Chapter 4
Shadow
(Тень)
Преодолевая самого себя, Скай кое-как поднялся на свой этаж и застыл около двери, понимая, что желания быстрее вернуться домой у него нет. Хотя, это же совсем не дом, это просто жилплощадь, заполненная всяческой незначительной хренью. Незначительной не по стоимости, просто этими вещами не дорожил даже сам седоволосый, который по привычке стал заплетать волосы в косу, продолжая просто тупо глазеть на собственную дверь. Тут ему показалось, что она стала медленно отдаляться, расплываясь в сероватой дымке, превращаясь в набор смазанных разноцветных пятен, будто на картине художника-футуриста, написанной на основе партитивного типа смешения красок. Странно, почему никто из его опекунов даже не думал о развитии в нем художественного видения. Скай никогда не думал о том, что мог бы стать не киллером, а, например, музыкантом. Возможно, чтобы не допускать появления подобных мыслей, Релина не обращала его внимания на музыку, литературу или живопись, Однако, несмотря на это, Инферно сам прекрасно ориентировался в мире искусства. Иногда он украдкой ходил на всевозможные выставки мало известных местных художников или читал художественную литературу, как живя с ней, так и после переезда в Токио.
Дверь мерно превращалась в отвратительное коричнево-зеленое месиво, когда Скай, наконец, очнулся и помотал головой, разгоняя назойливые мысли и странные образы. Он качнулся с пятки на носок, спрятав руки в карманы кожаных брюк, и зевнул. Не спать хотя бы одни сутки для него было сумасшедшим испытанием, не говоря о том, чтобы провести без сна несколько дней.
Парень медленно повернулся и прошел обратно к лифту, лениво шаркая подошвами тяжелых ботинок по полу и преодолевая сонливость. Он спустился вниз, прислонившись спиной к стеклянной стене кабины и думая, куда направить теперь свои стопы. Трудно вот так вот сразу сообразить, куда пойти в совершенно чужом для тебя городе, к тому же, настолько неприветливом к иностранцам.
Вечер был на удивление прохладным, даже цветение сакуры его не скрашивало. Небо стремительно затягивало серыми бесформенными тучами, которые, однако, не пугали вечно бурлящий жизнью мегаполис, который все равно казался таким опустошенным, выжатым, как апельсин, прошедший сквозь соковыжималку. Подул влажный ветер, дернув Ская за волосы и заставив поежиться.
Парень побрел медленно вдоль по улице, глядя себе под ноги слипающимися покрасневшими от напряжения глазами, и наткнулся на углу на небольшое кафе. Почувствовав аромат тепла и гречишной лапши, седоволосый осознал, что неимоверно голоден. Скользнув внутрь, он устроился за барной стойкой и заказал себе собу с селедкой, устраиваясь удобнее и положив подбородок на сцепленные пальцы. Только теперь он понял, что не ел столько же времени, сколько и не спал, даже в самолете отказался от еды, погруженный в собственные раздумья и занимающийся очередным премерзким самокопанием, в результате которого наткнулся на мысль, что он лишней в этой жизни.
Лишний. Потому что она его не устраивает. Он не мог никогда решать за себя, где быть, что делать и как. У него никогда не было собственных проблем, которые бы он решал. Обычно он решал чужие проблемы любым из предложенных способов или находил его сам, несмотря на то, что и своих психологических проблем у него хватало, с социальными и экономическими проблемами он не сталкивался, как с таковыми. Только теперь это стало его напрягать. Почему он обязан решать чужие проблемы? Жить чужой жизнью? Не имея собственной.
- Итадаки-масу, - сказал седоволосый сам себе, когда перед ним поставили тарелку с заказанным блюдом. Соба пахла очень аппетитно, поэтому Скай спешно разломил палочки и принялся ловить ее ими, вдыхая приятный аромат рыбы. Странно. Только теперь он понял, что никогда не знал, какая еда ему нравится, какая ему нравится одежда, какая музыка. Казалось, в этой жизни у него даже не было ничего своего. Даже сам себе он не принадлежал. Этот факт угнетал его еще больше, чем прежде. За него постоянно кто-то решал, все попытки выйти из-под контроля подавлялись или проваливались с треском, если не с грохотом.
- О! Какой ливень! – воскликнул официант, уставившись за окно, на его бейджике было написано «Каору». – Долго, видимо, вам придется тут сидеть, - заметил он, обратившись к Скаю, который застыл от неожиданности с палочками во рту и, наконец, справившись с лапшой, тоже повернулся. На улице оглушительно грохотал гром, сопровождая резные молнии и порывы беспощадного ветра.
- Даааа, - протянул седоволосый на одной ноте. – В таком случае, можно мне кофе-глясе? – официант тут же завозился за стойкой, включая кофеварку и переставляя бокалы для кофе в поисках нужного.
- Вы иностранец? – поинтересовался вдруг он у седоволосого парня, что увлеченно вылавливал из собы кусочки селедки, но, услышав такой вопрос, поднял странные красно-голубые глаза на него.
- Да, - парень кивнул. На вид ему было что-то около двадцати двух лет, но можно и ошибиться, потому что Каору редко общался с молодыми иностранцами, обычно в ним в кафе заходили люди в возрасте, уродливые и низкорослые мужчины, приехавшие в Токио поразвлечься по всем правилам. Этот же был молод и хорош собой. Насколько Каору успел разглядеть, он был высок, даже очень высок, широкоплеч и весьма приятен на лицо.
- А откуда вы? – не унимался Каору, снова обращая на себя внимание единственного посетителя в столь позднее время. Хотя все же он боялся, что парень его неправильно поймет, ведь европейцы (а он был именно европейской внешности, без сомнения) такие мнительные.
- Германия, - лаконично и коротко ответил тот, доедая собу, которая ему явно пришлась по вкусу, что японцам обычно льстило, поэтому Каору невольно улыбнулся. Он хотел, было, что-то еще спросить, но ничего не лезло в голову, потому что этот иностранец отвечал очень сухо и коротко, настолько коротко, насколько это вообще было возможно. А его глаза казались ненастоящими, будто призрачными, но официант счел, что это линзы.
Скай отодвинул пустую тарелку и уставился на парня за барной стойкой, который аккуратно опускал мороженое в кофе, от усердия высунув кончик языка. Судя по его осторожности и некоторой медлительности, этот парень совсем недавно устроился на работу. У него были черные длинные волосы, собранные в низкий хвост, и такие же черные, словно уголь, блестящие жизнью глаза. Его лицо было типично восточным и достаточно мужественным с привередливо изогнутыми бровями. Седоволосый заметил, что у этого парня жутко исколоты уши, а на запястье красуется небольшая татуировка в виде браслета из кельтского орнамента. На шее же у него висел серебристый медиатор, возможно, являющийся неплохой подсказкой о роде деятельности этого парня.
Скай еще раз глянул на бейджик, когда официант подал ему ароматный кофе, а за окном очередной раз угрожающе громыхнуло, и спросил:
- Каору-сан, вы музыкант? – при этом его взгляд был таким безразличным, насколько это только возможно, поэтому Каору невольно поежился под этим взглядом.
- Да, ага… - пробормотал он. – А как вы догадались? – осторожно спросил он, пытаясь сообразить, чем же он себя выдал, тогда как парень улыбнулся и ответил:
- У вас на шее медиатор. Я просто предположил, - у него был необычайный голос, низкий, несколько томный с вибрирующими нотками, густой и насыщенный, как мед. Но слащавым он не казался, нет, было в нем что-то настораживающее жестокое.
- Ой, - Каору тут же спохватился и спрятал подвеску. – Если бы хозяин заметил, меня бы оштрафовали, - прошептал он, наклонившись к парню ближе, и почувствовал еле уловимый аромат вишни и ванили, но тут же отогнал от себя его, сославшись на то, что такого запаха просто не может быть в этом помещении.
- Гитарист? – снова поинтересовался седоволосый, выуживая из кофе мороженое и отправляя его в рот.
- Да, мы с другом собрали группу, сегодня, как только я закончу работу, едем к нему на квартиру, где соберется кое-какой народ нас послушать, - рассказал официант. – Если у вас время есть, мы будем рады видеть каждого.
- Да, я бы с удовольствием послушал, - тут же оживился Скай и закивал. Вдруг ему понравятся эти люди и их музыка, теперь он хотел попробовать, увидеть и услышать все, чтобы точно знать, что ему нравится. Вдруг он сможет найти что-то новое, что-то чего не знал прежде. В седоволосом всегда жила тяга к знаниям, и теперь, несмотря на то, что он никогда не любил людей, он хотел узнать, какие они эти музыканты. Ведь он слишком редко встречал их прежде. А, если говорить точно, то общался с подобными людьми он лишь единожды. Гестальт хоть и был похож на блэкаря, с музыкантами общался мало, времени не хватало на общение, да и в Японии они жили не столь долго.
- Да? – Каору явно обрадовался. Он был одним из немногих, кто к европейцам относился с легким восхищением, поэтому общаться с этим немного странным супостатом было для него весьма интересно.
- Конечно, - парень утвердительно кивнул и пригубил кофе.
- Здорово! – Каору даже немного подпрыгнул от радости, что он сможет вот так просто провести с этим необычным иностранцем столько времени и показать его друзьям. – А как вас зовут?
- Скай, - называть свое киллерское имя ему не хотелось, и не нравилось оно ему как-то, если не сказать, что просто это было не его имя. Парень считал, что оно ему совершено не идет. Имя это то, что выдает в некоторой степени внутренний мир человека, если не большую его часть, но, чтобы прочесть все это, нужно хорошо разбираться в именах.
- Это переводится, как Небо? – поинтересовался Каору тут же, который был несколько потрясен таким именем. Хотя чего было удивляться, когда у него совершенно белые волосы, не похожие на выбеленные, и такие призрачные глаза со звездчатыми радужками? Официант облокотился о стойку, внимательнее рассматривая лицо Ская, черты которого казались непривычными, но все же привлекательными. Неожиданно в кармане Каору завибрировал мобильник, скорее всего это смс от Каеде, единственного человека из всей их компании, который открыто выражал свою неприязнь к иностранцам, поэтому Каору несколько волновался за то, как пройдет из знакомство со Скаем. Он быстро ответил на смс, предупредив парней, что будет не один. Наверняка, они подумают, что Каору придет с девушкой, а тут такой облом в виде иностранца.
- Да-да, именно, - закивал седоволосый, продолжая ловить мороженое ложечкой.
- Интересное имя, - официант глянул на часы. – Моя смена закончится через десять минут, а потом за нами заедет Каеде. Он немного недолюбливает иностранцев, так что не обращай на него внимания, если вдруг начнет что-нибудь бурчать в твою сторону, - предупредил Каору.
- А кто он такой этот Каеде? – поинтересовался Инферно, очередной раз пригубив кофе, словно аристократ из исторического европейского фильма.
- Он вокалист в нашей группе. Поет, конечно, хорошо, но такой капризный, как девчонка, - заметил парень вздыхая. – Иногда мне хочется хорошенько его пнуть, чтоб не задавался. Так ведь еще развопится, - эти слова заставили Ская рассмеяться. И тут он заметил, что впервые за долгое время так беззаботно и искренне смеется, ему было очень легко с этим человеком. Так незаметно они перешли на «ты», и это казалось совершенно новым. Почему-то глубоко внутри себя Скай чувствовал зародившуюся надежду на то, что они станут неплохими друзьями. Дружба была для седоволосого феноменом загадочным и странным, но он все же чувствовал ее сердцем.
Казалось, что, как только Скай решил оставить свой «дом», он впервые смог вздохнуть свободно, однако этот вход принес с собой боль, неуверенность и страх. Седоволосый чувствовал себя уязвимым в огромном пустом городе, ледяном городе, все еще чужом. Прежде парень никогда не чувствовал себя здесь чужим, возможно, просто не осознавал этого, но теперь отчужденность стала такой реальной, кусающей за кончики пальцев, что приносила страх.
- Вокалисты все капризные? – поинтересовался он, поднимая глаза на Каору, который забрал у него пустой бокал и тут же скрылся в комнате для персонала.
- Да нет, просто у Каеде заглюк, - послышалось из-за двери, перед тем, как за стойкой снова появился Каору. – Он у нас типа нациста, как рогом упрется, так хоть вешайся. Даж иногда специально носит фашистскую форму. Частенько на почве иностранцев у нас возникают жуткие разборки с Каеде, ибо сам я питаю даже некоторую слабость к ним, а он только ненависть. Не знаю почему, он никогда не объяснял мотивов, по крайней мере, мне, - сказал он, накинув на плечи, поверх появившейся на нем черной футболки, пиджак, и прихватил с собой сумку на длинном ремне.
- Хм, - седоволосый спустился с табурета и медленно подошел к двери. – Уже горю желанием с ним познакомиться.
Каору посмотрел на парня, ощутив в его голосе привкус вызова, и на мгновение ему показалось, что этот человек смог бы посоперничать с Каеде во многом, даже в его ненависти и жестокости. Однако парень искренне надеялся, что их вокалист не устроит этим вечером никакого ужасающего зрелища.
Скай и Каору вышли из кафе и переглянулись: дождь шел все с той же силой, что и прежде, как из мутной пелены появилась черная Toyota Corolla, за рулем которой сидел молодой человек с длинными, креативно стриженными волосами. Его лицо было скрыто кружевной тенью и высвечено бликами от падающего на стекло яркого света фонарей.
Каору, не задумываясь, втолкнул седоволосого на заднее сидение авто, а сам нырнул на переднее, пассажирское, с совершенно спокойным видом.
- Привет еще раз, Каору, - поздоровался молодой человек, сидящий за рулем, и тут же сорвал автомобиль с места. – Планы не изменились? – Скай сразу же заметил, что у сего неописуемого нациста приятный мелодичный голос, нежный такой, мягкий тенор.
- Нет, конечно, - отозвался названный. – Все по-прежнему. Ты не против, если этот человек тоже послушает наше мини-выступление? – осторожно осведомился он, заметив, что Каеде устремил свои, казавшиеся при таком освещении черными, глаза в зеркало заднего вида. – Каеде, - позвал парня Каору, заметив, что тот находится в некотором замешательстве.
В любой другой раз, Каеде отказал бы, даже не раздумывая, отказал, если бы узнал, что какой-то паршивый иностранец хочет посмотреть на их выступление. Более того, он бы вышвырнул этого наглеца из машины и хорошенько избил, чтобы тот знал свое место. Но сейчас, встретившись взглядом с этим седоволосым парнем, на мгновение окунувшись в лед его голубых глаз, Каеде, будто онемел, не в состоянии произнести ни слова и даже не замечая, что уже выехал на встречную полосу.
- Каеде! – Каору резко повернул руль влево, заставляя авто вернуться на нужную сторону, а парня очнуться.
- Не называй меня так! - зло рыкнул тот и нахмурился. Он попытался понять, что в этих глазах не позволило ему поступить, как обычно, как заведено в их компании, и только сильнее сжал руль тонкими изящными пальцами, пока они не стали белыми. Каеде негодующе мотнул головой, пытаясь отогнать все нарастающую волну ярости. Почему? Почему он не может отказать?
- Я Фриц, понял? – продолжил он, стараясь больше не встречаться взглядом с иностранцем и вообще делать вид, что его не существует.
- Понял-понял, - отозвался черноволосый и тяжело вздохнул. – Так что, может парень нас послушать? – переспросил он, ожидая от друга какой угодно реакции, но только не молчания.
- Хорошо-хорошо, - раздраженно пробормотал тот и, что было силы, крутанул руль, резко вписавшись в очередной поворот, - пусть едет, только не доканывай меня им! – он чувствовал, как внутри все клокочет и трепещет от негодования.
- Оке, - пожав плечами, отозвался Каору. – Его, кстати, Скай зовут, - осторожно проговорил он.
- Ды срать я хотел, как его зовут! – зашипел Каеде, который вроде бы даже не слышал этого имени, однако оно плотно отпечаталось в его памяти против воли.
- Не обращай внимания, Скай, - обратился к седоволосому Каору, чуть повернув голову в его сторону. – Фриц на самом деле не такой уж и вредный, как хочет показаться.
- Мне имя «Каеде» нравится больше, - вдруг заявил иностранец, заставив носителя этого имени заскрежетать зубами, ощутив легкий холодок внизу живота от этого низкого голоса.
- Тебя не спросили, - хмыкнул он, остановившись возле старого жилого дома, по виду напоминающего общежитие. – Вываливайся живо из моей тачки! – кинул он и выскочил под дождь, тут же нырнув под козырек.
- Эх… - только и мог выдавить из себя несчастный Каору, которому было ужасно неловко перед новым знакомым за такое поведение Каеде, и вышел из машины, тоже прячась под козырьком. За ним выбрался и Скай с совершенно бесстрастным лицом, будто не слышал всего того, что уже успел наговорить нацист, который тут же скрылся в подъезде, как только увидел, что седоволосый покинул его авто.
Они молча вошли в лифт. Только тут Скай смог нормально разглядеть Каеде, который явно специально и картинно отворачивался, брезгливо дергая аккуратным носом. Цвет его волос походил на золотистую карамель, глаза были немного темнее, в них метались противоречия, сталкиваясь с бурей эмоций, захлестывающих его. Кончики тонких ухоженных пальцев парня слегка дрожали, выдавая его явно взвинченное состояние, которое он умело скрывал, даже не подавая виду, хоть и разговаривал весьма грубо.
Каеде был ростом выше среднего и очень худой, неимоверно худой, что можно было даже забеспокоиться о его здоровье. Чувствуя, что этот мерзкий иностранец его рассматривает, парень прикрыл раскосые глаза, тем самым явив его взору выразительно длинные ресницы. Взгляд Ская был тяжелым, даже давящим, от него по телу Каеде пробежали мурашки, заставив невольно поежиться.
Сам не понимая почему, парень, как ошпаренный, выскочил из лифта, когда тот остановился и дверцы открылись, на лице его застыла какая-то детская обида. Он даже тихо и рассерженно сопел, если хорошенько прислушаться. Каору и Скай спокойно вышли следом и догнали Каеде у самой двери, которую тут же открыл коротко стриженный приземистый парень и пропустил хмурого вокалиста в квартиру, только коротко поздоровавшись со всеми.
Инферно остановился возле порога, любопытно осматриваясь и присаживаясь на корточки, чтобы снять обувь, Каеде же моментально выскользнул из своих черных классических туфлей и уже скрылся в одной из комнат. Он совершенно не хотел находиться рядом с иностранцем не то что несколько минут, а даже несколько секунд. Само осознание того, что рядом с ним существо не японской национальности, да еще и такое наглое, приводило парня в бешенство, поэтому хотелось тут же кого-нибудь побить. Для него это был лучший способ снять напряжение и избавиться от накопившейся злости.
Каору извинился и быстро ретировался в гостиную настраивать гитару, куда, видимо, до этого исчез недовольный Каеде, который теперь фыркал, как рассерженный кот в ответ на любую оплошность товарищей.
Скай медленно прошел на кухню, где сидела шумная большая компания, каждый человек в которой был поглощен беседой, что они вели. Парень прислушался, облокотившись о дверной косяк и пытаясь уловить нить разговора, и понял только то, что они обсуждают концерт одной из японских групп под довольно странным названием «D». Седоволосый стоял так долго, просто наблюдал за тем, как эти незнакомые ему люди пьют пиво и шутят. Почти у них у всех были подведены глаза черным карандашом, но Скаю не нравилось, как это выглядит, слишком уж неумелыми визажистами были эти неформалы. Редко кто из них жаловался на то, что ему просто лень сегодня было наносить штукатурку, что неимоверно веселило стороннего наблюдателя, заставляя даже улыбаться.
Несмотря на свой рост и атлетическое телосложение, а так же заметные во тьме белоснежные волосы Скай оставался для них незаметным, как немая тень, падающая от предметов на пол и стены. Впрочем, на данный момент роль тени парня совершенно устраивала, потому что он хотел узнать как можно больше, просто глядя со стороны, проникая в их жизнь подобно кислороду, привычному и незаметному, но в то же время необходимому для существования.
Седоволосый слушал обсуждение и споры о других популярных группах, таких как D`Espairs Ray или Dir en Grey, названия которых откладывались в его памяти автоматически. Пока кто-то рассуждал о Moi dix mois, он рассматривал затейливую одежду всей подозрительной компании, которая местами его даже смешила. Однако тут же он перевел взгляд на собственное облачение и тоже невольно улыбнулся: старые потертые джинсы, держащиеся только за счет ремня, и футболка с изображением этикетки Jack Daniel`s.
Наверно, обрати кто-нибудь из них на него внимание, так выглядел парень чисто по-европейски, серо и невзрачно, не отличаясь особой сложностью одеяния и яркостью фантазии. В Европе одежде почти не уделяют внимания, да и в большинстве магазинов продаются шмотки такие же, как и на барахолке, презентабельно выглядящие только на расстоянии пятидесяти метров в лучах заходящего солнца.
В просторной гостиной, где почти не было мебели, впрочем, как и на кухне, где гости сидели по-турецки на подушках за совершенно низеньким столиком, кто-то заиграл на гитаре. «Наверное, это Каору», - невольно подумалось Скаю, который обернулся на звуки музыки, но оный уже брел к нему по коридору с широченной улыбкой на лице. «Значит, кто-то еще…» - обреченно решил Инферно, который тут же пожал плечами, будто разговаривал с кем-то еще.
- Фриц бесится, - сообщил ему черноволосый, приблизившись вплотную и стягивая с волос удерживавшую их до этого резинку. – Если хочешь, можешь осторожно посмотреть, пока он не заметил, что меня нет, - он кивнул в ту сторону, откуда доносилась музыка, и тут же заглянул на кухню. – Мы начинаем через пятнадцать минут, - сообщил компании, которая на мгновение притихла, а потом снова загалдела.
- Каеде бесится, а ты что такой довольный? – тихо поинтересовался Скай и разулыбался, глядя на сияющие глаза Каору.
- Ну, обычно он по большому бешенству лучше поет, - пояснил тот. – И это, лучше зови его Фрицем, а то бури не избежать, - он похлопал седоволосого по плечу, все еще продолжая улыбаться.
- Пф… то же мне, - тот высокомерно хмыкнул, скосив глаза в сторону гостиной, - принцесса Каеде. Как мне нравится, так и буду называть, - заявил он, на что Каору только пожал плечами и проводил парня, удаляющегося по коридору на шум музыки, глазами. Сам он вряд ли бы осмелился противоречить Каеде, тем более в том, что он так открыто подчеркивал, потому что этот парень считался весьма опасным не только физически, но и психологически. Он мог при желании сломить волю человека и превратить его в марионетку, что доставляло ему особо изощренное удовольствие, не хуже, чем от наркотиков или секса.
Каору припомнил, что Каеде обожал издеваться над своими жертвами, не просто избивая их, он их унижал, прежде всего, в их же глазах. Большинство этих людей начинали рыдать от отчаяния уже после пары минут в его обществе, только сильнее распаляя в парне злость и ненависть. Сколько бы Каору не твердил ему, что эти чувства убивают, поедают его внутренний мир и душу, Каеде никогда не слушал его. Никогда. Даже не объяснял почему.
Скай тихо заглянул в гостиную, где уже была установлена аппаратура, и тут же разыскал глазами Каеде. Играл он. Играл, закрыв глаза, даже крепко зажмурившись, рвал струны, ударяя по ним медиатором, выстраивая странную мелодию, которая четко прорисовывалась сквозь рев гитары. Его волосы полностью скрыли лицо, оставив видимой лишь нижнюю его часть, поэтому седоволосый заметил, что парень постоянно кусает нижнюю губу, с ужасающим остервенением проводя медиатором по струнам. Скай чувствовал в нем отчаяние и сумасшедшие попытки перебороть самого себя, утопить и растоптать те ростки, что пробиваются сквозь слои ненависти, но никак не мог понять, что это за ростки.
Музыка затихла, Каеде открыл глаза и откинул с лица карамельную челку, часто и тяжело дыша и пытаясь унять головокружение. Он перестал играть, почувствовав на себе ледяное прикосновение чужой незнакомой души. Карие немного раскосые глаза тут же сузились, губы превратились в тонкую белесую полоску, напоминающую уродливый шрам.
- Чего тебе нужно? – спросил Каеде, кое-как перебарывая желание сразу же выцарапать эти странные глаза, спрятанные под линзами. В сознании уже плыли дурманящие образы того, как он накручивает на предплечье эти длинные волосы и зверски рвет их, заставляя спокойное бесстрастное лицо европейца исказиться от боли. Голову кружила мысль о том, как было бы приятно стягивать белоснежную кожу Ская ремнями, вынуждая тонкое тело изогнуться до ноющей боли в костях. Издеваться над ним, выливая на прохладную кожу горячий воск, вырезать на теле ножом причудливые узоры…
Почувствовав, что начинает возбуждаться от этих вроде бы совершенно обычных для него мыслей, Каеде тут же оборвал себя, устремив на седоволосого испытывающий взгляд.
- Я просто смотрел и слушал, как ты играешь, - ответил все так же спокойно парень, фривольно облокотившись о дверной косяк. – Конкретно от вас, Ка-е-де, - он произнес имя так четко и громко, что его обладателя перекосило, - мне ничего не нужно.
- Ясно, - парень резко отвернулся на каблуках (он уже умудрился помыть свои туфли и снова в них облачиться) и устремил взгляд на темное небо, низвергающее потоки воды на город, будто стараясь укрыть его прозрачной пеленой. Ему хотелось ответить этому выскочке-иностранцу что-нибудь грубое, что-нибудь такое, чтобы его до тошноты самоуверенная физиономия оплыла на пол, но ничего умного в голову не приходило, как и неумного.
Постепенно в гостиную стали перебираться желающие послушать живую музыку, которые рассаживались на таких же разложенных на полу подушках, как и в кухне, кое-кто оставался стоять, видимо, в надежде немного оторваться. Скай так решил постоять в дверях, наблюдая за Каеде, который нервничал больше обычного, несмотря на то, что они часто выступали перед более широкой аудиторией. Он все десять минут так и провел, отвернувшись к окну, пока не появился Каору, забравший у вокалиста свою гитару.
- Итак, - как только все собрались, начал Каеде, оглядывая немногочисленную публику, состоявшую в основном из их знакомых, - разрешается делать тут все, только прошу вас, не снесите музыкантов и не разрушьте дом, иначе мне негде будет жить, - он улыбнулся. Каору взял первые ноты, заставляя пол задрожать под ногами и иногда поглядывая на вокалиста, который явно очень нервничал. Парень перевел взгляд на иностранца и широко улыбнулся, снова ударяя по струнам и глядя в его улыбающиеся в ответ глаза.
Когда Каеде запел, гитарист с удивлением заметил, что Скай подхватил песню буквально со второй строчки, четко проговаривая японские слова, будто уже много раз слушал их песни. Он подошел к вокалисту и шепнул ему на ухо что-то вроде: «Глянь на беловолосого парня, - обратив тем самым и без того рассеянное внимание друга на ненавистного иностранца. – Откуда, думаешь, он мог знать наши песни?»
В ответ Каеде только пожал плечами, и его голос завибрировал эмоциями, которые буквально раздирали его, поэтому он больше старался не смотреть на это белое лицо и эти губы, проговаривающие за ним слова песен, будто заранее вызубренные.
«И почему у него такая всезнающая рожа? – невольно мысли вокалиста постоянно возвращались к седоволосому иностранцу, а глаза скользили по его застывшей в одном положении фигуре. – Может, он из каких-нибудь правоохранительных органов? – он сразу предположил самое худшее, по его мнению, что может быть. – Если так, придется хорошенько его отделать, да так, чтобы ходить не мог!» - от этих мыслей на лице Каеде появилась зверская улыбочка, а потом он заставил свой голос взлететь вверх, довольный его звучанием и реакцией безбашенной публики, которая устроила дикие танцы прямо перед ним.
Только Скай, как всегда, оставался бесстрастным, что выводило из себя почти всех, кто с ним общался, но парень ничего не мог с собой поделать, даже сейчас, когда ему явно хотелось веселиться вместе со всеми. Он чувствовал легкую слабость в ногах, которая постепенно перетекала по венам и распространялась по всему телу, но он слишком хотел дослушать до конца последнюю песню, чтобы уйти куда-нибудь. Седоволосый чувствовал, что дрожь постепенно завладевает им, а на лбу выступает ледяной пот, несмотря на то, что в помещении было достаточно прохладно.
Взгляд его расфокусировался и устремился за окно, где все еще гремел гром, а черное небо метало молнии. Перед его глазами окружающий мир постепенно застилало мутной пеленой, краски смешивались в одну, образуя бесцветную грязь. Скай пытался выровнять сбивающееся дыхание, но все без толку, воздуха не хватало все больше и больше, казалось, он уже задыхается, хватая его ртом и постепенно сползая на пол.
Вокруг, казалось, никто не замечает, что ему плохо, люди были охвачены странным возбуждением, даже не заботясь о том, что постоянно толкают друг друга и болезненно задевают руками, сталкиваются. В тот момент на Ская смотрел только Каеде, который никак не мог понять, что происходит с седоволосым, который за считанные секунды на его глазах посинел, а потом вообще скрылся из виду.
Парень закончил последний куплет и, спешно нацепив микрофон на стойку, стал протискиваться сквозь восхищенную толпу к двери, где, облокотившись о косяк, сидел Скай с таким видом, будто вот-вот отойдет на тот свет. Каеде тут же рванул кого-то к себе за рукав и громко заорал ему в ухо, стараясь перекричать рев гитары:
- Тащи нашатырь и вату! Они в ванной!
- Оке! – тот быстро скрылся в коридоре, нырнув в ванную комнату и начиная там рыскать по шкафчикам в поисках раствора аммиака.
- Эй! Ты как, живой еще? – вглядываясь в мутные глаза седоволосого, обеспокоено спросил Каеде. – Скай! – он легонько потряс парня за плечо, обращая на себя рассеянное внимание, и убрал с лица прилившую к щекам влажную челку.
«Бля… его всего трясет! – подумал про себя парень, ощущая под пальцами холод кожи даже через футболку. – Неужели нарик? Я сам люблю убивать иностранцев, а вот, когда они дохнут в моей хате, как-то не очень…»
- Да… вроде… - побормотал тот невнятно, откидывая голову назад, когда вернулся другой парень с ватой и нашатырем.
- Так… уже легче, - проговорил себе под нос Каеде, смачивая вату раствором, и тут же сунул ее под нос седоволосому, который недовольно поморщился, пытаясь отвернуться. – Твою мать, нюхай давай нашатырь! – взвился нацист, поймав его за подбородок, и повернул к себе, проводя ватой рядом с носом парня.
- Эй, Фриц, - обратился к нему кто-то из знакомых, - с каких пор ты откачиваешь иностранцев? – он и не заметил, как музыка затихла и все взгляды устремились на них.
- Заткнулся живо, бля! – тут же рыкнул тот, резко повернув голову и впившись взглядом в глаза низкорослого японца, который даже отшатнулся назад. – Каору!
- Чего? – сквозь собравшуюся вокруг них толпу протиснулся длинноволосый гитарист группы, на ходу собирая волосы в хвост.
- Надо его оттащить на кровать, - Каеде сунул Скаю в руку вату. – Держи, - встал. – Подняться сможешь?
- Не знаю… - еле шевеля языком, пробормотал седоволосый, нюхая нашатырь и стараясь придти в себя. – Возможно.
- Ладно, - парень оценивающе осмотрел его, пытаясь предположить, сможет ли поднять такую тяжесть, и, подхватив Ская под руки, потянул его вверх. Тот кое-как поднялся, пошатываясь и уронив голову на грудь. Народ стал потихоньку разбредаться по квартире, как откуда-то донесся презрительный голос:
- Тоже мне нацист! Носится с этим иностранцем, как с женой!
Глаза Каеде тут же гневно вспыхнули, поэтому он свалил седоволосого на Каору, и сказал:
- Оттащи его в комнату, - ища взглядом того, кто выдал столь гениальную мысль. – Кто-это- сказал? - щуря карие глаза, медленно спросил он, когда вдруг наткнулся на того же приземистого японца, который высказывался и в первый раз. Каеде медленно приблизился к нему, сопровождаемый множеством любопытных глаз, и с силой заехал под дых острым коленом, заставив парня согнуться пополам. Присел и тут же апперкотом отправил его в нокаут. Нацист медленно поднялся, разминая запястье, и пробормотал себе под нос:
- Твердолобый ублюдок! – осмотрел тех, кто еще оставался в гостиной. – Приведите его кто-нибудь в чувство, пожалуйста, а потом выпроводите нахрен из моей квартиры, - выскользнул из комнаты, направляясь в свою спальню.
Скай лежал на кровати, закрыв ладонью глаза, и глубоко дышал через рот, будто воздух в помещении был душным и горячим, тогда как Каору сидел рядом с ним и думал, убьет его Каеде или нет. Парень скользнул в комнату и прикрыл за собой дверь. Он приблизился к кровати и, внимательно глядя на седоволосого, спросил:
- Нарик что ли?
- Нет, - ответил за того Каору, поднимая черные глаза на Каеде, - он сказал, что это с ним впервые. Хотя он не спал несколько дней и у него вегетососудистая дистония. Может, это все из-за переутомления?
Каеде нахмурился, глядя на лицо Ская, который, судя по более-менее нормальному цвету кожи, уже приходил в себя, и спросил:
- Как ты, Скай?
- Нормально, - слабо отозвался тот, убрав руку от лица и положив ее на живот. – Можно я немного еще полежу тут?
- Лучше вообще тебе поспать, - бросил Каеде и присел рядом на корточки, облокотившись о край кровати. – Тебе музыка не мешает?
- Нет… - все так же ответил тот, обратив на парня усталый взгляд и даже чуть улыбнувшись. – Аригато гозаимасу за заботу, Каеде.
- Я не о тебе забочусь, - фыркнул тот, резко поднявшись, и направился прочь из комнаты, - не хочу, чтоб в моей квартире был труп иностранца, который сдох не от моей руки, - он прикрыл за собой дверь, заставив своими словами Каору засмеяться. Он тоже встал и обратился к Скаю, который уже начал умиротворенно посапывать, прикрывая глаза:
- Отдыхай, я скажу, чтоб никто сюда не заходил, - и тоже скрылся за дверью, тут же нагнав Каеде по пути на кухню. – Эй! – он толкнул друга в бок. – А ты запомнил его имя – это точно что-то значит! – и гнусно хихикая, убежал за пивом, как только тот замахнулся, чтобы отвесить черноволосому хорошую оплеуху.
- Только попробуй еще раз при мне упомянуть его, я тебя в асфальт раскатаю! – прошипел он на ухо Каору, когда они уже сидели и мирно пили пиво в компании друзей, которые только что выпроводили назойливого гостя из квартиры.
К семи часам утра большинство гостей разошлись по домам, оставшиеся же сначала помогли хозяину привести квартиру в более презентабельный вид, а потом улеглись спать кто где. У Каеде уже слипались глаза, а голова совершенно не работала, поэтому он на автомате добрался до своей комнаты и, даже не придав значение тому, что на его кровати все еще спит чье-то тело, стал стягивать с себя одежду. С закрытыми глазами скинул рубашку, так как пиджак был снят ранее, потом освободился от брюк и нижнего белья, вместо чего на нем появились черные шелковые свободные штаны, в которых он и улегся спать на свою кровать.
«Моя собственность как-никак, - думал он, пытаясь задом пододвинуть того, кто на этой собственности спал, - имею я право тоже на ней поспать? Конечно, имею! - тут он обратил внимание на то, что этот кто-то неимоверно вкусно пахнет вишней и ванилью. – Наверно, это девушка… Мужики не пользуются такими духами», - пронеслась у него в голове очередная мысль.
Каеде перевернулся на другой бок и тут же уткнулся носом в шею лежащего рядом человека, даже сам не понимая, что наслаждается запахам его кожи. Он наклонил голову и тут же услышал движение крови по сонной артерии, пульс, такой заманчивый, горячий и живой. Парень еще раз провел носом по шее, как его за плечи обняла сильная уверенная рука, пальцы которой коснулись его щеки.
- Спи давай, Каеде, хватит возиться, - тихо сказал Скай, приоткрыв глаза, и погладил парня по щеке. Глаза названного тут же широко распахнулись от ужаса.
- Ваааа! – Каеде дико завопил и свалился с кровати, сильно ударившись бедром. – Какого хрена ты творишь?! – морщась от боли, возмутился он и стал тереть ушибленное место.
- Ну, я спал, - с невинным видом начал Инферно и сел на кровати, - ты пришел и лег рядом, - он сделал неопределенный жест, - а потом стал прижиматься ко мне и водить носом по шее, - он приподнял брови, глядя, как глаза парня удивленно хлопают. – Я и решил, что можно тебя обнять. Что в этом такого-то?
- Какого хрена ты спал на МОЕЙ кровати?! – недовольно сопя, спросил парень и с трудом собрал себя с пола.
- Вообще-то, ты сам разрешил мне, - напомнил седоволосый. – Если хочешь, я уйду, а ты ляжешь… - он подобрал ноги под себя и выжидательно уставился на Каеде, у которого голова шла кругом от произошедшего, а сердце все еще испуганно стучало где-то в ушах.
- Ды ну, - он мотнул головой, мрачно отвечая на взгляд Инферно, и, подтянув колени к груди, - я после такого и заснуть-то не смогу, - осознавая, что иностранец, действительно, ни в чем не виноват, Каеде почувствовал, как теплеют его щеки, поэтому уткнулся носом в колени и завесился волосами в надежде, что тот не увидит его лица.
- Может, мне уйти? – осторожно спросил Скай, все же ему не хотелось относиться в желаниям хозяина квартиры с пренебрежением, хотя бы из вежливости.
- А есть куда? – невольно пробормотал в ответ Каеде и поднял голову.
- Ну, пока что нет, - сказал седоволосый и почему-то пожал плечами.
- Тогда оставайся, - выпалил нацист и тут же прикусил язык, понимая, что об этом он еще пожалеет и ни раз, но у него осталось еще слишком много вопросов к этому необычному иностранцу.
- Хорошо, - на лице Ская появилась нежная улыбка, когда он склонил голову набок. – Спасибо.
- Да не за что, - пробормотал недовольно нацист, убирая с глаз назойливую длинную челку. – А ты что, гей? – он, наконец, решился на первый вопрос.
- С чего ты решил, что я гей? – совершенно спокойно поинтересовался Инферно, осматриваясь. – Кстати, расчески нет?
Каеде покопался в шкафу и выудил из какой-то коробки черную расческу, которую тут же бросил седоволосому в надежде, что тот ее не поймает. Скай же ловко поймал и в знак благодарности склонил голову, тут же начиная пропускать серебристые пряди через нее.
- Просто ты меня обнял и… - он задумался. – От тебя так пахнет, как от девушки, - он нахмурился и отвел задумчивый взгляд. – Кофе хочешь?
- Ага, хочу, - совершенно спокойно проговорил Инферно, улыбаясь тому, что говорил парень. – Честно говоря, я не гей вовсе. А тебе что, запах понравился?
- Вовсе нет! – фыркнул Фриц и поднялся. – Кому понравится такая сладчатина? – эти слова и вовсе заставили Инферно засмеяться. – Ты кофе какой пьешь?
- Ну, вообще-то, я привык к хорошему espresso, - ответил тот, поднимаясь с постели.
«Вот дерьмо, и почему я тоже люблю по утрам пить espresso? – недовольно подумал Каеде, плетясь по коридору на кухню, где, на его удивление, даже никто не спал. – Быть наедине с этим иностранцем и даже не разнести ему физиономию при первом же случае – это так тяжело», - снова пробежали мысли в голове.
Каеде ненавидел иностранцев всеми фибрами души, ненавидел так, что, убивая очередного, получал определенное удовольствие, почти сопоставимое с оргазмом. Ему кружили голову запахи страха и крови, каждый раз, когда он загонял в угол очередного похотливого мужика, что хотел снять его в Кабуки-тё, приняв за девушку. Парень чувствовал себя обязанным избавить Японию от любопытства и похоти этих отвратительных ублюдков, которые считают, что за деньги можно все.
Каеде был из достаточно обеспеченной полной семьи, у него был брат и сестра. Мать не работала и почти целыми днями занималась домом и воспитанием детей, впрочем что безропотно сносила, несмотря на то, что ей явно не хватало какой-то отдушины. Ее звали Джунко, она была на пять лет младше своего мужа, успешного служащего строительной компании, который почти целыми днями пропадал на работе, а по вечерам только спал.
Сестра Каеде по примеру матери всегда мечтала выйти замуж и иметь нескольких детей и постоянно возилась с мальчиком, потому что в семье он был младшим ребенком и от отца ему заботы никогда не доставалось, мать же предпочитала в этом отношении первых двух своих детей. Старший брат учился в университете, чтобы пойти по стопам отца. Только сам Каеде метался где-то посередине, не зная куда идти и к чему стремиться в жизни.
Каеде знал, чего он хочет, только прижимаясь к сестре, вместе с которой они часто пережидали грозу в гостиной, устроившись под теплым пледом, когда отец с матерью и старшим братом уезжали ненадолго на отдых. Ему хотелось найти человека, который сможет вдохновлять его к жизни, как это делала сестра. Она разговаривала с ним на различные темы, говорила такие вещи, которые само по себе японское общество возводило в ранг ненормальных. Она говорила, что Каеде, прежде всего, должен жить ради себя и для себя, а не для общества и на благо общества. Она постоянно повторяла, что он никогда не должен заставлять себя терпеть что-то, что должен сам найти дорогу в жизни и не слушать того, что говорят ему родители. Утверждала, что старшие не всегда правы. Что возраст, не дает им право судить младших. И Каеде ей верил.
На всю жизнь ему запомнились слова сестры, которые обрели подлинный смысл только спустя несколько месяцев. Сладкое покрывало счастливой семейной жизни слетело в ту ночь, когда Каеде снял телефонную трубку стоящего в его комнате аппарата и услышал разговор отца с его любовницей. У женщины был явный иностранный акцент, но мальчик смог четко разобрать все слова. Она советовала отцу убить свою жену, потому что она мешает их отношениям, но тот тут же возразил, не зная, как объяснит такое детям. Женщина сразу же нашла выход, предложив убить и детей тоже. «Ты задушишь мальчишку, а я девчонку, - совершенно спокойно рассудила она немного хриплым голосом. – Твой старший ведь с вами не живет? А потом ты сможешь, наконец, уехать из этой проклятой страны, чтобы жить со мной».
От страха и ирреальности всего происходящего Каеде тут же бросил трубку, даже не подумав, что на линии это могут заметить. Однако отец, видимо, не придал значения небольшим помехам, потому что ничего не сказал сыну.
С тех пор Каеде почти не мог спать, боясь, что однажды отец войдет в его комнату и задушит его подушкой. Он потерял аппетит и стал быстро худеть, пока не начал походить на нечто полупрозрачное с совершенно белой кожей, имевший немного желтоватый, молочный оттенок, совсем не походившей на кожу японского школьника. Сколько бы он не проводил на солнце, на берегу моря, загар никак не хотел липнуть к коже, моментально слезая, как только она становилась немного темнее обычного.
Прошло несколько месяцев в напряжении и постоянном страхе, ожидание сжирало Каеде целиком, постоянно копошилось в нем, будто назойливый паразит, выедая его изнутри. Он стал таким худым, что сестра забеспокоилась о его здоровье и стала расспрашивать, что происходит, почему он отказывается от еды, почему под глазами у него постоянные черные круги. Мальчишка кое-как, запинаясь, рассказал ей о том, как он боится теперь отца, как боится, что он убьет Джунко.
Каеде молил сестру о том, чтобы они скорее бежали из дома, но та просто не могла бросить мать, но и рассказать ей об этом – означала похоронить заживо, ведь всю свою жизнь она посвятила отцу. Убежать они так и не смогли.
Буквально через несколько дней Джунко исчезла, даже не попрощавшись с детьми, отец же сказал, что мать уехала к источникам отдыхать. Каеде не верил ни единому его слову. В тот же вечер отец на ужин приготовил мясо и заставлял мальчика его есть, чуть ли не насильно. Каеде сопротивлялся, как мог, потому что ему постоянно казалось, что отец заставляет его есть собственную мать. Когда сестра упросила его съесть хотя бы немного риса, мальчишку стошнило, поэтому он закрылся в уборной на несколько часов.
Каеде все думал, сходил ли с ума или все это взаправду. Его трясло, когда отец стучал в дверь и приказывал выходить, но даже приоткрыть дверь тин боялся так, будто страх стал его естеством, заполнил все пространство внутри и разрывает его в клочья. Он чувствовал, что отец за дверью, даже когда все стихало. Думал, почему не слышно голоса сестры. Наверняка, они уже убили ее и теперь хотят разделаться и с Каеде, который никак не понимал, за что ему это, почему этот ужас творится именно с его семьей.
«Чем мама хуже этой иностранки с прокуренным голосом? Может быть, Юко права? Послушание не то, что нужно ценить… послушание и самоотверженность – совсем не те качества, которые могут быть кому-то нужны», - он проглотил подступившие к глазам слезы и резко встал с кафельного пола, глядя на дверь. Мальчишка тихо щелкнул замком и приоткрыл дверь, осторожно выходя в коридор. В доме было тихо и темно, будто вовсе никого не было, поэтому он так же тихо стал пробираться к своей комнате.
Каеде вскрикнул, когда в его запястье впились жилистые пальцы отца, которые тянули его прямо в тошнотворную жижу тьмы. Душераздирающе завопив и упираясь ногами в пол, мальчишка схватил первый попавшийся под руку предмет и с силой саданул им по голове родителю, заставив его тихо заскулить. Осколки разбитой вазы впились в кожу отца и лишили его глаза.
Тин рванулся в свою комнату, где, бездумно схватив свой рюкзак, выпрыгнул в окно прямо в том, в чем был. Ледяной воздух с силой стегнул по лицу. Сердце, казалось, остановилось. Перед ним стояла та самая женщина, любовница отца, которая заставила его убить Джунко и…
Бездыханное изуродованное тело сестры валялось возле ног женщины, сжимавшей в руках железную бейсбольную биту. Она была сухая и совершенно отвратительная на вид, а ее глаза. Таких глаз мальчишка еще никогда в жизни не видел. Они искали его, словно глаза бешеной собаки, желающей передать смертельную болезнь своей жертве. Опухшие, налившиеся кровью. Под ними залегли глубокие тени.
- Ю… ю… - Каеде захлебывался ужасом, пятясь назад, и тут же наткнулся спиной на стену дома, - ЮКО! – его глаза блеснули яростью и ненавистью, когда он отбил удар биты наполненным вещами рюкзаком и выбил из рук женщины оружие, повалив ее наземь. Бросился за ним и тут, же почувствовав, как длинные ногти впились в лодыжку, схватил биту и ударил по запястью. Раздался хруст, женщина всхлипнула и завыла. Внутри мальчишки поднялась волна ненависти. Он сжал рукоять крепче и ударил женщину по лицу, будто физически ощущая, как ломаются и крошатся ее зубы, отчего легкая дрожь пробегала по телу, начиная кружить голову.
Каеде уже замахнулся, чтобы еще раз ударить, но услышал спешные шаги отца и его неразборчивый голос во тьме спящей улицы. Он бросил биту, схватил свою ношу и, перемахнув через живую изгородь, помчался по дороге прямо в домашних тапочках, отчаянно цепляясь за лямку рюкзака, а потом резко свернул в переулок, ведущий к автостанции.
Их дом находился в пригороде, совсем недалеко от Токио, что родителей всегда устраивало, но теперь оставаться в этом небольшом поселении для Каеде казалось просто сумасшествием. Даже куда большим сумасшествием, чем бродить по ледяному мегаполису в полном одиночестве. Мальчишку сотрясала мелкая дрожь, а в памяти постоянно всплывало обезображенное лицо сестры: окровавленные, разорванные губы, чуть ли не размазанный по лицу нос и пустые глазницы, из которых текла странная жидкость.
Каеде мотнул головой и опустился на скамейку на остановке в надежде, что еще не пропустил последний автобус. Хотя, какой может быть автобус ночью? Мальчишка покопался в рюкзаке и, выудив оттуда пакет с формой для занятий физической подготовкой в школе, сменил тапочки на кеды. Он поднял голову к немому небу и стал смотреть на звезды в ожидании. Чуда.
Если это можно назвать чудом, прямо перед ним остановилась немного помятая иномарка восьмидесятых годов, откуда высунулся мужчина среднего возраста и спросил:
- Эй, парень, тебя не подвезти? – его голос был немного хриплым, но в то же время достаточно мягкий говор скрашивал это.
- Я еду в Токио, - тут же отозвался Каеде, которого уже не волновало то обстоятельство, что он собирается сесть в машину к незнакомому человеку. После того, как тебя пытается убить собственный отец, который до этого порывался накормить всю семью отличной вырезкой твоей матери, чувство опасности начинает постепенно атрофироваться.
- Тогда залезай, - тут же оживился мужчина, открывая дверь и приглашая тина сесть на пассажирское сидение.
Каеде бродил по городу, в районе школы в такую рань никого не было. И кому может вздуматься в пять часов утра гулять? Только одинокий мужичок с собакой бегал на стадионе трусцой, не обращая ни на кого внимания, даже на черноволосого мальчишку, сидящего на пороге школы и внимательно за ним наблюдающего.
Колючее весеннее утро чувствительно щипало за нервные окончания, заставляя мальчишку чуть заметно вздрагивать и трепетать от каждого шороха, столь неожиданного в утренней тишине. Он не знал, куда ему идти и что делать, но оставаться в прежней школе и вообще там, где отец легко смог бы его найти, казалось просто невыносимым.
Очередная ночь без сна оставила на осунувшемся личике Каеде темные пятна, залегшие под глазами, налившимися кровью от напряжения. Он не знал теперь, когда снова сможет заснуть. Невыносимой была мысль о том, что сестра оставила его, так просто отдалась в руки убийцы. Мальчишка ненавидел ее за это. «Почему… почему она не боролась? Неужели она давно хотела?.. Хотела оставить меня одного, - на глаза навернулись слезы, но сил плакать просто не было. – Только не смей заснуть, Каеде! Не спи! Иначе ты превратишься в тень…»