Я закрасил стёкла чёрной краской, и мне стало легче. Окна больше не могли преследо¬вать меня в тех страшных снах, что стали правдой, растянув себя на три месяца. Тусклый свет пасмурного дня не проникнет в мою комнату, не причинит печали, не сможет за¬брать меня своими образами: нарисованными, спрятанными за стеклом, что привлекали моё внимание ежедневно, еженощно. Я спрятался от энергий пустого города, там очень много людей, много движений, бетона, но пустоты больше. Её слишком много, что бы кричать, слишком много, чтобы надеется на себя, слишком много чтобы жить иначе.
Я человек двадцати пяти лет и мне нестрашно остаться наедине с собой, наедине с за¬крашенными стёклами, наедине с белым потолком. Научится жить в тишине – это благо¬словение, дарованное свыше, некое оправдание поступков совершённых не по сердцу, но по уму, по изворотливому, жестокому уму, по части меня самого неспособной ориентиро¬ваться по картам внутреннего города, внутренней ранимости.
Привычка – страшный грех. Я это понял, смотря на потолок. Со мной много привы¬чек. Уйти от них сложно, но я стараюсь. Не получается. Но я стараюсь. В углу, паук пле¬тёт паутину - инстинкт, я разглядываю себя в зеркало – нарциссизм, зажигаю сигарету, но не курю, просто ложу её в пепельницу она медленно тлеет, догорает – привычка.
В комнату иногда заходят люди, двое или трое человек. Я не знаю кто они. Может но¬вые жильцы нашей коммунальной квартиры? Я их не знаю. Они заходят шумно, без стука, без крика, без предупреждения. О чём-то разговаривают между собой, я не знаю их языка, иногда мельком смотрят на меня, в их глазах лёд, они не пожалеют меня если, что-то слу¬читься. Но, что может случиться в этой комнате? Наверное, то о чём я ещё не знаю.
По комнате пробежал таракан. Я пью сок, мне немного холодно, одеяла нет, его унесла женщина, она поздоровалась, спросила как дела. А потом просто взяла одеяло и ушла. Я не виню её, у нее, наверное, ребёнок заболел, или в гости кто-нибудь приехал, ей оно нужнее.
Мне иногда кажется, что за окном, кто-то стоит. Кто-то совсем хрупкий, запуганный, он бесшумно подкрадывается к окну и слушает. Но мне нечего ему сказать, я увлечённо слу¬шаю тишину, она рассказывает много интересного, нового, важного. Я понимаю её язык, тот же, кто за окном нет. Мне жаль его, совсем немного. Он, наверное, то же, хочет знать, о чём говорит тишина, но он её не слышит.
Один раз в комнату вошёл мужчина и начал мне, что-то говорить. Я не помню, что именно, но он говорил. Я рассказал про человека за окном. Он зло посмотрел на меня и ответил, что там никого нет, что я нахожусь на четвёртом этаже. Потом развернулся и ушел, громко хлопнув дверью. Я не обиделся на него, он не знает, о чём говорит тишина.
Я иногда вспоминаю о тех снах, которые мне дарили, пытались всучить, о тех снах, где я видел окна. У меня тут же начинается озноб. Вы видели окна кричащие голосами покой¬ников, летающие окна, преследующие вас в открытом поле? Птицы-окна, от которых нельзя скрыться в пещере, в скале. Они спят там, я помню их дыхание, их вой. Они поте¬ряли меня, я закрасил окна в чёрное и они потеряли меня. Но всё это временно, они ищут, всё это временно, и они найдут. Мне не спастись.
- Вы понимаете, где вы – Дёргая за плечи, говорит женщина с красивыми глазами.
- Конечно! А вы новый жилец, вы будите жить теперь у нас?
- Нет, я здесь не живу. Я врач, вы находитесь в психиатрической больнице. У вас гал¬люцинации, судороги, мы думали вы умрёте. Но теперь всё будет хорошо.
- Значит, это были лишь галлюцинации?
- Да, но теперь всё прошло. Вы идёте на поправку.
Я молча улыбнулся и кивнул головой, она уже начинала превращаться в воющее существо...