Леший. Глава 29

Андрей Андреич
Леший
авантюрный роман




ГЛАВА 29.

25 июля 2003 года, пятница

Квартира Вероники в этот день призвана была стать центром мировой научной мысли.
Атрибуты центрального офиса корпорации «Чудо» были тщательно замаскированы. Гостиная, являвшаяся одновременно кабинетом генерального директора, стала на время залом научных заседаний. Марату Арнольдовичу для этого пришлось приложить минимум усилий: папки с документами и оргтехнику он перенёс в спальню, снял со стены гравюру с изображением Никколо Макиавелли, заменив её портретом Чарльза Дарвина. Президент в золочёной раме остался висеть на месте. В центре круглого стола был выставлен сифон с газировкой, стаканы и пепельницы. На этом подготовка к научному симпозиуму была завершена.

Профессор Лиховцев явился за сорок минут до назначенного срока. Выглядел он не выспавшимся, нервным и нетерпеливым.

- Носится как раненый тигр по клетке, - шёпотом заметила Вероника Егору.

- Интересно, кого Акакий приведёт? – спросил Мензуркин тихо.

- Не знаю, но уж точно не лешего.

Марат выделялся среди присутствующих непоколебимым спокойствием. Он сидел в своём любимом кресле и, зевая, небрежно листал страницы последнего номера «Аргументов и фактов». Опасения Лиховцева не подтвердились. Фукс вовсе не оскорбился бесцеремонным поведением криптозоолога, назначившим встречу в чужой квартире, даже не удосужившись согласовать своё решение с хозяевами. Илья Фомич про себя заметил, что сам он вряд ли с таким смирением отнёсся бы к проявлению подобного рода неуважения.

Продолжая нервничать, профессор остановился перед антикварными часами Марата и с ненавистью поглядел на размашистые движения маятника. Стрелки старинного циферблата показывали без пяти десять. Этнограф принялся грызть ногти, чего с ним не случалось уже добрых пятьдесят лет.

Наконец в коридоре прозвучал гонг электрического звонка.

- Это они! – взвизгнул Илья Фомич.

- Я открою, - сказала Вероника и вышла из комнаты.

Лиховцев стал похож на сжатую в тисках пружину. Марат отложил в сторону газету и в ожидании уставился на дверь. Егор тоже занервничал и сел мимо стула, заработав тем самым осуждающий взгляд профессора.

В зале заседаний повисла напряжённая тишина.

- Прошу вас, господа, проходите, - послышался васильковый голос Вероники.

В растворённую дверь быстро вошёл Подковыров. Акакий Сидорович единым кивком головы поприветствовал всех собравшихся, сделал широкий шаг в сторону и с изяществом заправского конферансье обеими руками указал на появившегося в дверях незнакомца.

- Господа, - сказал он торжественно, - разрешите представить вам нашего уважаемого гостя. Иван Аскольдович Сивушинский-Нюрин. Доктор исторических наук, член-корреспондент Российской академии наук, археолог, профессор. Прошу любить и жаловать!

Иван Аскольдович оказался крупным импозантным мужчиной лет пятидесяти с небольшим. Высокий лоб его начинался от кустистых размашистых бровей и заканчивался где-то на затылке – там, где начиналась собственно причёска, состоящая из нескольких куцых прядей черных с проседью волос. Археолог выделялся показательным телосложением. Ростом он на полголовы превосходил Фукса, был чрезвычайно широк в плечах и носил обувь сорок шестого размера. Если бы кто-нибудь догадался заменить его строгий деловой костюм медвежьей шкурой, из Сивушинского-Нюрина получился бы образцовый реликтовый гоминоид. В этой связи Егор даже пожалел, что Лиховцев не привёл на заседание свою дочь. Любаша непременно прошлась бы по данному сходству с присущим ей язвительным остроумием.

- Доброе утро, господа, - поздоровался проангажированный криптозоологом гость.

Голос археолога был глубоким и властным. Услышав этот редкий тембр, Марат встрепенулся и напряг память. Он был уверен, что где-то уже встречался с работой этих уникальных голосовых связок. Вот только где?

Лиховцев расправил плечи и важно шагнул навстречу гостю.

- Илья Фомич, этнограф, - представился он чинно.

- Наслышан о вас, профессор, - заметил Иван Аскольдович, пожимая предложенную руку.

Егор вытянулся в струнку и стоял в смущении и нерешительности. Боясь нарушить субординацию и вообще страшно стесняясь, юноша не смел присоединиться к церемонии знакомства раньше, чем это сделает его шеф. Сивушинский-Нюрин сам подошёл к Фуксу и протянул руку.

- Марат Арнольдович, путешественник, - представился Фукс.

- Очень приятно. Иван Аскольдович.

- А я Егор, - пискнул Мензуркин за спиной гостя.

- Наш ассистент, - отрекомендовал юношу Марат.

- Очень рад, - кивнул археолог. – С Вероникой я уже имел, такс-сть, честь познакомиться минутой ранее. Таким образом, такс-сть, нам ничто не мешает приступить, собс-сно говоря, к обсуждению волнующей нас всех темы…

- Господа, прошу садиться, - взволнованно сказал Лиховцев и подал личный пример.

Участники симпозиума заняли места за овальным столом. Вступительное слово взял доцент Подковыров.

- Уважаемые коллеги, соратники! Я так волнуюсь… это просто не передать словами! Такой успех, господа, такой успех! Хочется говорить образами… Однако боюсь быть превратно понятым…

- Будьте проще, доцент, - посоветовал Фукс. – Излагайте факты, образы мы додумаем сами.

- Благодарю вас, - смущённо произнёс Подковыров и, прокашлявшись, попытался начать речь в предложенном путешественником стиле: - Итак, строго по фактам. Первое. Нам наконец-то улыбнулась удача. Именно удача, господа, счастливый случай. Ибо, если бы не цепь случайностей, мы могли бы до сих пор находиться на значительном удалении от истины…

- Вы открыли истину, коллега? – недоверчиво поинтересовался Лиховцев.

- Ну, об этом говорить пока рано, но, по крайней мере, мы сделали чрезвычайно широкий шаг навстречу этой строптивой даме!

Голос криптозоолога звенел восторженными колокольцами. Марат про себя заметил, что доцент всё же сорвался на образы. Вслух же технический директор экспедиции сообщил, что чрезмерно широкий шаг чреват растяжением в паховой области.

- Лучше ходить нешироко, но в темпе, - подытожил он свою мысль.

- Уважаемый Марат Арнольдович тоже тяготеет к образам, - виновато пояснил Акакий Сидорович археологу.

- Не отвлекайтесь, коллега, - попросил Илья Фомич. – Я сгораю от нетерпения. Объясните же наконец, что это за «широкий шаг»? А вас, Марат Арнольдович, я нижайше просил бы не сбивать доцента с мысли.

Фукс снисходительно кивнул в знак согласия. Иван Аскольдович налил себе в стакан газировки. Егор заёрзал на стуле.

- Так вот, господа, перейду сразу к делу, - с решительным видом произнёс Подковыров. – Всё началось с анализа образцов, добытых нами в пещере предполагаемого снежного человека.

- Образцов чего? – спросил этнограф.

- Я не сказал? Простите. Конечно же, керамики! С экскрементами всё и так ясно. Несколько экземпляров по химическому составу совпали с добытыми мною ранее на Алтае, Урале и в Средней Азии. Это, я убеждён, фекалии реликтового гоминоида, ибо ни одному из известных науке животных они принадлежать не могут. Но не о них сейчас речь. Керамика! Вот что готовило нам сюрприз!

- С этого момента, пожалуйста, поподробней, - попросил Марат, который наконец вспомнил, где и при каких обстоятельствах раньше слышал неповторимый голос Сивушинского-Нюрина.

- Позвольте, доцент, дальше расскажу я, - попросил археолог.

- Извольте, батюшка, извольте, - с явным облегчением согласился криптозоолог.

- Собственно говоря, это и было чистой воды совпадением, - басисто поведал Иван Аскольдович. – Но, такс-сть, каким совпадением! Великим, я бы сказал, совпадением! Такие совпадения, строго говоря, являются исключительной редкостью, но имеют, я бы сказал, историческое значение!

Егор поймал себя на мысли, что решительно не понимает, о чём идёт речь. Вот уже десять минут солидные и уважаемые учёные произносили завораживающие речи, информативность которых практически равнялась нулю. Очевидно, Фукс терзался схожими ощущениями, потому что сказал вслух то, о чём Мензуркин из робости предпочёл промолчать:

- Господа, нельзя ли перейти к конкретике? У меня складывается впечатление, что меня водят за нос. Вы тут очень мило общаетесь, зажигательно делитесь впечатлениями, а я сижу как дурак и ни черта не понимаю…

- Признаться, я тоже пока далёк от понимания, - скромно промямлил Лиховцев.

- Простите, - спохватился Сивушинский-Нюрин. – Акакий Сидорович, мы, собственно говоря, не правы. Это стоит признать. Критика со стороны уважаемых коллег в наш, такс-сть, адрес совершенно справедлива…

- Совершенно с вами согласен, уважаемый Иван Аскольдович! – радостно подхватил криптозоолог. – Всей душой присоединяюсь к вашим извинениям!

Фукс страдальчески воздел глаза к портрету Дарвина. «И эти люди, по-вашему, есть венец эволюции?» - мысленно спросил он у основателя дарвинизма. Основатель путешественнику не ответил, продолжая безучастно глядеть на сборище научных светил.

- Так вот, именно воле случая мы обязаны нашим успехом! – перехватил эстафету словоблудия археолог. – До сих пор не верится, что такие совпадения, собс-сно говоря, бывают…

- Иван Аскольдович имеет в виду то обстоятельство, что одной и той же лабораторией мы с ним пользовались практически в одно время, - пояснил Подковыров. – Я заказал спектрографический анализ наших осколков. А он тем временем…

- А я тем временем в той же лаборатории исследовал собственный археологический материал, который только в апреле привёз из последней командировки…

- Да, именно! – нетерпеливо перебил Сивушинского криптозоолог. – У профессора накопилась целая груда похожих черепков, и…

- Акакий Сидорович, как вы можете так отзываться о научном материале! – возмутился археолог. - Это не «груда черепков», как вы изволили, собс-сно говоря, выразиться. Отнюдь! Это ценнейшее собрание предметов древнейшего быта, ярчайший срез целого, такс-сть, историко-культурного пласта!

- Абсолютно с вами согласен, уважаемый Иван Аскольдович! – радостно заявил Подковыров. – Именно срез! Ценнейший культурный пласт, состоящий из кучи глиняных черепков – таких же, как наши с вами, друзья! До сих пор поверить не могу…

- Позвольте, позвольте, господа! – не выдержал роли стороннего наблюдателя Илья Фомич. – Вы так радуетесь чему-то… Я, ей-богу, всем сердцем желал бы разделить вашу радость, но, позвольте узнать, так сказать, причину вашей эйфории. Я что-то никак не улавливаю…

- Ах, профессор, ну это же очевидно! – воскликнул Акакий Сидорович.

- Дело, такс-сть, в том, коллега, что ваши осколки идентичны тем, что я привёз из Астрахани! – важно сообщил Сивушинский-Нюрин. – Я обнаружил это совершенно случайно, сравнив отчёты спектрального анализа. Понимаете?

- Боже мой! – ахнул этнограф. – Не может быть!

- Ещё как может, уважаемый! Ещё как может, - торжествующе произнёс Подковыров.

- Но это же… совершенно необъяснимо! – сформировал свою мысль Лиховцев. – Где Астрахань, и где мы! Скажите, любезный Иван Аскольдович, каков исторический возраст вашей керамики?

- Более тысячи лет, профессор.

- Не может быть!

- Факт, - заявил археолог с невозмутимостью члена-корреспондента.

- Это показали лабораторные исследования?

- Лаборатория лишь подтвердила неоспоримый факт, - заметил Сивушинский-Нюрин. – Дело, собс-сно говоря, в том, коллега, что я проводил раскопки в левобережной части города Итиля. Вам о чём-нибудь говорит это название?

- За кого вы меня держите? – обиделся этнограф. – Итиль – столица Хазарского каганата. Это же известно каждому школьнику…

- Мне не известно, - возразил Мензуркин.

Илья Фомич посмотрел на Егора поверх очков и выдавил из сифона струю газировки прямо на скатерть.

- Профессор, вы забыли подставить стакан, - заметил Фукс.

- Ох, надо же! – спохватился Илья Фомич. – Какая неприятность… Прошу прощения, я сейчас вытру…

- Не беспокойтесь, я сама, - сказала Вероника и вышла на кухню за тряпкой.

Этнограф тотчас же забыл о своём маленьком конфузе и с новой силой окунулся в увлекательный мир научных исканий.

- Насколько мне известно, Итиль прекратил своё существование в девятьсот шестьдесят пятом году, - сказал Лиховцев. – Его разрушил киевский князь Святослав.

- Да, это был великий год! – подтвердил Сивушинский-Нюрин. – Распад Хазарии оказал значительное влияние на геополитическую картину мира!

- Вот интересно, - встрял в научный диспут Егор. – Это что же получается, какой-то хохлятский князь разгромил столицу, и от этого исчезло целое государство? А куда же делся народ этот хазарский? Он что, всех их убил до последнего хазарца?

- Хазарский этнос, юноша, действительно, прекратил своё существование, - терпеливо объяснил археолог. – Однако это вовсе не означает, что погибло всё население хазарского царства. Хазарский этнос распался на две составляющих: христианскую и мусульманскую. Христианскую представляли так называемые терские казаки, а мусульманскую, соответственно, астраханские татары. Но не об этом сейчас речь. Мы должны, такс-сть, достоверно определить, каким образом на территории вепсских поселений могли появиться образцы уникальной хазарской керамики предположительно девятого-десятого века. Да ещё удивительные обстоятельства вашей находки…

- Это, в самом деле, поразительно! – воскликнул Акакий Сидорович. – Лаборатория точно установила, что осколки, найденные нами в пещере, ещё совсем недавно были целыми предметами. Сколы совершенно свежие – им не больше месяца. Скорее всего, это я, спускаясь в пещеру, неудачно наступил на хрупкие предметы и раздавил их, к несчастью… Мало того, химические анализы установили, что нашей посудой пользовались совсем недавно. На внутренних поверхностях осколков сохранились следы органической пищи!

- Неужели?! – воскликнул потрясённый Илья Фомич.

Подковыров торжествующе кивнул.

Марат изобразил на лице удивление, хотя это упражнение далось ему не без труда. Перед тем как сбросить украденную у Сивушинского посуду в пещеру, путешественник самолично смазывал древние хазарские черепки свиным салом. Фукс был уверен, что Акакий Сидорович самым тщательным образом изучит все находки, и не ошибся. Необходимый эффект был достигнут с блеском. Оставалось только выяснить, к чему приведёт светлая научная мысль, направленная ненаучными усилиями афериста. Вектор был определён. Ждать оставалось недолго. Откинувшись на спинку кресла, Марат предоставил учёным самим определять величину своего «открытия».

Иван Аскольдович придвинул к себе пепельницу и раскурил толстую сигару. Едкий приторно-сладкий дым мигом заполнил малометражное пространство. Некурящие участники симпозиума зашлись чахоточным кашлем. Вероника распахнула настежь окно.

- Видите ли, коллеги, - не обращая внимания на доставляемый окружающим дискомфорт, энергично произнёс археолог, - мы столкнулись с величайшей научной загадкой, масштаб которой, кстати говоря, совершенно неочевиден! Однако, кстати говоря, тут попахивает жуткой сенсацией! Откровенно говоря, загадки египетских пирамид кажутся мне сущей безделицей в сравнении с тем, такс-сть, с чем мы столкнулись в связи с вашей удивительнейшей находкой! Вы понимаете, о чём я говорю?

Этнограф и криптозоолог усиленно закивали головами. Егор одобрительно чихнул. Вероника включила электрический вентилятор. Марат Арнольдович продолжал хранить хладнокровное спокойствие, которое Илья Фомич непременно счёл бы неуважительным равнодушием, если бы не был всецело поглощён научными исканиями и борьбой с удушьем.

Сивушинский-Нюрин наконец затушил сигару и продолжил доклад:

- Видите ли, господа, это совсем, кстати сказать, не шутка – перемещение хазарской керамики в северные широты России. Имейте в виду, дело происходило больше тысячи лет назад, когда не было ни поездов, ни самолётов, ни даже велосипедов. Собс-сно, и дорог-то как таковых тоже не было. Существовали лишь караванные пути. Но в средней полосе России они представляли собой преимущественно речные маршруты. Трудность такого перемещения керамики настолько же очевидна, как, строго говоря, неочевидна его целесообразность.

- Почему? – полюбопытствовал Лиховцев.

- Судите сами. Керамика хазарского производства не представляла собой никакой художественной ценности. Ремесленное искусство почти что начисто отсутствовало в каганате, основным источником доходов которого на протяжении всего его существования являлась торговля. Найденные нами и вами образцы посуды примитивны, просты в изготовлении и использовались лишь для употребления пищи, а никак не для украшения жилищ. Такие товары переправлять для продажи за тысячи вёрст не имело никакого смысла.

- Как же они тогда попали на кедровый остров? – спросил Мензуркин.

- Ответ на этот вопрос, юноша, совсем не лежит на поверхности, - скорбно сообщил археолог. – Давайте, кстати говоря, порассуждаем…

- Давайте, - поддержал коллегу этнограф. – Мне кажется, наш феномен интересно было бы рассмотреть с точки зрения миграции. Такие предметы, как предметы быта могли быть перемещены как личный скарб вынужденными переселенцами.

- Браво, профессор! – похвалил этнографа Сивушинский. – Вы зрите в корень! Я, честно говоря, придерживаюсь такого же мнения…

- Позвольте спросить, какого именно? – не выдержал недомолвок Подковыров. – Мне, признаться, совсем не очевидно, зачем древним хазарам, пусть и разгромленным киевским князем, тащить дешёвую посуду на север, в болота и подкладывать её в пещеру к лешему…

- Ах, оставьте вы своего лешего, доцент! – не очень тактично откликнулся археолог. – Я, такс-сть, вовсе не верю в эти детские страшилки про снежного человека. И вообще, вся ваша криптозоология – сплошная лженаука…

- Что?! – взревел Акакий Сидорович и, вскочив со стула, встал напротив обидчика.

Иван Аскольдович, хотя и остался сидеть, но всё равно был на полголовы выше вытянувшегося во весь рост криптозоолога. Соизмерив силы, Акакий Сидорович поостыл.

- Это безапелляционно! – злобно выдавил он и сел на место.

- Чушь! – зычно хохотнул Сивушинский. – Впрочем, не обижайтесь. Если хотите верить в лешего – верьте, мне без разницы…

Подковыров оскорблено фыркнул и демонстративно отвернулся к напольным часам Фукса, которые в тот же миг пробили половину одиннадцатого.

- Акакий Сидорович, мы нисколько не подвергаем сомнению само существование реликтового гоминоида, - попытался снизить накал страстей этнограф, - однако речь сейчас не об этом. Мы с Иваном Аскольдовичем пытаемся прояснить ряд обстоятельств, могущих быть причиной удивительного перемещения хазарской керамики в столь северные широты… Иван Аскольдович, вы, кажется, поддержали мою гипотезу о миграционном процессе…

- Ха! Вашу гипотезу! – хмыкнул археолог. – Да об этих процессах давно известно всему научному миру. Любой учитель истории в деревенской школе расскажет вам, что в десятом веке степную зону Евразии поразила жестокая вековая засуха! Эта засуха, к вашему сведению, ослабила печенегов и гузов, кочевья которых захватила пустыня. Подъём уровня Каспия тогда остановился, циклоны, господствовавшие на берегах Оки и Камы, переместились севернее – в бассейн Белого моря, где стали плавать ладьи викингов. А для степняков это была катастрофа! Их исконные земли потеряли озёра, исчезли родники. Пастбища превратились в песчаные пустоши. Негде стало пасти овец и поить коней. А количество снега, кстати говоря, питавшего землю, совсем не прибавилось. Он к тому времени выпадал в тундре, а весной, между прочим, подтопленный солнцем, растапливал вечную мерзлоту, понижая уровень грунтовых вод. Что, в свою очередь, вызывало уход озёрной воды в жидкую грязь. Эти пагубные явления, собс-сно говоря, погубили рыбу – основной продукт питания северян, что тоже негативно сказалось на популяции местного населения. Так что пути миграции десятого века достоверно воссоздать путём научного анализа достаточно непросто…

- Но наша находка…

- Ваша находка – это просто клад! Это не просто сенсация, это, строго говоря, чудо из чудес! Это фактическая вещь! Таким доказательством не сможет пренебречь ни один скептик! Мы с вами, коллеги, ещё всколыхнём научный мир! Мы им покажем «кузькину мать»!

Это соблазнительное обещание Иван Аскольдович подкрепил ударом кулака по столу, от которого сифон подпрыгнул и, упав на бок, скатился со столешницы, больно ударив криптозоолога по острым коленкам. В глазах Акакия Сидоровича потемнело, но он снёс обиду молча. Поджав губы, криптозоолог вернул сифон в исходное положение и отодвинулся от стола на безопасное расстояние.

- Простите, погорячился, - обратился Сивушинский почему-то не к Подковырову, а к Веронике.

- Ничего страшного, - доброжелательно отозвалась хозяйка.

Марат был доволен ходом дискуссии. Хотя он сильно сомневался, что простой школьный учитель из какого-нибудь Ново-Дуралёво мог бы столь красочно, как профессор Сивушинский-Нюрин, описать природные катаклизмы десятого века. Забавляло Фукса и то обстоятельство, что хазарская керамика переместилась на Северо-Запад России именно железнодорожным путём, а вовсе не на ладьях викингов. Тем не менее, диспут учёных казался путешественнику достаточно содержательным и перспективным.

Вероника, в отличие от Фукса, не составила ещё собственного мнения о полезности проводимых дебатов. Главной её задачей на данный момент являлось обеспечение достойных условий встречи. Симпозиум доставлял хозяйке мало хлопот. Борьбу с табачным дымом и пролитой на стол газировкой Вероника считала мизерной платой за возможность наслаждаться триумфом своего возлюбленного. Светлый лик Марата буквально лучился счастьем. Загадочная улыбка Джоконды не сходила с его губ. Отстранившись от научной дискуссии, путешественник как будто ушёл в тень, однако при внимательном рассмотрении можно было угадать, что именно он «правит балом». Вероника, которая ничего не знала о дерзком подлоге Фукса, тем не менее, почувствовала, что её возлюбленный как обычно держит нити спектакля в своих ловких талантливых руках. Это знание было ей приятно. Веронике нравились в Фуксе все его качества. Она безумно любила этого человека.

- Иван Аскольдович, - обратился к археологу Марат, - позвольте задать вам один маленький, но очень важный вопрос…

- Извольте, уважаемый Марат Арнольдович. Насколько я понял из объяснений, такс-сть, доцента Подковырова, именно вы осуществляли руководство состоявшейся экспедицией?

При этих словах Лиховцев позеленел. Фукс внутренне улыбнулся и поспешил сгладить острые края:

- Только техническую часть, профессор, только техническую. Общее руководство возложил на себя уважаемый Илья Фомич.

- Мне известно, что такое общее руководство, - хмыкнул Сивушинский-Нюрин. – Я без малого тридцать лет мотаюсь по экспедициям, и кое-что усвоил по этой части. Собс-сно говоря, свежи ещё в памяти те времена, когда общее руководство осуществляли секретари партийных организаций или, что ещё хуже, бестолковые комсомольские выскочки…

Терпение Лиховцева лопнуло. Он заржал жеребцом-двухлеткой. Седая грива этнографа затряслась совместно с обвисшими щеками.

- Я вам не какая-нибудь комсомольская выскочка! – фальцетом взвизгнул руководитель экспедиции. – Па-апрашу без оскорблений!

- Полноте, коллега, - примирительно произнёс археолог, - я вовсе не проводил, такс-сть, параллелей. Это было так, воспоминания безмятежной юности… Однако мы отвлеклись. Марат Арнольдович, вы, кстати говоря, собирались задать мне важный вопрос…

- Иван Аскольдович, скажите, пожалуйста, сейчас на основании тех данных, что мы уже собрали, возможно ли сделать какие-то определённые выводы, или для таких выводов ещё потребуются дополнительные исследования? Поясню свою мысль. Мне важно знать, должен ли я готовить вторую экспедицию.

- Не в бровь, а в глаз! Браво, молодой человек! Какой блестящий ум! – рассыпался в комплиментах археолог. – Учитесь, Лиховцев! Чувствуете, какая хватка? Именно таким людям принадлежит будущее! Марат Арнольдович, дорогой мой, скажу вам как на духу: готовьте вторую экспедицию. Она, такс-сть, совершенно необходима. Пока мы не поймаем вашего лесного уродца, ни черта нам не выжать ни из керамики, ни, тем более, из коллекции дерьма Акакия Сидоровича!

Последнее замечание Сивушинского-Нюрина рассмешило всех, кроме самого криптозоолога. Подковыров надулся как индюк, решив не реагировать на оскорбительную неточность прозвучавшего определения.

- И всё же, господа, я хотел бы, такс-сть, вернуться к нашим теоретическим изысканиям, - предложил археолог. – Предположим, что никакого снежного человека в природе не существует…

- Ложь! – взвизгнул Подковыров. – Грязная ложь!

Иван Аскольдович не повёл и бровью. Пренебрежение члена-корреспондента к адепту непризнанной науки достигло открытой формы.

- А коли так, - продолжал он свою мысль, - то мы, такс-сть, вправе задаться рядом принципиальных вопросов. Во-первых, кого местные жители и отдельные биологи-недоучки называют «снежным человеком», и почему эти люди, а в том, что это именно люди, я нисколько не сомневаюсь, ведут столь скрытный образ жизни? Во-вторых, почему эти «сапиенс» столь значительно отстали в своём развитии? Что это всё-таки за племя, где его историко-географические корни…

- Племя? – удивилась Вероника. – Профессор, отчего вы думаете, что у них есть племя?

- Милая барышня, - ласково произнёс Сивушинский-Нюрин. – Надо полагать, вы, в отличие от этих господ, не имеете учёной степени, поэтому подобная наивность вам вполне, такс-сть, простительна. Хотя, строго говоря, совсем не нужно иметь учёную степень, чтобы понимать, что люди не размножаются почкованием! Человек, пещерный или – кхм! – снежный, должен спариваться с партнёршей, чтобы родить потомство. Ведь ни один долгожитель не проживёт тысячу лет, правда?

- Пожалуй, - смущённо согласилась Вероника.

- Таким образом, речь идёт именно о племени значительно задержавшихся в развитии людей, которое ведёт исключительно скрытный образ жизни.

- Но почему мы не видели ни одного из них на острове? – не сдержался Мензуркин. - Если у них племя, то почему они так долго не появлялись у себя дома? Акакий Сидорович караулил их больше недели…

- Юноша, а кто вам сказал, что кедровый остров – это их дом? Место обитания у них может быть любое, а на острове они могут изредка появляться с различными целями.

- Например, с какими же? – язвительно спросил Подковыров, который уже успел пожалеть о том, что привёл сюда непочтительного археолога.

- А известно ли вам, доцент, что древние хазары совершали культовые обряды не в храмах, а в священных рощах? Это было тысячу лет назад, но обычаи, согласитесь, не подвластны тлену. Быть может, кедровый остров среди непролазных топей – культовое место племени ваших дикарей…

- Очень, очень любопытная гипотеза! – сняв очки, воскликнул Лиховцев. – Акакий Сидорович, мы совершенно не рассматривали проблему под этим углом…

- Я не намерен обсуждать какие-либо гипотезы с человеком, который объявляет криптозоологию лженаукой! – гордо воскликнул Подковыров, бросив ненавистный взгляд в направлении своего обидчика.

- Полноте, коллега, - мягко попросил Илья Фомич, - не доводите дело до эскалации. В конце концов, всякий имеет право на собственное мнение. Я лично в вашу науку верю…

- Это говорит о вашем благоразумии, профессор.

- Не слушайте этого сумасшедшего, Лиховцев, - весело пробасил Сивушинский-Нюрин. - Это говорит лишь о вашей научной близорукости! А Подковырову надо было не в науку идти, а в сказочники. Истории про ведьм, леших и вурдалаков здорово трогают детские души, ха-ха!..

- Думаю, порядочному человеку не место в этом обществе! - поднявшись со стула, выпалил Акакий Сидорович. – Вынужден откланяться, господа.

Криптозоолог почтительно кивнул хозяйке, по-военному щёлкнув каблуками, и выскочил из зала заседаний. Этнограф густо покраснел, промямлил что-то невразумительное и мелкими шажками последовал за доцентом.

- Простите, - шепнул он с порога.

Вероника вышла, чтобы проводить гостей.

- Скатертью дорога! – крикнул им вслед Сивушинский-Нюрин. – Видали, какие цацы!.. Вот что я вам скажу Фукс, зря вы связались с этими сморчками. Это прыщи на дряблом теле нашей несчастной науки. В особенности, этот ваш Илья Фомич, ха! Дешёвый клоун, архаизм, живое ископаемое. Его место на пыльной полке архива КПСС. Уж поверьте мне, говорю вам как друг. А Подковыров – тряпка. Обидчивый идиот, каких мало! Большая редкость: настырен, туп и к тому же себе на уме. Бросьте их, кстати говоря, к чёрту! Давайте, собс-сно, раскрутим это дельце вместе. Лавры и деньги – пополам, а? Я, между прочим, в курсе британского гранта. Акакий проболтался. Заманчивая сумма, не так ли?

Марат Арнольдович, повидавший на своём веку много самых различных по характеру людей, тем не менее, отметил, что с таким типом, как Сивушинский-Нюрин, ему встречаться ещё не приходилось. Более всего поразила путешественника та лёгкость, с которой археолог сорвал с лица маску добропорядочного учёного, за которой скрывалась хищная морда беспринципного корыстолюбца. К такому виражу Фукс был явно не подготовлен.

- Давайте обсудим этот вопрос позже, - предложил он археологу.

- Хорошо, - быстро согласился профессор. – Только не слишком затягивайте. Я человек занятой. У меня плотный график работы, в который я должен заблаговременно внести требуемые, такс-сть, коррективы. А с этими олухами вы каши точно не сварите. Да вы и сами это знаете. Я же вижу, вы умный человек… Ну да ладно, вот, держите. Это моя визитка. Позвоните, как только созреете. Буду рад вас услышать.

В комнату вошла Вероника. Иван Аскольдович встал во весь свой прекрасный рост.

- Ну-с, господа, судя по всему, эти хорьки уже ушли. Отправлюсь и я восвояси. Благодарю за гостеприимство! Успехов и счастья вам! До свидания.

Веронике вновь пришлось посетить прихожую, чтобы закрыть дверь за последним участником симпозиума. Когда она вернулась в зал заседаний, то застала Марата, делящегося впечатлениями с Егором.

- Я совершенно потрясён, мой друг, совершенно! Финальная сцена этой комедии достойна пера как минимум Гоголя! Вы видели когда-нибудь столь циничного представителя российской науки, а? не видели? Я тоже. Быть Сивушинскому академиком, как пить дать!

- Отвратительный тип, - поделилась собственными впечатлениями Вероника.

- Археолог, конечно, тип неприятный, - согласился Мензуркин, - но про Лиховцева он всё-таки здорово сказал. Да и по Акакию лихо прошёлся.

- Искусство политики и дипломатии, Егор, предполагает тщательную маскировку собственных чувств и ощущений. Нюрин не дипломат. Он просто хам. Но хватка у мужичка, чувствуется, стальная.

- Вы ведь не собираетесь принять его предложение? – спросил шефа ассистент.

- Боже упаси!

- О каком предложении идёт речь? – поинтересовалась Вероника. – Я что-то пропустила?

- Ага! – быстро ответил Мензуркин. – Археолог предлагал шефу послать к чертям Лиховцева и Подковырова и поймать лешего без них, чтобы потом разделить куш пополам. Как будто мы с тобой вообще тут не причём!..

- Ну, мы-то с тобой и в самом деле не причём. Идея принадлежит шефу, он же один и вправе претендовать на гонорар. А мы с тобой наёмные работники. Не забывай, мы получаем зарплату.

- Тебе-то хорошо так говорить, - обиделся Егор, - ты-то с шефом…

- Чего я с шефом? – сердито спросила Вероника.

- Ну, это… сама знаешь!

- А вот это уже не твоего ума дело!

- Так, - на правах рефери встрял в перепалку Фукс, - ну-ка, молодёжь, сбавьте обороты. А то до драки скоро дойдёт.

- Буду я с бабой драться, как же, - фыркнул ассистент пренебрежительно. – Просто пусть она не лезет ко мне со своими поучениями, вот!

Марат улыбнулся.

- Вероника Дмитриевна, примите, пожалуйста, к сведению пожелание нашего боевого товарища.

- Приму, - покладисто согласилась Вероника.

- А вам, Егор, хочу заметить, что обсуждать личную жизнь руководителя в его присутствии это высший пилотаж глупости. Не всякий начальник станет терпеть столь явное неуважение подчинённого. Учтите это на будущее.

- Извините, Марат Арнольдович, - смиренно произнёс Мензуркин. - Сам не знаю, что на меня нашло…

- Вот и отлично. Будем считать конфликт исчерпанным, - радостно подытожил Фукс. – Теперь перейдём к сути вопроса. С господином Сивушинским-Нюриным дружить я не собираюсь. И дело тут не только и не столько в личных симпатиях. Его предложение можно было бы принять во внимание, если бы нам на самом деле нужна была чья-то действенная сторонняя помощь. Но я полагаю, что с поставленной задачей мы в состоянии справиться собственными силами.

- Конечно в состоянии! – самоуверенно подтвердил Мензуркин.

- Егор, не перебивай шефа, - мягко попросила Вероника.

- Разумеется, - продолжал Фукс, - в сравнении с археологом Лиховцев и даже Подковыров выглядят элементарным балластом. Однако наши учёные являются проверенными в деле бойцами. Можем быть уверенными, они нас не подведут. И главное, они совершенно не претендуют на материальное вознаграждение. Они, если можно так выразиться, бойцы за идею. Акакий Сидорович просто одержим своим гоминоидом, а Илья Фомич алчет славы. Я готов отдать им то, чего они так жаждут, в полном объёме. Ибо меня, как практика, в этой истории интересует только материальный компонент успеха.

Егор впитывал слова командора как губка – влагу, но на осмысление его замысловатых высказываний требовалось время. Вероника принимала слова шефа на веру без колебаний, тратить время на сомнения она считала непозволительной расточительностью. Каждую минуту, проведённую в обществе возлюбленного, она почитала за величайшее счастье, для полноты которого совсем не требовалось подтверждения правоты извилистых мыслей Марата.

Дав ассистенту достаточно пищи для размышлений, Фукс поднялся с кресла и снял со стены портрет Дарвина. Свою роль революционер научной мысли уже отыграл. Привычное место на гвоздике вновь занял Никколо Макиавелли.


Из дневника Любы Лиховцевой:

«Всё, хана! Явилась-таки Егоркина мамаша. Худющая, как тень, а глаза – злющие, наверно, как у голодного волка. Про единственного своего сыночка даже не спросила – где он, да что с ним… Молча заняла комнату, долго рылась за закрытой дверью, наверно, искала, чем поживиться. В конце концов, ушла в комнату братьев Семёновых, и понеслась душа в рай!
После обеда, когда концерт алкашей был в самом разгаре, вернулся со своей научной сходки папа. Я хотела обратить его внимание на постигшую нас катастрофу, но – какое там! Он и слышать ничего не мог ни о чём, кроме своего лешего! Чем его Фукс так возбудил, понять не могу. До позднего вечера болтался по комнате как заключённый по камере и всё бубнил, бубнил какую-то непонятную ахинею… Надо было мне всё-таки сходить с ним на эту тусовку. По крайней мере, знала бы, что там произошло, и как успокоить папашу…»