«Здравствуй, малыш! Это опять твоя взбалмошная мамочка решила черкануть тебе пару строк. Ты опять явишься, когда вздумается, и, вероятно, мы снова не встретимся. Впереди очередной ученый совет, не знаю где, в Милане или Страсбурге, ну, да это сейчас и не важно. Мы давно с тобой не говорили так, как когда ты был чуточку моложе. Когда ты в первый раз решил съездить с друзьями в Россию, я не могла отговорить тебя от такой поездки. Я оставила тебе несколько адресов и телефонов, чтобы ты по пути передал приветы тем, кто еще не забыл меня и присылает изредка открытки к Рождеству. Я помню, ты приехал ужасно довольный, а я боялась одного. Что ты был в том городе, от которого я бежала, и, не дай Бог, видел того, кого я безуспешно пытаюсь забыть.
— Ирэн! — сказал ты (почему–то ты никогда не называл меня мамой), — Эти твои русские — чертовски замечательные ребята. Нас возили по….как это по-русски? Золотое кольцо! Это чудо! Мы были в Суздале, Владимире, Сергиевом-Посаде.
На этих словах сигарета задрожала в моих пальцах, — О, — сказала я довольно будничным голосом, — ну и как тебе Загорск?
— Нас возили в кабак. Это так интересно! Русские — такие компанейские ребята. Они заказывают много водки и одну тарелку салата на всех. Я вдруг вспомнил, когда вы вдвоем с тетей Элен покупали бутылку водки и черный хлеб, и вам этого хватало для студенческой вечеринки. Я вглядывался в эти лица и мне хотелось понять этих ребят.
Ты тогда первый раз спросил меня о том, чего я больше всего боялась. Ты спросил, не жалела ли я когда-нибудь, что уехала оттуда. Малыш! Если бы ты все знал! Ты уже жил во мне, когда я познакомилась с Шарлем на научном симпозиуме. Спустя пару месяцев я пересекла все границы».
Ирэн открыла глаза. В комнате было душно. «Какой ужасный сон» — подумала она. Села на кровати, взяла сигарету. Курить не стала, а подошла к окну. Огни рекламы призывно подмигивали ей.
Ирэн вспомнилась русская нищенка, эмигрантка, старушка лет восьмидесяти, которую она часто встречала возле дома. Спать не хотелось. «Малышу сегодня исполнилось бы 23 года, не согласись я тогда на аборт». Она накинула плащ и тихо выскользнула на улицу. Старушка сидела на прежнем месте. Увидев незнакомку, она протянула руку и жалобно замычала. Ирэн долго смотрела на нее, затем подошла и сказала по-русски: «Помолись за меня, бабушка».
Старушка перекрестилась и с удивленными глазами посмотрела на удаляющуюся сорокапятилетнюю женщину, которая выстукивала каблучками по пустынной булыжной мостовой.
А дома ее ждало ненаписанное письмо к сыну....