал на поясе мешочек с пулями и порохом, мысленно проверил, заряжено ли ружье и только после этого покосился на казаков, стелившихся по обеим сторонам короткого поезда.
- Чигирька и Тараска с Гришкой, скачите вперед во весь опор, - приказал он двум своим племянникам с урядником, сыном хорунжего Черноуса, державшимся за ним как привязанные. – Если заметите что подозрительное, подавайте сигнал.
- Понял, дядюка Панкрат, - откликнулся ловкий Чигирька, он пришпорил норовистого коня и крикнул младшему брату с другом. – В разведку, за мной.
Трое верховых оторвались от группы и устремились к началу горной гряды, оставляя после себя облачка пыли, поднятые конскими копытами. Отряд втянулся в ущелье между горами, поросшими корявым лесом с кустарником и густым орешником, отяжеленным гроздьями созревшего ореха. Кое -где алели кизиловые кисти с кислосладкими длинными плодами,розовели похожие на абрикосы дикие жерделы, жесткие, но сочные плоды которых шли на второсортную курагу или на корм скоту. Пока все было тихо, лишь изредка мелькала на вершине фигура верхового наблюдателя,да стелилась по гребню горы летучая группа абреков.Но для отряда они не представляли никакой угрозы, охотясь только за одинокими или припоздавшими путниками. Скоро ущелье начало сужаться, всадники тем же размеренным галопом продолжали скакать вперед,потому что разведчики не подавали никакого сигнала. Под колесами колясок зашипела вода, это река, перегороженная недавним камнепадом, растеклась по дороге, обихоженной строительными батальонами из русской армии. И в этот момент Панкрат заметил Чигирьку, он вскинул вверх ружье, спрятавшись с друзьями за уступом скалы, нависшем над ущельем. Полковник резко осадил кабардинца и поднял руку, призывая ко вниманию. Терцы без слов перекинули ружья на грудь, из колясок выскочили оба брата с Буалком, в руках у них тоже было оружие, заряженное заранее. Издалека донесся дробный топот копыт, он приближался с огромной скоростью. Казалось, это сорвалась с крутого склона очередная лавина, грозившая похоронить под собой всех, оказавшихся на ее пути. От разведчиков прилетел пронзительный свист, заставивший терцев вскинуть ружья на уровень плеч.
- К стене, к стене.., - донесся крик Чигирьки. – Дядюка Панкрат, прижимайтесь к скале.
Еще не понимая, что там произошло, полковник властно махнул рукой, заставляя весь отряд вжаться в отвесную скалу. Захарка с Петрашкой схватили коней под уздцы и придвинули коляски вплотную к каменному массиву, затем отвязали запасных лошадей от задков и вскочили в седла. Они все еще были недовольны тем, что Панкрат вместе с мамукой спровадили их из отчего дома, не дав возможности принять участие в новом походе на правый берег Терека для вызволения из плена близких своих родственников. Софьюшка прямо заявила, что матерые казаки из них не получились, а вот Панкрат воин прирожденный. На него, да на дядюку Савелия, младшего брата убитого своего мужа, она возложила обязанности по спасению дочери с внуком, принудив Захарку с Петрашкой и Буалком после похода в Дагестан собирать саквы и убираться с подворья в свои европы. А громкий цокот все нарастал, он действительно грозил перерасти в горный обвал, спасения от которого не было бы никому. Панкрат стинул зубы, стараясь не выдавать беспокойства, он знал, что за ним наблюдает весь отряд. Терцы навели ружья на утес, нависший над дорогой, лица у них посуровели. Сидящие в колясках женщины тоже не остались без дела, взявшись забивать заряды в дула. Казаки притихли, лошади под ними напряглись. Но это временнное затишье было готово в любую минуту взорваться смертельной круговертью, когда за тесным сплетением тел невозможно было разобрать, кто свой, а кто чужой. В этот момент Чигирька поднял руку и тут-же выдернул из-за пояса пистолет. Из-за скалы вылетели несколько всадников в гусарских голубых одеждах с золотым шитьем по бортам и обшлагам, они успели проскочить некоторое расстояние, когда один из них, в чине подпоручика, заметил отряд, прижавшийся к стене.
- Стоять! – крикнул он товарищам, заворачивая лошадь обратно и вытаскивая из ножен саблю. Он подскочил поближе к терцам и грозно спросил.– Кто такие, простые горцы или абреки с большой дороги? Говорите!
Никто из казаков не успел ответить, потому что офицер уже увидел коляски с женщинами, сидящими в них, и продолжавшими наводить на гусар оружие. По краснощекому лицу всадника пробежала снисходительная улыбка, он обернулся к товарищам, успокаивающим разгоряченных скакунов:
- Господа, поистине Кавказ - это мешок, набитый душистыми сухофруктами. Кого здесь только не встретишь, даже женщин в столичных шляпках, - он снял с головы кивер и картинно поклонился. – Экскюзи муа, мадемуазелле, примите наши восхищения вашими нарядами и тем спокойствием в этих глухих местах, которое написано на ваших лицах.
- Да уж, русская баба везде чувствует себя в своей тарелке, хоть в шалаше у какого-нибудь зулуса, хоть в хоромах английского лорда. И везде ее отличает от остального женского сословия великая терпимость ко всему - хоть к навозу вокруг, хоть к французскому парфюму, - грубо гоготнул товарищ гусара, плотный светлоусый ловелас. Он присмотрелся попристальнее, – Это точно наши женщины, в крайнем случае европейки, на горянок или казачек они никак не походят. Федор, спроси у этих сударыней, как их сюда занесло? Неужели Пятигорских источников с местными джигитами им уже стало мало?
Но тот, кого назвали Федором, вместо этого принялся рыскать глазами по всему отряду:
- Кто здесь у вас главный? – наконец спросил он. – Вы по русски понимаете, или ни бельмеса?
- Я главный, - отозвался Панкрат. – Мы терские казаки, провожаем своих родственников до станицы Пятигорской, а потом они уже сами поедут по своим делам.
- От... чертово племя, от абреков не отличишь! – снова подал голос ловелас. – Спроси у них, Федор, из какой они станицы?
Но в этот раз подпоручик не прислушался к мнению своего друга, он дергул коня за уздечку и подъехал к казаку поближе, не сводя взгляда с полковничьих погон на его черкеске. На сытом лице все так-же светилась непуганная дерзость.
- Господин полковник, вы ведете свой отряд из Моздока? – спросил он.
- Оттуда.
- Никого на дороге не встречали?
- Нам никто не попадался, а что случилось?
- Слыхали про полковника Панкрата Дарганова, атамана из станицы Стодеревской? – гусар чуть наклонился вперед, стараясь присмотреться к терцу получше. – Говорят, лихой казачура.
- Про лихость его не знаю, а про самого атамана слышал, - скромно признался Панкрат. – А что он такого натворил?
- Он разворошил Шамилево гнездо, которое имам свил в заоблачном ауле Гуниб, и теперь змеи из него расползлись по всему Кавказу. Уже грузины петицию императору Николаю Первому отправили, что чеченцы валом повалили в Кадорское ущелье на их территории, - разоткровенничался Федор, одним глазом подмигивая собеседнику. - Нам велено защитить бедных горцев, а заодно взять Дарганова и доставить его в штаб русских войск.
- Чтобы ему не повадно было нарушать перемирие с Шамилем, имамом всех горских народов, - с кривой ухмылкой добавил плотный гусар, тоже приглядывавшийся к погонам на плечах терца. Он добавил. - Без особого на то приказа Главнокомандующего войсками по всей Кавказской линии.
Русским офицерам было известно, что полковничье звание давали только атаманам терских юртов, состоящих из нескольких станиц, или товарищам атамана всего Терского войска.
- А если эти абреки обнаглели до такой степени, что перестали вылезать из наших селений? – возмущенно вздернул подбородок Панкрат. – Они убивают людей, грабят, насилуют и угоняют в полон наших женщин и детей. Тогда как?
- Ну, господин полковник, Господь терпел и нам велел, - развел руками Федор. – На этом принципе вся Библия держится, по законам которой мы с вами живем.
- Значит, если дикарь зашел к тебе в дом и сотворил все, что он захотел, то я должен эту дикость терпеть? – скрипнул зубами атаман.
- А что ты ему докажешь? Он же дикарь, значит, ничего не поймет, - ухмыльнулся собеседник. – Чтобы вы знали, умные люди, которые стоят во главе нас, сирых и беспомощных, проповедуют именно такое общежитие людей и заставляют неукоснительно его соблюдать.
- Вот и пусть бы соблюдали эти правила у себя в хоромах, а в наши дела соваться им не за чем, - сверкнул глазами атаман. – Лично у меня овцы с баранами находятся на своем месте – на базу, и за стол сажать их рядом с собой я не собираюсь.
Федор перемигнулся со своим нагловатым другом, затем улыбнулся собеседнику понимающей улыбкой и завернул морду лошади назад:
- Значит, до самого Моздока дорога чистая, господин полковник? – переспросил он.
- Мы не встретили никого, - подтвердил свои слова Панкрат.
- Тогда постойте здесь, пока проскачет наша часть, и езжайте дальше.
- Ясно, господин подпоручик.
- А если встретите этого атамана Дарганова, передайте ему привет от гусар лейб гвардейского полка Его Высочества Александра, наследника престола, - добавил светлоусый всадник. – Счастливой вам дороги.
- Вам тоже бог в помощь поймать этого... Шамиля.
Раздался дружный хохот,гусары отдали честь женщинам ис места пустили орловских скакунов в стелющийся намет. Скоро стук подкованных копыт утонул в надвигающемся гуле, стены ущелья отражали звуки словно боковины звонкой липовой кадушки. Они перекатывали их с места на место, пережевывали и перемалывали, чтобы сбросить всю эту какофонию на дно, а затем снова вознести ее наверх, не забыв по пути обстучать ею, уплотненной до множества разных упругих звуков, крутые отвесы скал, нависших по обе стороны дороги. Из-за уступа показались передовые ряды русского войска во главе с подполковником в гусарском голубом мундире с золотыми аксельбантами, они двигались размеренной рысью и остановить монолитное движение могло только чрезвычайное происшествие.Никто из всадников даже не подумал посмотреть в сторону путников, прижавшихся к стенам ущелья, лица у всех были сосредоточенными, нацеленными в затылки ехавших впереди. И если бы дно ущелья не было мокрым от разлившейся по нему реки, а представляло из себя обычную степную дорогу, то люди давно задохнулись бы в клубах пыли. Так продолжалось весьма долгое время, пока гусар не сменили верховые с духовыми инструментами в руках и за спинами. Солнце успело склониться к гребням гор, косые лучи его отскакивали от меди труб, они прошивали воздух золотыми нитями, которые в свою очередь скрещивались с отблесками от металлических частей на боевом убранстве всадников. И тогда казалось, что тесное пространство оплетено огромной сеткой, состоящей из золотых и серебряных ячеек. За музыкантами двинулись артиллерийские упряжки с пушками, укрепленными на деревянных лафетах. Их тащили мохнатые с ног до головы жеребцы с гривами едва не до земли, огромные колеса двуколок наезжали на камни, растирая их в порошок. Потом потащился обоз с походными кухнями и прачечными,замыкал шествие санитарный поезд с красными крестами,намалеванными на матерчатых боках будок, поставленных на телеги. И все это гремело, стучало, звенело и бабахало с такой силой, что когда войско прошло, станичники стали разговаривать друг с другом как глухонемые. А порассуждать было о чем, ведь подпоручик вольно или невольно выдал тайну передислокации целой армейской части, из которой следовало, что не только атамана Стодеревского юрта решили наказать за своевольный поход в логово Шамиля, но и готовится весьма важная операция против самих горцев.
- Значит, в Пятигорской нас должны ждать с распростертыми руками, - стараясь говорить погромче, сделал заключение Захарка. – Панкрат, я предлагаю нашему отряду вернуться назад в обход Моздока, чтобы обогнать русское войско и успеть поставить ему заслон.
- А что нам даст этот маневр? Он может привести только к окончательной размолвке со штабниками в Пятигорской и мы окажемся между двух огней – кавказским и русским, – пожал плечами полковник. – Я думаю, что надо прибыть в штаб и на месте разобраться со всеми ко мне претензиями.
- Мы тебя отдавать не собираемся, - набычился Захарка. – Если русские не пожелали защитить наши станицы от Шамилева войска, то терцы сделали это сами. А когда казаки добыли победу, они стали грозить нам наказаниями.
- Надо возвращаться и поднимать станичников, - раздались голоса терцов вокруг.
- Панкрат, мы тебя никуда не отпустим, мы пойдем вместе с тобой.
- Я знаю, - спокойно сказал атаман. – И они знают про наше стремление к свободе, поэтому гусарский подпоручик сказал, что им велено доставить меня не в Кизляр, где находится ставка командующего Кавказской линией и где сидит войсковой атаман, а в Пятигорскую, пред светлые очи начальника штаба. А это говорит о том, что мне вынесут всего лишь порицание, не более того.
- А если они надумают заковать тебя в кандалы и отправить в Петербург или в Москву, как того же Стеньку Разина? – предположил Петрашка. – Тогда что прикажешь нам делать?
- Вот тогда, братья казаки, и покажите москалям свой гонор. Мы служим не царю, а русскому народу, от царя мы только жалованье получаем, - сдвинул папаху на затылок Панкрат. – А теперь в путь, к утру нам надо добраться до Пятигорской, чтобы оправдать поговорку, что утро вечера мудреннее.
Станичники быстро перестроились и поскакали по ущелью к его выходу, снова в середине конвоя покатились три коляски,а замыкали отряд матерые терцы из старой даргановской гвардии. Солнце зацепилось нижним боком за гребни далеких гор, лучи его на глазах начали угасать, нужно было поспешить, потому что времени было упущено предостаточно.
- А все-таки большое войско эти кацапы собрали против нас, - покачиваясь в седле, зло ухмыльнулся Захарка. – Больше, чем на всю Шамилеву банду.
- Полдня махали мимо своими вонючими сапогами и тарахтели телегами, смазанными дегтем, - сморщил нос Петрашка.
- На то мы и терские казаки, что представляем силу, - не стал с ними спорить старший брат.
Но как только ущелье закончилось,так сразу и солнце опустилось за далекие зубчатые вершины. Скакать ночью по пустынной дороге, подвергая женщин опасности, казаки не решились, потому что разбираться потом кто в кого стрелял было бы поздно. Панкрат завернул кабардинца на обочину и, проехав вглубь степи некоторое расстояние, указал станичникам на место привала. Перекусив и запив еду добрыми порциями чихиря, терцы выставили часовых и легли спать. Под утро все услышали, как по дороге в сторону Пятигорской промчалась большая группа всадников, за ней еще одна и еще. Но никто из путников даже не встрепенулся. Кромешная южная тьма укрыла временный бивуак плотным своим покрывалом, оградив его от посторонних глаз.
Утром на въезде в Пятигорскую Панкрат, а вместе с ним и весь отряд, почувствовали, что в станице происходит что-то необычное. Встречные казачьи патрули еще издали сворачивали на обочину и вздымали руки в знак приветствия, небольшие отряды из терцов стояли почти в каждом проулке. Когда стодеревцы подскакали к площади, на которой находился штаб русских войск, оказалось, что к нему невозможно пробиться. Вся площадь была запружена конными терцами при полном боевом снаряжении, в руках у них были пики с флажками под остриями, а за седлами, как перед дальним походом, приторочены бурки с саквами. Завидев атамана Стодеревского юрта, казаки воздели пики вверх и громко закричали:
- Слава Панкрату Дарганову, казачьему полководцу.
- Любо!!! Любо, атаман!
Клич подхватили сотни глоток, всадники развернулись к вновь прибывшим,они окружили отряд, не давая ему стронуться с места и не переставая выкрикивать здравицы Панкрату. В это время на крыльцо здания штаба вышли несколько высокопоставленных царских офицеров, среди которых был и атаман всего Терского войска в черной папахе с красным курпеем на ней. Он поднял руку, чтобы сказать речь, но его никто не собирался слушать. Все головы были повернуты в сторону Панкрата Дарганова.
- Что случилось, братья казаки? – привстал в стременах полковник. – По какому поводу вы здесь собрались?
- Нам сказали, что москальские штабники решили тебя арестовать, - выскочил вперед один из терцов, по внешнему виду он был из Ищерской станицы. – Эта весть облетела левый берег Терека, мы собрались и пришли в Пятигорскую тебе на выручку.
- А за что меня арестовывать? – удивился Панкрат. - Против царя я народ не поднимал.
- За поход в Дагестан, за то, что разгромил логово Шамиля и его мюридов.
- Третий имам горцев такого наказания заслужил, - подкрутил усы Панкрат. – Жалко, что терцы не успели его заарканить да засунуть в мешок, на потеху нашим бабам.
- Туда ему и дорога, тухлому козлу, со всем его бараньим стадом.
- Слава атаману-казаку!
- Любо, Панкрат! Любо!
Снова вся площадь взорвалась громкими возгласами воинственно настроенных людей, которых вряд ли чем можно было сейчас усмирить. Захарка с Петрашкой перескочили из колясок на запасных лошадей и протиснулись поближе к старшему брату, вслед за ними проделал такой-же фортель Буалок. В гражданской одежде они выглядели среди терцов инородцами, но станичники знали их в лицо, поэтому восприняли появление родственников полковника с еще большим воодушевлением.
- Братья казаки! – наконец сумел докричаться до собравшихся на площади станичников атаман всего Терского войска. – Панкрат Дарганов, атаман Стодеревского юрта, нарушил перемирие, заключенное между русскими войсками и армией горцев имама Шамиля. И теперь кавказцы как один поднялись на борьбу с русскими и с нами. Разве мало нам крови, пролитой за десятилетия беспощадной Кавказской войны? Мы жили с горцами веками, соблюдая законы гор, и стычки между нами были редкими. А сейчас мы стали их заклятыми врагами.
- Мы и раньше жили с ними как кошка с собакой, - не утерпел кто-то из слушателей.
- Без трупов и без воровства с угоном в плен наших казаков и баб ни один год не обходился.
- Господа казаки, ваш войсковой атаман говорит вам правду, - поддержал оратора генерал с отвисшими щеками и с аксельбантами, спускавшимися от золотых погон на его грудь.– Если раньше война с горскими народами велась локально, то теперь она расползлась по всему Большому и Малому Кавказу, и даже перекинулась на Закавказье. А это новые горы трупов и моря крови. Ваши трупы и ваша кровь.
- Нечего было их трогать вообще, это вы, русские, полезли завоевывать новые территории, - послышались со всех сторон возмущенные выкрики.– Сами теперь и расхлебывайте кашу, которую заварили.
- Если взялись воевать этого супостата Шамиля, то доводите дело до конца.
- Его согласие на ваше перемирие, как обещание нашей любушки принимать только одного казака, а остальным давать от ворот поворот.
- Слову имама, этого ущельного шакала, грош цена в базарный день.
- Жалко, что Панкрат не оторвал ему голову в его же ауле Гуниб.
Атаман Терского войска снова попытался было возвысить свой голос:
- Братья казаки.., -
Ему не дали договорить,заглушив криками «не любо».Масса конных терцов начала раздвигаться на края площади, освобождая ее середину. Сверкало на солнце оружие, повизгивали лошади, грозно покачивался лес пик. Но в действиях казаков не наблюдалось никакой суетливости. В воздухе все сильнее от большого скопления людей ощущался запах возбуждения.
- Казаки, на круг!
- Станичники, сходись на круг!
На крыльце произошло замешательство, штабной генерал вместе с другими офицерами хотел было скрыться в глубине здания, но в дверях вдруг возникли несколько хмурых терцов с нагайками в руках. Они не предпринимали никаких действий, только постукивали рукоятками по ладоням, словно решили отбить походный марш. И царский генерал, опасливо косясь на них, вернулся на свое место. Войсковой атаман заторопился было к своей лошади, привязанной к столбу возле угла здания. Ему тоже не дали дотянуться до уздечки, схватили за шиворот и вытащили на середину площади.
- Отвечай, сучья твоя морда, за сколько ты продался москалям!
- Говори, почему пляшешь под их дудку?
- Какой год проходу от абреков ни малому, ни старому, а этот боров по москальским конторам шастает, да водку ведрами хлещет.
- Объедки за ними подбирает, и в ихний рот еще заглядывает.
- В плети, продажника, чтобы дух из него вон.
- Казаки, растелешивай иуду и заваливай на лавку, я сам всыплю ему горячих.
Откуда-то притащили деревянную лавку, кто-то спрыгнул с коня на землю и принялся закатывать рукава черкески, потряхивая звеньями витой нагайки. Трое станичников сдирали с войскового атамана одежду с генеральскими погонами на плечах, обнажая ему жирную спину с задницей, подрагивающей свиным холодцом. Толстый человек с блудливыми глазами и вислыми усами сопротивлялся как мог, он норовил дотянуться до обидчиков и вцепиться в них зубами. Но терцы увертывались от оскаленного его рта, как бы походя наставляя теперь бывшему своему вожаку крепких тумаков.
- Не любо! Не любо!!! – ревела площадь.
- Вон с атаманского места, чтобы духом твоим не пахло.
Наконец все было готово, казачьего генерала привязали к лавке, рослый терец воздел нагайку и с оттяжкой полоснул ею по спине, на которой тут-же проступил кровавый след. Казак уже вздымал нагайку для следующего удара, видно было, что экзекуция недавнего своего начальника доставляет ему огромное удовольствие. После пятой оттяжки атаман закатил глаза, он все-таки нашел отдушину для зубов, вцепившись в край дубовой лавки. Скоро спина с задницей у него превратились в кровоточащее мясо с лохмотьями кожи, а сам он перестал подавать признаки жизни. Бывшего атамана схватили за руки и за ноги, грубо отволокли на край площади и как собаку бросили под кусты. Его помощники из многочисленных родственников не спешили подступаться к нему, сознавая, что в любой момент черед может дойти и до них.
Казачий беспредел происходил на глазах русских офицеров,не смеющих вмешаться в него, чтобы не навлечь на себя скорого гнева вольных людей. Штабники только дергали руками, хватаясь то за пистолеты, то за рукоятки сабель и страшась пустить их в дело. За площадью собралась толпа зевак из солдат с местными жителями, от них тоже не доносилось ни одного возмущенного возгласа. А круг между тем продолжал раскручиваться, на середину выскакивали атаманы юртов, небольших кутов, и простые казаки, каждый из которых высказывал свое мнение. Оно у всех без исключения сводилось к одному - атаманом Терского войска должен стать Панкрат Дарганов, сын Даргана Дарганова, храброго воина, покрывшего себя неувядаемой славой и во время битвы с Наполеоном, и после нее, когда ходил походами на горцев. Предложения прерывались выкриками «любо», скоро они слились в единый гул, затопивший площадь. Кто-то уже подталкивал Панкрата на середину, чтобы он дал добро на выборную должность, или отверг свою кандидатуру, что случалось тоже. Кто-то готовился вручить ему насеку, знак власти, отобранный у предыдущего ее хозяина. Глаза у Захарки с Петрашкой и Буалка, стоявших за спиной старшего брата и свояка, светились радостью, неслись восторженные возгласы от их женщин, успевших покинуть коляски и придвинуться поближе к герою. Не было вокруг ни одного лица, искаженного гримассой неприятия или недоумения, они у всех сияли пятиалтынными, только что отчеканенными монетным двором Его императорского Величества. Лишь Панкрат продолжал хмурить светлые свои брови, да покусывать поседевшие усы, по даргановски прищуривая глаза. Сейчас в них отражалось все, в том числе и то, что он, сын Даргана Дарганова, достиг той вершины власти, которой был достоин его отец и которой его лишили недобросовестные люди из русских господ.
В то же время полковник не терял контроля над разумом. Перед тем, как выйти на середину круга, он повернулся к младшим своим братьям и их женам и голосом, не терпящим возражений, заявил:
- Рано радуетесь, родственнички, как только я возьму в свои руки атаманскую насеку, чтобы духом вашим тут больше не пахло, - он грозно посмотрел братьям в глаза, не обойдя вниманием и Буалка. Те невольно втянули головы в плечи, впервые увидев перед собой атамана всего Терского войска. А Панкрат закончил. – Сразу после круга садитесь на коней и скачите в свои европы, как наказывала вам мамука. Она знала, что говорила.
- Братука, а как же Павлушка с Марьюшкой? – попытался было возразить Захарка. – Это же и наши племяш с родной сестрой, их надо выручать.
Панкрат трепыхнул тонкими ноздрями:
- Теперь это уже не вашего ума дело, вы успели отомстить и за отца, и за них.
- Там еще однобокий Муса где-то гуляет, - добавил Петрашка. – Его тоже надо бы дотесать.
- И самого Шамиля следовало бы загнать в казачий вентирь, - глубокомысленно изрек Буалок.
- Без вас разберемся, - сказал как отрезал войсковой атаман. – Вам нужно довезти до места алмазы с другими драгоценностями и найти остальные сокровища, похищенные у французов, чтобы вернуть их на место. Так наказала мамука, жена Даргана Дарганова, нашего с вами отца.
А площадь посередине станицы Пятигорской продолжала реветь тысячами голосов славных воинов. И всем, кто наблюдал за сходом вольных людей, было ясно одно – если казаки что-то надумали, так оно и будет. Никакая сила не заставит их изменить это свое решение, как всегда верное, несмотря на то, что возникло оно в их головах стихийно. Зато принятое ими единогласно.
Снова под копыта лошадей легла южнорусская желтая степь с корявыми мотками ковыля, катающимися по ней, и с хищными птицами в выцветшем небе, застывающими темными точками над одним местом, или парящими над ним кругами. Изредка вывернется из-под колес тарантаек какой-нибудь зверек, или пробежит в отдалении одинокий бирюк с подпалинами по тощему брюху. И опять перед мордами коней разворачивается путь, конца которому не видно. Осталась позади Область Кубанского войска, за нею отошла назад Область войска Донского. Земля потемнела, стала вязкой, по бокам дороги выстроились зеленые стены бесконечных лесов. Эти сплошные леса продолжались до самой Москвы, где должны были задержаться Аннушка с Буалком,чтобы обжить особняк на Воздвиженской улице, подаренный им Софьюшкой. Но молодые вдруг выразили решительный протест, проявив желание вместе с остальными путешественниками продолжать путь до победного конца. Дело было не только в том, что Буалок должен был представить жену своим французским родственникам и получить от них благословение на супружескую жизнь, но и в том, что оба страстно желали исполнить заветную мечту Софьюшки – вернуть раритеты, принадлежащие ее народу. Экипажи лишь на день задержались у подъезда особняка,построенного в стиле позднего русского классицизма, пока путешественники осматривали многочисленные его комнаты и прогуливались по Красной площади, видной из его окон. Дом понравился всем, как и сама Москва, заново отстроенная после пожара 1812 года. Но обязательство, данное молодоженами Софьюшке, звало их отправляться в дорогу немедленно. Поэтому, как только все вопросы были решены, Захарка вскочил на облучок и стегнул вожжами по бокам лошади, впряженной в коляску. В ней уже сидела Ингрид, его супруга.После Панкрата средний из братьев принял на себя обязанности старшего в большой семье, остальные молчаливо подчинились, не смея нарушать казачьи обычаи с правилами. Вслед за первой коляской с просторного двора выкатились еще две с привязанными к задникам запасными конями, они промчались по центру города и выкатились на Питерский тракт, прямой как стрела. Замыкали поезд Буалок с Аннушкой, не чаявшие друг в друге души.
Путь молодоженов лежал не в столицу Российской империи, а в Великий Новгород, старинный русский город, в котором, по рассказам Софьюшки, могли оказаться раритеты, переданные вполне возможно ее мужем князьям Скаргиным во время возврата фамильных сокровищ, украденных у них. Эта версия требовала своего подтверждения. Снова вдоль дороги выстроились нескончаемые лесные массивы, прерываемые такими же бесконечными равнинами. Только теперь они были темно-зеленого цвета от зарядивших дождей, и не манили въехать под их прохладные кроны и предаться отдыху. Изредка вдали виднелись ветхие избы, крытые соломой, а на разъездах стояли мужики и бабы в лаптях с белыми онучами, поверх которых желтели лыковые веревки. Деревенские жители выглядели так сиротливо, что взоры спутниц молодых мужчин невольно становились печальными. После казачьей вольницы с казаками в ноговицах и казачками в кожаных туфлях, здешняя бедность особенно лезла в глаза. И чем дальше на северо-запад двигался поезд, тем беднее на вид становились люди, торчащие на обочинах дороги, тем мощнее растительный мир вокруг. В один из таких моментов Ингрид повернулась к Захару и спросила:
- Почему в России, в одной стране, такая большая разница во всем? Что в жилье, что в одежде.
- Потому что русские работать не хотят, - машинально огласил спутник привычную для всех отговорку. Подумав, добавил. – Потому что помещики обдирают их как кору с березы, или с той же липы, из которой они плетут свои лапти, а они молчат. В наших краях они быстро набираются ума-разума и живут не хуже других.
- Но лица у этих людей сытые.
- Сейчас да, потому что собрали урожай. Зато по весне они зубы на полку кладут.
- Ты их не любишь? – повернулась Ингрид к своему супругу. – Им надо помогать найти свое место в жизни.
- Русские люди вызывают у меня чувство презрения и негодования за то, что не хотят ничего менять в своей судьбе. Они привыкли жить так веками и подчиняться только грубой силе, отвергая разум.
- По моему, у казаков сила тоже на первом месте.
- Неправда, у нас больше агрессии и наглости, а силу мы стараемся обойти стороной, заменяя ее жесткой дисциплиной, - не согласился Захар. – У нас все равны, Ингрид, это почти как в вашем обществе, только мало культуры и промышленного прогресса. В университете я целыми ночами штудировал книги на эти темы и пришел к выводу, что все зависит от самих себя.
- И как-же ты понимаешь этот вопрос?
- Если привести простой пример, то вывод прозвучит примерно так: нужно избавляться от людей, обладающих сильной волей, но без ума в голове, и занимающих ответственные должности. Их надо оставлять наедине с собой, чтобы не навязывали они обществу свою волю. Тогда можно будет выбрать более правильный путь развития.
Некоторое время Ингрид молчала, покусывая сухой стебелек, выдернутый ею из охапки сена, брошенной на дно коляски. Затем улыбнулась своим мыслям и удовлетворенно проговорила:
- Я с каждым разом все больше убеждаюсь, что учеба в императорском университете пошла тебе на пользу, - она засмеялась. – Пора семейству Свендгрен продвигать вас, господин Дарганов, на ответственную должность в шведском риксдаге. Кстати, у нас там достаточно родственников.
- А меня больше тянет на военное поприще, я бы с удовольствием принял участие в разработке операции по поимке Шамиля, чтобы на Кавказе, наконец-то, наступили мир и спокойствие.
- Опять ты за свое, - еще звонче засмеялась спутница. – Как говорят русские, сила есть - ума не надо.
- Извините, сударыня, я только что вам объяснял, что казаки силу давно поставили на службу дисциплине. А это не одно и то же.
Через несколько часов непрерывной тряски на дорожных кочках, вдали завиднелись золотые купола многочисленных церквей. До слуха долетел звон колоколов, он исходил то ли от колокольни при церковке в небольшой деревне сбоку дороги, то ли это справляли службу в самом городке. Звон сопровождал путников до самой площади перед особняком, построенным в стиле барокко. Захарка сразу узнал это место, подробно описанное Софьюшкой, он сделал круг и остановил коляску возле подъезда, украшенного на уровне плеч двумя львиными головами. Рядом с ним пристроились экипажи Петрашки с Буалком, они соскочили на землю и подошли к дверям с серебряным колокольчиком над ними. Небо, хмурившееся все время пути до Новгорода, наконец-то разразилось мелким холодным дождем. Женщины раскрыли зонтики и прижались друг к другу.
- А если эти Скаргины так и не переехали в особняк, а продолжают жить в простом доме на обычной городской улице? – попытался сделать предположение Захарка. – Нам неизвестно, как тот князь Скаргин, который принимал от наших родителей свои сокровища, распорядился ими. Помнится, батяка говорил, что он любил выпивать, а дети у него пошли по миру.
- Вон табличка, - указал на металлическую дощечку сбоку дверей Петрашка, накрываясь накидкой, поданной ему Сильвией. Так-же поступил и Буалок. – На ней написано, что дом является собственностью князей Скаргиных.
Младший из братьев дернул за веревочку от серебряного колокольчика. На пороге показался слуга в ливрее, в белых чулках и почему-то в глубоких галошах.
- Вам кого, господа хорошие? – спросил он сиплым голосом, с подозрением оглядывая гостей.
- Мы приехали к князю Скаргину, - отставил ногу в ботинке из крокодиловой кожи Захарка. – Скажи своему хозяину, милейший, что господа Даргановы хотели бы с ним поговорить.
- На какой предмет? – хитровато прищурился лакей.
- Если назовешь князю нашу фамилию, он сам расскажет тебе о том предмете. Если захочет.
Ждать пришлось довольно долго, одежда на путниках начала уже промокать, а ноги мерзнуть, когда дверь приоткрылась и в щель просунулась лысеющая голова мужчины лет за пятьдесят. Он потянул носом сырой воздух и громко чихнул, и только после этого соизволил спросить:
- Вы ко мне, господа?
- Если вы Скаргин, то именно к вам, - выступил вперед Захарка.
- А по какому вопросу?
- Мы Даргановы, вам эта фамилия ничего не говорит?
- Даргановы... Даргановы... Не припомню, - видно было, что хозяин особняка лукавит, он решает про себя, впускать ему гостей в дом или нет. В конце концов он все-таки сдался. – Проходите в гостинную, а там разберемся. Дамочки тоже с вами?
- Это наши жены.
- Скажите им, чтобы обувку оставляли у порога, на улице грязь.
В просторной гостинной за круглым столом из мореного дуба уместились все, хозяин крикнул горничной, чтобы она распорядилась о чае с баранками и подсел к путникам. Захарка подумал о том, что русская привычка сначала угостить, а потом начать расспрашиватьв этом доме, слава Богу, сохранилась, все остальное перестало вызывать у него доверие, как только он переступил порог. Мужчина то почесывал за ухом, то юлил глазами, отодвигая на потом главный вопрос, который просился у него с языка. Видно было, что он давно все понял, но не решался признаваться, опасаясь непредвиденных расходов, связанных с приездом Даргановых.
- Вряд ли мы от него чего-нибудь добьемся, - наклонившись к уху Петрашки, тихо сказал Буалок. – У нас во Франции таких людей называют себе на уме.
- В России их зовут так-же, и относятся к ним с настороженностью, - согласился тот.
Но Захарке все-таки удалось разговорить хозяина, когда он осознал, что от него ничего не потребуют, и нужно всего лишь подтверждение тому, что лишних золотых изделий Скаргиным передано не было, то сразу показал и весь свой русский характер:
- Евдокия, Прасковея, накрывайте на стол, не видите, гости с дороги, и они промокли, - крикнул он полной женщине с ее подружкой, крутившимся неподалеку.Снова повернулся к присутствующим. – Господа Даргановы, к сожалению, я могу вас только разочаровать. Кроме драгоценностей, которые были перечислены в описи самим боярином Скаргой,в шкатулке больше ничего не оказалось Ни французских цепей с медальонами, ни диадем, ни чего-то другого необычного. Сейчас я вам ее принесу, и вы убедитесь в этом сами.
Он вскочил со стула и заторопился по леснице на второй этаж, жирный зад его задергался из стороны в сторону. За ним поспешила и его полная супруга. А Скаргин, уже добравшись до верхней площадки на втором этаже, решился добавить, чтобы ситуация выяснилась полностью:
- Многих золотых изделий с камнями давно нет, они пошли на уплату наших долгов, но и того, что осталось, хватит для доказательств моей правоты. Ведь на каждое изделие сохранилась расписка.
Буалок пожевал губами и снова обратился к Петрашке, оба давно нашли друг с другом общий язык:
- А теперь мне кажется, что этот мужчина говорит правду, - сказал он. – Об этом свидетельствует его искреннее поведение.
- И снова я должен согласиться с тобой, - обернулся к нему Петрашка. – Когда русский человек начинает понимать, что ему ничего не угрожает, он становится откровенным как ребенок. У него от природы такая духовная сущность, она называется душа нараспашку.
- Лично мне кажется, что замкнутость русских людей – это наследине от перенесенного ими татаро-монгольского ига, - подключился к разговору Захарка. – В те времена прежде чем что-то сказать, приходилось крепко подумать.
- Это присуще всем народам мира, хоть раз столкнувшимся со своими врагами, - улыбнулась Ингрид, молчавшая до сих пор. Ее кивком поддержала и Сильвия, лишь Аннушка продолжала насупливать брови, всем видом показывая, что она разделяет мнение только своих братьев.
Тем временем хозяин особняка принес шкатулку, открыв ее, он вытащил бумаги и стал читать одну за другой:
- Это завещание боярина Скарги, это расписка моего отца в том, что он получил обратно сокровища, украденные французскими супостатами у Скаргиных, от терского казака Даргана Дарганова и его жены Софьи, - он положил бумаги на середину стола, чтобы гости могли их просмотреть. – Видите, здесь стоят подписи не только моего отца, но и ваших родителей. Вот этот крестик поставил наш благодетель, а эта роспись его супруги.
Захарка с Петрашкой с любопытством уставились на бумаги, они впервые увидели, как расписывались их отец с матерью в те далекие времена. Буалок тоже наклонил голову над столом, стараясь рассмотреть почерк Софи де Люссон,ближайшей своей родственницы.Молодые женщины пока старались соблюдать правила приличия, ограничиваясь лишь любопытными взглядами.
- Я ведь тогда промышлял толмачом в Иван-городе, где много ливонцев со скандинавами, я знаю ихние языки. А ваши папа с матушкой как раз навестили наш Новгород, - продолжал рассказывать наследник сокровищ князей Скаргиных. -После возвращения фамильных драгоценностей,мы выкупили родовой особняк и наше поместье у новых их владельцев. А младший брат хочет теперь отсудить у меня часть имения, - он непритворно вздохнул. – Наверное, эти сокровища были добыты боярином Скаргой нечестным путем, удачи они нам не приносят.
- Вполне возможно, - пожал плечами Захарка. – Не зря говорят, что невинно пролитая кровь требует отмщения.
- Я про это и намекаю, - засуетился хозяин. Он перевернул вместительную шкатулку, на четверть заполненную драгоценностями, вверх дном. – Посмотрите на эти изделия, все они прошли через царские длани, окропленные кровью народа.
По скатерти раскатились перстни с кольцами и брошами, заструились живым золотом цепочки, заискрились матовой белизной крупные жемчужины, собранные в ожерелья. Им вторили разноцветными отсветами драгоценные камни безо всякой оправы. Над сокровищами, в свете пламени от свечи в настольном подсвечнике, появилась небольшая радуга, она задрожала над столом, готовая превратиться в радужный шар. А хозяин добра между тем разворачивал новые бумажки, откладывая по одной сбоку себя:
- Это расписки, какая из вещей пошла на погашение долга, какая продана за деньги, чтобы было на что жить. И что подарено нужным людям, чтобы возвратить положение в обществе, утраченное вместе с семейными сокровищами, похищенными у нас французами.
Наконец лысоватый мужчина взял шкатулку в руки и потряс ею над столом, демонстрируя опустевшее нутро. Там действительно больше ничего не находилось, лишь крышка показалась Захарке тяжелее обычного. Она будто притягивала взгляд, заставляя думать о том, что под ней скрывается что-то еще. Он забрал старинной работы сундучок из рук хозяина дома и покачал его на ладонях, как бы показывая всем, что и сама шкатулка стоит немалых денег. Сам незаметно прикидывая, соответствует ли вес ее объему. Снова почудилось, что она весит больше, чем должно быть на самом деле, но мысли с нужного направления сбивали углы сундучка, окованные медными пластинами. Заглянув вовнутрь и постучав по крышке костяшками пальцев, Захарка раздумчиво покривил щеку и вернул шкатулку хозяину. Он подумал о том, что если бы за ней что-то скрывалось, оно давно бы загремело или на крайний случай звякнуло, да и звук от постукиваний почудился похожим на тот, который издает сухая доска.
- Я сам общупывал шкатулку со всех сторон, думал, что и дно у нее двойное, и боковины, и даже крышка скрывает пустоту, - понимающе посмотрел мужчина на Захарку. – Но дело в том, что если бы где-то она и была, то отозвалась бы пустым звуком. А здесь он цельный, как от старого дерева.
Для наглядного примера он еще раз поколотил по сундучку со всех сторон, потом придвинул его к себе и начал складывать вовнутрь разбросанные по столу сокровища. Под конец положил туда бумаги и закрыл крышку:
- Господа Даргановы, я представил вам весь наш капитал, большая часть которого помогла нам с помощью ваших родителей подняться на ноги, - он открыто улыбнулся. – Ничего другого Даргановы нам не передавали, в чем я даю вам свое слово дворянина.
- Мы вам верим, - вздохнул Захарка. – Поймите и нас, мы должны найти раритеты, которые принадлежали не одному человеку, а народу всей Франции. И мы поклялись разыскать их во чтобы то ни стало.
- Пусть Господь поможет вам в этом благородном деле. А теперь прошу отобедать с нами, чем Бог послал, - склонил голову хозяин дома. – Если пожелаете, то можете заночевать у нас, а утром отправиться дальше. Погода, кажется, испортилась окончательно, да и вечер уже на носу...
Глава девятая.
Сразу за пограничными столбами, разделяющими Российскую империю с Великим княжеством Финляндским, с неба повалил крупный снег. Он был таким мягким и пушистым, что путники, особенно женщины, поначалу ему обрадовались. Экипажи шли друг за другом, впереди ехали Захарка с Ингрид, за ними Петрашка с Сильвией, и замыкали небольшую кавалькаду Буалок с Аннушкой, таращившей глаза по сторонам. Она впервые в жизни покинула родительский дом и все вокруг ей было в новинку. Но вскоре хлопья снега покрыли одежду плотным покрывалом, они налипали на лицо, старались попасть за шиворот. И стало холодно. Буалок вытащил из походной саквы теплую бурку и укрыл ею свою супругу,успевшую превратиться в снежную бабу с алыми щеками и карими глазами. Дорогу окружали непроходимые леса, состоящие больше из хвойных деревьев, по бокам блестели озерца болотной воды, а в глубине чащи виднелись буреломы из сухостоя. Как только экипажи проехали деревянный мостик через очередное топкое место, кавалер закрутил головой в разные стороны, не снимая руки с эфеса шпаги.
- Что ты там увидел? – спросила его Аннушка, собравшаяся было от однообразия пейзажа предаться сну. – Ты сам говорил, что места эти глухие и вряд ли кто нам встретится на пути.
- В том-то и дело, что здесь почти как на Кавказе, не знаешь, из-за какого куста на тебя прыгнут, - пробурчал себе под нос Буалок, но вслух сказал совсем другое. – Скоро должен быть поворот, а за ним недалеко и до харчевни, где мы отогреемся и хорошо пообедаем.
- Я и без обеда не замерзла, - засмеялась Аннушка. – Мне с тобой, любимый, тепло и уютно.
Кавалер улыбнулся и перебрал вожжи в руках, он испытывал точно такое же чувство к своей казачке, ставшей нежданно-негаданно ему женой. До желанного поворота оставалось недалеко, когда из лесу донесся ружейный выстрел. Буалок видел, как Захарка резко натянул постромки, пытаясь остепенить испуганную лошадь, но та уже понесла, грозя вывернуться из оглобель. Она успела отвыкнуть от ружейной пальбы и от диких выкриков у себя на зеленых лугах с горами на горизонте, за время пути превратившись из боевого скакуна в послушную рабочую скотину.
- Стай-ять, чтоб тебя.., - закричал Захарка, эхо от его голоса разнеслось далеко окрест. – Куда ты разогналась!..
За экипажем среднего брата сорвалась в галоп и коляска Петрашки с Сильвией, а за ними устремился возок Буалка.Француз намотал на руку конец вожжей и выдернул из-за спины пистолет, не переставая шарить глазами между стволами деревьев.
- Так я и думал, - пробормотал он, путая русские слова с французскими. – Еще кучер Ингрид в тот раз предупреждал, что это место гиблое...
- Тогда почему мы поехали этой дорогой? – нашаривая за сидением ружье, отозвалась Аннушка, она успела научиться понимать своего мужа с полуслова.
- Другой дороги мы не знаем, - машинально ответил Буалок. Он покосился назад и увидев, чем занялась его жена, с восхищением воскликнул. – Какая ты молодец, я всю жизнь мечтал о такой смелой подруге.
Аннушка снисходительно усмехнулась и приткнула приклад к плечу, зорко выискивая цель среди деревьев.
Тем временем Захарка сумел справиться с лошадью и теперь она перешла в стремительный галоп.Коляски снова выстроились друг за другом,соблюдая нужную дистанцию.Но было уже поздно, навстречу путешественникам из-за поворота показались около десятка всадников, вооруженных до зубов. Они были одеты кто в русскую форму, кто в шведский армейский китель, а кто в саамскую кухлянку с откидным капюшоном. За спинами у них болтались ружья, а сбоку по обувке били ножны от длинных сабель, у некоторых за поясами торчали рукоятки пистолетов. С одного взгляда можно было распознать в них обыкновенную банду, промышлявшую разбоем на дорогах. Буалок покосился на сакву, в которую были спрятаны алмаз и другие драгоценности, в том числе подаренные Аннушке ее мамукой как приданное. На этот раз Софьюшка ничего не пожалела для своих детей, уступив им большую часть сокровищ, оставив в семейном сундуке лишь Панкратову с Аленушкиной долю, да выкуп за Марьюшку, младшую свою дочь с меньшим внуком Павлушкой. Но Буалок не собирался отдавать каким-то бандитам богатство, за которым проехал половину земного шара, тем более, что он отработал за него, принимая участие в боевых вылазках против армии самого Шамиля, грозного и непредсказуемого врага. Таких скользких противников в Европе не знали со времен крестовых походов на Византийскую империю и на Ближний Восток. Только там противник мог дать слово и не сдержать его, или притвориться мертвым, чтобы тут-же ударить кинжалом в спину. И такие приемы считались у них за честь. Кавалер снова устремил свой взгляд вперед, соображая, что предпримет его свояк Захарка.А тот уже осаживал терского скакуна, выхватывая одновременно из рук Ингрид ружье, поданное ему его супругой. Сама она тоже взвела курок на дуэльном пистолете. Рядом с коляской среднего брата пристраивался экипаж Петрашки, в руках которого блеснул тоже пистолет. За его спиной показалась Сильвия, водившая ружейным стволом по фигурам разбойников. Буалок усмехнулся, подобной прыти от бывшей своей невесты он не ожидал. На ходу изменив бег лошади, он остановил свой экипаж впритирку с коляской Петрашки и направил пистолет на всадника, едущего впереди остальных. По виду и по одежде это был главарь, на нем был почти новый зипун из овечьей кожи, на голове красовалась шведская треугольная шляпа, а на ногах американские ботфорты сверкали пуговицами по бокам. Аннушка прищурила один глаз и навела ружье на бандита, больше других заросшего диким волосом. Она была терской казачкой и знала, что мужчины в первую очередь станут целиться в главаря, чтобы обезглавить банду, поэтому выбрала другую цель.
- Без моей команды не стрелять, - предупредил Захарка. – Сначала узнаем, что они хотят, а потом поступим по ситуации.
- Разве не видно, зачем они нас останавливают? – посмотрел на своего брата Петрашка. – Это разбойники, а с ними разговор должен быть коротким.
- Я такого-же мнения, - поддержал его Буалок. – Захарка, ты, видно, запамятовал, как мы с тобой познакомились. Между прочим, как раз на этом месте.
- Я не спорю, но зачем нам проливать лишнюю кровь, - откликнулся тот. – Тем более, что здесь уже не Кавказ.
- Какая разница, алчность у людей одинакова в любом уголке земли...
Договорить Буалок не успел, главарь, ехавший впереди банды, остановил свою лошадь и крикнул:
- Эй, кто там в колясках, соберите все ценные вещи, которые имеются при вас, и пусть кто-то один принесет их сюда и положит к ногам моей лошади, - он обернулся назад и загоготал грубым смехом, его тут-же поддержали члены банды. – Да побыстрее.
- Господа, пожалейте ваших женщин, в противном случае мы не пощадим никого, - дополнил речь своего товарища второй разбойник, стоявший сбоку от него. – Если вы поступите так, как мы вам советуем, то продолжите путь без лишних проблем.
Захарка решил прощупать разбойников, он похлопал себя руками по карманам и по бокам:
- А если у нас ничего нет, кроме небольшой суммы денег? – спросил он. – Что вы с нами сделаете?
- Тогда мы заберем ваши коляски вместе с лошадьми и вашу одежду.Они нам тоже пригодятся, - еще громче заржал главарь, и добавил. – Но вас мы отпустим, за поворотом дороги харчевня и вы в ней сможете найти временный приют.Мы не убийцы, а всего лишь романтики с большого тракта.
- Вы иуды и ничем не отличаетесь от кавказских абреков, - с сильным французским акцентом по русски звонко крикнула Сильвия. – Пропустите нас, или вам всем не поздоровится.
Бандиты взорвались дружным смехом, видимо, их развеселила угроза слабой женщины, пусть даже она держала в своих руках заряженное ружье.
- Абреки нам родные братья, - отозвался кто-то из них. – А тебя, милая, мы первую пошлем по кругу, услаждать наши тела и души.
После этих слов Захарка понял, что теряет драгоценное время, никто не собирался оставлять их живыми, как никто из бандитов не думал отказываться от поживы на середине пути через глухой лес. Он быстро наклонился в сторону Петрашки и негромко заговорил:
- Братука, бери на мушку того душегуба, что скалится с левой стороны от главаря, а Буалку подскажи, чтобы он взял на себя правого, - он оглянулся на свою жену и на других женщин . – Наши супружницы пусть палят по всей ихней стае, в нее легче попасть.
- Мы так и сделаем, - оторвалась на мгновение Ингрид от мешочка с пулями и порохом. – Не доставаться же нам этим вонючим козлам.
- Понял, Захарка, значит, главаря банды ты берешь на себя, - покручивая как бы машинально в руках пистолет, согласился и Петрашка. – Тогда подавай сигнал, чтобы мы ударили залпом. Так звончее и надежнее.
Тем временем главарь перестал смеяться и тронул коня за поводья, намереваясь подъехать к путникам поближе. Он был уверен, что господа в цивильной одежде, сидящие в колясках вместе со своими женами, не окажут никакого сопротивления, как это было не раз с другими, подобными им. Они напуганы развязным видом неустрашимых разбойников и оружием в их руках. Наверное, он так и думал. Но он просчитался, противники попались ему достойные, превосходившие членов банды в силе и ловкости,а так-же в умении вести боевые действия.Как только его лошадь сделала несколько шагов, Захарка крикнул болотной птицей, чем привел головорезов в некоторое замешательство. Путники вскинули ружья и пистолеты и одновременно нажали на курки. Прозвучал залп, похожий на гром от пушечной канонады, он прокатился по лесу и вернулся обратно, усиленный в несколько раз. Трое разбойников, стоявших впереди банды, попадали с седел на землю, началась паника, усиленная тем, что еще трое бандитов позади главарей закричали жуткими голосами. Они схватились кто за лицо, кто за грудь, заваливаясь на своих сообщников, оказавшихся рядом с ними. Лошади под раненными взвизгнули и поднялись на дыбы, пытаясь сбросить седоков под копыта, но те цеплялись скрюченными пальцами за гривы или за одежду товарищей, чем наводили на них еще большего смятения. Визгливое ржание животных вместе с криками и руганью разбойников, дополненное бряцанием оружия, соединилось с громом от выстрелов, эти звуки заложили уши всем участникам стычки. Ничего не было слышно, как никто не знал в первые моменты, что делать дальше. Захарка с Петрашкой и Буалком ожидали, что разбойники пустятся в бегство, так поступали абреки на Кавказе, когда осознавали, что добиться успеха от внезапности нападения не удалось. Но эти бандиты лишь крутились на месте, стараясь оценить обстановку и нанести встречный удар. Разрозненные их ответные выстрелы не нанесли путникам никакого ущерба, они лишь пощекотали нервы. И все равно, медлить было нельзя ни минуты. Захарка кинулся к задку коляски, чтобы отвязать запасного коня и вскочить ему на спину. И вдруг заметил, что Ингрид деловито заталкивает очередной заряд в дуло пистолета. Этим же занимались Сильвия с Аннушкой, в то время, как их мужья доставали из-под сидений шашки с кинжалами.
- Петрашка и Буалок, садитесь на коней, - громким голосом отдал Захарка приказ, уверенный в том, что женщины успеют сделать по одному выстрелу, пока они приготовятся к конной атаке.
Так и получилось, как только брат с зятем взобрались на спины терским рысакам,так прозвучал еще один дружный залп. Теперь Аннушка подала сигнал,когда женщинам нажимать на курки. Снова кто-то из разбойников упал на землю, а кто-то закачался в седле, стараясь на нем удержаться. Оставшиеся в живых головорезы завернули морды лошадям и поскакали в лес. Им вслед раздался оглушительный казачий посвист, разрезавший воздух на пласты не хуже выстрелов.
Захарка вытер пот с лица и посмотрел на дорогу, на которой раскидались в различных позах разбойники. Некоторые из них были еще живы, они не стремились отползти в кусты, а лишь тихонько стонали. Женщины отводили глаза, им было жалко своих врагов, обещавших совсем недавно пустить их по кругу.Противоречивость их поступков в сочетании с проявленной смелостью вызывали к ним чувство благодарности. Захарка не знал, как в таких случаях поступать, он оглянулся на Петрашку с Буалком, но те тоже не были настроены проявлять к своим подругам всякие нежности. Они давно зачерствели душами, находясь в постоянном напряжении, они стали настоящими казаками, для которых свобода и честь были дороже всего. Петрашка ковырнул носком ботинка главаря в овчинном зипуне и усмехнулся в светлые усы:
- Прав ты оказался, Захарка, здорово мы их разделали, - он с уважением взглянул на среднего брата. – Я так понимаю, что мы сыграли на опережении.
- Если бы мы открыли огонь раньше, то еще неизвестно, кто кого ковырял бы сейчас носком ботинка, - снисходительно ухмыльнулся средний брат. – Я почувствовал, что здесь будет не как у нас на Кавказе, а по другому. Здешний народ не потревоженный, он какой-то полусонный и брать его можно как наших фазанов по осени, когда они от нагулянного жира еле задницами ворочают.
- У нас бы все произошло за минуты, абреки постреляли бы нас из засады и давно поделили бы добычу между собой, - согласился с ним Петрашка.
К братьям подошел Буалок, похмыкав себе в усы, он хитро сощурился и привычно картавя подвел под их рассуждениями черту:
- Прошу прощения, господа казаки, я считаю, что здесь сработала наша готовность дать врагу отпор в любой момент. В прошлый раз мы с Захаркой и с кучером его жены Ингрид едва справились с пятерыми разбойниками, потратив на них почти полдня, - он подмигнул обоим собеседникам. – Не зря мы с вами столько времени гонялись за шамилевыми бандами. Абреки чему-то научили и нас.
От экипажей, перегораживавших по прежнему проезжую часть дороги, прилетел нетерпеливый голос Аннушки, который поддержали возмущенные возгласы Ингрид с Сильвией:
- Вы скоро там управитесь, господа казаки? Пора двигаться дальше, пока солнце еще не село и не закрылась придорожная харчевня...
Красные черепичные крыши города Стокгольма, столицы Шведского королевства, возникли на горизонте сразу, как только экипажи друг за другом выскочили из леса. Ингрид прижала руки к груди и устремила взор вперед, по ее миловидному лицу с аккуратным носиком побежали тени от внутренних переживаний. Захарка слегка потянул вожжи на себя, сбавляя ход, он подумал о том, что надо было бы обсудить с братом и свояком план дальнейших действий, иначе можно наломать много дров. После того, как Виленс Карлсон, бывший жених его супруги, был арестован стражей короля Швеции, прошло немало времени, и где он находился сейчас, оставалось только гадать. Этого кавалерийского офицера схватили прямо в зале приемов родового замка Свендгренов на острове Святого Духа. Тогда он попытался доказать свое право на руку и сердце Ингрид. А когда у него это не получилось, то решил пустить в ход оружие, и если бы не гвардейцы короля Бернадота, вряд ли обошлось бы без крови.
- Ингрид, прежде чем мы погрузимся на катер и отплывем на остров Святого Духа, я хотел бы кое-что уяснить, - обернулся к молодой женщине Захарка. – Я подумал о том, что после будет поздно решать какие-то дела, потому что твои родители не позволят нам возобновлять ссору с герцогом Виленсом Карлсоном.
- Ты плохо знаешь моих родителей, они с самого начала были против моей дружбы с Виленсом, и почти сразу прониклись уважением к тебе, - отрешилась от своих мыслей Ингрид. – Но скажи мне, дорогой мой супруг, что тебя тревожит сейчас, когда на горизонте показался наш дом?
- Я хотел бы знать, где живет этот кавалерийский офицер, чтобы не тратить времени даром, а начать поиски сокровищ немедленно, - внутренне подобрался собеседник. - Кажется, мы с тобой давно пришли к мнению, что они могут находиться у него, потому что в то время его отец служил в наполеоновской гвардии и мог быть причастен к ограблению месье Месмезона в его собственном особняке во французском городке Обревиль.
- Это еще надо доказать, - задумчиво проговорила Ингрид. – А во вторых, вряд ли Карлсон захочет признаться в том, что является их семейной тайной.
- Прости, я не понял, о чем ты хочешь намекнуть?
- Я знаю твой характер, Захар, и характер твоего младшего брата Питера с месье Буало, нашим общим родственником. Вы ворветесь к Карлсонам и начнете терзать, вполне возможно, ни в чем не повинных людей, - натянуто улыбнулась молодая женщина, стараясь как можно мягче обойти угловатую тему. – А прежде чем это делать, надо узнать, действительно ли старший из их семьи совершил кражу, а уже потом вешать на Карлсонов всех собак.
- Ты хочешь защитить своего бывшего друга детства, - печально усмехнулся в усы Захарка. – Ведь вы с ним одной крови.
- Ни в коем случае, - раздраженно повернулась к нему супруга. – Но в Шведском королевстве существует закон, по которому человек считается виновным только тогда, когда обвинение против него доказано.
- Вот и попытаемся выяснить, так ли это на самом деле, не вмешивая в эту историю твоих родителей с остальными родственниками.
Некоторое время в салоне экипажа с поднятым верхом стояла тишина, нарушаемая лишь шуршанием колес по дороге, мощенной диким камнем, да стуком дождевых капель о плотную ткань. Затем Ингрид провела по лицу рукой, затянутой в длинную перчатку, и с усилием проговорила:
- Я не могу сказать с уверенностью, где сейчас находится их семья, потому что они владеют родовым замком недалеко от городка Упсала, и дворцом в центре Стокгольма. Наступает осень, за нею не за горами холода со снежными зимами, и герцоги могли переехать поближе к королевской резиденции.
- Мы побываем и там, и там, - заверил жену Захарка.
- Хорошо, как только мы въедем в Стокгольм, я покажу тебе дом, в котором живут Карлсоны, - сдалась наконец Ингрид. - Но мне будет неприятно знать о нечистоплотности семьи моего друга детства, в том числе и его самого, если подтвердятся ваши с Буало догадки.
- Почему? – унимая чувство ревности, спросил Захарка.
- Потому что я не желаю иметь пятно позора на своей репутации и опускаться в глазах нашего общества.
- Но ты отвергла руку и сердце Виленса Карлсона, и сделала это при всех.
- В данном случае это никакой роли не играет...
Сразу за Рыцарским домом в центре города взору путешественников открылся великолепный трех этажный дворец, построенный в скандинавском стиле. Он представлял из себя осодняк с узкими окнами, с портиками и с лепниной под крышей и над парадным подъездом. С покатой черепичной крышей, над которой возносились вверх черные трубы. Экипажи подкатили к обочине тротуара, выложенного тесанным камнем, и остановились напротив здания. Захарка раскрыл зонтик и выскочил из коляски, к нему подошли Петрашка с Буалком. Не сговариваясь, будто все давно было известно, все трое направились к массивным дверям с металлическим кольцом на них. На стук открыла консьержка в белом кружевном переднике поверх коричневого платья, в деревянных башмаках и в белой шапочке на пышных волосах, завязанных на затылке в узел. Захарка с трудом заучивал неудобные шведские слова, поэтому он заговорил на французском языке, знакомом ему с детства. Но консьержка знала по французски столько же слов, сколько он по шведски. Скоро между ними наступила неловкая пауза. Обоих выручила Ингрид, которая после короткого диалога со служанкой повернулась к мужу и сообщила:
- Его Высочества герцоги Карлсоны находятся в собственном замке близ городка Упсала, никаких распоряжений ни на какой счет они в этом доме никому не оставляли.
- Спроси у нее, пожалуйста, Виленс тоже живет в том же замке? – посмотрел Захарка на свою жену. – Если он здесь, то Буалок мог бы прямо сейчас начать преговоры о возвращении раритетов на свою родину.
- Я уже высказывала свое мнение, что говорить с ним на такие темы было бы глупо, - пожала плечами Ингрид. – Но мне самой интересно, что случилось с ним после его ареста королевскими гвардейцами.
Молодая женщина снова вступила в разговор со служанкой, постукивающей деревянными башмаками по дверному порогу и кидающей заинтересованные взгляды на всех троих мужчин. Она словно задалась целью привлечь к себе внимание, видимо, суровая погода в здешних краях компенсировалась горячей любовью местных жителей. Ингрид отступила чуть назад и перевела:
- После инцидента в замке Свендгренов, Виленс Карлсон, владелец этого роскошного особняка, был арестован и провел два месяца под домашним арестом в родовом гнезде, где находится и сейчас по причине обиды на короля Бернадота.
Мужчины переглянулись и отошли от дверей, затем сделали легкий поклон в сторону плутоватой консьержки, тут-же присевшей в вежливом книксене, и снова собрались в кружок.
- Его надо замануть и поступить с ним так, чтобы он признался сам, - подал первым идею Петрашка. – А потом заставить принести сокровища в означенное нами место, пригрозив, что если он этого не сделает, то мы поведем разговор по другому.
- Так он и разбежался расстаться с ними, это не наш с тобой Кавказ, Петрашка, где все намного проще, - задумчиво усмехнулся Захарка. – Тут надо крепко пораскинуть мозгами, прежде чем решиться навести шороху, иначе недолго и в шведскую тюрьму угодить, - он с уважением посмотрел на Ингрид и добавил. – Права моя женушка, вряд ли этот Виленс в чем либо признается.
- Я тоже так считаю, потому что это будет пахнуть большими семейными потрясениями, которые могут зацепить весь их рыцарский род, - пожал плечами Буалок. – В Европе на первом месте стоит закон и кто его нарушит, независимо от занимаемого положения, тот рискует ответить по всей его строгости.
- Что предлагаешь ты? – повернулся к нему Захарка.
- Выход один, надо проникнуть в замок Карлсонов и завладеть сокровищами, если они находятся у них.А потом представить добытое всему шведскому обществу как вещественное доказательство
- А если этих сокровищ там нет и никогда не было? – вмешалась в разговор Ингрид. – Тогда что вы собираетесь делать?
Буалок оглянулся на розовощекую консьержку, по прежнему стоявшую в проеме раскрытых дверей, по его мужественному лицу пробежала лукавая ухмылка:
- Мне кажется, господа казаки, что судьба идет нам навстречу, и начать операцию мы имеем возможность прямо сейчас, - мягким голосом заговорил он. – Вот только не знаю, как отнесутся к нашим действиям наши жены.
- Наша сестра Аннушка точно выдерет на тебе все волосы, - Захарка, разгадавший намек свояка, со смехом проследил дальнейший ход событий. – Но твоя идея, Буалок, верная, ее необходимо опробовать, пока есть возможность.
Ингрид, стоявшая немного в стороне, усмехнулась своим мыслям и снова придвинулась к мужскому сообществу, на порозовевшем ее лице все четче проступало откровенное любопытство, смешанное с женским коварством. Кажется, задача разузнать про судьбу раритетов любыми способами, начала захватывать и ее.
- Господа казаки, а если этой проблемой вместо вас займусь я сама? Тем более, в юности я не раз бывала не только в этом доме, но и в родовом замке Карлсонов, – с интересом спросила она. – Мне знаком там каждый поворот коридоров и расположение всех комнат, а это уже половина успеха. Как вы к этому отнесетесь, и в первую очередь мой любимый муж?
Захарка с удивлением приподнял было брови, но сразу насупился и опустил голову. Намек на то, что супруге понадобится встретиться с бывшим ее женихом, вызвал в нем чувство ревности и протеста. Двое других собеседника тоже не знали, что на это сказать. Наконец Буалок вздохнул и сделал заключение
- Другого выхода у нас нет, разве что брать штурмом замок этих герцогов, и перерыть там все в поисках драгоценностей...
Карета с рыцарскими гербами на дверях, запряженная четверкой прекрасных лошадей, катила по дороге, ведущей в небольшой городок Упсала. Кучер изредка помахивал длинным кнутовищем, чтобы животные не сбавляли ход. Вокруг простирались холмистые равнины, укрытые первым снегом. Было прохладно. В салоне сидела молодая женщина, закутанная в длинный темный плащ и с меховой шапочкой на распущенных светлых волосах. На лице ее с голубыми глазами лежала печать целеустремленности. Это была Ингрид. Карету сопровождали три всадника в плащах, в камзолах под ними с начищенными пуговицами, в шляпах и в серых панталонах в обтяжку ниже колен. Дальше шли чулки, а на ногах у них были крепкие ботинки.Со стороны все трое представляли из себя личную охрану госпожи, на самом деле это ехали Захарка, Петрашка и Буалок, ставший с братьями одним целым. Прежде чем отправиться в родовой замок Карлсонов, заговорщики проделали немалую работу. Они заставили Ингрид написать письмо, в котором молодая женщина извинялась перед Виленсом за свое поведение при инциденте во время ее помолвки со своим женихом, и не помнить зла, считая ее по прежнему своим другом. Ведь сердцу не прикажешь, а разбрасываться друзьями детства означало бы обречь себя на одиночество. Через две недели пришел ответ, в котором уже кавалерийский офицер просил у нее прощения за свой недостойный поступок, и приглашал посетить его родовое гнездо, теперь уже не в качестве невесты, а с обыкновенным дружеским визитом. Он будет рад принять ее у себя и расспросить о делах и задумках на будущее новой ее семьи. Формальности были соблюдены, да и у Виленса, судя по письму, еще сохранялось рыцарское достоинство по отношению к даме, отвергнувшей его руку и сердце, и он был готов выступать в роли друга. Дело оставалось за малым, выведать у кавалериста семейную тайну, связанную со службой его отца во Франции, во время которой были похищены святыни французов. Если старший из Карлсонов действительно был причастен к этому преступлению и святыни находились в рыцарском замке, то нужно было изъять их любыми путями и отправить на родину Буалка. А если это являлось всего лишь домыслом, то продолжить поиски сокровищ уже в другом направлении. Ведь на Мэйми, сестре Виленса, в тот вечер могли оказаться драгоценности, принадлежащие роду самих Карлсонов, никак не связанные с кладом, раскопанным Дарганом Даргановым, отцом обоих братьев, принявшим на себя как бы по наследству и часть той вины.
Скоро впереди показались зубчатые стены старинного укрепления, возведенного на вершине заснеженного холма.По бокам высились массивные квадратные башни из дикого камня,построенные в немецком стиле эпохи крестоносцев, внутри громоздились жилые здания с островерхими крышами под красной черепицей. От ворот замка уже отъехали верховые в плащах, в шляпах с перьями и при шпагах, впереди на резвом скакуне гарцевал сам представитель рыцарского рода.
- Захарка, опусти шляпу пониже, чтобы Виленс тебя не узнал и мы не вступили в схватку прямо на этой пустынной дороге, - посоветовал Буалок своему свояку. – Этот герцог нас с Петрашкой в глаза не видел, а тебе может припомнить минуты своего унижения.
- Я хоть сейчас померился бы с ним силой, - сцепил зубы Захарка, до поездки с трудом внявший предложению супруги о ее встрече с бывшим другом детства. – Не верю я этому Виленсу, по моему, он способен только на подлости.
- Ты можешь ошибаться, все знают, что когда человек любит, он не помнит самого себя.
- Но у этого человека душа не может быть чистой, - не согласился Захарка, все-таки натягивая шляпу на лоб. – Я не увидел ее за его стеклянными глазами.
- Значит, нам надо готовиться к чему угодно, - подвел итог Петрашка, нашаривая под камзолом рукоятку пистолета. – Жаль, что казачьи шашки нам пришлось поменять на шведские палаши. К ним еще надо привыкнуть.
Всадники приближались очень быстро, вскоре они взяли карету в кольцо и, оттеснив троих слуг, сопровождающих ее, принудили кучера натянуть вожжи. Виленс уцепился за ручку дверцы, рванул на себя, и как только из салона показалась рука Ингрид, затянутая в перчатку, он схватил ее и принялся осыпать страстными поцелуями. Видимо, любовь, которую он испытывал к бывшей своей невесте, со временем только возросла. Молодая женщина чуть отстранилась назад, она испуганно вильнула глазами в сторону своего супруга. Захарка, наблюдавший за этой сценой, едва удержался, чтобы не пришпорить скакуна, и не налететь на наглеца хищным коршуном. Его ладонь привычно легла на рукоятку пистолета, заткнутого за пояс.
- Спокойно, дорогой мой родственник, я хочу тебя предупредить, что это только начало. Дальше будет еще интереснее, - осадил его Буалок. – Прошу не забывать, что ты сам не отказался провести этот эксперимент.
- Я говорил, что у этого Виленса за душой нет ничего, - с трудом заворочал языком Захарка. – Боюсь я, братцы, что без крови у нас не обойдется.
- Если заслужит, то пустим как хряку, решившему взобраться на хозяйский стол, - нахмурился Петрашка, оскорбленный за брата. – Не сомневайся, братука, он свое получит.
Между тем Виленс прямо из седла перебрался в салон кареты и крикнул кучеру, чтобы тот гнал до замка без остановки. Дверца захлопнулась, лошади рванули с места, за экипажем устремилось окружение хозяина, вооруженное ружьями и шпагами. Провожатые Ингрид пристроились позади кавалькады, которая затормозила только перед воротами крепости. Вся процессия въехала на просторный двор, кавалерийский офицер выпрыгнул из салона кареты и подал руку молодой женщине. Захарка заметил, что его жена непривычно зарделась, она беспокойно оглянулась на него и заторопилась вслед за бывшим другом детства, подхватившим ее под руку.
- Слуг госпожи Ингрид проводите на хозяйственный двор, - бросил через плечо Виленс. – Накормите их, а лошадям задайте овса.
До самого позднего вечера Захарка метался по комнатам в пристройках, придумывая, как бы проникнуть в замок, куда вход чужим слугам был заказан.Все было тщетно.Но Петрашка с Буалком времени даром не теряли, они разыскали нескольких мастеровых, сносно говорящих по французски и имеющих подруг среди обслуживающего персонала в покоях герцогов. Вскоре каждый шаг хозяев замка подпал под их полный контроль. Оказалось, что ближе к ночи ожидается грандиозный бал с прибытием на него многих родовитых особ, включая приближенных короля Жана Батиста Бернадота. Вероятно, о бале Виленс объявил всем заранее, решив посвятить его своей единственной любви. Он и слышать не хотел о том, чтобы после беседы отпустить Ингрид домой к мужу. Кавалер отвергал упреки в том, что удерживать замужнюю женщину в замке холостяка означает преступать законы целомудрия, тем самым наводя на нее тень супружеской неверности. Он настаивал, чтобы молодая женщина пробыла с ним всю ночь, объясняя это прощальной их встречей, после которой между ними уже ничего больше не останется. Они расстанутся всего лишь друзьями, навек разделенными браком, заключенным между нею и терским казаком. Ингрид чувствовала, что от его слов пахнет обманом, едва прикрытым льстивыми словами. Она видела, что от этого человека можно ожидать всего, но чувство долга перед делом, которому она отдалась со всей душой, заставляло ее медлить с отъездом из этого дома. Да и вырваться из цепких рук дьявола во плоти, как и подать нужный сигнал Захарке, не представлялось возможным. Активное сопротивление могло привести лишь к скорой развязке, грозящей непредсказуемыми последствиями не только ей, но и ее мужу с его единомышниками.
Разговор происходил в одной из комнат, обставленной старинной мебелью эпохи Возрождения. Хозяин и гостья сидели на диване, обитом персидской тканью с причудливыми узорами по нему.
- Виленс, я уже пожалела, что приехала сюда, лучше было бы мне обойтись одним письмом, все объясняющим, - разыгрывая из себя особу, оскорбленную в лучших своих порывах, капризно поджимала губки Ингрид. Она не переставала отодвигаться от собеседника, ощущая кожей, что диван не бесконечен. – И как прикажешь мне объясняться перед своим мужем, когда я заявлюсь к нему после ночи, проведенной неизвестно где.
- А разве безродные люди, тем более казаки, обращают на это внимание? Мне кажется, им хватает того, что они сыты и довольны, - не спуская с нее сальных глаз, выговаривал кавалерийский офицер, успевший снять китель и накинуть на себя восточный халат. – Если бы было по другому, ты вряд ли бы осмелилась приехать сюда, дорогая Ингрид. Разве я не прав и разве не говорит этот приезд о том, что ты начинаешь разочаровываться в своем выборе?
- Ты ошибаешься, мой друг, во первых, свой выбор я считаю правильным. А во вторых, как раз у казаков самые богатые родословные, потому что они живут замкнутыми общинами и пускают к себе из внешней среды только самое лучшее, - не соглашалась собеседница, стараясь не замечать откровенных оскорблений. – Я приехала к тебе потому, что детство прочно входит в сознание человека и забывать то, что там было, не хочется никому. Я чувствую себя виноватой перед тобой, ведь из-за меня у тебя случились крупые неприятности.
- Не будем об этом вспоминать, моя дорогая Ингрид, я по прежнему люблю тебя всем сердцем и не дождусь момента, когда смогу прижать тебя к своей груди и закружить в вальсе на музыку Штрауса-отца.
- Я слышала, что сыновья этого гениального австрийского композитора тоже пошли по его стопам, - ухватилась Ингрид за последние слова, обрадовавшись возможности переменить тему. – Говорят, австрияк держал их в жестких музыкальных рамках.
- Причем обоих сразу, они не уступают в талантах своему отцу и наставнику в одном лице.
Молодая женщина закинула за ухо пушистую прядь волос, по ее лицу тенью скользнула какая-то мысль, которая окончательно ее успокоила.
- Хорошо, Виленс, я согласна провести с тобой вечер на балу, но только в маске и старательно избегая знакомых людей и разговоров с ними, -как бы пошла она навстречу настойчивости кавалера. Ей все больше становился неприятен не только грубый его напор, но и внешний вид с неправильной формы головой и с холодными руками. Он был полной противоположностью ее возлюбленному с пылким взглядом и страстными губами. Она отодвинулась еще немного и с насмешкой посмотрела на собеседника. – Итак, в чем прикажешь мне выходить к высшему свету, который ты пригласил на бал без моего согласия на это? Я не взяла с собой ни одного платья, ни одной пары сносной обуви.
- Прости меня, моя дорогая Ингрид, за поспешность, но я предусмотрел все, - улыбнулся во весь свой большой рот Виленс. – В этом замке у тебя есть не только свои комнаты, но и свой гардероб, который я неустанно пополнял одеждами, сшитыми для тебя лучшими столичными портнихами и скорняками.
- Вот как! И зачем ты это делал?
- Я верил в то, что мы с тобой станем мужем и женой, - развел руками кавалер. – Но кто мог предполагать, что женщины даже в нашем заснеженном королевстве такие же ветренные, как в раскрепощенной на любовь Франции.
- В жизни у каждого из нас предначертана своя судьба, изменить которую удается немногим, - решительно остановила Ингрид его жест отчаяния. – У меня к тебе еще один вопрос, на мне нет ни одного украшения, потому что я не собиралась появляться среди придворной знати.
- Что касается украшений, то у тебя их полный сундук.
- Которые ты тоже собирал, готовясь к нашей с тобой свадьбе, - не удержалась от усмешки собеседница. – Создается впечатление, что все это подстроено заранее, и мне кажется, здесь есть какой-то умысел.
- Ни в коем случае, моя любовь, я не желаю тебе ничего плохого, - дернул веками кавалерийский офицер, водянистые глаза у него сами собой вильнули в сторону. Он усилием воли заставил себя успокоиться и признался еще раз. – Я действительно был уверен в том, что у нас будет свадьба, и собирал для тебя лучшее, что могло бы украсить твою жизнь в этом замке.
- Спасибо, Виленс, за заботу, ты меня заинтриговал. Я не отказалась бы взглянуть, что ты прячешь в своих сундуках.
- Немного позже я покажу свои богатства, и брошу их к твоим ногам, - рывком придвинулся к молодой женщине кавалер, взгляд у него стал бессмысленным. – Но у нас еще есть время и я хотел бы, чтобы ты стала моей.
- О, Виленс, ты переходишь все границы, - даже опешила Ингрид, правая рука у нее машинально потянулась к широкому поясу на платье, под который был засунут маленький острый нож. – Я попрошу тебя держать свои чувства в руках.
- Но ведь наша близость ничего уже не изменит, тем более, никто о ней не узнает, - ерзая по дивану, хрипло проговорил друг детства. – Я предлагаю нам обоим стать хотя бы любовниками, если ты еще не до конца разуверилась в своем казаке.
Молодая женщина, скрывая отвращение, уперлась ладонями в плечи разгоряченного страстями самца:
- Только не сейчас, Виленс, я совершенно к этому не готова, - воскликнула она. А он продолжал напирать, готовый сорвать с нее одежды и впиться жадными губами в ее тело. И тогда она заторопилась, боясь опоздать на доли мгновения, после которых призывы о помощи будут уже ненужными. – Успокойся, Виленс, прошу тебя!.. Я обещаю подумать над твоим предложением, но сегодняшний день пусть станет днем нашего с тобой примирения.
По тому, как искривилось бледное лицо герцога неприятной гримассой, она поняла, примирения между ними не наступит никогда. Этот человек не был способен прощать, как сказал Захар после первой стычки с ним, он рожден только для подлостей. Сейчас он в полной мере подтверждал это своим разнузданным поведением, от которого холодело под сердцем. И все-таки обещанием, данным ею, была достигнута передышка, широко посталенные глаза у Виленса начали обретать смысл. Он осмотрелся вокруг и, шумно вздохнув, откинулся на спинку дивана. Но Ингрид видела, что Виленс не собирался отступать от цели, он просто понял, что без упорной борьбы здесь не обойдятся. А это могло привлечь ненужных свидетелей, что не входило в его планы, и кавалерийский офицер решил действовать не наскоком, привычным ему, а пойти другим путем. Чтобы отодвинуть очередной натиск еще дальше, Ингрид взмахнула длинными ресницами и напомнила:
- У нас впереди еще досточно времени, Виленс. Кстати, ты обещал показать мне целый сундук драгоценностей, - она лукаво повела голубыми зрачками. - Так где же он, друг моего детства? Я хочу взглянуть на сокровища герцогов Карлсон и упиться сиянием благородных алмазов. Надеюсь, они не уступают по размерам бриллиантам в короне нашей королевы.
Наследник рыцарского рода покосился на собеседницу, с его лба и щек все еще не сошли красные пятна, а грудь бурно вздымалась. Наконец он перевел дыхание и кивнул неправильной формы головой, уверенный в том, что женщина, решившая сама приехать к нему, никуда теперь не денется. К тому же, упоминание о каком-то сравнении задело его ранимое самолюбие:
- Если ты хочешь взглянуть на то, чем обладает семья Карлсонов, и чем я могу осыпать тебя с ног до головы, то я предоставляю тебе такую возможность прямо сейчас. Благо, ходить далеко нам не придется, сокровища находятся в одной из комнат на этом этаже.
- Так покажи их скорее, Виленс, чтобы я могла придти в изумление и возгордиться от мысли, что у меня такой могущественный воздыхатель.
- Ну что-же, Ингрид, милости прошу, - кавалер встал и направился к двери. - Ты убедишься еще раз, что выбор тобой какого-то русского казака на роль супруга был неправильным.
Они пошли по длинному коридору со слугами, спешившими заскочить в ниши, молодая женщина все время старалась вспомнить, как выглядели сокровища,похищенные у месье Месмезона из городка Обревиль во Франции. О них неоднократно говорил Буало еще там, в станице Стодеревской, когда вечерами вся казачья семья собиралась за одним столом. Описывала изделия и Софьюшка, в отличие от своего мужа, сурового терского казака, быстро проникшаяся к своим невесткам любовью и доверием. Но сейчас Ингрдид, к своему ужасу, помнила только о медальоне и кардинальской цепи очень большого веса. Кажется, на них были еще какие-то надписи, говорящие о их принадлежности к высшему французскому духовенству.И еще запомнилась диадема работы известного итальянского ювелира Николо Пазолини. Все остальные изделия, включая перстни, броши, колье и браслеты, не задержались формами в голове. Молодая женщина надеялась лишь на то, что неплохо разбиралась в украшениях, и на женскую интуицию, весьма редко ее подводившую.
Тем временем Виленс приблизился к одной из дверей в середине коридора и вставил массивный ключ в замок. Повернув его несколько раз, он взялся за ручку и вошел в затемненную комнату. На тумбочке возле порога стояла свеча в подсвечнике, рядом лежали спички. Кавалер зажег фитиль и двинулся вглубь помещения,туда,где громоздился на половину стены какой-то шкаф,отсвечивающий стеклами и полировкой. По бокам висели канделябры о нескольких рожках с маленькой скамеечкой под ними, чтобы удобно было дотягиваться. Когда вспыхнули все свечи, Ингрид отшатнулась назад и замерла в невольном напряжении. За стеклами на нескольких полочках лежали десятки золотых, платиновых и серебряных изделий различной величины и формы, почти все они были с драгоценными камнями, брызнувшими разноцветными искрами от пламени свечей. Радужное сияние заполнило внутренность шкафа, оно проникало сквозь стекла и плясало на их поверхности, создавая некий ореол, похожий на тот, который вспыхивает над грудой бриллиантов, когда на нее падает мощный солнечный свет. Скоро вся стена заискрилась цветными витражами, но не разделенными на куски, вставленными в рамы, как в Париже на соборе Нотр Дам, а словно парящими в воздухе, как висели когда-то над землей драгоценные сады Семирамиды, не сохраненные людьми. Зрелище было таким впечатляющим, что язык у молодой женщины присох к небу. Она забыла, зачем пришла сюда, глаза у нее разбежались, не зная, на чем остановиться. И только когда холодные пальцы спутника коснулись ее руки, она вздрогнула и попыталась собрать вновь свои мысли. А он заговорил:
- Я знаю, что Свендгрены держат семейные драгоценности в лакированном ларце, часть из них находится в спальнях женщин, в ящиках туалетных столиков. Твоя мама, Ингрид, когда я был маленьким, не раз демонстрировала их мне, - скрипучим голосом проявил Виленс осведомленность о богатствах в доме своей пассии. Он снисходительно пояснил. – Сокровища любят темноту, тогда камни напитываются космической энергией, и когда к ним прикасается луч солнца, они начинают соревноваться с ним в силе, которая заключена в них. Очень часто энергия драгоценных камней превосходит солнечную, особенно это касается бриллиантов, самых светобоязненных и светообильных из всех. Они залегают в земных недрах на большой глубине и извлекаются оттуда с огромным трудом.
- Виленс, я в восторге, - пытаясь снять напряжение, с придыханиями вымолвила Ингрид. – У меня нет слов, чтобы выразить свои чувства. Спасибо тебе, что просветил меня в этом вопросе, - она тряхнула длинными волнами волос, заставляя себя вернуться в действительность. – Скажи, а среди этих изделий есть очень редкие экземпляры?
- Здесь есть сокровища, которым нет цены, например, вот это бриллиантовое колье, которое принадлежало Жозефине, любовнице Наполеона Первого, - собеседник подошел к шкафу и открыл небольшим ключиком застекленные створки. Он взял с полочки колье, сотканное из бриллиантов по двадцать карат каждый и сверкавшее сумасшедшим блеском, расстегнув на нем золотые замочки, надел на шею Ингрид. – Ты можешь посмотреть на себя в зеркало, оно находится сбоку от тебя.
Молодая женщина осторожно повернулась туда, куда указал ей хозяин замка, она боялась, что не сможет удержаться от очередной волны восхищения и совсем забудет о том,зачем пршла сюда. Так и произошло, когда из глубины зеркала на нее взглянула прекрасная девушка с распущенными волосами, одевшаяся неземным светом с ног до головы. Этот свет подчеркивал миловидные линии правильного лица с аккуратным носиком и большими голубыми глазами, делая его похожим на лицо небесного создания кисти Рафаэля или богомаза Микеланджело. Оно все играло таинственными тенями, завораживая красотой и саму его обладательницу, и того, кто стоял за ее спиной. В какой-то момент Ингрид поняла, что может остаться в этой комнате навсегда, тем более, что глаза у кавалера вновь вспыхнули животной страстью. Она с усилием протянула руку к шее и прижала пальцами колье, продолжавшее полыхать безумными всполохами. Но любовь оказалась сильнее соблазна, перед взором молодой женщины уже вырисовывался образ ее возлюбленного, пылкого и страстного Захара, обещающего много лет взаимного влечения.
- Я люблю тебя... Я всю жизнь мечтал только о тебе, - услышала она вдруг голос, хриплый от возбуждения, за своими плечами, почувствовала прикосновение пальцев, подрагивавших от нетерпения. – Я готов на все, чтобы ты вернулась ко мне...
Но и голос показался скрипучим, и пальцы кололи холодом, от которого по телу побежали мурашки. Ингрид не раздумывая расстегнула на колье золотые замки и зажала его в своем кулаке. И тут-же исчез таинственный свет, лившийся из глубины зеркала, а бриллианты показались не настоящими, а похожими на обыкновенные стекляшки.
- Я впервые вижу подобную красоту, дорогой Виленс, - наигранно засмеялась она. – Но сейчас мне больше подошла бы масивная золотая цепь. Она придавила бы меня к земле и заставила бы думать земными мерками.
- Ты не желаешь взлететь к облакам? – недоверчиво спросил кавалер, снимая ладони с ее плеч. – Я же видел, как закружилась у тебя голова и как ты приподнялась над полом в сиянии бриллиантов, которые у тебя в руке.
- Я уже давно купаюсь в облаках, - усмехнулась молодая женщина, имея ввиду чувства к своему супругу. Она была довольна тем, что сумела заставить своего воздыхателя приоткрыть дверцы в сокровищницу герцогов Карлсон. Дело оставалось за малым, рассмотреть среди драгоценностей изделия, могущие принадлежать совсем другим людям. – Прости меня, Виленс, но я еще не все увидела в этом царстве соблазнов. Вполне возможно, что здесь таится драгоценность, цены которой и впрямь не назовешь.
- Ты в этом сомневаешься? – ухмыльнулся Виленс, не терявший надежды сразить наповал свою бывшую любовь. – Тогда обрати внимание на вот эту полку, здесь размещены сокровища, выполенные самыми искусными итальянскими ювелирами.
Ингрид быстро окинула взглядом изделия из золота, разложенные в таком порядке, что сияние от них заполняло всю нишу. Здесь были серьги с филигранно обточенными гранями, подвески с длинными алмазными пластинами, венецианские цепочки и флорентийские огромные перстни с гранатами и опалами. Красовались неапольские женские браслеты с вправленными в них кораллами и аквамаринами, римские заколки для волос с большими рубинами. В центре полки и по ее углам были разложены пять золотых диадем тоже с камнями, узких по краям, имеющих расширение только спереди. Гостья мучительно вспоминала, как выглядела диадема из коллекции работ Николо Пазолини, пропавшая из Парижского клада вместе с остальными раритетами. За ним охотился, кажется, весь мир. Но разум отказывался утруждать себя лишней работой, он был переполнен впечатлениями.
- А есть ли здесь диадема итальянского мастера Пазолини? - спросила она как бы между прочим.–Я столько слышала о ней, что невольно возникает желание прикоснуться к этой редкости.
- О какой диадеме ты хочешь узнать? – чуть подался вперед кавалер. – Их было несколько, вот эти две работы тоже рук великого ювелира. Где находятся остальные и сколько их всего, не знает никто.
Ингрид впилась глазами в изделия, на которые указал Виленс, они были такими божественно красивыми, что захватывало дух. Но точных параметров искомого раритета никто ей не говорил, а значит, высматривать его здесь было бесполезно. Она похолодела от мысли, что случайность, подаренная ей судьбой, может не принести никаких результатов. С другими изделиями была та же история, к тому же, лежавшие на полках вещи, неистово сверкавшие, стали походить на одно лицо. Прекрасное в своем множестве, но все-таки одно.
- А почему ты заинтересовалась работами именно этого мастера? –задал неожиданный вопрос хозяин замка, вид у него был настороженным.
- Я уже говорила о слухах, а они утверждают, что итальянец был неповторим, - как бы равнодушно пожала плечами молодая женщина. – Но если здесь нет самой красивой диадемы его работы, то остальные меня утомили одинаковым блеском.
Ингрид распрямилась, теперь мысли ее потекли в другом направлении. Она подумала о том, что надо устроить так, чтобы сюда проник Буало, который знал, зачем он исколесил половину света. Но как это сделать,она пока не представляла. Она еще раз окинула рассеянным взглядом весь шкаф, собираясь уходить из комнаты, и вдруг увидела внизу на самой дальней полке массивную золотую цепь, состоящую как бы из иконок или брошей, соединенных между собой. Цепь была сложена полукругом, внутри которого лежал медальон с божественным образом, покрытым разноцветной эмалью и усеянный крупными бриллиантами. Молодая женщина едва не выдала себя, устремившись в ту сторону, но вовремя сдержалась, снова взявшись рассматривать сокровища, одновременно продвигаясь в нужном направлении.
- И все-таки, кто рассказывал тебе, Ингрид, про диадемы от Николо Пазолини, и почему они заинтересовали тебя больше прочих раритетов, выполненных им тоже в единственном числе? – вышагивая следом за гостьей, настаивал на ответе Виленс. Чуувствовалось, что этот вопрос для него был не праздным.
- Разве это так важно? - пожала плечами Ингрид. - Дорогой друг, ты должен уже знать, что если женщине что-либо понравится, она добудет это во чтобы то ни стало и обязательно нацепит на себя. - Она почти приблизилась к предмету своего пристального внимания, оставалось напрячь зрение и прочитать буквы, нанесенные вокруг медальона. – Ты со мной не согласен?
- Это известно всем, - хмыкнул в усы воздыхатель,он начал успокаиваться. – Должен заметить, что в нашем шкафу лежат две самые удачные диадемы работы Пазолини.
- Ты хочешь сказать, что остальные работы не столь эффектны? – наклонилась над цепью гостья, стараясь не пропустить ни одного слова. На медальоне вокруг святого образа было написано: «Бог хранит Францию». Она взяла тяжеленький раритет и перевернула его тыльной стороной. – Почему ты замолчал, Виленс?
На обороте тоже оказалась надпись, сделанная латинскими буквами: «Власть Господа беспредельна».
- А что ты желаешь еще от меня услышать? – заложил руки за спину собеседник. – Я сказал почти все.
- Разве?
- Ходит легенда, что ювелир сделал на заказ одной коронованной особе прекрасный экземпляр, расположив на нем драгоценные камни ввиде древнего заклинания, - Виленс покачался с пяток на носки. – Но что это заклинание обозначает и куда подевалась сама диадема, никто до сих пор толком не знает.
Ингрид загадочно улыбнулась, повертела в руках раритет и вернула его на место:
- Когда мы вошли сюда и ты зажег свечи, я едва не улетела на небеса от этого великолепия, - призналась она. – В тот момент только вот такая цепь своей тяжестью могла приземлить меня и возвратить в действительность.
- А что в ней интересного? – вздернул подбородок кавалерийский офицер.
- Все, дорогой мой друг детства, - радостно сообщила Ингрид. – В ней заложена сама истина, которая правит не только обществом людей, но и целым миром.
И пока молодая женщина говорила эти слова, она поняла, что задумал человек, стоящий перед ней, и как нужно поступать дальше. Она подошла к нему и пряча в глубине зрачков огонек презрения, обхватила его шею гибкими руками:
- Кажется, ты устроил ради меня в своем замке светский бал и пригласил на него весь цвет нашего общества, - мягко сказала она, проводя ладонью по его щеке. – Знаешь, милый, я согласна примерить твои наряды, если ты исполнишь всего одну мою просьбу.
- Какую, Ингрид, я весь дрожу от ожидания, - с трудом выдавил из себя кавалер.
- Ты не будешь приставать ко мне. Я в свою очередь обещаю, что не оставлю тебя без своего внимания...
Глава десятая.
На просторный двор внутри замка, заполненный экипажами и каретами с родовыми гербами на дверях, опустилась ночь. Массивные ворота были закрыты наглухо, в хозяйственных пристройках погасли огни. Не слышно было ни лая собак, ни переклички часовых. Первые забились от холода в теплые конуры, а вторые в сторожевых будках потягивали дешевое французское вино, привозимое в Швецию торговыми судами. Лишь в здании, в котором жили хозяева, на всех трех этажах горели окна, там шел бал, устроенный младшим из герцогов Карлсон в честь приезда к нему женщины, отвергшей его, но по прежнему любимой им до безумия.Эту новость весь день перетирали все слуги, включая сторожей, сходясь в одном, что Виленс, сын старшего Карлсона, все равно отомстит ей за свое унижение. Не такой он человек, чтобы прощать подобное, многие из слуг давно испытали его гнев на своей шкуре. Непонятно было лишь одно, зачем прекрасная Ингрид Свендгрен, которую почти каждый из них помнил еще маленькой девочкой, решилась приехать под крышу этого дома и остаться на бал,который должен был продлиться всю ночь.Разве она разочаровалась в своем муже, и успела с ним развестись?На этот вопрос никто не мог дать ответа, даже горничные, бывшие в центре всех событий. И новость продолжала кочевать от одного слуги к другому, пока их всех не сморил крепкий сон. Ведь назавтра предстояло рано вставать.
После полуночи Захарка, Петрашка и Буалок поднялись со своих лож из деревянных досок с наброшенными на них тряпками и поспешили к черному входу в герцогские покои. Дверь была не заперта, ее заранее открыл слуга, знавший Ингрид лично и готовый ради нее на любой подвиг. Все трое пробежали коротким коридором до лестницы, ведущей на третий этаж, там были спальни и там же располагалось помещение, описанное молодой женщиной в записке, которую она все-таки сумела передать своему мужу. В ней говорилось, что в комнате хранятся драгоценности семейства Карлсон, среди которых находится та самая цепочка с медальоном, принадлежащая высшему духовенству Франции. Так-же в шкафу лежат другие раритеты, среди которых несколько диадем работы итальянского ювелира Пазолини. Но Ингрид не удалось распознать ту из них, которую украли тридцать лет назад из дома Месмезонов в городке Обревиль, по причине неосведомленности ее в том, как она выглядит. И пусть месье Буало определит на месте, что похищено у его дяди, а что является собственностью хозяев этого замка. Она предупреждала, что приняла приглашение Виленса на участие в костюмированном бале и будет на нем в наряде французской королевы Марии Медичи, отличающейся от других коронованных особ разных времен и народов, как и несравненная Клеопатра, прекрасным вкусом и длинными волосами, ниспадающими волнами ниже пояса.
Братья вместе с Буалком добрались до площадки второго этажа и остановились на ней, затаив дыхание. Из коридора, освещенного настенными светильниками, доносились звуки музыки и отдельные восклицания. На его середине был вход в огромный зал, служащий для светских приемов и для балов одновременно. Захарка нервно покусал губы, он представил себе, как Виленс, этот негодяй с неправильной формы головой и холодными руками, прижимается сейчас к его жене, стараясь коснуться запретных мест, и как она пытается ему сопротивляться, заботясь о том, чтобы не быть узнанной окружающими.
- Если бы знать, что так получится, я бы не прочь был прихватить с собой костюм марокканца с султаном над чалмой из перьев, - с сожалением в голосе негромко сказал он.
- А почему какого-то марокканца? – простодушно спросил у него Петрашка. – Ты что, видел их?
- Видел, поэтому кроме пистолета и кривой сабли я бы имел возможность засунуть за широкий пояс еще и арабский кривой кинжал. Им очень удобно вспарывать животы подлецам.
В конце коридора показались слуги с подносами в руках, на которых стояли хрустальные бокалы с напитками. Захарка прижался к стене, затем тихо приказал:
- За мной, братья казаки, Ингрид написала, что на третьем этаже нас будет поджидать ее человек с ключами от того помещения.
Вся группа заспешила по лестнице дальше, стараясь не стучать каблуками ботинок. Петрашка, поднимавшийся следом за средним братом, не переставал удивляться:
- И как это твоя супружница умудрилась найти общий язык со слугами! Да еще за столь короткое время.
- Здесь почти все знают мою жену еще с детского возраста, - пояснил ему тот. – Она и сама говорила нам, что в этом замке ей знакомо все, в том числе каждый поворот в коридорах.
На площадке третьего этажа произошла заминка, Захарка, бежавший первым, вдруг заметил камердинера с деревянной палкой, на конце которой был жестяной колпачок. Старик в длинном сюртуке, расшитом галунами, и в белых панталонах, стучал по паркету деревянными башмаками, переходя от одного канделябра к другому. Он гасил свечи, оставляя лишь те, которые должны были гореть всю ночь. За ним тенью волочилась какая-то девушка в длинном сарафане и в скандинавском головном уборе на волосах, закрученных в узел на затылке. Сообщники спрятались за выступом стены, они не знали, что делать дальше, то ли спускаться обратно вниз, то ли искать убежище поблизости, потому что камердинер продвигался в их сторону.
- Еще и эта баба увязалась за дедом, - с досадой прошипел Петрашка. – Если они нас увидят, то вряд ли будут молчать.
- Подожди-ка, здесь что-то не то, - продолжая наблюдать за слугами, остановил младшего брата Захарка. – Как бы эта баба нам вскоре не пригодилась.
Между тем девушка, не переставая лопотала о чем-то старику, указывая в сторону, обратную его движению, и пытаясь перехватить из его рук палку. Наконец тот кивнул головой и зашаркал на другой конец коридора. Некоторое время шведка гасила свечи, но как только камердинер скрылся за повортом, она прислонила приспособление к стене и устремилась к выходу, за которым притаились сообщники. Она словно знала, что там ее уже ждут, потому что переступив порог, вытащила из кармана два ключа и всунула их в руку Захарке:
- Там, господин, - указала она рукой на середину коридора. – Я буду ожидать вас здесь.
- Ты останешься сторожить? – догадался средний из братьев, перебирая пальцами ключи. Он с трудом разбирал шведские слова. – А который из них от двери комнаты?
- Этот ключ от двери, - она потрогала пальцем сначала большой ключ, затем маленький. – Этот ключ от секретера.
- Понятно. За мной, казаки.
Захарка на цыпочках поспешил в глубину коридора, стараясь прижиматься к стене, за ним не отставали Петрашка с Буалком. Когда добежали до нужной комнаты, нервный озноб прошел, всех троих охватило желание поскорее добраться до сокровищ герцога Виленса Карлсона и убедиться в том, что не только он, но и вся его семья, являются отменными негодяями. Ведь Ингрид не могла ошибиться, увидев кардинальскую цепь, которую нельзя было спутать ни с какой другой. Захарка всунул ключ в замок и потянул ручку на себя, затем, когда вслед за ним сообщники проскользнули в помещение, неслышно захлопнул дверь. На другой стороне комнаты что-то тускло блеснуло, похоже, там стоял тот самый секретер, о котором упоминала девушка. Захарка достал серники и зажег один, Буалок подсунул ему свечу, прихваченную с собой. И тут-же все трое отшатнулись назад, показалось что из глубины стены на них бросились какие-то люди. Петрашка выхватил из-под полы камзола заряженный пистолет, готовый разрядить его в первого из нападавших.
- Спокойно, казаки, это зеркало, - глухим от волнения голосом пояснил Буалок. – Лучше посмотрите вперед, перед нами тот самый шкаф, набитый сокровищами герцогов.
По просторной комнате уже начали устраивать свой безумный танец разноцветные всполохи, исходившие от золотых и серебряных изделий с вправленными в них даргоценными камнями. Изделия заполняли громоздкий шкаф с полочками по всей его длине и ширине,их было так много,что казалось, он набит ими снизу до верху. Каждая из вещей старалась ответить лучами на отблески, падавшие на них от нестойкого пламени свечи, она взрывалась тысячами искр, чтобы через миг раствориться во тьме. И в следующее мгновение опять вспыхнуть фейерверком, от которого перехватывало дыхание. За спиной у Захарки гулко сглотнул слюну Петрашка, он переступил с ноги на ногу и с недоверием произнес:
- Не сон ли это, братука! Такие клады могут таиться только на дне моря, или прятаться в сундуках арабских султанов.
- Эти персидские сказки нам любил рассказывать наш станичный уставщик, - стараясь взять себя в руки, согласился с ним средний брат. Он продвинулся вперед еще на несколько шагов, пытаясь рассмотреть вещи поотдельности. – Ничего не вижу, будто набили много стекла, а из-за гор выглянуло солнце.
Но Буалку подобная картина была не в новинку, он забрал у Захарки маленький ключ и пока оба брата протирали глаза, открыл им прозрачные дверцы шкафа. Упершись внимательным взглядом в изделия, он стал отбирать то одно,то другое,откладывая их на свободное место на одной из полок. Скоро там набралась приличная горка, а кавалер продолжал изучать перстни и кольца, браслеты и колье, диадемы и цепочки, продвигаясь вдоль шкафа к противоположной его стороне и кланяясь все ниже. Небольшие горки росли, вместе они представляли из себя уже внушительных размеров кучу. Наконец взгляд Буалка упал на самую нижнюю полку в самом дальнем углу хранилища, на которой свернулась в широкий круг массивная цепь с не менее тяжелым медальоном в середине, украшенным бриллиантами и другими камнями и покрытым разноцветной эмалью. На медальоне выделялся лик святого, а вокруг него светилась надпись латинскими буквами: «Бог хранит Францию». Буалок взял его в руки и перевернул тыльной стороной, на ней красовалась точно такая же надпись, только с утверждением: «Власть Господа беспредельна». Кавалер забрал с полки медальон и цепь и обернулся к братьям:
- Господа казаки, нашу миссию можно считать законченной, - он широко улыбнулся и показал на свои приобретения. – Главные раритеты, украденные тридцать лет назад у месье Месмезона, оказались здесь, в замке шведских герцогов. Они яляются на моей родине знаками кардинальского могущества, и никто, кроме высшего духовенства Франции, не властен обладать ими. Мы имеем полное право их изъять, так как они не принадлежат семейству Карлсон, а представляют из себя национальную святыню Французской республики.
- Значит, отец Виленса и правда оказался разбойником? – устремил на него Захарка жгучий взгляд, ему не терпелось утвердиться в своем предположении, что кавалерийский офицер на самом деле был ничтожеством.
- Только что мы убедились в этом сами, - наклонил Буалок голову в знак согласия. – Очень жаль, что мой дядя месье де Ростиньяк не сумел в свое время раскусить старшего из Карлсонов, который служил у него начальником охраны. Тогда рыцарским родам Ростиньяк и Месмезон не пришлось бы в течении нескольких десятков лет разыскивать достояние французского народа.
- Тогда бы ты не приехал в станицу Стодеревскую и не встретил там нашу сестру, а свою жену Аннушку, - хитровато прищурился Петрашка. – А я не женился бы на Сильвии, твоей бывшей невесте, а своей нынешней супружнице.
Трое сообщников негромко засмеялись, довольные удачным исходом дела. Оставалось вынести сокровища за пределы замка и умчаться с ними в город Стокгольм. А там уже сесть на корабль и отплыть к теплым французским берегам.
- Буалок, все ли драгоценности найдены, из тех, которые были украдены? – решился наконец спросить Захарка. – Ты не обратил внимания на диадемы, а их на этой полке лежат целых четыре штуки.
- К сожалению, ни одна не подходит под описание, которое я получил от своего дяди, хотя две из них выполнены одним мастером, - развел руками кавалер. – Дело в том, что Пазолини работал методами маэстро скрипачей Страдивари или Гварнери, которые были его соплеменниками. Он делал раритеты в единственном числе. Самый красивый из них, подаренный ювелиром супруге короля Людовика Шестнадцатого, исчез из Лувра вместе с другими сокровищами. На том изделии был выложен из драгоценных камней странноватый рисунок, он что-то обозначал. Ведь каждый камень имеет свое значение и если их расположить в особом порядке, то можно зашифровать очень важную информацию. Но какую именно, этого никто до сих пор не разгадал.
- Значит, на этих диадемах рисунки или отсутствуют, или они другие?
- Камни на этих раритетах вставлены без всякого умысла, - подтвердил кавалер, он указал рукой назад. – На полке лежала еще одна диадема, видишь, между изделиями есть пустое место.
- Похоже что так, но это дело хозяйское, нам чужое трогать не следует, - подвел черту в разговоре Захарка. – Забираем то, что отложено, и уходим, надолго нам здесь оставаться нельзя.
- Ты прав, пора отсюда убираться, - согласился Буалок, выдергивая из-за пояса вместительный кошель и подставляя его под низ самой верхней полки. – Петрашка, сгребай сюда все горки, а ты, Захарка, поднеси свечу поближе.
Не успели сообщники уложить драгоценности, как с наружной стороны двери кто-то негромко поскребся. Буалок запихнул добычу за пояс и схватился рукой за эфес шпаги, Петрашка нашарил под полой камзола рукоятку пистолета. Захарка на цыпочках подкрался к выходу, готовый в любой момент задуть свечу и пустить в ход оружие. Он взялся за ручку и тихонько потянул ее на себя, в проеме двери показалось взволнованное лицо той самой девушки, которая передавала ему ключи. Ладони у нее замелькали в воздухе тревожными птицами:
- Там... там.., - силилась она о чем-то предупредить. – Госпоже Ингрид грозит опасность...
Захарка понял, с его женой случилось что-то из ряда вон выходящее, и девушка призывает их поспешить ей на помощь. Молодые мужчины выбежали в коридор и бросились к лестнице, за ними, не забыв отобрать у них ключи и закрыть дверь комнаты, заторопилась юная шведка. На втором этаже она указала пальцем на коридор, в котором суетились слуги, не решавшиеся входить в зал. Сообщники притаились за выступом, держа оружие наготове. Звуков музыки из зала не доносилось, вместо них слышались громкие восклицания,словно взбудораженный чем-то оратор хотел передать свое возбуждение всем, кто там находился. Его речь часто прерывалась недовольным гудением, за которым снова следовал всплеск эмоций одного и того же человека.
- Надо пойти туда и посмотреть, что там происходит, - сказал Захарка, взводя на пистолете курок и перешагивая порог коридора. – Казаки, вперед, мы своих в беде никогда не оставляли.
Петрашка с Буалком распрямились во весь рост и тронулись следом, прятаться уже было не от кого и незачем. Несколько слуг, завидев их, попятились назад и прижались к стенам, но ни один не сделал попытки подать своим господам сигнал об опасности. Горничные с официантами словно догадывались, что незнакомцы идут на выручку их любимой Ингрид, которую они помнили еще девочкой. Захарка подошел к дверям, распахнутым настеж, и остановился у входа в зал. Он увидел Виленса, своего соперника, тот был в мундире кавалерийского офицера с золотыми погонами и витым аксельбантом на правой стороне груди. Стоя посередине помещения, он громко о чем-то говорил. Рядом с ним находилась молодая женщина в черной маске на поллица, в прекрасно сшитом голубом платье с отделкой золотыми нитями с ленточками. На голове у нее с распущенными волосами красовалась диадема, усеянная бриллиантами и другими драгоценными камнями. Шею облегало бриллиантовое колье, которое переливалось разноцветными огнями, на запястье левой руки светился красными рубинами золотой браслет. Пальцы были унизаны перстнями с вставленными в них синими сапфирами и зелеными изумрудами. Вся фигурка женщины выражала внутреннее напряжение, которое она старалась унять, переплетая пальцы и переступая ногами с красными туфельками на них, носки которых выглядывали из-под подола. Захарка с замиранием сердца узнал свою жену, она была прекрасна в таком великолепном наряде и с уверенностью могла претендовать даже на звание принцессы. Он ощутил, как засосало у него под ложечкой от чувства ревности, испытанного им еще во времена учебы в Санкт-Петербургском университете, когда он ухаживал за девушкой. Тогда за ней тоже бегало много именитых кавалеров, но выбрала она только его. Еще он подумал о том, что хозяин замка старался покрепче прижаться к Ингрид, этот подлец был способен на низкие постуки.Резкий голос Виленса и нагловатый взгляд выпуклых глаз подтверждали догадки, заставляя крепче сжимать пальцами рукоятку пистолета. Такой же заносчивой на вид показалась и его сестра Мэйми, стоявшая в окружении богатых родственников, среди которых выделялся господин, здорово похожий на Виленса. Наверное, он приходился ему отцом. Захарка силился разобрать шведские слова, выкрикиваемые кавалерийским офицером, и чем больше он вникал в их суть, тем мрачнее становилось выражение его лица.
- О чем говорит этот хлыщ? – спросил Буалок, пристроившийся у него за спиной. – Вид его не внушает мне никакого доверия.
- Виленс старается убедить собравшихся в зале в том, что женщина, стоящая рядом с ним, является замужней дамой из высокородной семьи, - процедил казак сквозь зубы. – Он говорит, что она приехала к нему сама и осталась на бал, который продлится всю ночь.
Брови у француза полезли наверх, было видно, что он впервые в жизни сталкивается с подобным иудством и не в силах осмыслить услышанное до конца:
- Захарка, ты ничего не перепутал? – жестко спросил он.
- Я еще не все сказал, - облизал тот пересохшие губы. – Он обещает прямо сейчас предоставить всем присутствующим в зале неопровержимые доказательства своих слов.
Петрашка ошарашенно посмотрел на своего брата и машинально расстегнул на камзоле верхние пуговицы, словно ему стало трудно дышать:
- Зачем он хочет это сделать? – оторопело передернул он плечами. Большой палец его правой руки машинально отвел назад курок на пистолете. –Этого подлеца надо убить, пока он не натворил делов. Иначе пятно позора ляжет на всю семью Свендгренов, и на тебя в первую очередь.
- Я тоже так считаю, - дернул щекой Захарка, направляя оружие на своего врага. – Жалко, что я пожалел мерзавца, когда он предложил мне еще до помолвки с Ингрид драться с ним на саблях. Меньше было бы вони.
Буалок тоже потащил шпагу из ножен, но что-то остановило его. Он выпустил эфес из рук и тронул среднего из братьев пальцами за локоть:
- Не торопись, казак, кажется, я понял, чего добивается этот негодяй, - с мрачным видом произнес он. – Виленс решил унизить Ингрид для того, чтобы не дать ей никакого выхода.
- Что ты хочешь этим сказать?, - не оборачиваясь, спросил Захарка.
- Мне кажется, что он до сих пор ее любит и мечтает убить сразу двух зайцев. Во первых, отомстить бывшей невесте за свое поражение, а во вторых, вернуть ее обратно. Посрамленная, она уже никому не будет нужна, кроме него самого.
- А как он сам потом будет с ней жить?
- В том –то и дело, что для таких людей позора не существует, они рассчитывают на время, которое залечивает все.
- Зато добыча, за которой они охотятся, остается в их руках, - усмехнулся Петрашка.
- Но сейчас мы имеем возможность раскрыть это чудовищное изуверство и опозорить самого Виленса до конца его жизни, - расправил грудь Буалок. – Для этого нам нужно выбрать лишь наиболее удобный момент.
- Как ты хочешь это сделать? – посмотрел на него Захарка.
Кавалер вытащил из-за пояса кошель с драгоценностями и встряхнул его перед собой:
- Вот улики, которые в одно мгновение превратят весь род герцогов Карлсон в ничтожества, - веско сказал он. – Только у меня к вам просьба - не надо спешить, чтобы ничего не испортить.
Между тем молодая женщина, стоявшая рядом с кавалерийским офицером, повернулась к двери и сразу заметила своих мужчин. Она не знала, что удалось разыскать им в комнате, от которой передала ключи, но она словно обрела внутреннюю уверенность. Фигурка у нее подобралась, плечи расправились. Заметив это, Буалок достал из кошеля конец кардинальской цепи и показал ей, как бы говоря, что раритеты нашлись. Ингрид заметно оживилась, она вздернула подбородок и с вызовом посмотрела сначала на оратора, а потом на его родственников. Отец кавалерийского офицера с надменной усмешкой продолжал внимать словам своего сына, зато его сестра Мэйми все чаще останавливала злой и завистливый взгляд как на пассии брата, так и на драгоценностях,надетых на нее. Наверное, она считала их личными своими украшениями. Но сам Виленс пропустил негодующий жест бывшей невесты, он почти закончил страстную речь, оставалось сделать самое главное, о чем предупреждал всех. Неожиданным движением руки он сорвал маску со своей соседки и бросил ее на паркет. Люди, собравшиеся в зале, ахнули, они узнали незнакомку и были поражены тем, что замужняя дама из уважаемой всеми семьи совершила такой неблаговидный поступок. Напряжение возрастало, оно грозило перейти в бурные дебаты. А Виленс тем временем продолжал:
- Я обращаюсь к вам, господа, с вопросом, разве любовь может иметь границы? – он завертелся на месте, призывая всех в свидетели. – Нет, любовь безгранична, и вот вам доказательства этого.
- Это похоже на кощунство со стороны распутной женщины! – крикнул кто-то из гостей.
- Как она могла!!!
- Ингрид Свендгрен перешла все законы нравственности!
- Она покрыла позором головы своего отца и своей матери, уважаемых членов нашего высшего общества!
- Эту падшую дрянь надо гнать отсюда как уличную проститутку, чтобы ноги ее здесь больше никогда не было...
Хозяин замка с удовольствием внимал потокам оскорблений в адрес соседки, выплескиваемым гостями, по его губам пробегала настоящая улыбка, которая была украшением его лица только в раннем детстве. Он искоса поглядывал на молодую женщину, не знавшую, как защитить себя от злых упреков, упиваясь ее растерянным видом. Это был его триумф и он им наслаждался. Наконец он поднял руку, призывая к вниманию:
- Господа, но я сказал еще не все, - Виленс достал из кармана брюк платок и вытер им потную шею. В бесцветных глазах его плескалось блаженство. – Несмотря на то, что случай, когда жена убегает от мужа, с полным основанием можно назвать из ряда вон выходящим, я считаю эту женщину ни в чем не виноватой. Скажу больше, я прощаю ей все.
Гости снова дружно ахнули, пораженные благородством души младшего из герцогов Карлсон, между ними начался обмен мнениями. А кавалерийский офицер продолжал:
- Вы не ослышались, господа, я огласил истинную правду. И пусть Ингрид отплатила мне черной неблагодарностью за мою к ней любовь, я забыл это недоразумение. Прямо сейчас я снова предлагаю моей единственной пассии свои руку и сердце.
Ингрид с возмущением уставилась на своего соседа, она до сих пор не находила нужных слов. Наконец она догадалась посмотреть на Захарку, суровый вид которого придал ей силы. Сделав шаг вперед, она развела руками:
- Господа, что за чушь несет этот человек, - молодая женщина с пренебрежением кивнула на своего соседа. – Все вы знаете, что я вышла замуж, многие из вас были на нашей с женихом помолвке. Теперь у меня есть прекрасный супруг, с которым я не собираюсь расставаться.
- А где он, ваш супруг, госпожа Свендгрен, и почему он не с вами? – снова раздались возмущенные возгласы.
- С какой стати вы оказались в этом замке одна, да еще в наряде французской королевы Марии Медичи, известной всем своим легким поведением и строптивым характером?
- И под маской на половину вашего лица!
- Вы пожелали, чтобы вас никто не узнал?
Ингрид переступила с ноги на ногу, но ответила с достоинством:
- Да, я хотела остаться неузнанной, потому что преследовала благородные цели.
- Какие цели, госпожа Свендгрен? Что за чушь несет эта негодница!
Молодая женщина вскинула голову еще выше и сделала шаг вперед:
- Скоро вы обо всем узнаете, - пообещала она. – Скажу больше, наряд этот одолжил мне тоже Виленс, потому что я приехала сюда в обыкновенном платье для путешествий.
- Вот как! – из толпы гостей раздался обидный смех. – Ее здесь успели и одеть, и обуть...
Ингрид не обратила внимания на издевательства, она снова обрела душевный покой:
- Но если все повернулось подобным образом, то пришла пора раскрыть перед вами карты. Дело в том, что отец Виленса Карлсона оказался разбойником с большой дороги, - она ткнула пальцем в господина, стоявшего за ее спиной, который сразу переменился в лице. Замешательство старшего Карлсона лишь подогрело молодую женщину и она продолжила. – Во времена своей службы во Франции, он выкрал у французского дворянина Месмезона раритеты государственного значения, а сын покрывал его в совершенном преступлении все эти годы.
- Это какой-то бред, - смех среди присутствующих усилился. – К этой женщине нужно срочно вызвать врача.
- Где доказательства, мадам вранье?
- Вы сами присутствовали при том разбое, госпожа Свендгрен?
Но Ингрид уже заметила, как вслед за отцом побледнел при упоминании о раритетах и его сын. Минуту назад упивавшийся победой, он вдруг сжался и затравленно заозирался вокруг.Родственники тоже пришли в замешательство, видно было, что они пожалели о поступке Виленса, оставившего эту женщину в замке и давшего бал в ее честь. Кавалерийский офицер между тем словно выискивал того, кто мог бы подтвердить ее слова. Молодая женщина поняла, что ответный удар достиг цели, она бросила взгляд на мужа с остальными своими единомышленниками и, получив от них согласие, вскинула руку, призывая высокородное общество к тишине:
- Вы хотите доказательств, господа? – звонко вопросила она. – Сейчас вы их увидите, они уже здесь, осталось только внести их сюда и показать всем.
В зале наступила тишина,гости переглядывались друг с другом,ожидая оглушительной сенсации весьма редкой после наступления в их государстве паритета во всем - что с драчливыми соседями и что между политическими партиями с внутренними их склоками. Но Виленс не собирался впадать в прострацию, он продолжал рыскать злобными глазами вокруг, одновременно хватаясь рукой то за эфес шпаги, то за рукоятку пистолета. Он вдруг осознал, что бывшая невеста обвела его вокруг пальца как мальчика, способного лишь на мелкие подлости. Тяжелый взгляд его все чаще стал задерживаться на драгоценностях, которые он подарил ей перед балом. Он начал понимать, что любовь имеет право быть только взаимной, иначе вторая ее половина распрямится и ужалит змеей в самый неподходящий момент. В груди у него разрастался клубок ярости от того, что он не сумел разглядеть за внешней благосклонностью к нему Ингрид целенаправленных действий расчетливого врага. Он вспомнил, что отец не раз предупреждал о коварстве женщины и наказывал никогда не изливать перед ними своих чувств. Кажется, старший из Карлсонов, сумевший достичь в государственной карьере больших высот,оказался бессильным в деле воспитания собственного сына
И в этот момент Виленс наконец-то заметил в проеме двери своего соперника и врага. Но было уже поздно, молодая женщина сказала несколько слов по русски и Захарка в сопровождении двоих мужчин направился к середине зала. Один из незнакомцев на ходу разворачивал вместительный кошель из выделанной кожи, вид у него был решительным, не обещающим ничего хорошего. Такими же выглядели его товарищи, которые встали по обеим сторонам Ингрид, держа оружие наготове. Захарка придвинулся поближе к кавалерийскому офицеру, не спуская с него жесткого взгляда.
- Виленс, не давай этим людям говорить! – прошипел за спиной сына его отец. Сестра Мэйми тоже с ненавистью уставилась на сообщников, она почувствовала, что из-за них может навсегда расстаться с любимыми своими сокровищами. Пылающим взглядом она окидывала и брата, совершившего опрометчивый поступок. А старший из Карлсонов продолжал нашептывать. –Сейчас может произойти тот самый случай, когда мы потеряем все.
Виленс покатал по скулам тугие желваки и промолчал. Скорее всего он надеялся на то, что доказать ничего не удастся, ведь сокровища были спрятаны в надежном месте, а ключи лежали в кармане его кителя. Да и времени с момента ограбления отцом какого-то француза прошло около тридцати лет, никаких следов не должно было остаться. Между тем тот, у кого в руках был кошель, развернулся лицом к собравшимся и заговорил на французском языке, втором среди знати в Королевстве Шведском после родного. Он начал с пропажи из музея Лувр уникальных раритетов, с разбойничьего нападения на месье Месмезона, у которого они оказались по счастливому стечению обстоятельств. Француз не стал скрывать, что если бы этого случая не оказалось, то судьба раритетов могла быть иной. И когда дошел до места, в котором появился новый герой рассказа в лице старшего из Карлсонов, обстановка в зале накалилась до предела.
- В течении тридцати последних лет два старинных рода рыцарей Огня и Меча, к одному из которых принадлежит ваш покорный салуга, не оставляли надежду найти сокровища и вернуть их народу Франции, - с пафосом сказал Буало де Ростиньяк. – Только недавно мы, опять же по чистой случайности, узнали, где они могут находиться. Мы все, кто стоит сейчас перед высоким шведским обществом, приехали сюда, чтобы убедиться в своих догадках. И вот результат.
Француз развернул кошель и достал из него массивную золотую цепь с таким-же медальоном, украшенным бриллиантами с другими драгоценными камнями, откликнувшимися снопами искр на нестойкое пламя свечей. Зрелище, как и сама история, оказались не для слабонервных, кто-то вскрикнул, кто-то издал долгий стон. Некоторые придвинулись вплотную, чтобы рассмотреть получше таинственные раритеты, о которых каждый слышал достаточно легенд. Виленс открыл свой рот и уставился оловянным взглядом на цепочку, все складки на его лице будто окаменели. Это оцепенение продолжалось так долго, что Захарка решился поддеть его подбородок дулом пистолета, заставив откачнуться назад. Кавалерийский офицер машинально сунул руку в карман, пошарил там, и снова превратился в гипсовую статую, изредка хлопающую голыми веками. А Буало вытащил из кошеля еще несколько изделий филигранной работы в сочетании с изумительной красотой, цены которым не было:
- Все эти сокровища являются достоянием французского народа и наши семьи поклялись отыскать их во чтобы то ни стало. Мы выполнили семейную клятву, - он посмотрел на Ингрид и добавил. – Заявляю со всей ответственностью, что госпожа Ингрид Свендгрен ни в чем не виновата, она с самого начала была вместе с нами и помогала нам добраться до раритетов.
Огромным залом окончательно завладела тишина, кто-то из музыкантов зацепил струну, издавшую жалобный звук. И этот сигнал прозвучал словно апофеозом к трагическому спектаклю. Гости не находили в себе сил, чтобы задать какие-то вопросы или покинуть этот дом, в одно мгновение превратившийся из жилища достойных людей в рассадник зла. Буало сложил раритеты обратно в кошель и обернулся к Захарке:
- Нам пора уходить. По прибытии в Париж я потребую, чтобы против герцогов Карлсон на международном уровне возбудили уголовное дело, - негромко сказал он. – Остальное пусть остается на совести хозяев этого замка.
- Я ушла бы отсюда немедленно, но мне нужно переодеться, месье Буало. Не поеду же я домой в наряде королевы Марии Медичи, к тому же, подаренном накануне вот этим подонком, - отозвалась Ингрид, с презрением указав на бывшего друга своего детства. – А вдруг и на мне сияют бриллианты, украденные его отцом у французов.
Кавалер прошелся заинтересованным взглядом по стройной фигурке своей родственницы и уже собрался посоветовать ей стать прежней Ингрид, которую любили все окружающие. Как вдруг его внимание привлекло колье на ее шее и диадема на голове. Захарку тоже заинтересовали украшения на жене, ко всему, похожее колье он видел когда-то на Мэйми, сестре Виленса. Буало тем временем впился зрачками в камни на диадеме, вставленные в переднюю ее часть, он беззвучно зашевелил губами:
- Что вы там обнаружили? – поинтересовалась у него молодая женщина. – Вы действительно находите, что этот наряд мне к лицу? Или увидели что-то такое,что поразило ваше воображение?
- Я считаю, что переодеваться вам не следует, дорогая Ингрид, - заставил себя улыбнуться кавалер. – Диадема на вашей прелестной головке, как и колье на нежной шейке, и есть те самые недостающие раритеты работы Николо Пазолини, за которыми мы приехали в вашу страну и оказались в этом замке.
- Значит, этот подонок не пожалел для меня чужого добра, - гневно воскликнула Ингрид. – А он уверял, что все это богатство копил для нашей с ним свадьбы.
Виленс наконец-то вышел из состояния оцепенения, он выхватил шпагу из ножен и встал на пути своих обидчиков, опустивших семью герцогов Карлсон на самое дно общества, в котором они всегда занимали лидирующие позиции. На лбу и на бледных щеках у него вспыхнули красные пятна, говорящие о злобности его характера. В толпе приглашенных снова загудели, гости приготовились следить за развитием событий, кто с интересом, а кто с маской неудовольствия на лице. Ведь в обвинениях, прозвучавших из уст незнакомцев, затрагивались в том числе интересы их страны.
- Стража! – крикнул старший из Карлсонов в сторону коридора, и когда в помещение вбежали несколько рослых слуг с оружием в руках, указал на Ингрид и на молодых мужчин рядом с ней. – Взять их и отвести в подвальные помещения.
Кто-то из близкого окружения хозяина замка возмущенно воскликнул, ткнув пальцем в Буало:
- Решение герцога Карлсона правильное, откуда нам знать, что эти сокровища были выкрадены из французского Лувра? Из уст этого сомнительного господина? – родственник вышел из тесной семейной кучки вперед. - А если он все наврал и надумал воровским способом завладеть вместе со своими сообщниками драгоценностями хозяев этого замка?
- Тем более, что прошло тридцать лет, и об этих раритетах долгое время почти ничего не было известно, - поддержал кричавшего один из гостей.
- И вообще, как эти люди попали сюда? – добавил хворосту в огонь следующий оратор. – Лично я увидел их здесь впервые.
Между тем стражники со шпагами в руках стали приближаться к центру зала, но прежде, чем они окружили сообщников, Виленс сделал выпад в сторону Захарки. Он целился ему прямо в грудь, до сих пор помня, как легко разделался с ним казак в прошлую их встречу, когда он вызвал его на дуэль. И теперь старался опередить своего соперника, нанеся удар первым. Но в последний момент тот отклонился назад, перехватил руку противника и наставил пистолет ему в голову.
- Застрелю, ваше высочество, и на этом между нами будет поставлена точка, - хладнокровно сказал Захарка. – Если желаете сохранить свою жизнь и жизни своих родственников, прикажите стражникам, чтобы они освободили путь. Мы уйдем отсюда вместе с сокровищами, которые принадлежат французскому народу.
- Ничего у вас не получится, эти драгоценности являются достоянием нашей семьи, - прорычал Виленс, стараясь выскользнуть из железных казачьих объятий. – Это ты украл у меня мою невесту, и ты за это ответишь.
- Ингрид стала моей женой, мы уже и свадебку сыграли.
- В казачьем углу на краю медвежьей империи? – оскалился кавалерийский офицер. – Покажите бумаги, на которых скреплен печатями ваш союз.
- У нас, ваше высочество, женятся и выходят замуж безо всяких бумаг. Полюбовно, - чуть ослабил захват Захарка. – И живут до старости, уважая друг друга.
- Варвары!..
Виленс изогнулся змеей и сумел выкрутиться из стального обруча. Он отбежал в сторону и снова нацелился шпагой на своего заклятого врага:
- Ингрид Свендгрен все равно будет моей, - не в силах усмирить запальное дыхание, хрипло сказал он. В руках у него появился пистолет, который он выдернул из-за пояса. – Или она не достанется никому.
В зале по прежнему стояла тишина, казалось, гости превратились в восковые фигуры и наблюдали за происходящим только глазами, не шевеля ни рукой, ни ногой. Буалок с Петрашкой направили пистолеты на мускулистых стражников, и те остановились в отдалении, Они не знали, что делать, потому что один из их хозяев готовился сам расквитаться с пришельцами.
- Нам пора уходить, - со спокойной улыбкой на губах сказал Захарка. – Иринушка, как только начнется схватка, выскакивай в коридор и беги к конюшням. Скажи там конюхам, чтобы они выпрягли лошадей из кареты, потом господа Карлсоны нам ее вернут.
- Я тоже умею фехтовать, - сдула с губ молодая женщина пушистую прядь волос. – Жалко, что не взяла шпагу с собой.
- Ты желаешь влезть в драку? – посмотрел на нее казак.
- Для защиты от подонков, мой дорогой супруг, все способы хороши, - прищурилась Ингрид. – От таких, как этот Виленс, который жаждет сначала втоптать меня в грязь, а потом мною же насладиться, одно средство – надежный клинок.
- Тогда он у тебя сейчас будет.
Захарка крутнулся на месте и с молниеносной быстротой выхватил шпагу из рук родственника Виленса, стоявшего за его спиной, толстого и неопрятного господина. Тот не успел разинуть рот, а казак уже реквизировал грозное оружие у его соседа, оказавшегося отцом кавалерийского офицера. Петрашка, заметив, как ловко сработал его средний брат, надвинулся с пистолетом на одного из гостей и тоже обзавелся острым клинком.Теперь каждый из группы был вооружен,дело оставалось за малым – прорваться к выходу из зала и постараться выскочить во двор с хозяйственными постройками. Задача казалась несложной, потому что большая часть гостей была на стороне сообщников. Люди понимали, что услышанное ими является правдой и чинить препятствия новоявленным робингудам никто из них не собирался.
- Казаки, на прорыв! – крикнул Захарка, первым бросаясь на Виленса,он хотел всего лишь выбить пистолет у него из рук. Он понимал, что неразделенная любовь способна кого угодно заставить возненавидеть соперника хуже своего заклятого врага. Но тот успел нажать на курок раньше, пуля зацепила казаку щеку, оставив на ней рваный след. Больше раздумывать было не о чем, противник сам предлагал смертельный поединок. Захарка нацелился клинком на офицерский китель Виленса и сделал выпад, острие проткнуло ткань на уровне его правой груди. Затем он тут-же отпрянул назад, чтобы отбить удар стражника, поспешившего хозяину на помощь. Несколькими умелыми приемами казак загнал его в угол и обезоружил, и только после этого оглянулся на свою жену. Мертвенная бледность на ее лице принудила Захарку забыть обо всем, он бросился к Ингрид, увидел вдруг, что она едва держится на ногах. По платью возле плеча расползалось кровавое пятно.
- Иринушка, что с тобой? – выдохнул он, прижимая ее к себе и разрывая на ней воротник платья. Рана, открывшаяся взору, показалась ему не опасной, пуля ударила под ключицу и застряла в мякоти.– Говори, любимая, кто на тебя напал!?
- Виленс.., - прошептала она запекшимися губами. – Он стрелял в тебя, а пуля вошла в меня.
Захарка в бешенстве оглянулся назад. Кавалерийский офицер стоял на прежнем месте, его качало, китель на груди промок от крови, но он упорно заталкивал в ствол пистолета заряд, готовясь произвести очередной выстрел.
- Убейте их!!1 – кричал в окружении нескольких своих родственников старший из Карлсонов. Ему вторила его дочь Мэйми, похожая с распущенными волосами на лесную ведьму. – Убейте разбойников, они хотят унести похищенные у нас драгоценности!..
Никто из присутствующих не трогался с места, ноги гостей словно примерзли к полу. На их лицах читалось понимание ситуации, в которую попало семейство герцогов, и теперь они жаждали только справедливого исхода дела. Наверное, они не сомневались, что Карлсоны способны на подлые поступки, иначе все повернулось бы по другому. Захарка подхватил Ингрид на руки и поспешил с нею к выходу из помещения. Петрашка с Буалком упорно пробивали им проход, они почти добрались до дверей, распахнутых настеж. Путь им преграждали уже не с десяток стражников, как было вначале стычки, а всего двое. Да и те лишь отмахивались клинками направо и налево, сберегая свои жизни. Захарка, пробегая мимо своего заклятого врага, как бы походя проткнул шпагой кисть его руки, заставив того уронить пистолет на пол. Ему очень хотелось добить врага, способного творить одни подлости, но он понимал, что сделать это можно лишь в честном поединке. Ведь ему с Ингрид еще предстояло жить в этом обществе, проявлявшем сейчас к нему и его родственникам истинное благородство.
Наконец двое стражников, оставшихся невредимыми, решили, что войны с них достаточно, они затерялись среди гостей. Мужчины вместе с молодой женщиной выбежали в коридор, который оказался пустым. Требовалось спуститься во двор, вскочить на коней и раствориться в ночи. Но впереди были еще крепкие ворота замка, да и жена Захарки не смогла бы усидеть верхом на лошади.
- Петрашка, ступай к конюшням и выкатывай карету наружу, - крикнул Захарка.
- А вы куда? – уже спускаясь по лестнице, отозвался младший брат.
- Мы продвинемся к воротам и постараемся их открыть, пока охрана не всполошилась. Надо успеть выбежать за стены крепости, скоро эти герцоги опомнятся и перекроют нам все ходы и выходы.
- Понял, братука. Держитесь, я мигом.
Младший из братьев крутнулся станичным хорьком и пропал из поля зрения, будто его и не было. Захарка с женой на руках вслед за кавалером, старавшемся ему помочь, скатился по лестнице и выскочил на улицу. Ночь, вошедшая в свои права, встретила их сиянием месяца и россыпью ярких звезд. Холодный воздух обжег легкие, под ногами захрустело ледяное крошево. Где-то в глубине двора лениво тявкнула собака. Но вокруг было пока тихо, наверное, старший из Карлсонов еще не пришел в себя, а может слуги не торопились с исполнением его приказов.
- Захарка, вы с Иринушкой оставайтесь здесь, а я побегу к воротам, - предложил Буалок. – Я не думаю, что охрана там большая. Да и спят они, скорее всего.
- Одному тебе не справиться, - засомневался казак, стараясь посадить жену на лавочку возле стены. – Пойдем туда все вместе, а там и Петрашка подскачет.
Ингрид, не выпускавшая шпаги из рук, негромко охнула и попыталась сама встать на ноги. У нее это почти получилось, и если бы лезвие, на которое она опиралась, не гнулось, она пошла бы по дороге самостоятельно.
- Идите вдвоем, только снимите с меня драгоценности, чтобы они не оказались опять в руках у Карлсонов. Да предупредите нашего кучера, не оставлять же его тут, - сказала она, прижимаясь к стене.
- Кучера тревожить нельзя, - засомневался Захарка. – Вся прислуга может всполошиться.
– Тогда доберется до дома сам, Карлсонам его трогать не за что.
- А ты что надумала, Иринушка?
- Я буду здесь ждать Петрашку.
- А если сюда заявится орава родственников этих герцогов вместе со стражниками? – не согласился Захарка.
- У меня есть оружие.
Молодая женщина начала избавляться от украшений, она не оставляла ничего, не расставшись лишь с обручальным кольцом. Буалок молча раскрыл кошель, а когда последний камень на изделиях, затмив ярким высверком лунное сияние, пропал в глубине, засунул его обратно за пояс и подставил плечо под слабую руку женщины:
- Прошу, мадемуазель, мы постараемся вас не растрясти, - улыбнулся он белозубой своей улыбкой. – Тем более, что ворота находятся отсюда совсем недалеко.
Захарка похмыкал себе в усы и тоже нагнул голову пониже. Не успели сообщники пробежать и половины дороги, как от хозяйственных построек прилетел дробный топот копыт со стуком колес по стылой дороге. Он быстро приближался, казалось, это сорвалась с места тяжелая конница с боевыми колесницами в своих рядах – такой тихой была морозная ночь вокруг. Петрашка остановил карету, запряженную четверкой лошадей с тремя казачьими скакунами сзади, напротив своих сообщников. Они мигом забрались в салон, в котором было тепло и уютно, а по углам светились сальные фонарики, источающие сквозь стекла мягкий свет. От подъезда здания, оставленного ими, уже слышались возбужденные возгласы погони, организованной кем-то из Карлсонов. Но и здесь преследователей ждала неудача, потому что охранники, не знающие ничего о происшествии на балу, уже сами открывали створки ворот. Они скорее всего подумали, что кто-то из высокородных гостей решил покинуть замок до наступления утра и проявили угодливость, обычную в таких случаях. Карета просвистела мимо них, закутанных по брови в теплые одежды, и не сбавляя хода помчалась по ночному тракту с черными стенами леса по бокам. Когда беглецы отъехали на приличное расстояние, издалека донеслись суматошные выстрелы из ружей и пистолетов. Но они вряд ли что могли изменить.
Прошло много времени, в течении которого беглецы испытывали напряжение от мысли, что Карлсоны пустятся в погоню на своих лошадях. Никто из них не горел желанием ввязывать в бой посреди пустынного пространства, промороженного насквозь,да еще при свете звезд, равнодушных ко всему.Но все было тихо, лишь скрипел под колесами снег,да слышался размеренный топот копыт.
- Надо же, получилось, - пробурчал себе под нос Буалок, устраиваясь поудобнее на мягком сидении. – Я думал, без жертв у нас не обойдется.
- Тебе должно быть ведомо, что казаки стараются обходиться малой кровью, - прижимая к себе жену, укутанную в теплую шубу, отозвался Захарка. Он посмотрел на нее и участливо спросил. – Как ты себя чувствуешь, Иринушка?
- Хорошо, мой заботливый муж, - сдержанно отреагировала она на его вопрос, щурясь на один из фонариков. – Лишь под ключицей жжет и плечо занемело.
- Знаешь, как у нас в Росссии говорят в таких случаях? – заулыбался казак, довольный ее ответом.
- До свадьбы заживет, - засмеялась Ингрид. И болезненно поморщилась. – Это мне подарок от бывшего моего жениха. Теперь я знаю, что ждало бы меня, если бы вышла за него замуж.
- Может быть, он всю жизнь носил бы тебя на руках.
- Не сомневаюсь, только на эти руки он натянул бы колючие рукавицы, - молодая женщина презрительно усмехнулась, и снова черты ее лица сломала судорога.
Захарка покусал конец уса, затем достал из-под ремня походный ножик, которые терские казаки носили вместе с кинжалами, провел подушечкой большого пальца по его острию. Он заглянул жене в зрачки, расширенные от внутреннего страдания, и спросил:
- Потерпишь, милая? Я хочу выковырнуть этот свинцовый подарок, он тебе ни к чему.
- А это не больно? – с надеждой повернулась она к супругу.
- Сначала поболит, а потом полегчает, - не стал обманывать казак. – Буду стараться достать пулю побыстрее.
- Доставай, - согласилась Ингрид, она освободила руку от одежды. - Как говорят станичники, двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Захарка крикнул младшему своему брату, сидевшему на козлах, чтобы тот остановил лошадей. Когда карета замерла на месте, он вытащил из кармана серники, прокалил на огне конец лезвия и наклонился над раной. Буалок уже держал над плечом молодой женщины светильник, вынутый из своего гнезда. На лица обоих мужчин легла печать сосредоточенности, в углу притаился Петрашка, перед этим ввалившийся в салон.Казак промокнул кровь на плече жены куском материи и раздвинул острием края раны.В глубине ее тускло блеснула пуля,зажатая мышечными тканями, она добралась почти до кости. Это было самое неприятное ранение, потому что свинец при малейшем движении терся о кость, вызывая невыносимую боль. Ингрид постанывала, ресницы у нее трепетали пойманными бабочками. Захарка обхватил ее плечо пальцами и сдавил так,что женщина вскрикнула и невольно оглянулась на него. Он подцепил пулю концом лезвия, она подалась с трудом, опутанная живыми волокнами. Казак еще сильнее впился ногтями в кожу супруги, одновременно погружая острие вглубь раны. На миг показалось, что такие испытания для молодой женщины будут не под силу, но она лишь прикусила нижнюю губу и уперлась лбом в грубую обшивку кареты. Скоро ее мучения закончились, Захарке удалось расшатать кусок свинца, после чего он выдернул его теми же ногтями.
- Вот и все, моя дорогая женушка, - сказал он, вытирая пот рукавом камзола. – Посмотри, чем хотел угостить меня Виленс, да попал этой пулей в тебя.
- Этот негодяй не остановился бы ни перед чем, - подтвердил Буалок, облегченно переводивший дыхание вслед за свояком. – Если бы он расправился с тобой, то пощады никому бы из нас не было.
- Он понял, что ничего не добьется, - покривился Петрашка, до этого молча следивший за четкими действиями Захарки. – Зря ты, братука, оставил его в живых,он еще нам о себе напомнит.
Захарка достал из мешочка щепоть пороха,смочил его слюной и приложил к ране,снова принудив Ингрид издать вопль негодования. Он как заправский санитар обмотал ее плечо куском материи, оторванным от подкладки камзола, и только после этого укутал молодую женщину в шубу. Затем посмотрел на Петрашку и негромко сказал:
- Пусть напоминает, если желает забыть про свои рубцы...
Край неба стал светлеть, а лошади продолжали нестись с той же скоростью, которую набрали вначале пути. Вдали показались зубчатые стены дворцов и костелов столицы Королевства Шведского города Стокгольма. Карета вкатилась на окраину и застучала колесами по булыжной мостовой в направлении морского порта. Остался позади Гамластан, старый центр города, с Королевским дворцом и собором святого Николая. Скоро за домами раскинулось море, седое от пенных гребней на крутых волнах. Оно было стального цвета, с нависшими над ним тяжелыми облаками, готовыми разродиться колючим снегом. Петрашка направил лошадей вдоль береговой линии, выискивая глазами торговую пристань. Он здорово продрог и мечтал забраться в салон кареты, чтобы отогреться. Но кораблей, готовых отплыть к теплым берегам Франции, все не было видно. Тем временем Ингрид, прикорнувшая на плече у Захарки, встрепенулась и обвела салон затуманенным взглядом. Она не отошла еще от переживаний, которые довелось ей испытать, но боль утихла, дав молодой женщине возможность немного отдохнуть. Словно вспомнив о чем-то, она повернула голову к французу:
- Месье Буало, вы по прежнему считаете, что драгоценности, которые оказались на мне, тоже были украдены у месье де Месмезона из французского городка Обревиль?
- Конечно, дорогая Ингрид, - пожал плечами кавалер. – А что вас здесь смущает?
- Только одно, когда мы с Виленсом рассматривали у него в шкафу пять диадем, он обмолвился, что лишь две из них работы Николо Пазолини.Остальные принадлежали другим ювелирам.Но самой редчайшей из творений итальянского мастера, с загадочным рисунком из драгоценных камней, в его коллекции не оказалось. И он не знал, где она может быть.
- Наверное, Виленс хотел ввести вас в заблуждение, а сам надел на вашу голову именно эту диадему, - усмехнулся француз. – Если хотите, я могу вам продемонстрировать это изделие и кое-что о нем рассказать.
Он согнал с лица остатки дремоты, потом вытащил из кошеля раритет и поставил его ребром себе на колени. Драгоценности, вправленные в золотую основу, принялись взрываться искрами, они осыпались на пол и гасли на нем, не оставляя следа. Буало повернул изделие так, чтобы собеседники могли обратить внимание на переднюю часть, имевшую расширение. Он взялся тыкать пальцами в камни, расположенные ввиде квадрата, с крупными бриллиантами сверху и снизу и с огромным рубином в середине.
- Вот смотрите, в диадему вставлены десять бриллиантов, по пять с каждой стороны и весом по пять карат, - пустился он в подробные объяснения. - Два бриллианта по десять карат находятся спереди изделия, где оно имеет расширение. Один вверху, а другой внизу, видите? Между ними закреплены два граната по тридцать карат каждый и два сапфира такого же веса,расположенные крест-на-крест. То есть, один гранат и один сапфир напротив друг друга, а под ними один сапфир с одним гранатом. В самую середину мастер вложил рубин в пятьдесят карат весом.
Ингрид потянулась рукой к изделию, на ее лице не поломалась ни одна черточка. Видимо, с изъятием пули, ушла из раны и сама боль:
- Разрешите взглянуть на это произведение искусства поближе?- попросила она.
- Пожалуйста, мадемуазель, - передал ей сокровище Буало. – Я знаю то, о чем говорю, потому что кроме рассказов моего дядюшки месье де Ростиньяка, я воспользовался еще и нужными справочниками.
Молодая женщина, не перестававшая изучать диадему с пристальным вниманием, вдруг перебила рассказчика:
- Простите, месье Буало, а вы уверены, что в середине квадрата находится рубин?
- А что-же это такое? – немного опешил француз. – Вы хотите дать этому камню другое название?
- Это гранат, дорогой мой друг, - с сожалением покривила губы собеседница. - Уверяю вас, что это так.
- Не может быть!..
Буало вернул раритет себе и впился глазами в центр квадрата, брови у него неспешно поползли вверх, а подкрученные усы наоборот стали опускаться вниз.
- И еще одно, вы попутали названия камней, образующих сам квадрат, - продолжала Ингрид открывать завесу над тайной изделия.
- Простите, мадемуазель, я вас не совсем понимаю, - машинально отозвался кавалер.
- Два камня по углам никакие не гранаты, а самые обыкновенные авантюрины красного цвета, - беспощадно расставляла все по своим местам молодая женщина. – А два других не сапфиры, а простые аквамарины, более дешевые.
- Вы хотите заявить, что это подделка? – совсем сконфузился француз, видно было, что он теряет почву под ногами. – Но я и сейчас утверждаю, что диадема самая настоящая.
- Я еще не все сказала, месье Буало, - откачнулась на спинку сидения Ингрид, она прикрыла глаза, затем потерла виски пальцами. – Присмотритесь повнимательнее к бриллиантам, вправленным по всей окружности изделия, и вы обнаружите, что это не что иное, как горный хрусталь.
У кавалера отвисла нижняя челюсть, он надолго застыл, уставясь в пространство невидящим взглядом. Захарка, не проронивший за время разговора ни слова, настороженно покосился на кошель за его поясом, он подумал о том, что остальные раритеты тоже могут не представлять из себя ничего ценного. Вполне возможно, что и кардинальская цепь с медальоном всего лишь символы власти какого-нибудь бургомистра из заштатного шведского городка.
- Вы хотели бы знать причину своего обмана? – спросила через некоторое время Ингрид, снова принимая позу сведущего человека.
- Я был бы вам признателен, - как во сне отозвался ее собеседник.
- Вас сбили с толку ночь, переутомление и нестойкое пламя свечей. Три этих обстоятельства послужили тому, что камни как бы затемнились, превратившись, допустим, из более светлого граната в темный рубин, а из аквамаринов с авантюринами в сапфиры и гранаты. Вот и вся разгадка.
- Вы желаете сказать, что это изделие является подделкой под основную работу Николо Пазолини?
- Вполне возможно, что сам мастер занимался подобными вещами. Ведь вы тоже обмолвились, что он не прочь был зашифровать в камнях какой-то древний магический символ.
- Но это разные вещи! – воскликнул Буало. – Одно дело заменить что-то на иное, а совсем другое зашифровать, не подменяя редких камней на похожие, к тому же, ниже их по качеству.
В салоне кареты на некоторое время зависла напряженная тишина. Она стояла до тех пор, пока в диалог не вмешался Захарка. Обращаясь к супруге, он спросил.
- Иринушка, у меня к тебе тоже имеется вопрос. Остальные украшения, в том числе колье, они тоже из дешевых камней?
- Я уверена, что другие драгоценности настоящие, - ответила она. – Дело в том, что диадемы из всех изделий больше всего притягивали взоры высокородных особ своей неповторимой красотой, поэтому люди с нечистыми помыслами обращали на них внимание в первую очередь, - Ингрид улыбнулась мужу и пояснила. - Зачем делать, скажем, фальшивый перстень, если цена на него и без того невысокая. Этой мелочью занимаются людишки маленькие, у которых сами мысли лживые.
Захарка с сомнением пожевал губами и перевел взгляд на Буалка, торопливо выкладывавшего из кошеля на сидение конфискованные у Карлсонов сокровища. Кавалер достал кардинальскую цепь и принялся изучать ее со всех сторон. И чем больше он усердствовал, тем светлее становилось его лицо с черными усами под тонким хрящеватым носом. Наконец он улыбнулся яркими голубыми глазами и с превосходством воззрился на обоих собеседников:
- Я никогда и никому не поверю, что эта цепь фальшивая, - уверенно сказал он. – Даю слово дворянина, что в свое время ее носили кардиналы королевской Франции. А вот это бриллиантовое колье украшало прелестную шейку Жозефины в годы правления императора Наполеона Первого, его любовницы.
- Никто в этом не сомневается, - улыбнулась Ингрид в ответ на его задиристый вид. – Как раз о кардинальском раритете с бриллиантовым колье речи между нами не велось. Но то, что диадема фальшивая, я имею полное право утверждать. Драгоценные камни окружали меня с самого раннего детства, и я научилась в них разбираться не хуже придворного ювелира.
В это время карета остановилась, слышно было,как Петрашка спрыгнул с козлов и заторопился к дверям. Он дернул ручку на себя, впуская вовнутрь салона клубок морозного воздуха, и с трудом разлепил непослушные от холода губы:
- Прошу на выход, господа, как раз перед нами находится пристань, к которой пришвартованы корабли всех стран мира, - он показал рукой за спину и сделал предположение. – Кажется, самый большой из парусников уже приготовился идти к теплым берегам Франции. На нем уже и паруса подняли.
Картина, открывшаяся путникам, настроила всех на романтический лад. Возле деревянного мола покачивались на волнах множество больших и малых судов, крутобоких и с заостренными носовыми линиями, вислозадых, словно овцы с нагулянными курдюками, и с обрубленной кормой. Все они были с мачтами с множеством перекладин, с парусами, провисшими на них. Или с холщовыми полотнищами, поднятыми вверх и натянутыми до позванивания, говорящими о том, что судно готовится уйти в плавание. За бухтой, открытой всем ветрам, штормило зимнее море, оно было стального цвета с шапками пены на гребнях высоких волн. Солнце наконец-то выглянуло из-за туч, и все вокруг оделось живым светом, смягчившим в один момент морозный воздух.
- Буалок, тебе пора собираться в дорогу, - повернулся к кавалеру Захарка. – Считай, что свой долг мы выполнили. Отвезешь сокровища во Францию и передашь их в музей Лувр, где им самое место.
- Оставаться с ними в Швеции, значит, подвергать всех нас опасности, - согласился со средним братом Петрашка. – А потом вернешься на остров Святого Духа за Аннушкой, своей женой, и вы вернетесь обратно в Москву, обживать свой особняк на Воздвиженской улице.
- А вы куда собрались? – приподнял в недоумении плечи француз, было видно, что предложение Захарки, старшего группы, застало его врасплох.
- Ингрид с Захаркой вернутся на остров Святого Духа в родовой замок Свендгренов, а мы с Сильвией отправимся в Париж на другом корабле,-пояснил Петрашка.– Негоже нам примазываться к отваге французского кавалера,пустившегося на край земли в поисках своих национальных реликвий. Мы всего лишь выполняли просьбу нашей матери.
Кавалер долго не отвечал, по его мужественному лицу пробегали тени от невысказанных мыслей, он боролся с ними, стараясь удержать чувства в узде. Наконец он поднял голову и посмотрел на своих собеседников:
- Вы решили спровадить в Париж меня одного? – с обидой в голосе спросил он.
- А зачем туда ехать всем? – вопросом на вопрос ответил Захарка. – Мы посчитали, что ты справишься один.
- Ты разве не знал, Захарка, что во Франции, как на левом берегу Терека – один за всех и все за одного? - не согласился кавалер. – Тем более, что все мы дрались за сокровища на равных.
- Что ты хочешь этим сказать? – оперся рукой о дверцу кареты Петрашка.
- Только одно, вместе мы и должны вернуть раритеты на их родину.
Ингрид, молча наблюдавшая за этой сценой, улыбнулась понимающей улыбкой. Она поправила на плече шубу и сказала:
- Месье Буало говорит правду,он истинный кавалер и не желает присваивать лавры победителя себе одному. К тому же, в замке на острове лежат остальные драгоценности, в том числе и алмаз из короны Людовика Четырнадцатого. А его в первую очередь надо присоединить к раритетам, добытых нами.
Петрашка поддернул носом:
- Мы про него совсем забыли, - с недоумением покосился он на своего брата.
- Хоть вы казаки и ученые, а цены таким вещам по прежнему не знаете, - не утерпела Ингрид с подковыркой. – У вас принцип - сделал дело и гуляй смело.
- Ты считаешь, что мы тоже должны ехать во Францию? – повернулся к жене Захар, он не обратил внимания на укол, сделанный ею. Он знал, что так оно и было на самом деле.
- Ты же слышал – один за всех и все за одного, - посмотрела она на него открытым взглядом.
Буалок, с унылым видом следивший за диалогом, повеселел, он тут-же запахнул полы камзола, пряча от посторонних глаз кошель с сокровищами, засунутый за ремень:
- Вот и договорились, жаль, что эта диадема оказалась фальшивой, - он повернулся к Ингрид и добавил. - Но мы обязательно найдем настоящую.
Спутница бросила на него озорной взгляд, она, как любая образованная женщина, успела прочитать книги о мушкетерах, написанные Дюма-отцом, и прекрасно понимала, какие чувства обуревают сейчас ее нового родственника. Она повернулась к младшему брату своего мужа и звонко крикнула:
- Петрашка, трогай, - Ингрид вскинула вверх руку, сжатую в кулак. - Один за всех!
Мужчины, сидящие в салоне, встрепенулись и вслед за Буало дружно гаркнули мало знакомый им девиз, удивительно подходивший под казачий образ жизни:
- И все за одного!