Шутка в бане

 
 Мужики выгружали, поступающий в стратегический запас, уголь. Тяжелая, грязная и пыльная, приводившая к черной, исторгнутой тяжким кашлем, мокроте, работа.
 Норма - один вагон на человека. В стремлении заработать лишнюю копейку многие берут, иногда, второй, чтобы уже в свое личное время порезвится на калымной работке.
 Деповская баня, стараясь вывести въедающуюся угольную пыль, работает круглосуточно.

 Жаркое чрево бани отпаривает очередную партию, избежавших фронта, благодаря брони, мужиков.
 Намыливаясь дефицитным, выданным по спецталонам, едким и почти черным мылом, они в разнобой говорят обо всем. О бабах, фронте, огородах, а иногда, незлобиво подшучивают, подначивают друг друга.
 Федька, молодой, лет двадцати парень, не попавший на фронт из-за такой же брони и в детстве выколотого проволокой глаза, оглядывается вокруг. Он уже почти помылся. Его энергичные натура и руки не находят себе места от скуки размеренного разговора уставших мужиков. Он обводит ястребиным взглядом голых мужиков в надежде развеять эту скуку.

 Объект для шутки был найден.

 Давыдка, лет сорока, сильно заикающийся, с впалой грудью и впалым животом, мужик, экономя дефицитную мыльную пену, наклонился над шайкой. Намыливая не стриженую, заросшую голову, широко расставил, при этом, ноги.
 От этой позы, его, внушительных размеров мужская гордость сменила дислокацию и из передней переместилась для обозрения в анфас и гордо качалась, как язык набатного колокола, в такт движениям рук.
 Эта живописная картина и необычный ракурс побудили одноглазого шалуна к действию.

 Федька встал за спиной Давыдки и, выбирая среднее положение маятника, просунул руку между ног, ухватил его своей мозолистой пятерней и начал тянуть, стараясь достать им до выпирающих Давыдкиных лопаток.
 Давыдка, чувствуя свою полную беззащитность и увеличивающийся дискомфорт, безошибочно угадав нарушителя, почти не заикаясь, на всю баню взревел: «Федяка, п-п-пусти, убью, т-т –твою мать!».
 Федька мгновенно понял, что с шуткой несколько переборщил, но отпускать захваченное не торопился.
 До него дошло, что пока он держит сей предмет, как пятку Ахиллеса, Давыдка, извиваясь как хорек в кулемке*, достать его не сможет. Он, легко, как штурвалом самолета, регулировал в пространстве положение бедного узника.

 Мужики, у кого не было на глазах мыла, захлебываясь ржали, а намыленные быстрее протирали глаза, чтобы не пропустить бесплатного концерта.

 Давыдка, справедливо сознавая, что руками обидчика не достать решил использовать подручные средства. Он схватил шайку и, ни чего не видя, по наитию, пустил ее, с нарастающей скоростью по круговой, надеясь, что в конце траектории она сразит неприятеля. И сразила бы.
 На беду, на линии траектории, точно рассчитанной Давыдкой, стоял, как Афродита в пене, намыленный Антон. Мужик по комплекции, копия Давыда.
 Шайка, пущенная Давыдкой, точно угодила ему в зубы, которые через разбитые губы брызгами разлетелись по бане.
 Взъярившись, не обращая внимание на выедающее глаза мыло, он кочетом налетел, на ничего не понимающего и согнутого по инерции Давыдку.
 Федька, еще под звон выбитых зубов, бросил объект шутки на произвол судьбы и, не ожидая конца начавшийся драки, рванул на выход, справедливо считая, что скоро его будут бить.

 Не одеваясь, схватил одежду и на улицу.
 На крыльце столкнулся с банщицей, молодой еще бабой, онемело смотревшую на голого Федьку.
 «Ольга»,- брякнул на ходу Федька- «я к фельшеру, там Давыдка с Антоном ошпарились, помажь их, пока, ёдом».

* кулемка , куленка –ловушка на пушного зверя давящего действия.