На кровати лежали три карты таро рубашками вверх. Ада в волнении смотрела на тёмные спинки карт и глубоко вдыхала спёртый из-за ранней жары воздух. За окном кричали пьяные подростки, визжали машины, где-то вдали прозвенел трамвай, но женщина, сидящая в своей комнате, была словно втянута воронкой в созерцание своего, ещё не раскрытого, гадания. Волнительная, почти осязаемо колючая, таинственность пронизала воздух в тёмной, освещаемой только слабой настольной лампой, комнате.
Ада очень любила таро. Особенно ей нравился шестой аркан – Любовники. На карте две обнажённых женщины тащили за руки в разные стороны одного такого же обнажённого мужчину. Одна из женщин – та, что слева – была чем-то похожа на Аду: светлые, свивающиеся в мелкие кудри волосы, острые подростковые черты, огромные глаза. Обнажённая троица и число шесть зажигали эту карту каким-то бесовским огоньком, который заставлял Аду любить этот аркан ещё больше.
И сегодня вечером, когда Ада гадала на завтрашний день, из трёх карт ей на вечер выпали Любовники. От радости по её телу пробежала электрическая дрожь. Ада бережно сложила карты в колоду и упрятала в коробочку.
Её бабушка, известная ведьма – и характером, и своими метафизическими наклонностями – часто предостерегала Аду, чтоб она не гадала самой себе. Якобы, это приносит несчастья.
Ада давно поссорилась с бабушкой и перестала её слушать. Она была женщиной голодной до любви, и её пришествие старалась предугадать любым способом. Ада любила саму любовь, а секс, подарки и прочий материализм её мало волновали.
_______
Город выдыхал раннюю жару в небо, отчего оно светилось слегка желтоватым. Тёмные тополя медленно качались на ветру. Раиса закрыла окно, потому что замёрзла. Она немного понаблюдала за тем, как волоски на её руке шевелятся от озноба, и пошла умываться перед сном.
Она подождала, пока все капли стекут подбородка. Ей правилось наблюдать за движением, она его запоминала и использовала в своих скульптурах и картинах. Потом она обратила внимание на своё лицо. Увядает, с тоской констатировала она. Стоило ей переступить тридцатилетний рубеж, как морщины стали (или стали казаться?) глубже и явственней, глаза тусклее. И хотя Рая понимала, что у неё всё впереди, она отмечала, что в её жизни упущены некоторые детали, малозначащие для неё, как личности, но как для женщины – существенные. Она до сих пор ни разу не была замужем и не родила ни одного ребёнка. И если перспектива замужества Раю раздражала, то дети были для неё чем-то подспудно желанным.
Раиса полагала сделать своего ребёнка произведением искусства, самой лучшей своей скульптурой, идеальным человеком, взглянув на которого, все остальные ощутили бы едкий за себя стыд. Она знала, что её ребёнок будет гением.
Идея перфекционистского воспитания промучила Раю весь нынешний вечер.
Но ведь ребёнок, встрепенулась она, должен быть не только прекрасен, но ещё и красив, чтобы быть абсолютно идеальным. Значит, ему нужен подходящий отец: гениальный и красивый молодой здоровый мужчина. Поиск такового Раиса и решила начать завтра же.
_______
Раиса давно не была на концертах, поэтому предложение её приятельницы посетить концерт консерваторцев в Доме учёных показалось ей заманчивым. Подруга её раньше много вращалась в музыкальных кругах, училась на вокальном отделении консы, и порассказала много такого, отчего мороз бежал по коже: как вокалисткам подливали в чай кислоту, пианистам ломали пальцы, флейтистов… Впрочем, решила Раиса, думать о плохом и пошлом во время встречи с прекрасным – дурной тон.
В Доме учёных собрались разные неведомые Раисе люди, но её подруга постоянно с кем-то здоровалась. Да, в артистической среде все друг друга знают, и этому знакомству совершенно невозможно противостоять, бесполезно с ним бороться и никуда от него не скроешься.
Раиса села поближе к бархатным занавескам, спрятавшись в их тени. Причудливые лампы отбрасывали причудливые тени. Рая начала набрасывать в тетрадке игру света на лицах и затылках соседей. Справа через несколько мест от неё сидела эффектная дама с тёмно-русыми, переливающимися крупными кудрями и огромными, как у оленёнка из мультика, глазами. Рая набросала и её тоже.
Программа была скучной. Раиса ничего не понимала в классической музыке, она уже зарисовала в своём блокноте пол зала, и скоро ей захотелось спать.
Она совершенно случайно взглянула на сцену и распрямилась в кресле: там играл на рояле чудесный юноша с прекрасным идеальным лицом античной статуи. Его роденовские пальцы скользили по клавишам. Белая, чёрная, чёрная, белая, белая, чёрная, чёрная, чёрная…
Раиса украдкой стала зарисовывать этот полёт в тетрадку. Линии сбегались, налезали друг на друга, грудились, расплетались и уползали, как червячки, в разные стороны. Чёткие клавиши: белая, белая, чёрная, чёрная…
Рая измазала нос ручкой. Подруга ткнула её локтем в бок. Все уже давно аплодировали. Раиса встала, сунув тетрадку под мышку, а ручку за ухо, и заорала: «Браво!». Вот он, идеальный отец идеального ребёнка. Раиса лихорадочно начала придумывать предлог для того, чтобы затащить его к себе…
Античный юноша с роденовскими руками поклонился, казалось, только ей.
Раиса выхватила букет у подруги и скользнула к сцене. Юноша поклонился, чтобы забрать цветы, и она схватила его за руку, мучительно вспоминая его имя.
- Павел! Мне нужно с вами поговорить. В антракте. В зимнем саду.
Юноша кивнул, самодовольно улыбнувшись.
_______
Он сидел на высоком стуле в расслабленной позе, откинув голову назад и театрально возложив руку на лоб. Ткань, которой она его задрапировала, точно бесценную скульптуру Праксителя, ломко опускалась вниз.
Он – белый, притягательный, чистый и такой восхитительно пошлый!
Она – вся перепачканная глиной, отталкивающая и такая старая для него…
Раиса сама застыла как скульптура.
«Старая…»
Он разбудил её вопросом:
- А какая у вас идея? Как это сейчас называют?... «месседж»?
Раиса в раздумии смазала чуть-чуть глины с бедра деревянным ножичком.
- Не знаю… Красота. Чистая красота. Как у древних греков – только идеальное, прекрасное, завораживающе красивое. Никаких сломанных носов и лысин, отвисших животов и грудей… Я помешана на красоте. – Она нервически хихикнула.
- Что ж, тогда с моделью вы не прогадали, - он усмехнулся.
- Вы считаете себя идеально красивым?
- Не я один.
- А кто ещё? – как будто даже заигрывая, спросила Раиса.
- Все, - категорически и уверенно ответил он.
Раиса в смущении добавила чуть-чуть глины на бедро.
- Вы не устали? Если хотите – идите. Но завтра возвращайтесь, когда вам будет угодно – я целый день в мастерской.
Она немного подумала и добавила:
- Вы мне нужны. Вы прекрасная модель.
Паша встал и потянулся. Ткань спала с его идеального античного тела, и он остался в одних плавках. Раиса сделала вид, что работает с наброском. Украдкой она поглядывала на то, как он одевается. Он был похож на Гермеса Лисиппа – никакой раздутой мускулистости, потрясающая скульптурная гармония в живом человеке. Раиса никогда ещё такого не видела, и потому была потрясена до глубины души. Сейчас в нём она видела только ожившее искусство – единственное её дитя на всю жизнь. Она больше никого не хотела воспитывать, лепить человека. Все эти младенцы теперь показались таким убожеством рядом с неподвижностью мрамора, в которой переродится это потрясающее античное тело.
- Жаль, что скульпторы не запоминают свою модель так же, как мы запоминаем ноты. Можно было бы не мучить людей многочасовым позированием.
- А что делать, - не нашла ничего лучше сказать Раиса.
- Хорошо, - разогнувшись, сказал Паша. – Я приду завтра. Утром. Или днём. Или вечером. Я приду.
Он уже накинул куртку и стоял у порога. Раиса кинулась открывать ему дверь серыми от глины, холодными и трясущимися руками.
- Спасибо вам, - она сильно волновалась, стоя так близко к нему. – Очень удачно и необычно, что вы согласились попозировать бесплатно.
- Всё ради искусства, - сказал он и самодовольно поцеловал её в губы.
Раиса стояла, ошеломлённая, с горящими губами, и слушала, как он сбегает по лестнице.
_______
Весна в этом году была ранней. Дети рисовали на поребриках разноцветными мелками познаваемый ими алфавит. Всё внезапно порасцветало, хотя изредка, по ночам особенно, было ещё холодновато.
Раиса пришла внезапно, свежая, радостная – это чувствовалось, несмотря на то, что лицо у неё было как обычно печальное и смущённое.
Она стала снимать обувь.
- Знаешь, Паш, я иногда думаю, что даже когда я состарюсь, то всё равно буду ходить по поребрикам и рвать мать-и-мачеху у канализационных люков.
Она пошарила в кармане и вынула горсть жёлтых цветочков. Паша протянул руку, и Раиса вложила ему в ладонь хаотично сложенные, местами помятые и поломанные мать-и-мачехи. Паша хмыкнул, глядя на этот жёлто-зелёный пушистый комок у себя в руке. Раиса виновато улыбнулась и пожала плечом. Она сейчас была похожа на маленькую девочку с этой её египетской стрижкой и большими чёрными глазами с блестящими зрачками.
Паша смотрел на неё с умилением, пока из комнаты не выпорхнул оклик:
- Пашенька, ну ты где?!
Рая моментально спала с лица.
- Это кто там? – встревоженно и немного гневно спросила она.
- Так, - Паша замялся. – Знакомая…
Раиса отпихнула его в сторону и решительно прошла к комнате. Паша топтался за ней, что-то шепча.
- Здравствуйте! – с претензией произнесла Раиса, прислонившись плечом к дверному косяку.
- Здравствуйте! – повторяя Раины интонации, сказала женщина в комнате. Раиса вспомнила, что она её видела на концерте и даже сделала с неё набросок.
Раиса стремительно, по-волчьи, подошла к сидящей на диване и протянула ей руку.
- Рая.
- Ада. – Она кошачьим движением вытянула ладонь навстречу Раиной. – Забавное совпадение.
- Не вижу ничего забавного и никакого совпадения. – Раиса в недоумении или со злости сжала Адину руку ещё крепче и никак не хотела её отпускать. Ладони стали влажными и горячими.
- Ну, как же, - улыбаясь, ответила Ада. – Наши имена: Ада, Рая… Ад, Рай… Паша! Котик мой, ты оказался между адом и раем. Ха-ха-ха!
Адин хриплый, глубокий смех заметался в туго забитой мебелью комнате. Паша, поддерживая её веселье, подобострастно, но самоуверенно хохотнул. Раиса отпустила, наконец, Адину руку и ухмыльнулась немного цинично.
- Присаживайся, Рая, - Ада похлопала ладонью по дивану рядом с собой. Раиса присела на подлокотник, закинув ногу на ногу и скрестив руки. Ада ей решительно не нравилась.
По комнате плыл гипнотический аромат её духов и её сигарет. Эти запахи против воли заставляли вдыхать их и наслаждаться ими.
Паша, пробормотав что-то про гранёные стаканы, ушёл искать приличные бокалы для вина.
- Тебе что-то не нравится? – тихо спросила Ада. Раиса стала прятать глаза, но Ада смотрела взглядом Христа Пантократора – взглядом, от которого не спрячешь глаз, что ни делай.
- Очень проницательно, - съехидничала Раиса. – Мне вообще как-то весь этот расклад не нравится. – Она удивилась этой своей внезапной вспышке откровенности.
- Думала, ты одна такая? Думала, тебе одной повезло с молоденьким красавчиком? – начала шипеть Ада, но быстро остановила себя, когда заметила, что, Раиса начинает краснеть от страха. – Извини, никаких наездов. Я тоже так думала… А Пашка-то наш оказался ловелас! – Ада снова залилась своим грудным мехом.
Паша уже вернулся с бокалами и застал конец фразы.
- Ну, не вполне! Я пока что не живу за ваш счёт, - сказал он, сардонически ухмыляясь, довольный своей шуткой.
- Конечно! А кого ты заставил Совиньон купить?
Они шутили и смеялись. Раиса была мрачна.
- Ну, ничего, - тихо произнесла она. – Мы с этим как-нибудь разберёмся…
- М-даа, - Ада её услышала.
_______
Он играл вдохновенно, закрыв глаза, словно этот ноктюрн усыплял его. Глубокие тона рояля растекались по всей комнате, просачивались в щель под дверью и через форточку и уплывали по бирюзовым коридорам Консерватории и в вязкое июньское небо.
Раиса лежала на крышке рояля на спине, и её лёгкие гудели от низких звуков и позвякивали вместе с высокими. Рядом – на животе – лежала Ада. Сердце в её груди билось в такт музыке и останавливалось, когда мелодия замирала.
Рая следила за звёздочками отражённого света, играющими на крупных волнах волос Ады. Потом она перевела взгляд на её нос с округлым кончиком и лёгкой горбинкой, потом на мочки ушей с крупными серьгами и, наконец, на острые удлиненные пальцы с огромным количеством колец.
- Не шевелись! – Раиса полезла под рояль за своей сумкой, достала оттуда блокнот с ирисами Ван-Гога на обложке и принялась зарисовывать профиль Ады, её руки, отдельные кудряшки…
К концу ноктюрна несколько страниц её блокнота были испещрены отдельными частями Адиной фигуры от макушки до ног в лёгких туфлях без каблука. Раин карандаш обшарил каждую деталь её колоритного образа и нанёс всё на бумагу.
_______
- Это твоя подруга? Эксцентричная…
- Ха! Старая дева, которая недостаток ума и таланта компенсирует идиотскими выходками! Эксцентричная… Ха!
Сусанна, о которой говорили Ада и Рая, восторженными жестами продолжала демонстрировать свой шедевр – красно-розовую мазню с пошлым названием «Влагалище Евы».
Подошёл Паша. Он делал недовольное лицо, его прямой нос морщился, по переносице пошла рябь мелких морщинок, губы были опущены почти как у трагической маски, которую держит Мельпомена в Эрмитаже.
- Богема… Пошляки… - Молвил он. Его античные губы усмехнулись, словно бы обретя отдельную от остального лица жизнь – оно всё ещё сохраняло выражение брезгливое и по-детски расстроенное.
Раиса провалилась в липкую гущу стыда смешанного с нетерпеливым ожиданием: что скажет Паша? Может, что-то хорошее о её скульптурах? Она ловила каждое движение его глаз и панически выдумывала, как он может высказаться на её счёт.
- Это я, да? – спросил он, небрежно указав на фигуру «Покоящегося» пальцем.
- Да, золотце, - дрожа, ответила Раиса; по её спине бежали холодные колкие мурашки от нарастающего волнения.
- Ну, ничё так… Только ноги… Ты думаешь, они у меня такие? Они у меня не такие…
- А какие? – Раиса покраснела.
- Не такие. И название. «Покоящийся» - что это такое? Как будто умер…
Раиса побледнела.
- Извини… Я думала… Покоящийся – такое красивое слово… очень подходящее…
- Да ладно, - бросил Паша. – Забей. – И пошёл за шампанским.
У Раисы на глаза навернулись слёзы.
- Иногда мне кажется, что он так специально говорит! Чтобы меня позлить. Ему что, нравится чувствовать моё раздражение, что ли?
Ада строго посмотрела ему в спину. Он уже как ни в чём не бывало заигрывал с официантками. На язык её выползло гадкое слово в его адрес, но она его быстро проглотила.
Сейчас самое время было порадоваться неудаче соперницы и поехидничать. Раньше Ада часто так поступала. Но теперь ей больше хотелось надрать Пашке уши, как пятилетнему, за такое издевательское поведение по отношению к ним обеим. Что ещё за выходки?! Он же знает, как легко обидеть артиста!
Ада прикоснулась к Раисиному плечу – от волнения её кожа погорячела.
- Говнюк, - сказала она, поглаживая соперницу по спине.
_______
Задребезжал дверной звонок. Кутаясь в халат и зевая, Рая открыла дверь. На пороге стоял Паша и отвратительнейшим образом рыдал. Она так привыкла видеть его самодовольным…
- Ты что?- почти безучастно спросила она. Собственный тон поразил её.
- Ада… стерва… меня бросила! – в его глазах застыло напряжение, с которым он заставлял себя не материться.
«Бросила…» - зазвучало рефреном в Раином мозгу.
Раисе нужно было всё обдумать. Она напоила Пашу валерианкой, включила ему старую голливудскую комедию и выложила перед ним коробку песочного печенья, а сама отправилась в Эрмитаж.
Часто она искала там ответов или вдохновения, проходя в прохладе полуподвальных античных залов мимо идеальных и безразличных богов и неправдоподобно жёлтых золотых украшений. Её было противна римская скульптура: эти кривые носы мужчин, гадливо опущенные губы женщин – Рая просто пробегала мимо, не глядя. Она стремилась к женоподобным фигурам Диониса и к Афине с пухлыми, словно обиженными, губами…
Когда она вернулась, Паша смотрел новости о катастрофах в Европе.
- Знаешь, Паш… - он обернулся, уронив крошки печенья с груди на постель. – Знаешь… - она вдруг представила, как будут колоться эти крошки ночью, заснуть будет невозможно, она будет возиться под одеялом, и все их чёрта с два уберёшь. – Знаешь… - Рая вдруг ощутила жгучую ненависть к нему, к его ещё распухшему красному носу («Никогда ещё не видела такого истеричку!»), к его неопрятности («Эти крошки! Кругом!»), к его непробиваемому самолюбованию и эгоизму, к его глупости.
Она хотела, чтобы всё прошло без лишних истерик, но вдруг заорала, что есть мочи срывающимся на визг голосом:
- Пошёл вон! Я не хочу видеть тебя здесь! Никогда! Ты мне больше не нужен! Мальчишка! Вонючий тупой мальчишка!!!
Паша смотрел на неё овечьим взглядом.
- Пошёл! Вон!
Раиса топала ногами и вся тряслась. Она уже была готова схватить подставку для зонтов и бросить её в Пашу. Он вскочил и, схватив со стула свою сумку, рассыпав по полу печенья, громко ругаясь, вышел за дверь.
- Сумасшедшая! – донеслось с лестницы.
_______
Они сидели в оживлённом в обед кафе, среди колготни и звона посуды, табачного дыма и ненавязчивой арабской музыки.
Ада пила чёрный кофе без сахара, Рая – сладкий чай со сливками. Они смотрели друг а друга и улыбались своему триумфу.
- Я думала он к тебе первой пойдёт, и ты первая его и прогонишь… - задумчиво сказала Ада.
- А почему – ты решила, что так будет лучше? – спросила Раиса и отпила из чашки.
- Мальчишка! – ответила Ада и сдула волнистую русую прядь с лица.
- Да. Но чертовски красивый.
- Я бы сказала – дьявольски. – Ада подула в чашку с кофе. – Запудрить своей мордахой мозги двум взрослым женщинам…
Раиса оглядела зал. За столиком в углу сидел бородатый плотный мужчина и, зажав ложку в кулаке, хлебал суп густого сливочного цвета. Раиса со смутным недоверием на него улыбнулась.
Ада смотрела в другой угол. Там сидел седеющий бизнесмен в черном костюме и с золотой заколкой для галстука, мигающей рубинчиком.
Женщины посмотрели друг на друга. Раисе показалось, что Ада угадала её желание. Они заговорщически перемигнулись и ушли из кафе, оставив на столе деньги и недопитые чай со сливками и чёрный кофе.
_______
Её тёплые мягкие губы пахли розовой помадой. Раиса долго к ним принюхивалась. Её щёки теперь пахли так же. Знай она, когда впервые встретила Аду, что судьба толкнёт её на это, убежала бы, куда глаза глядят, наплевав на смазливого пианиста, на вдохновение, на забавные, как в дамских романах, дрязги.
Теперь они лежат на просиженной тахте в завешенной органзой комнате Ады, измазанные её розовой помадой…
Аде всегда были любопытны однополые отношения. Они казались чем-то недопустимым, но и вполне – в наше-то время! – возможным. Сколько раз ей приходило в голову мысль покончить с мужчинами раз и навсегда…
- Но… мы же не будем так… всегда? – с некоторым страхом спросила она.
Конечно, нет! Только сегодня, когда мы с тобой напились… Это просто так – на пробу… Один раз… - Раиса пошевелилась, скрипя пружинами тахты. – Это очень богемно. Не находишь?
Они хихикнули. Ада в задумчивости пропустила между носом и губой тугую золотистую прядь.
- Мужики – козлы, блин… - с досадой произнесла она.