Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих
(Иоанн, 15:13)
Вечернее солнце красным полукругом стоит над верхней границей леса. От веранды дорожка убегает к зеркалу озера, в котором отражаются деревья и крыши хозяйственных построек. Я докуриваю сигарету, возвращаюсь в дом. На экране монитора – наброски романа, в котором я хочу описать события, происходившие со мной в пору моей далекой молодости.
Я включаю проигрыватель. Группа «Мираж», альбом 1989 года. В то время, когда серые змеи людских очередей кольцом душили продуктовые магазины, от песен двух темноволосых девочек веяло эротикой и оптимизмом. Это был непревзойденный взлет советской попсы времен заката империи.
В начале 90-х я служил под Красноярском в танковых войсках. А Юля стояла за прилавком валютного универмага «Березка» в Москве. Юле нравились щеголеватые фарцовщики, еще она любила фотографировать и рисовать в блокноте. В письмах она рассказывала мне о столичной жизни и знаменитостях, а я писал ей о солдатских буднях и красоте сибирской тайги.
После выхода на гражданку я решил отправиться к Юле. Однако я хотел предстать перед ней не танкистом-дембелистом, а при деньгах и во фраке. В общем, не успел рассеяться дембельский угар, как я пустился на поиски криминальной удачи. В ночных барах, среди бандитов и проституток, я мечтал, как подъеду на белом «мерседесе» к Юлиному дому. В результате, правда, я не приобрел ничего, кроме условной судимости за хулиганство и диагноза «гепатит С». Я вышел на дистанцию, в конце которой на финишной ленте написано «смерть». Мне исполнилось двадцать пять.
Я хотел разыскать Юлю, но потом одумался: зачем я ей нужен после стольких лет, да еще и бракованный. Я стал много пить. Приступы боли в области печени предупреждали меня о том, что конец близок. Когда боль усиливалась, я завязывал на какое-то время. Тогда я накачивал себя транками и жил в придуманном мире, где мы с Юлей вдвоем. Деньги на дорогие таблетки заканчивались, и я снова принимался за дешевую водку.
Однажды, возвращаясь из кабака, разумеется, в сильном подпитии, я увидел на тротуаре какое-то грязное животное. Это был бездомный пес, я видел его и раньше. Я поманил собаку за собой. Мы вместе вошли в мою комнату, провонявшую табаком и спиртным. Но пса это не смутило. Я жил на первом этаже хрущевки в подмосковном городе Видное. За комнатенку приходилось выкладывать почти половину того, что удавалось добыть случайными заработками. Я накормил собаку и пристроил ее в прихожей.
Каждый день я выводил своего нового друга на улицу. Иногда мы подолгу сидели на берегу городского пруда. Я пил пиво, а пес сонно глядел на воду и изредка, щелкая пастью, ловил обнаглевших мух. Я давал ему множество имен, но ни одно из них он так и не принял. Я перестал придумывать ему клички, после того как убедился, что пес абсолютно глух. Когда я приходил домой пьяным, я бил пса, если он слишком медленно шел встречать своего хозяина. А потом я ложился на паркет, обнимал его за лохматую шею и плакал. Я рассказывал глухому псу про свою жизнь, а он меня слушал.
На одной из прогулок пес сожрал что-то, от чего потом блевал кровью и задыхался. Я думаю, это был протухший кусок мяса или кость, которую забыли подобрать бродячие собаки около мусоросборника. Пес ложился на спину, его глаза делались стеклянными. Он почти не дышал. Я сидел над ним и не знал, как ему помочь. Мне вспомнилась картинка из Библии, старой книги, найденной мною много лет назад на детдомовской свалке. На пожелтевшем листе мужчина с бородой воздевал руки к небу, а оттуда лился чистый свет. Это Моисей призывал Господа помочь ему в его нелегком труде.
Я на секунду представил себе, что бы я сделал, если бы умирающий пес был Моисеем, ну, а я – Господом Богом. Тогда я положил ладонь на живот пса, и представил, нет, скорее, приказал тому, что мучило животное, тому, что гнездилось у него в животе и медленно убивало его, я приказал этому черному сгустку выйти из его тела. Моя рука начала медленно тяжелеть. Я чувствовал, как темная энергия покидает пса и, впитываясь в руку, растекается холодным свинцом по моему телу.
Ощутив сильную слабость, я отнял ладонь от песьего живота. Мои руки и ноги отнялись. Я покорно лег рядом с собакой. Когда жесточайший приступ боли разрубил мою печень пополам, я бы закричал, если б мог. Я понял, что умираю. И тогда я сказал себе: «Пускай лучше сдохну я. Мне по***. Жизнь свою за други своя». Серебряная тень пробежала по потолку. Мириады светящихся молекул потянулись ко мне. Синяя, чуть светящаяся дорожка спустилась сверху ко мне. Я видел, как черные хлопья недуга поднялись от моего живота и растворились в синем свете.
В справке о повторном анализе на гепатит С значился отрицательный результат. Когда я выходил из поликлиники, мои руки дрожали сильнее, чем во время самого жестокого похмелья. Я сел на бордюр под кустом сирени и просидел там несколько часов кряду, пока ко мне не вернулась способность соображать.
Первым делом я разыскал Юлю. Она открыла дверь в кухонном фартуке, совсем не удивилась, увидев меня, а только сказала: «Я думала, ты умер». Я вошел в ее дом, как пес когда-то вошел в мой.
Он прожил с нами еще шесть лет. А потом он исчез. Больше я его не видел. Иногда мне кажется – вот я открою дверь, а он сидит на пороге. Я думаю, он глодает сахарную кость в песьем раю.