Грудь сдавило тупым ощущением нехватки воздуха, в горле щекотно запершило, и девушка закашлялась. Переводя дыхание, она повернулась к тёплому потоку отработанного воздуха и принюхалась. Ничего неприятного. Даже наоборот — едва уловимый запах озона, как после грозы. А грудь опять сдавило. Лёгкие отказывались дышать. Властно подступал очередной приступ кашля.
Члены комиссии, хрустя накрахмаленными белыми халатами, с преувеличенной деловитостью орудовали анализаторами воздуха. Приборы, похоже, показывали хорошие результаты. Вывод напрашивался сам собой. Заключение комиссии по приёмке в эксплуатацию нового цеха гласило — воздух в производственном помещении чист.
Солидные люди в белых халатах складывали и убирали приборы, одобрительно оглядывая работающий цех. Они улыбчиво жали руки заводчанам и поздравляли, поздравляли… Ведь у людей сегодня праздник!
Девушка, виновато потупив глаза, пыталась прочистить горло. Першение выбивало слезу, непрошенную, стыдную слезу, столь неуместную при общем приподнятом настроении. Попытка подавить приступ кашля не увенчалась успехом. Девушка поперхнулась и, съёжившись под недобро удивлёнными взглядами окружающих, отчаянно раскашлялась.
— Да что такое с вами? — поинтересовался глава комиссии, осуждающе покачивая солидной головой.
— Эти хрипы… — задушено пискнула девушка.
— У вас хрипы?
— Нет… Не у меня… Механизмы…
Она перевела дыхание и обвела рукой зал, полный работающих станков.
— Звук. Вы послушайте… Какой страшный звук!
Последнюю фразу девушка прокричала, стараясь заглушить одышливый хрип механизмов. Она в отчаянии сжала руки и вознесла взгляд к девственной белизне потолка. И вдруг поняла, что мешало ей уйти, убежать от астматически хрипящих машин. Она ждала окончания приступа у кого-то очень больного. И не могла просто так уйти и бросить на произвол судьбы кого-то, кто с таким трудом и с такими страшными хрипами дышал, вернее, не дышал, а задыхался в новом, красивом и просторном помещении. Она не могла оставить кого-то, кто вот уже час мучительно умирал от удушья.