МАРГАРИТА.
Эта женщина присутствует в моих воспоминаниях детства. Из всех односельчан образ Маргариты остался в памяти самым поэтичным и таинственным. Необычность внешности, самобытность таланта, которым она обладала, резко выделяли ее из массы остальных людей. Молодая женщина была маленького роста, поэтому издали ее можно было принять за ребёнка. Густые чёрные волосы всегда аккуратно уложены в высокую прическу, а ноги почти никогда не расставались с туфлями на высоких каблуках. Все её усилия были направлены на то, чтобы максимально походить на остальных людей. Умные и проницательные глаза цвета черёмуховых ягод смотрели на собеседника с каким-то грустным превосходством. Казалось, она знала о жизни что-то такое, о чём остальным не суждено было догадаться.
Но самым необычным у этой миниатюрной женщины был её голос. Талант, с которым она исполняла под гитару русские романсы, мне и сейчас кажется не- превзойдённым. Игре на гитаре Маргариту никто не учил. Это умение пришло к ней от Бога. Как будто Он старался загладить свою вину перед ней и потому наделил маленькую «певчую птичку» великолепным голосом, редким талантом, бесконечным терпением и способностью к всепрощению. Вина Создателя перед красивой женщиной была огромна: ведь она была горбунья.
Только в зрелые годы я приблизилась к пониманию того морального страдания, которое несет в себе физически уродливый человек, той внутренней боли, которая точит изнутри при каждом откровенно-любопытном взгляде. Эту боль невозможно излечить, ею нельзя поделиться - с ней надо научиться жить.
Ни один концерт в деревенском клубе не обходился без выступления Маргариты. Она выходила на сцену, хрупкая, изящная, с огромной для ее роста гитарой. Большая вязаная шаль, накинутая на плечи, удачно скрывала ее физическое уродство. Шумевший, как улей зал, постепенно замирал, а в воздухе вместе с табачным дымом перемешивается шепот: «Маргарита, Маргарита»... Гитара была абсолютно послушна в руках маленькой женщины, и казалось невероятным, как её «детские» пальцы извлекают из инструмента такой громкий звук. Бархатный голос то перекатывался через гитарные аккорды, то замирал в бесконечном страдании с теми, кто в старинном романсе любил, изменял, умирал. Голос ласкал слух, заставляя сжиматься от боли и страдания сердце, вызывая далеко не простые чувства у простых деревенских людей. В эти мгновения все были восхищены Маргаритой, и никто не замечал её уродства. Заканчивалось пение, и волшебство исчезало вместе с ним. Сельчане расходились в темноту осенней ночи, Клуб, единственный островок, где деревенские люди могли получить удовольствие от общения с искусством, приятно светился через старые липы мягким светом. Люди возвращались к своим обычным делам и до следующего концерта забывали о величии и волшебстве Маргариты.
Я всегда буду помнить этот голос, который летними ночами, соперничая с соловьём, парил над озером вперемешку с влажным туманом, то замирая, то вновь набирая силу. Огромная душа маленького уродливого тела так хотела любить, быть любимой, дарить заботу и ласку. Но кругом было полно обычных здоровых женщин. Открыто никто не посмел предложить ей свою любовь, боясь пройти через деревенские пересуды и насмешки.
Тайну рождения сына Ванечки так никто и не узнал. Всецело посвятив себя материнской заботе и любви, она стала немного другой. Мать и сын жили в маленьком горбатом домике, который никогда не знал мужской заботы и чем-то очень походил на свою хозяйку. Все там было хрупкое, сломанное, неумело залатанное слабыми женскими руками.
Время шло, безжалостно оставляя следы как на маленьком доме, так и на лице её хозяйки. Она была всё такая же, и только седина в волосах да мелкая сеточка морщин говорили о том, что жизнь была очень непроста, что сын получил всю её любовь, но ни капли не возвратил обратно, о том, что постаревшее тело никогда не знало искренней и настоящей любви, и многом другом, чего не выскажешь постороннему человеку. Только глаза цвета ягод черёмухи излучали знакомый грустный задор, который ещё жил в этой женщине и вырывался наружу с первыми аккордами гитары, снова превращая её в королеву.
Жизнь неумолима текла по своим законам, и деревенский клуб давно поменял вечера с душещипательными русскими романсами на молодежные дискотеки, от которых видавший виды деревянный пол прогибался, стонал, скрипел, с трудом выдерживая темпераментный напор молодых и стройных ног.
Тяжело и безнадежно болея, Маргарита тихо и терпеливо умирала одна в своем доме, состарившимся вместе с ней. Иногда соседи забегали как бы навестить её, но скорее больше за тем, чтобы узнать, закончились ли земные страдания деревенской певуньи. Когда всё было кончено, на треногой табуретке, которая служила маленьким столиком, нашли записку, где содержалась последняя просьба Маргариты.
Деревня стремительно старела и уже давно привычно хоронила своих сельчан. Сельская «похоронная бригада», состоявшая из мужиков, пропивших свой ум и сердце, только радовалась очередным похоронам. Ведь на поминках можно, наконец, хорошо выпить и поесть. Череда равнодушных людей, из которых состояла маленькая похоронная процессия, медленно двигалась по пыльной деревенской дороге. В воздухе стояла тишина. Даже ветер перестал шуметь в старых липах и как-то особенно нежно трепал черные платки женщин и белоснежную «вуаль» гроба. Рядом с покойницей уютно улеглась её гитара, украшенная траурным бантом и не подозревающая о том, что обречена на вечное молчание. Дорога неотвратимо направляла идущих к кладбищу, оставляя на себе еловые ветки - последний след умершего человека. По пути к похоронной процессии присоединялись люди, открывая во дворах старые скрипучие калитки вместе с зачерствевшими душами. Нахлынувшие воспоминания заставили баб громче зашмыгать носами. Скорбь их была, на сей раз, неподдельная, ведь вместе с Маргаритой они хоронили свою молодость. У протрезвевшего кривого по кличке «капитан Нельсон», который бережно вел под уздцы похоронную лошадку, из единственного глаза выкатилась слеза, и на отупевшем от пьянства лице неожиданно появился осмысленный взгляд, полный несчастья и сострадания.
Тощую кобылу, которой было доверено везти этот легкий, почти детский, гроб, остановили напротив сельского клуба. Неожиданная остановка вызвала беспокойное перешёптывание. Вдруг в клубном громкоговорителе, висевшем над крыльцом, что-то зашипело, треснуло, щелкнуло, и со старой изношенной пластинки на всю громкость рванулись на свободу гитарные переборы, затем печальный и томный голос запел старинный русский романс:
«Ямщик не гони лошадей,
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить,
Ямщик не гони лошадей...»