Памяти Сергея Ермолаева
Близнецы – это двойственность, проявляющаяся в любви к быстрым изменениям от мрачности к веселью, от легкости к строгости, к переменам во взглядах и мнениях. Человек, рожденный под этим знаком часто бывает несчастлив, поскольку всю жизнь ищет своего Близнеца. Женщины, рожденные под знаком Близнецов, всегда двойственны. Их поведение непредсказуемо. Внешне они жизнерадостны и веселы, однако могут испортить жизнь себе и другим.
ИЗ ГОРОСКОПА
Закон запрещает людям только то, что они могли бы сделать под давлением своих влечений. То, что сама природа запрещает или наказывает, то незачем запрещать или наказывать по закону.
ЗИГМУНД ФРЕЙД «ТОТЕМ И ТАБУ»
2 ИЮНЯ, ВТОРНИК
Я сразу узнал этот запах.
Уверен, есть люди, которые не имеют о нем ни малейшего понятия, и свято надеюсь, что их большинство. Эта удушающая сладость, заполняющая пространство и вытесняющая нормальный воздух, может означать только одно – рядом смерть. Восприятие трупного запаха – вещь довольно субъективная. Лично я после многократных знакомств с тем, что когда-то было человеком, не могу переносить сладкие женские духи.
Его почувствовали соседи по лестничной клетке из квартиры 206, расположенной на седьмом этаже одного из исторических высотных зданий Москвы. А раз почувствовали соседи, значит, в самой квартире меня и моего напарника – Серегу Еремеева – ждет зрелище малоприятное.
«Напарником» Серега называет себя сам – насмотрелся голливудских боевиков. На замечания руководства, касающиеся его увлечения, Серега огрызается и говорит, что эти фильмы – учебное пособие. Однако, за время службы в уголовном розыске Сереге, слава Богу, не приходилось ежедневно между утренним кофе и вечерним сексом убивать пару-тройку ребят, у которых нелады с законом, после чего продолжать жить спокойно. Его любовь к голливудской «каше» основывается на том, что «тамошний» сыщик (судя по фильмам) вообще не пишет никаких бумаг. Наше бумажное изобилие Серегу раздражает. Не хватает у него терпения.
Мы стояли у закрытой двери квартиры, курили и ждали представителя домоуправления. Без него дверь ломать было нельзя.
- На дворе лето, - нарушил молчание Серега.
- Глубокомысленное замечание, - ответил я.
- И неизвестно – сколько он там лежит.
- А, может, она?
- Не хотелось бы видеть женщину в таком состоянии.
- Придется за противогазами посылать.
- На тебя, все равно, размеров нету, - Серега ехидно улыбнулся.
- Но, но, но! Лица попрошу не касаться! – я претворился возмущенным.
- А я, разве, про лицо говорил?
- Фомку взял, остряк?
- А то!
Юмор в нашей работе – это молоко на вредном производстве. От серьезных вещей не спасает, но все верят, что спасет. А главное – вероятность сойти с ума раньше времени неумолимо снижается. По крайней мере, нам так кажется. Некоторые называют наш юмор черным. Так мы и не претендуем…
Двери лифта открылись. Появился мужчина средних лет, который всем своим видом напоминал, что домоуправление – организация серьезная и сходить с ума там никто не собирается.
- Вы из милиции? – спросил мужчина, подозрительно оглядывая нас.
- Я же сегодня утром помадой жены у себя на лбу «02» нарисовал. Неужели стерлось? – возмутился Серега.
- Не понял, - мужчина явно напрягся.
- Он шутит. Мы из местного отделения, - пояснил я и достал своё удостоверение.
- Майор милиции Кузьминский Федор Андреевич, - прочитал вслух мужчина и стал что-то записывать в блокнот.
- Вы еще номер его пистолета запишите и сверьте с номерами обойм, а то мало ли что, - не унимался Серега.
- Пистолет не надо, - невозмутимо произнес мужчина и представился, - Бычинский, председатель домоуправления.
- Очень приятно, - ответил я.
- А мне-то как! - улыбнулся Серега.
Вид улыбающегося Сереги Еремеева всегда ассоциировался у меня с образом Мефистофеля.
- Сейчас придет слесарь, - произнес Бычинский.
- У нас самих фомка есть, - сказал я.
- Нет, пусть лучше слесарь, а то потом жалобы будут, - Бычинский сложил руки за спину и выдвинул грудь.
- От кого?
- От жильца.
- Судя по запаху, он уже не жилец, - заметил я и закурил.
По взгляду Сереги, которым он одарил Бычинского, я понял, что второй труп весьма вероятен. Серега не любил ждать.
- Вы случайно не знаете, кто здесь живет? – спросил я.
- Нет, я в должности недавно и мало кого знаю.
Ах, да. Коллектив жильцов дома оказал высокое доверие, но гражданин Бычинский только начинает его оправдывать. И уж помнить всех жильцов огромного дома вовсе не обязан-с.
Через двадцать минут подошел слесарь. Запах перегара несколько разбавил трупную сладость.
- Понятых надо, - сказал я Сергею.
На лестничной площадке с зеркалами и ковровыми дорожками было восемь квартир. После путаного объяснения, что это не воры, а милиция и некоторого количества пророческих фраз: «Обратитесь еще к нам!», брошенных Серегой через дверь, удалось в одной из квартир найти двух сознательных граждан. Как выяснилось потом, эта супружеская чета и вызвала милицию, устав от аромата 206 квартиры.
- Как начнешь понятых искать, так все либо беременные, либо больные, - ворчал Сергей.
Бычинский одарил Еремеева взглядом, означавшим скорбь по поводу того, что в милиции, по большей части, работает быдло. На меня он так не смотрел. Видимо, моя рубашка выглядела дороже.
Слесарь, помянув неоднократно чью-то мать, надавил на дверь и та открылась.
Окна в квартире были распахнуты. Жара, стоявшая в Москве последние дни, сделала свое дело. Труп мужчины (а это был, все-таки, мужчина), что называется, «потёк». Пролежал он, как минимум, неделю. Понятые не смогли пройти дальше порога комнаты. Бычинского вывернуло прямо в коридоре, после чего он исчез по-английски вместе со слесарем.
Квартира была трехкомнатной. Труп находился в большой комнате на диване.
«Мебель – на выброс», - подумал я машинально.
Одна из комнат, изолированная, была закрыта на ключ. В другой комнате, смежной с той, где находился труп, был полнейший беспорядок. Шкафы были открыты, вещи валялись на полу. Рядом с диваном, на котором лежал усопший, располагался столик. На столике стояла бутылка водки и две рюмки. Закуска была просто шикарной – банка шпрот и чипсы. Кухня и туалет выглядели как обычно. Описание обстановки можно было бы на этом и закончить, но… Повсюду находилось несметное количество опарышей…
- Начальника надо вызвать. Он, кажется, на рыбалку собирался. Тут наживки на все лето хватит, - грустно сказал я.
- Ты все о начальстве думаешь, - проворчал Сергей.
Из осмотра трупа нам стало ясно, что этот мужчина с бородой и что на кисти его левой руки отсутствуют два пальца – безымянный и мизинец. Причем, отсутствуют давно. Была ли смерть насильственной, определит, боюсь, только паталогоанатом.
- Бычинского бы спросить – знает ли он усопшего, – произнес я.
- Не сдюжил, буквоед, удрал, - ответил Серега.
- У тебя нет ощущения, что это квартира художника?
- Нет, а что?
- Обстановка. Посмотри – на стенах картины одного и того же автора.
- Почему одного?
- Эх, ты – сыщик. Везде вензель: «Т.О.». А полотна, явно, не коллекционные.
Не смотря на то, что мой отец – художник, я не считаю себя знатоком живописи. Про себя я делю ее на конкретную и неконкретную. Полотна в квартире я бы отнес к менее любимой, неконкретной живописи. Однако, было в этих полотнах что-то притягивающее, потустороннее. Они мне казались знакомыми, хотя я был уверен, что никогда их не видел.
- Найти бы еще документы этого «Т.О.», а то ведь первым будет вопрос начальства – установлена ли личность покойного, а тут все – вверх дном, - бурчал Еремеев.
- На столике две рюмки. С кем же ты пил? – вслух размышлял я.
- Федь, вызывай всех, кто здесь нужен. Надо ж выяснять – сам он или не сам.
Через час в квартире работала следственно-оперативная группа. В ведре, поставленном на пол в большой комнате, горели газеты. Это немного спасало от запаха.
Судебный медик заявил, что череп проломлен в затылочной области, остальное покажет вскрытие.
- С убийством вас, Федор Андреевич! - «поздравил» меня следователь прокуратуры.
- И вам не хворать, - ответил я.
За короткий промежуток времени в квартире 206 побывало такое количество начальников разного уровня, что у нас с Серегой от звезд на погонах зарябило в глазах. Спасал только трупный запах, смешанный с запахом горелой бумаги. Начальники, указав как именно надо раскрыть это преступление, довольно быстро покидали место происшествия.
Дверь в изолированную комнату вскрыли. Там было что-то вроде мастерской художника – мольберт, различные наброски, готовые полотна без рам, краски, кисти и т.п. Порядок (если это слово можно применить к мастерской художника) нарушен не был. Меня смущал один вопрос – в двух комнатах все вывернуто наизнанку, а эту дверь даже вскрыть не попытались. Я поделился сомнениями с Сергеем.
- Потом будем голову ломать. Сейчас надо установить – кто здесь жил и кто убиенный, - проворчал Серега, - пойдем жилой сектор лопатить, а то одежду придется в химчистку сдавать – пропахнет.
В соседней 207 квартире присутствовала хозяйка – довольно симпатичная старушенция. Голову ее украшало нелепое архитектурное сооружение, именуемое бигуди, руки она постоянно прятала в рукава халата.
- Хоть и лето, а все мерзну, - пояснила она, - кровь уже не греет. Проходите, молодые люди, присаживайтесь. Ни разу не доводилось с сыщиками общаться.
- Как вы догадались, что мы сыщики? – спросил я.
- Видимо, то, что я помадой на лбу написал, не совсем стерлось, - прошептал мне Серега, - как вас прикажете величать?
- Антонина Петровна. А догадаться о Вашей профессии не трудно. Вы, среди прочих, в штатском.
- Эксперты тоже в штатском, - заметил я.
- Но они не задают вопросов, - парировала Антонина Петровна.
- А вы не хотите в розыске работать? – Серегу, как всегда, черт дергал за язык.
- Может быть, может быть…, чем черт не шутит, - Антонина Петровна рассмеялась. Смех ее был звонкий и очень молодой.
- Антонина Петровна, - обратился к ней я, - что Вы можете сказать нам о соседе из 206 квартиры?
- Вы хотите сказать – о соседях?
- Так он не один живет?
- Миша-то? С женой. С гражданской женой.
- Он художник?
- Он алкоголик, а она – художник. Большой художник.
На лице старушки появилось какое-то непонятное выражение. Разобрать точнее я не мог – Антонина Петровна сидела спиной к окну.
- Антонина Петровна, если можно, подробней.
В наше время сложно найти общительных соседей. Люди расхотели быть свидетелями. На смену старинному: «Я свидетель, а что случилось?» приходит не менее старинное: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу!». И бороться с этим бессмысленно. Человек стремится не иметь собственных проблем, а помогать разрешать чужие…
Отдаю должное Антонине Петровне – нашу проблему она восприняла должным образом.
Нам с Еремеевым стало известно, что сама Антонина Петровна Кашина здесь не прописана, что эту квартиру снимает для нее дочка, которая живет с мужем на Тверской. Переехала она сюда чуть больше года назад и почти сразу познакомилась с Танечкой – соседкой из 206-й квартиры. Танечка – художница, причем очень одаренная (опять это выражение на лице), она известна в определенных кругах в Москве и за рубежом. Постоянно выставляется. Была замужем за каким-то бизнесменом. Кстати, у него не было одного пальца на руке. На какой? Антонина Петровна не помнит. Когда появился «этот», да еще без двух пальцев, она сказала Тане в шутку: «Уж следующий будет, точно, без руки!» У Танечки сейчас проблемы с творчеством, у нее какой-то кризис, спад. И, к сожалению, каждый ее следующий мужчина хуже предыдущего. В прошлый понедельник Таня уехала в Сочи отдыхать. Почему одна? Понятия не имею. Когда приедет? Неделя уже прошла, так что – через неделю. Как у Миши фамилия? Не интересовалась. Он неприятный человек. Нет, он прописан не здесь, а где-то в Подмосковье.
Все это Антонина Петровна поведала, не меняя позы и не доставая рук из рукавов халата, с непонятным мне выражением на лице. Я сообщил ей, что Миша убит.
- Позвольте поинтересоваться, труп давний? – спросила она.
- А Вы никакого запаха не чувствуете? – спросил Сергей.
- Сожалею, молодой человек, у меня проблемы с обонянием, - произнесла Антонина Петровна.
- Он уже начал разлагаться, - сказал я.
- Боже, какой ужас! Я знала, что этим кончится.
- Почему?
Мой вопрос породил небольшую паузу. Антонина Петровна поерзала в кресле и совершенно другим голосом произнесла:
- Все проблемы Тани, все ее творческие спады объясняются довольно банально – она давно и сильно пьет. Каждый ее мужик – это очередной собутыльник. И, что самое главное, в пьяном виде она не дает отчета своим действиям.
***
Вечером, сидя в нашем кабинете, мы с Серегой пили чай и молчали. В кабинете начальника заседало формирование с очень громким названием – «Штаб по раскрытию убийства гр. Хохлова Михаила Юрьевича». Данные покойного, как видите, были установлены. Местонахождение Татьяны Олеговны Орловой (вензель «Т.О.» был расшифрован) еще предстояло установить. Труп был отправлен на вскрытие. Квартира была опечатана до приезда хозяйки. Все.
Серега нарушил молчание:
- Какие мысли, Федор?
- Разные. Но, ни одной, достойной высказывания.
- Она его мочканула, однозначно! На почве внезапно возникших неприязненных отношений, связанных с совместным распитием спиртных напитков.
- Спиши слова.
- Беда вся в том, что теперь до приезда Орловой остается заниматься делом, которое я смертельно не люблю.
- Каким же?
- Ждать.
- А проверка лиц, ранее судимых за аналогичные преступления и подучетного элемента в соответствии с планом штаба? - строго спросил я Серегу.
- Только что высказанный вами идиотизм, Федор Андреевич, прощаю, ввиду вашего преклонного возраста.
- Я только на два года тебя старше.
- Это по паспорту…
3 ИЮНЯ, СРЕДА
- Кофе готов? – Серега ворвался в кабинет, дыша как загнанный зверь.
- Отдышись сначала, - посоветовал я, разливая напиток по чашкам.
Наш утренний ритуал, заключавшийся в совместном распитии кофе и выкуривании сигарет (преимущественно – моих), был священен. Его могли нарушить только: наводнение, землетрясение, тайфун или ночная работа порознь.
- Какие планы, Мефистофель? – спросил я.
- Бумаг накидали до черта. Все к обеду надо сделать.
- Тогда я тебя вычеркиваю.
- Откуда?
- Из списков участвующих в групповом сексе.
- Ты, я и моя жена?
- Нет – я, ты и Татьяна Олеговна Орлова, прибывшая из Сочи утром и уже звонившая мне по причине полной невозможности попасть в собственное опечатанное жилище. Она находится у своей знакомой. Хорошо, что на опечатанной двери в квартиру я свой телефон оставил, а не штаба. Сейчас налетели бы на нее – загорелую и пахнущую морем – быки с потными рожами и испортили бы ей радость встречи с самым интеллигентным представителем уголовного розыска, коим является…. Ну, вы конечно, догадались?
- А то, – вымолвил Серега, - не буду тебе мешать. Право «первой ночи» за тобой. Вот только насчет интеллигентности…
- Не порть мне настроение с утра!
- Кстати, этот пиджачок плохо скрывает Ваши сто килограмм, мсье Мегрэ. На обольстителя не тянете.
- В сражении с женщиной мое главное оружие – ум.
- Ваше что, простите?
- И пора уже запомнить изречение великого, то есть меня: полный мужчина – ошибка природы, полная женщина – ее насмешка!
- Вот и встретит тебя «насмешка» килограмм на восемьдесят.
- В вас, мой юный друг, говорит одно очень нехорошее чувство – зависть. Мне кажется, что особа, подозреваемая в убийстве, должна быть дьявольски мила.
- Время покажет. Вали отсюда. Я бумагу портить буду. Кстати, она знает уже?
- Да.
- От кого?
- Вот об этом я не спросил.
- А зря.
- Не ошибается тот, кто ничего не делает, Сергей.
- Я бы попросил без намеков!
***
Татьяна Олеговна Орлова сказала мне по телефону, что будет ждать меня в маленьком кафе, расположенном на первом этаже той самой высотки, где она проживает. Держалась она, судя по голосу, неплохо. Голос ее, кстати, показался мне знакомым, но мне кажутся таковыми все милые голоса.
Жара продолжала насиловать нашу Столицу. Я с удовольствием снял пиджак. Пистолет с кобурой я оставил в сейфе. Почему? Ну, во-первых, чтобы снять на улице пиджак, а, во-вторых, на встречу с дамой, с оружием…. Фи!
Кафе имело ряд столиков, расположенных на улице у входа. Все они были незаняты. Утро ведь. Я сел за крайний. До назначенного времени оставалась одна минута. Пунктуальность – очень хорошая черта, но она несвойственна женщинам. К сожалению.
- Я так и знала, что это ты.
Услышав эту фразу у себя за спиной, я понял, что некоторые женщины все-таки пунктуальны, что именно этот голос говорил со мной по телефону и что сейчас я уверен в том, что знаю его обладателя. Я обернулся.
Хотелось бы догадаться раньше. Татьяна Олеговна. Ну, конечно, фамилия Орлова – это фамилия мужа. Меньше всего я ожидал здесь встретить Танечку Баянову – мое давнее студенческое увлечение. Давнее и болезненное.
- Федор, какой же ты стал толстый!
- Танюша, этой фразой меня встречают все, с кем я не виделся более десяти лет. Ты не оригинальна.
- Ты обиделся? Извини.
- Упаси Бог. На обиженных воду возят. Присаживайся.
Она почти не изменилась. Все те же платиновые волосы и голубые глаза. Та же постоянная усмешка на пухлых губах. Та же родинка около левого виска. Похудела здорово, но это к лучшему. Портила впечатление только синева под глазами.
- Ты торопишься? – спросила она меня.
- Не очень.
- Давай здесь посидим немного, выпьем.
Ее желание оттянуть момент входа в собственную квартиру было мне вполне понятно.
- Давай. Что будешь пить?
- Как что? Водку конечно.
Заказывая водку и нехитрую закуску, я почему-то вспомнил слова Антонины Петровны. Похоже, старушка не врала. Водку с утра никто из трезвенников не употребляет, даже если вечер накануне случайно заставил трезвенника позабыть о своих устоях и проклинать самого себя на следующее утро.
Никто так себя не казнит, как оступившийся трезвенник.
Что же заставляет тебя, Танечка, так злоупотреблять Зеленым Змием?
- Ты, кажется, удивлен, что я пью водку с утра?
- Немного.
- Чтобы не пускаться в пространные объяснения, спишем это на очередной кризис творческого человека.
- Согласен.
- Ну, давай, за встречу!
- За встречу.
Я должен честно признаться, что обожаю этот момент. Первая рюмка падает в желудок, согревая и пробуждая глупые мысли о том, что все будет хорошо и ты – центр мироздания. Десятая или восемнадцатая рюмки таких ощущений, к сожалению, не приносят…
- Тебя начальство не отругает за то, что ты пьешь на службе?
- Если водка мешает твоей работе, брось ее, на хрен, эту работу, - отшутился я.
- Как живешь, Федя? – спросила Татьяна.
- Нерегулярно, но с удовольствием!
Что мне было рассказывать? Иногда на подобный вопрос ответить нечего. Вряд ли Татьяне интересно, как, проработав химиком некоторое время, я попал в милицию, в уголовный розыск. Вряд ли ей интересны моя женитьба и последующий развод. Вряд ли ей интересна моя работа, хотя именно она свела нас по истечении десяти лет. Я где-то слышал, что Эрик Клэптон в одном из интервью сказал, что он очень нудный человек. На вопрос: «Как дела?» он действительно начинает рассказывать – как дела. Я не очень похож на Эрика Клэптона, да и на гитаре играю хуже.
- Ты все шутишь? – Татьяна криво усмехнулась.
- Могу заплакать. Надо?
- Нет, сама могу.
Ее тонкие пальцы дрожали, когда она поднимала рюмку. Сдала ты, Танечка, сдала. И надлом этот не с убийством сожителя связан. Он раньше произошел.
Неловкость первых минут встречи пропала под воздействием спиртного. Ведя неторопливую беседу с Татьяной я вспоминал время ухаживания за ней. Меня не оставляла мысль, что роли поменялись.
Куда-то подевалась надменная, знающая себе цену, стремящаяся к чему-то, студентка последнего курса института, в котором учился в меру умный и в меру закомплексованный ее ухажер. В те времена я выслушивал от нее только условия, выполнив которые, я стал бы ее достоин. Поверьте, их было значительное количество. Сейчас я понимаю, что не ушел сразу, послав ее ко всем чертям, только потому, что мне было интересно знать, что она выкинет в следующий раз. Я впервые встретился с таким типажом. Хотите знать, как я его называю? Проститутка наоборот. Представительницы древнейшей профессии (не путать с журналистами) занимаются, на мой взгляд, честным и бескомпромиссным делом – продают себя за деньги достаточно большому количеству мужчин. Проститутки наоборот постоянно хотят продать себя только одному мужчине, раз и навсегда (последнее не обязательно), за единовременное получение определенного жизненного статуса (деньги, недвижимость, положение в обществе и т.д.). В данном случае предмет торговли – их собственная девственность. Представляете, как важно не ошибиться в выборе? Товар-то недолговечный. Конечно, женщине такого типа, кажущейся целеустремленной и стремящейся взять от жизни все, вряд ли интересен ее сокурсник – начинающий толстеть очкарик, мечтающий об одном – хоть раз затащить ее в постель. Не потому, что больше некого, а потому что дело принципа.
Я никогда не ел авокадо и хочу его попробовать. Может я и пойму, что яблоко гораздо вкуснее, но авокадо съем. Хотя бы из-за названия. Для справки отмечу, что авокадо я в те годы так и не попробовал. Были яблоки, груши, ананасы и даже перезрелые персики. А вот авокадо не было.
Сейчас передо мной сидела совсем другая женщина. Я не знаю, какие ветры трепали этот плод с диковинным названием, но самым подходящим для нее эпитетом в настоящий момент было «раздавленная». Да, да, именно раздавленная. Как в соковыжималке.
Самое главное, что я чувствовал себя совершенно спокойно. Если прежде непредсказуемость Татьяны бесила меня, то сейчас мне на это было просто наплевать. Я заметил одну маленькую деталь. Ее язык остался таким же острым и фразы, по-прежнему, могли больно ранить, однако взгляд стал другим. Он был раньше «сверху вниз» (особенно на меня), сейчас он стал более естественным – «снизу вверх» (естественность заключается в том, что я просто выше ростом).
Злорадный ты мужик, Андреич. Сильная женщина все-таки не устояла перед ударами судьбы, а ты радуешься. Банально радуешься. И все из-за того, что тебе в юности не дали. Не значит ли это, что ты и сейчас слабее ее? Тьфу, черт!
- Тьфу, черт! – произнес я, опрокинув солонку.
- Поссоримся, - сказала Татьяна.
- Не думаю, - ответил я и смахнул соль на асфальт, - наливай.
- С удовольствием.
- Фамилия Орлова – это по мужу?
- Да. Игорь Петрович Орлов дал мне в жизни почти все.
- Почти?
- Кроме одной вещи. Ты раньше называл ее любовью.
- Ты к ней никогда не стремилась.
- Откуда ты знаешь, к чему я стремилась?
- Он не любил тебя?
- Последние годы – нет.
- Можно полюбопытствовать – почему?
Татьяна замолчала, отвернувшись. Когда она повернула голову ко мне, усталость в ее глазах сменилась вызовом.
- Я стала много пить.
- Один мой знакомый эксперт часто повторяет, что он алкоголик, как и все талантливые люди. Чем сейчас занят Игорь Петрович?
- Он лежит на Бабушкинском кладбище, - ответила Татьяна.
Как мне показалось, ответила довольно зло.
- Довела?
- Федор, прекрати!
- Дети у тебя есть?
- Нет, Бог миловал.
- Почему так?
- А смогут ли дети женщины-алкоголички стать полноценными членами этого сраного общества?
- Ну, алкоголичкой я бы тебя не назвал. Начальник нашего отделения любит повторять: «Я не алкоголик, я бытовой пьяница».
- Ты все время всех цитируешь?
- Своих мыслей мало.
Я решил перевести разговор в другое русло:
- Твои картины имеют успех?
- Если честно, то имеют. Но это пока. Пока выставляются и продаются только старые полотна. Не могу написать ничего нового. Моя фантазия объявила тайм-аут. Хотя, есть еще несколько старых вещей, которые я не выставляла.
- А как получилось, что ты стала рисовать?
- Ты что забыл? Я всегда рисовала. Полученное химическое образование только помогло мне. Я придумала новую краску. Мои картины покупают любители сумерек. В это время суток при слабом освещении и хорошем сочетании цветов мои полотна «играют». На всех моих выставках организаторы специально создают сумеречный эффект.
- Не дает покоя слава Куинджи?
- Куинджи писал, а я химичу, - улыбнулась Татьяна, - хотя именно с ним меня сравнивают засранцы-критики.
- Интересно. Отчего такая любовь к критикам?
- Оттого, что они все покупаются. Деньги Игоря плюс мое «изобретение» – вот я и стала более или менее известной. Правда, в основном, в кругах эстетов. Но эти эстеты за рубежом и, что самое главное, с деньгами. Да, совсем забыла, еще желательно уметь рисовать. Хотя бы чуть-чуть.
Меня иногда тянет задать неуместный вопрос:
- А на какой руке у твоего мужа не было пальца? И почему?
Татьяна как-то странно отреагировала на этот вопрос:
- Кто тебе об этом сказал? Кто? Говори сейчас же!
- Извини, я не знал, что это тайна.
- Кто? Отвечай!
Татьяна была просто взбешена. С чего бы это?
- Соседка твоя сказала. Антонина Петровна из 207-й квартиры.
- Какого черта эта старая перечница распустила язык?!
- Тань, успокойся. Ты чего разбушевалась?
Я налил. Татьяна выпила свою рюмку залпом.
- Ты чего куришь? – спросила она.
- «Давидофф»
- Красиво жить не запретишь.
- Государева служба обувает, одевает, поит и кормит.
Она глубоко затянулась. Руки дрожали уже меньше. Слава Богу! Я не люблю справляться с женскими истериками.
- У него не было мизинца на левой руке. В молодости он охотился на тигра. Где – не знаю. Единственная встреча с тигром закончилась не очень удачно.
- Для тигра, я думаю, хуже.
- Да. Его шкура висит у меня дома.
- Висела.
- То есть?
- При осмотре квартиры шкуры тигра не обнаружено. Я не брал, честное слово.
- У меня там, наверное, все вверх дном?
- Пора бы пойти и посмотреть.
- Ну что ж, пойдем.
***
Спокойствие, с каким Татьяна восприняла обстановочку квартиры, было обеспечено изрядным количеством выпитого. Даже я чувствовал легкий настрой на мелкое хулиганство, а меня свалить можно количеством не менее полутора литров.
Только в квартире я смог задать ей этот вопрос. Подозревает ли она кого-нибудь в убийстве своего гражданского мужа?
Естественно нет.
Я попросил ее появиться завтра в отделении. (Интересно, она пьяная придет?) Мне надо было официально ее допросить, да и Штабу показать. На допросе она наверняка будет говорить о жизни с ныне покойным душа в душу. И наиболее вероятной ей будет казаться версия «убийства с целью ограбления». Интересно, какое поручение придумает мне следователь прокуратуры, узнав о том, что единственная подозреваемая – моя давняя знакомая. Татьяна обещала разобраться – похищено ли что-то в квартире. Если да, то составить список. Я не сомневался, что список будет завтра предоставлен.
Хлопот ей предстояло много. Выброс мебели и дезинфекция квартиры – занятия не только утомительные, но и дорогие. Останется ли у нее на выпивку?
Все ерничаешь, Андреич?
Прощаясь, Татьяна сказала, что пока поживет у своей знакомой на Ордынке и дала адрес и телефон. Расставаясь, я слегка замялся – поцеловать ее или нет. За истекшее десятилетие соображать в отношении женщин я стал чуть-чуть быстрее и поцеловал ее. Прямо в родинку у левого виска.
Когда я шел в контору, думая, чем заняться, чтобы ничего не делать и привести в порядок собственные мысли, мне вспомнилось, что я забыл получить у Татьяны ответ на один вопрос – кто сообщил ей об убийстве Михаила Хохлова?