Наваждение

НАВАЖДЕНИЕ

Зимой вечера длинные как чубук турецкого кальяна. Это время года способное на любой холод, тем не менее, привлекает меня своей противоположностью лету. За окном, разрывая снежные невода, гудит вьюга. Я сижу, закутавшись в теплую конскую попону. Мы пьем морковный чай вприкуску с желтоватым, пахнущим махоркой сахарином.
- Эх, Расея, Расея, неспокойное семя,- вздыхает мой собеседник, шевеля густыми, будто нарисованными бровями,
- Да,- я взглядываю в окно, где, как мне показалось, мельк-нула зловещая тень,- лютует.
- Не то слово.
Вновь наступает тишина, нарушаемая всхлипами- это мы удовольственно засасываем в себя огненные струи кипятка.
- А что, отец, много ваших к красным ушло?- спрашиваю, а сам невольно прислушиваюсь к тому, что происходит на улице. Парфен, насупясь, молчит, потом растребушив бороду, осатанело дует на блюдце, наконец, отвечает;
- Где уж там много. 0дин Климка Рваный, да и тот не нашенский - городская птаха.
- Я слыхал, он у вас здесь землемером служил. Ученого ума человек, значит.
- Ученый-то он ученый, да ум у него дроченный. Все чиркулем размахивал. Да мы чиркуль - то ему и поломали на Пасху. А он Нюрку Гнырину обрюхатил и сбег в красные.
Указательный палец Парфена, удивительно белый и холеный для землепашца, тянется к губам:
- Тс-с-с.
Я постепенно начинаю понимать, что мужик этот себе на уме, а при случае может и обушком приласкать. Позовет в чуланч¬ик, глякось, мол, какой тут у меня шахер-махер. И дверь за собой тихонько прикроет, чтоб без шума было.
За окном слышится громкая немецкая речь. Парфен оборачива¬ется:
- Гутен таг, майн либен сударин - барин.
- Гутен морген, пес-рыцарь,- говорю мстительно и кричу что
есть мочи, - Я - Котовский, ноги на стол!
- Котовский?!- моргая белесыми ресницами, спрашивает Парфен¬,- Григорий Иванович?
- Григорий Иванович,- злорадно отвечаю я.
- Я сам, Григорий Иванович,- кричит, брызжа слюной, мой оппонент.
- Не знаю какой ты Григорий Иванович, а я самый что ни на есть Григорий Иванович Котовский, - говорю я со значением.
- Нет, это я Григорий Иванович Котовский,- настаивает Парфен.
- Вот у меня и предписание есть, читайте, читайте, и сует мне в лицо какой-то засаленный обрывок.
Машинально читаю: "Предъявителя сего считать Комендантом Земного Шара.
Меня бросает в холодный пот, я безуспешно пытаюсь понять, кто же я такой: Григорий Иванович? Цезарь Борджиа? Ллойд Дж¬ордж или Тайный ****ат Ее Величества.
И вдруг, озаренный внезапной мыслью, достаю дрожащими па¬льцами из кармана галифе свой мандат, где черным по белому написано: Биль- Белоцерковский, мещанин Олонецкой губернии. Я аккуратно сворачиваю свой документ и, скрывая замешательст¬во, говорю:
- Григорий Иваныч, Григорий Иваныч, много вас тут развелось Григориев Иванычей. Ходют тут личность удостоверяют. Вынюхивают,- и выхожу, громко хлопая дверью.
Ну и ****а со мной приключилась.
 Наваждение какое-то.