Теперь Маша была освобождена от пут окончательно. Её больше не нужно было усмирять. С остановившимся от боли и пережитого ужаса взглядом, с горящими от стыда щеками, она послушно села прямо при князе на подставленный горничными горшок и справила нужду. Стала в таз для омовения - сесть в ванну она не могла, болели поротые ягодицы, болел анус, болело влагалище.
Рядом мыли довольного князя. Новобрачный басовито похохатывал, подставляя под струи тёплой воды свои волосатые бока. Глашка тёрла ему мочалом спину. Дуняша и Лукерья хлопотали вокруг стоящей в большом тазу Маши.
Несмотря на только что пережитые страдания, синяки и засосы, юная женщина была чудо, как хороша! Её светлые волосы были собраны заботливыми руками горничных в высокую причёску. По её нежному телу струилась вода и мыльная пена, затекая ручейками под высокие пухлые груди и между ягодицами.
- Дуняшка, - благодушествовал князь, - ты сиськи барыне потри! Во-о-о-от!
А теперь – пи*ду!
Молодая княгиня смутно догадывалась о смысле этих ужасных слов, но смиренно молчала, надеясь запоздалым послушанием купить расположение супруга. Бедняжка, совсем не знающая жизни, запуганная тёткой и хорошо подготовленная к своей роли распутной свахой, и вправду поверила, что князь хочет вернуть её домой и опозорить на всю губернию!
Приятно пахло душистое мыло. Приятно журчала тёплая вода, пылал камин.
Напившись клюквенного морса, Маша снова захотела на горшок. Присела на него, по-прежнему – голая. Девки бережно поддерживали её под руки. Зажурчала струйка мочи.
Пенис князя снова встал.
(Продолжение следует.)