Это было… Честно говоря, место и время действия не имеют ровным счетом никакого значения. Главное то, что это не только было, но и будет. А жаль.
В некотором царстве, в некотором государстве, жила-была колдунья. И было у нее все – слава, богатство, власть. Но главным ее достоинством в глазах окружающих была красота, проистекавшая из молодости облика. Пусть и жила колдунья на свете уже восемь десятков лет, тело ее до сей поры служило источником зависти для женщин, и сладострастного желания для мужчин от мала до велика. И от красоты этой получалось так, что пользовалась колдунья небывалым авторитетом среди людей – чуть что случись, бежали к ней. Не всех она принимала; некоторых, особенно торгашей, желавших поправить свое дело, встречали наглухо закрытые ворота ее особняка, перелезть которые не было никакой возможности. Но те, кто все же попадал к ней, никогда не уходили с пустыми руками. Пустел только кошелек.
Жила колдунья на окраине города, который по праву звался столицей некоторого царства-государства. Был он велик, могуч и силен. И славен своим королем, хитроумным стратегом и непобедимым полководцем в одном лице. А у короля, как водится, была дочь. Только вот, вопреки всем канонам, ни красавицей, ни умницей она не была. Жестокая и сварливая, да костлявая и угловатая телом, эта девица костью в горле сидела у своего отца и у всей челяди. Ее едкие шутки способны были даже мертвого заставить вскочить, скрежеща зубами. Поэтому-то кладбище городское и перенесли так далеко от городских стен. Но король, истинный отец, терпел выходки своей дочери, и даже – на удивление многим – искренне ее любил.
А за много километров от этого места, в небольшой деревушке, жил старый, почти выживший из ума ворон-падальщик. Добывать себе добрую пищу он уже не мог, стар был, но достаточно крепок бы его клюв для того, чтобы долбить куски тухлого мяса.
И случилась однажды в деревне чума. Была деревня далека от всех, и потому сначала никто в королевстве ничего не знал, а когда узнали – было поздно. Деревни не стало. Долгое время в подполах и выгребных ямах медленно и мучительно умирали крысы… А ворон? Ворон остался. Ему-то было чем поживиться. Только вот не пощадила зараза и его. Почувствовал ворон, что смерть смотрит на него чересчур пристально, да и решил ее обогнать. Взял он как-то утром, поклевал кусочки мяса с трупов несвежих, взмахнул крылами и улетел.
А когда сложил он крылья, выяснилось, что привела судьба старую птицу аккурат на карниз окна, что было единственным в комнате принцессы, в упомянутом выше королевстве. Сел ворон под ставень и стал чистить редеющие перья. А принцесса возьми, да окно открой. На облака полюбоваться хотела… Испугался ворон, когда рука девичья мимо протянулась, и клюнул ее. Тут все и началось.
Упала принцесса, побледнела. Не дышит почти. Так, изредка грудь поднимется тяжко и сразу назад упадет. Понял король – чума это. Позвал алхимика придворного, тот у помертвевшей анализ крови взял – смотри-ка, и впрямь чума. Бились лекари придворные, бились, да не смогли заразу одолеть. Бились эскулапы заезжие – только орудия свои медицинские обломали. Пришлось смирить королю гордость, загнать предрассудки поглубже, да к колдунье на поклон идти.
Встретила колдунья короля со свитой, да с телом дочкиным на носилках, поняла все сразу, и говорит: «Оставьте нас, не на что тут смотреть».
Смотреть и вправду было не на что. Как ушли король с челядью, Так задвинула колдунья все занавески, разожгла огонь в камине, прогрела помещение… Потом мелом зачарованным очертила вокруг принцессы круг мудреный, символами оккультными украшенный, и как завоет страшным голосом:
«Выходи, тварь такая!..»
Тварь и вышла. Стоит над принцессиным телом, ухмыляется. Сама жуткая, зубастая, скользкая, рогатая, а сквозь тулово ее стенку противоположную видать. Ясно же, что одной ногой бес в реальном мире находится, а другой за свое пекло держится.
– Чего», – говорит, – кричишь?
А колдунья ему в ответ:
– Ты зачем девчонку заморочил? Мало тебе, гаду эдакому, деревни было? На дочку королевскую пасть разинул?
Бес только руки потирает.
– Дочка, говоришь, королевская? Так мне за это в пекле только спасибо скажут… Да и не только там – наслышаны мы про девицу эту. Думаю, еще и все знакомые ее вздохнут облегченно.
Поняла колдунья, что лишнего сболтнула, да поздно уже.
– Ну да, говорит, девка не сахар, да не тебе его грызть. Уходи.
А тварь словно колеблется.
– Да я-то уйду, мне она без надобности. Только вот что взамен будет?
– А чего ты хочешь?
– Хочу я, – говорит бес, – самое дорогое, что у тебя есть.
«Ну», думает колдунья, «хватил. Что ж ему отдать? Ведь не отцепится. Попробуем так…»
– Забирай, – говорит, – мое богатство. – «Все равно», мыслит, «король меня так наградит, что больше выйдет».
Помолчал бес пару мгновений, а потом башкой рогатой замотал.
– Не пойдет. Разве ж богатство твое для тебя главное? Довесок нужен.
– Забирай тогда славу мою, – говорит колдунья, а в голове проносится: «Как я королевскую дочку вылечу, так и из других царств-государств ко мне венценосцы потянутся, новую славу заработаю, лучше прежней».
– Заберу, – скалится бес, – да только и того мало будет. Еще сверху что-нибудь положи.
– Власть бери, – режет колдунья. «Как оклемается девка, так я всегда папаше ее, королю, смогу напомнить, чья в этом заслуга. Вот и власть вернется».
– Да что мне твоя власть? Впрочем, давай, возьму. Но все равно мало.
И тут-то колдунья призадумалась. А что еще могла она твари подземельной, из пекла явившейся, дать? Больше-то и не было ничего… И так думает, и так… Ничего на ум не приходит. Решила уже было отказаться… Да смотрит на принцессу, и комок у нее внезапно к горлу подкатывает. Лежит девка, молодая совсем, ей цвести еще и цвести… Так нет, вся бледная, дышит на ладан, вот-вот гляди концы отдаст. Посмотрела она на глаза закатившиеся, призадумалась еще пуще. На кожу белую взглянула – и грустно ей стало. Глянула она еще разок – а на виске у принцессы жилка вздулась. Да не голубой кровью полнится, снаружи видать, а черной, больной. Погибает девка во цвете лет. Ну и что, что стерва? Подрастет, перебесится, добро узнает… Уронила колдунья слезинку, и поняла, чего бес хочет.
– Ладно, – говорит, – бери мою молодость, тварь. Забирай, и проваливай.
Захихикал тут бес противно, да сгинул. Тут-то и задышала принцесса, по жилам кровь здоровая потекла, на щеки румянец вернулся. А колдунья стоит – и чует, что тяжко ей, все годы, что она колдовством своим от себя отогнала, теперь возвращаются, да валятся. Все, да сразу. И пяти минут е прошло, как стала колдунья из красавицы ослепительной старухой немощной.
А принцесса встала на ноги крепко, огляделась, да прочь пошла. Говорят, через пару лет доконала она отца своими капризами, в могилу свела. Люди тайком плевались да проклинали нечестивицу. А та после отца править сама стала. Да так, что застонали все еще пуще, чем когда она молодой была и мелкие пакости учиняла.
А что с колдуньей стало? Неизвестно. Славу-то ее бес с собой тоже забрал…