"Они пошли в ущелье всемером. Не ищите упоминаний об этом походе в отдающих нафталином загримированных под правду при помощи цитат из архивных бумаг книгах в пафосных переплетах, пусть даже они манят читателя кичливыми заголовками типа "вся правда о войне". Кстати, подобные заголовки больше годятся для таблоидов, а не для книг, претендующих на правду о беспредельном позоре великой державы. Этот поход был махоньким эпизодом этого позора. Никому этот эпизод не принес славы, никого не опозорил. Не все участники этого похода дожили до дембеля. Светлая память погибшим, привет живым...
Как ни крути, а гарнизону Хоста требовались продукты и боеприпасы. Хотя, в частных беседах рекруты, входящие в зеленую армию, честно признавались, что все привезенное нашими колоннами два раза в год, делилось по справедливости с душманами. А справедливость там звучала так: кто сильнее, тот и хозяин. Сильнее были душманы. Да и как им не быть сильнее, если из Пакистана в эти места пролегла не тропа, а полноценная накатанная дорога. А у нас дороги не было. Чтобы попасть в долину перед поворотом на Хост, надо было продраться по единственному ущелью, дорога шла прямо по реке. Это была не наживка, а добыча. Духам не надо было гадать, все было расписано четко. Пехота выполняла свою ишачью работу - карабкались на господствующие высоты, прикрывали колонну, спускались, снова карабкались...Все это действо напоминало нерест осетровых. Какого члена им не нравится нереститься в спокойной воде, обязательно надо подняться вверх к началу реки. Желающих поживиться мясом безумных хватает. Обреченная рыба прет и прет. Тут только ленивый не станет рыбаком. Ленивых среди пуштунов, обитающих в тех краях, было мало. Рефлекс, приобретенный нашими вооруженными силами - брать не умением, а числом трупов - еще в прошлых войнах, успешно закреплялся и на этой бессмысленной бойне...
Они пошли в ущелье всемером. Это не был рейд по уничтожению врага. Это не планировалось командирами, раздувающими щеки у карты, разрисованной непонятно зачем штабными писарями. Все равно взаимодействия не было. Все равно стреляли в своих. Артиллерия накрывала высоты со своими во главе с орущим в беспорядочный эфир усатым капитаном-комбатом, похожим на Чапаева: "Сука, ты слышишь меня, я сам тебя пристрелю, если хоть одного моего карандаша зацепит!"- поздно. Уже вызвали вертушку, чтобы загрузить пацана с дырой в затылке, из которой шел пар. Мозги на вертеле - такое меню выбрала себе сегодня смерть. Парня наградили. Посмертно. В знак благодарности от родного афганского народа. Откуда появилась тут родня у пацана из далекого уральского села? Не ведомо. И конечно, напишут, геройски погиб. А он мирно спал, прислонившись к стенке укрытия. Голова возвышалась над краем ямки. Снаряд упал в полуметре. Боги были довольны. Жертвоприношение состоялось. Агнца-героя загрузили в прилетевшую вертушку, и она как кондор-падальщик понеслась над горами, поросшими редким кедровником...
В состав семерки никого не отбирали специально. Семерка образовалась просто. Сама собой. Есть какой-то смысл в числах? Возможно.
- Лишнего ничего не берем. Лифчики и автоматы.
- Рацию?
- Ты что охмурел? Если ты начнешь кряхтеть в эфире, ротному крышка - комбат узнает, отдаст под суд.
- Ясно. Мы ушли сами.
- Никто нам не приказывал.
- Никто не знал о нашем уходе.
- Сами ушли - сами пришли.
- Или пропали.
- Сами...
Там горы не высокие. Там горы не лысые. Там растут кедры. Там ели так хранят тайну, что от нее веет могилой. Идешь по тропе - там применялась тактика ночных восхождений, чтобы лишить духов преимущества засады, ведь ночью по вспышкам легко вычислить стреляющего - мимо такой ели вековой, а мурашки так и шевелят волосики. Ну, очень темно под елкой. И страшно от этой темноты. Но темнота сама не убивает. А вдруг она там под елкой не сама? От таких мыслей не сходят с ума. Просто такие мысли мешают выполнять боевую задачу. Значит, мысли прочь!...
...Вполне возможно, что их уход остался незамеченным. Вышли утром. Их пошли провожать еще человек пять. Провожали до сигналок. Там и условились встречать. Для остальных - группа ушла проверить сигналки и наблюдать оттуда за ущельем. Желтоватый песчаный пологий отрог словно щупальце осьминога, извиваясь, скрывал свое начало в ущелье. По дну ущелья текла речка. Берега речки покрывал лес.
- Стоп. Смотрим. Сарай.
- Стойло.
- Конюшня.
- Свежий конский помет.
- Лежбище.
- Почти теплое.
- Сломленная ветка еще не засохла.
- Ночевали.
- Разминулись.
- Заминировать бы.
- Нечем.
- Хоть гранату на растяжку поставлю.
- Шаришь.
- Уходим.
- Не забыть о растяжке при возвращении.
- Мрак.
- Дальше.
А дальше по ущелью вела хоженая тропа вдоль речки. Через километр река, а с нею и тропа уводили вправо, огибая выступ. За выступом открывалось райское местечко. Скалы расступились, образовав круглый пятак метров сто в диаметре. Ровный. С песочком по берегам речки. Пляж и кайф. Кайф представлял собой бассейн, образовавшийся в результате запруды из камней и каменной кладки по бокам. Чуть в стороне лежал большой камень. Его поверхность искрилась на солнце. Желтизна породы под золото. Вокруг пятака - густые заросли. Почему-то вспомнилась сказка Киплинга. Вот сейчас выскочит из кустов Маугли и заявит, что мы с ним одной крови...
- Размечтался.
- Все - пошли.
- Так, тропа дальше как в кисловодском парке.
- Значит, где-то рядом.
-Угу.
- Все помнят, что делать надо?
- Главное, быстро и без шума.
- Главное, не обнаружить себя и вычислить их раньше.
- Мрак.
И все-таки это были мальчишки. Они видели не одну смерть, но война не смогла вытравить всю романтику авантюры из их душ...
Метров через триста тропа разделилась: стежка пошире пошла по искусственной насыпи вдоль ручья, а тропка поуже нырнула и пошла вдоль насыпи в метре ниже. Как удалось ангелу хранителю направить одного из семерки по этой неприметной тропке, мне не известно. Это и есть судьба. Шестеро пошли по верхней тропе, один - по нижней. Шагов через тридцать сверху раздался шепот:
- Змея.
- Точно, кобра.
- А где Дохтур?
- Он ниже. Похоже, это он ее выгнал на нас...
А Дохтуру в это время было совсем не до змей и красот.
Все внимание его было приковано к спине. К спине пуштуна. Пуштун сидел над ручьем и умывался. Шум ручья не позволил ему расслышать шепот о кобре. Автомата при нем не было. Метрах в двадцати среди деревьев стал различим большой каменный дом. Не дувал, а именно английский дом в два этажа. Это еще больше напомнило сказку Киплинга. Но тут не до сказок. Душман оглянулся на треск сломанной ветки. Дохтур перехватил его взгляд, держа правой рукой направленный в сторону духа автомат у бедра, второй рукой подал знак пуштуну молчать. Ошарашенный неожиданностью встречи с одиноким шурави тут, где шурави не бывали никогда и не должны были быть, пуштун подчинился. Может, он принял Дохтура за Маугли, как знать. Все это длилось секунды. А тут к месту встречи вышли и остальные. Это была удача. Так легко заполучить заложника никто даже не мечтал. Теперь на крыльях неожиданности все получилось как по нотам. Таджемон знал не только фарси, но немного и пушту. Знания пушту хватило, чтобы объяснить этому первому встречному цель визита, а также то, что если будет вести себя правильно, останется в живых. Пуштун не стал включать дурака и покорно перешел на фарси, который он, конечно, знал не хуже нашего таджемона. Пуштун что-то крикнул, семеро рассредоточились и взяли на прицел окна и калитку дома. Вскоре калитка открылась, и из нее вышла девушка лет шестнадцати. Девушка шла по тропе в нашу сторону, не видя нас. И вдруг она увидела отца и шурави. Вскрикнуть хотела, но быстро закусила кулак и прикрыла свое красивое лицо рукавом. Удивительные создания - эти афганские женщины. Они столько знают. Они столько работают. Диву даешься, почему там не матриархат. На фоне мужчин афганки просто воплощение мудрости, ума, трудолюбия и красоты. Под гнетом работы красота быстро сходит с их лиц. А мудрость остается.
Выслушав наставление отца, девушка быстро удалилась назад в дом. Потянулись минуты ожидания. Но вот калитка распахнулась, и из нее вышла наша знакомая и еще две женщины. Каждая несла в руках по два мешка, в которые были упакованы продукты - сушеное мясо, лепешки, сахар, чай...
Да-да именно за продуктами ушли эти семеро в свой рейд. Трое суток рота сидела без провианта на горе. Туман и дожди не позволяли вертушкам забросить сухпай, вот и пошли...Дорога назад прошла без приключений, дух вел себя покорно, его отпустили со связанными руками, когда миновали уступ. Теперь рывок, и там уже начнется подъем, а там и до дозорных рукой подать.
- Ну, вы даете...
- Все нормально.
- Принимай жратву.
- Смотрите, чтобы всем досталось.
Ротный не подал виду, что переживал. Только буркнул:
- Все нормально?
- Так точно.
- Как назло, только ушли, и распогодилось.
- А в ущелье там солнце вовсю.
- Обещали скинуть сегодня сухпай.
- Товарищ старший лейтенант, а медик с коброй в кустах зажималься...
- Не зажималься, а культурно беседовал, голова твоя нерусская...
Эх, хорошо воевать, когда все хорошо кончается.
На следующее утро комбат организовал поход за водой. Через высоту, занятую нашей ротой, прошла группа водоносов, ротный выделил троих и из нашей роты. Пошли молодые. Старшим - НШ батальона. У реки их ждала засада. НШ и еще пятеро...
Всех представили к наградам. Посмертно.
Колонна довезла все до Хоста. Мы ушли обратно. Все привезенное колонной было поделено. По справедливости..."- рассказчик незаметно для себя перешел в конце рассказа с "они" на "мы"...все очень просто: рассказчиком был Дохтур...
- Светлая память...
Не чокаясь...