Блюхнер хмуро почесал затылок. Хотя, может ли быть почесывание хмурым или весёлым, едва ли. Затылок начинал лысеть неправдоподобно рано. В этом заключалась великая тайная печаль Блюхнера. Итак, он почесался.
- Друзья все валят за границу. Колбаса дорожает. Работа не ищется. Лысею. Творить надобно!
Творчество Блюхнера заключалось в беглом просматривании текстов. После этого он выдавал кашеобразную рефлексию кем-то обозванную критикой. Творить Блюхнер начинал, дабы оправдать безделье, негой струившееся по его телу. Хотя, может ли безделье струится, едва ли.
Патитуська окончательно ушла в футбол. Не в большой, а в маленький, телевизионный. Критика перестала вызывать у неё истому гипофиза. Футбол, ого, конечно, да! Безусловно! Кубань - Москва, 4-1! Непрерывная истома, длинной в два матча!
Пишет Патитуська.
Бугага, кхе-кхе, бла-бла-бла… ой.
Пишет Блюхнер.
- Вот что бывает, когда писать не о чем! Флудяра-хулиган…
- Колбаса дорожает, понимаешь?! – с надрывом воскликнул Блюхнер.
- Сам флудяра – диаложник. Однострочный графоман…
Кстати, а кто теперь в Копирайте главный?