царьева жена...
Луша Галушкина
Жила-была Лена. И жила она с мужем. Жила она с мужем на берегу белого моря. На берегу белого моря их обволакивало белесое небо. Белесое небо обволакивало нежностью. Тела переплетал северный ветер. Северный ветер переплетал тела страстью. Морские волны шептали… любимая… Любимый отвечало эхо морским волнам…
Давным – давно это было.
Лена сейчас живет в другом городе. Живет с мужем - у них нет детей. Как нет белого моря, белесого неба, свежего ветра, морских волн. Только ей часто снится сон, что она идет ко дну белого моря, ноги путаются в ламинарии. Лена начинает задыхаться и просыпается.
Они с мужем прошли обследование. За результатом Лена пришла одна. Муж был уверен, что причина в Лене. И, сидя у врача, она ждала приговор себе. Врач долго рассматривал мелко исписанный листок. Потом посмотрел на Лену и сказал, что она может родить ребенка, но не от мужа.
Лена вытащила из сумочки все деньги, что были у неё, плакала, уговаривала доктора написать, что причина в ней. Ведь она его любит, и будет жить с ним и без детей. Доктор денег не взял, но бумагу переписал. Она лежит в комоде.
Но муж стал приходить домой все позже и позже, принося в дом чужие запахи. И Лена задыхалась то от сладости, то от терпкости, то от липкости. Но всегда радовалась его приходу, брала в руки его пальцы и прижимала к своим губам. А у него то спина болит, то устал на работе, то не до неё сейчас.
Вот и сегодня его нет. Лена выключила свет, села на подоконник, подтянув колени к груди. В доме напротив заплакал ребенок. В одном из окон загорелся свет. Лена увидела женщину, которая пальцами провела по соску, потом подняла грудь, пробуя её на вес, и приложила к ней ребенка. Женщина говорила что-то ласковое ребенку, а ей казалось, - что успокаивает она её.
Лена коснулась своих сосков... тело было еще молодым. Она еще может родить…Но как же она будет жить …жить без него она не сможет… Нет! Она любит его.
Одна слеза за другой покатились из её глаз, плечи затряслись... раздался пульсирующий звонок телефона.
-Ты для меня старая стала, я хочу ребенка, прости, - сказал муж.
Въстала обида въ Лене за съвое рачение пошла косно къ дъну хъладного плещучи моря.
Ноги запутались в водорослях - погас свет. Она шла наошупь, натыкаясь руками на камни, ... а за ними визг, говор, хохот, лай собак. Под ногами - кучи золы, старое тряпье, помои, битые кувшины.
Её хватали чьи-то губы, и пахло рыбьими пузырями. В руки совали пятаки, и пахло жалостью.
Только северный ветер был свежим, и она хватала его ртом.
Но навстречу уже летели стражники с факелами, они заломили ей белы рученьки. И ноги в чулках шелковых волочились по булыжникам, а её шляпа долго катилась черным кругом по улице. Мужики в армяках во след ей плевали, а бабы в сарафанах тихо шептали:
"Соломония... жена Царьева, Соломония... Царем брошена."
Ох, касатики лихо - лихо ей, ох, соколики лихо - лихо ей, - распевали колокола соборов.
За нею шла толпа. Среди них гончары, кузнецы, сажею выпачканные. Девчонка, конопатая, под горшок стрижена, кричала всем радостно: "Комедия КлабЪ скоро будетЪ." На нее два солдата цикали. А Васек, пионер, прыгал козликом, дули всем показывал, да плевал на афишу кина Тарантино. Толстый боярин в очках, да с бутылкой smokeheada в руках всем выпить предлагал. Катерина из «Грозы» картинно на землю бросалася. Мужики в мокроступах с тросточками в руках о чем-то с нею шепталися.
А на площади дожидались царь с молодой царевною, окруженные боярами.
Те в руках держали шесты с укрепленными на верхушке пучками травы, конских волос и ярких перьев птиц.
А ведь раньше она была Мииллаая. А сейчас лежит стражей битая.
И народ роптал: "как же так при живой то супружнице...Отче...сердце кровью то обливается. Ой, касатики воли хочется, ой, соколики волю дайте ей."
Вышел Вася - царь с бичом в руке, да как топнет ногой:
"Подите прочь, смерды! А ема в монастырь, не надобна ми си...у ма си жена молода и краса".
Лена сбросила куколь монашеский, и давай каблуками топтать и рвать его, приговаривая:
"Не Соломония я, а Елена Прекрасная. А Василий не царь, а купи - продай. Поменял он меня на рылу крашеную, а ведь ручки и ножки зацеловывал."
Бич со свистом щелкнул над ней. Повалилась она, стала от боли корчиться.
Кто-то крикнул: "бесноватая." Подхватила толпа: "бес...бессноваттая,"
разбегаясь в разны стороны.
-Святая она, - шептали оставшиеся.
Ох, если бы да кабы... эх, если бы да кабы...ох, если бы да кабы... эх, если бы да кабы. Вот всегда у нас так, да не так.
Господи, прости!
И меня прости!
© Copyright: Луша Галушкина, 2007
Свидетельство о публикации №1708020058