Глава 8. Никогда-никогда не берите деньги в долг.
...Я не ошиблась – на бирже началась коррекция. Экран пестрил серыми строчками. Все мои акции оказались в минусовой зоне. Можно было попробовать «сыграть вниз» – продать их по текущим ценам и откупить назад подешевле. Но кто может предсказать, на сколько именно целых и десятых долей процентов упадет стоимость акции, чтоб ты не оказался в пролете? В какой момент прекратиться движение вниз и начнется отскок вверх? Я пострадала и решила продать по пятьдесят процентов всех видов своих акций. Мне показалось, что я так уменьшу долю риска потерь наполовину. Пока я обдумывала, что делать, как это будет выглядеть, пока я мялась перед трейдерской стойкой, дожидаясь своей очереди (передо мной толпилось человек шесть игроков), да и телефоны трейдеров разрывались от звонков, ребята разрывались между телефонными разговорами и клиентами в зале, коррекция вниз, похоже, приостановилась. Я посмотрела на экран, и решила ничего не делать, вернулась в зал. Черт! Вечно я запаздываю... Пока я думала, бывалые игроки уже сэкономили по проценту со своих сумм... А кто-то и заработал на шортах – долговязый Андрей, тот самый игрок с телефоном раскладушкой и какой-то там Оленькой на другом конце связи, только что шумно закрыл очередной шорт. На шортах я играть боюсь, я еще не до конца понимаю, как это делается, как можно продать то, чего у тебя нет...
Фондовый рынок удивительная вещь. Ты можешь купить удачную акцию и сидеть не шелохнувшись месяц за месяцем, наблюдая как она растет, и радоваться росту своих вложений. Взять «Ростелеком» – он растет медленно и верно. Смотришь на график – уходящая вверх прямая. Ты можешь купить «неудачную» акцию и страдать, наблюдая за тем, как она теряет в стоимости – это современная нефтянка. А можешь дергаться каждый день, прыгая на пару процентов вверх и вниз – это РАО ЕЭС. Покупка акции называется громко «инвестиция». Каждый владелец акции – «инвестор». А я всю жизнь думала, что инвестор – это тот, кто вкладывает свои деньги в развитие конкретного завода. Что толку «Норильскому никелю» от того, что я купила пять его акций у такого же дурака, как я? Ну да, продавец может быть и выиграл от продажи, но сам «Норильский никель» от моей сделки не получил на счет ни копейки, так где же здесь инвестиция?
И этой дурью занимаются с утра до ночи миллионы людей по всему миру! Круглые сутки «инвесторы» продают друг другу и покупают друг у друга акции. И это и есть инвестиции, которых так ждут наши правители? Колобок, запустивший на фондовый рынок меня и десять тысяч баксов, тоже инвестор? Если б он отдал свои деньги банку, а банк под процент выдал бы кредит «Норильскому никелю», А «Никель» построил новый цех – вот это бы в моем понимании была инвестиция, а так...
В зале работает телевизор, который весь день транслирует специальный канал экономических новостей, на котором через каждые пятнадцать минут убеленные сединами эксперты рассуждают на всех языках о тенденциях мирового фондового рынка. Сейчас берут интервью у какой-то мадам Лю Инь. Мадам Лю Инь – жирная страшная китаянка в возрасте под шестьдесят. Корреспондент громко называет ее «Госпожа Лю Инь, Инвестор». Мадам сидит за компьютером, за толстенными линзами ее очков совсем не видно глаз, зато на ее руках прекрасный маникюр и полдесятка широких золотых колец, усыпанных самоцветами, ее пухлые, крашенные темно-коричневой помадой губы, корежатся, извергая потоки иностранных слов – диктор переводит: «Она является инвестором уже несколько лет, ее радует рост китайского фондового рынка и не страшат периоды коррекции, она все равно будет вкладывать свои деньги в экономику Китая. Сотни миллионов китайцев инвестируют свои деньги в акции. Сейчас в Китае, как никогда, модно быть совладельцем предприятия. Даже самые бедные крестьяне мечтают купить хотя бы одну акцию – быть инвестором это очень престижно».
Престижно... О господи! Я окидываю взглядом торговый зал – такое впечатление, что здесь собраны неудачники со всего города – потрепанные мужчины в возрасте хорошо за сорок пять, несколько молодых оболтусов, две старухи непонятного возраста, и я... Да, классная у нас армия инвесторов! Глазу не на ком остановиться... Разве только на трейдерах...
Трейдеровских мест три, в зале всегда присутствует двое. Наверное, так по инструкции положено – если третий трейдер вышел из зала, двое других обслуживают клиентов.
Больше всего мне нравиться Юлий – высокий голубоглазый блондин с правильными чертами лица. Он по-мальчишески строен и юн, у него мягкий приятный голос, он всегда улыбается. Юлий доходчиво и убедительно хвалит мне акции или искренне сожалеет о непредугаданном мною их движении. Иногда подбадривает: «Да вы не переживайте, все так делают! Тот не трейдер, кто дважды не обнулял счет!». Возле Юлия всегда толпятся игроки.
Глеб – брюнет. Пожалуй, у него тоже приличная фигура, но он помельче Юлия ростом, хотя... Метр восемьдесят, наверное, в нем будет... У него тоже голубые глаза, но в отличие от Юлия, у которого глаза теплые и добрые, глаза Глеба холодные, ледяные. Глеб постарше – ему под тридцать. У него резкий гортанный голос и клокочущий нехороший смех. Жесткие черты лица, желваки на скулах, выпирающий кадык... Я не люблю работать с Глебом. Он обязательно ляпнет какую-нибудь гадость – сделает замечание по поводу заполнения приказа, повредничает по части выбранных мною цен: «Ну да, по восемнадцать было дорого покупать, по восемнадцать двадцать подешевело»... или съехидничает по части моих финансовых успехов: «Ну и правильно, зачем фиксировать прибыль, убытки фиксировать как-то поинтереснее будет...»
Впрочем, я не совсем справедлива к нему: иногда он пытается удержать меня от сделок, если на его взгляд я делаю полную чушь. «Может подождем? Цена ушла...» – говорит он. Или строгим голосом переспрашивает: «По тридцать двум тридцати уже нет... по тридцать два пятьдесят берем?» И сквозь металл его голоса мне слышится: «Не берем, не берем!»...
Марат – старший риск-менеджер. Ему за тридцать. Он грузноват, высок почти так же, как Юлий, у него круглое лицо, вздернутый носик, румянец на щеках, темные волосы и тоже серые глаза – темные, свинцовые.
Он работает с самыми денежными клиентами. Те торгуют по телефону. Он разговаривает с ними почтительно. Я иногда пытаюсь уловить, а каких суммах идет речь – лот размером в десять тысяч акций Газпрома стоит почти три лимона, а тридцать акций обычки Сбербанка тянут на сумму четь больше полутра миллионов... Я со своими сотнями тысяч для них никто... Впрочем, с учетом кредита и я могу набрать акций на полмиллиона рублей... Богат и могуч русский язык, полмиллиона звучит куда значительный, нежели пятьсот тысяч...
Меня мучает ни сам фондовый рынок, ни обстановка в зале, ни бегающие цифры котировок – меня мучает то, что я постоянно вынуждена принимать решения.
Оказывается, как неудобно, как страшно, все время что-то решать! Оказывается, вся моя прежняя работа была простой и монотонной, за меня все и всегда было кем-то решено... Даже мое увольнение... Даже мое изгнание с биржи по трудоустройству... Даже мое появление на фондовом рынке... Даже моя сегодняшняя ночевка у Кирилла – это он сгреб меня в охапку и повел с собой... И я, радостная, шла с ним рядом.... Похоже, я только и делала всю жизнь, что подчинялась чужим решениям...
Так... Мои акции вышли из минусов... 0,3 –0,5 %% роста... Ни то ни се... Ни продать, ни купить... Ждем...
О чем я? О решениях...
Я силюсь вспомнить хоть одно свое личное, самостоятельное решение.
Выбор института? Нет, мама с папой решили...
Выбор работы? Нет, я застряла в «Прибормаше» после дипломной практики... Это не я их выбрала, это они решили, что я им смогу подойти... Я не просилась к ним на работу... Не настаивала...
Виктор? И это не мой выбор. Мне нравился совершенно другой мужчина – холостой, веселый зам по финансам... Но он не обращал на меня внимания, а Виктор давал понять, что я ему нравлюсь...
Комната в общежитии?
Зам главного бухгалтера предложила переехать с квартиры в общагу... И я согласилась – нас было в комнате трое...
Та комната, в которой я живу, и которую мне удалось приватизировать, это совершенно отдельная статья...
Моя комната пахнет тленом.
В ней три дня лежала на полу покойница – ветеран войны, труда и завода, тетя Фрося Николаева – одинокая, никому не нужная старуха, так и не заработавшая себе отдельную квартиру.
В заводском общежитии ее отсутствие на общей кухне никто не заметил – уловили запах тлена, что шел из двери ее комнаты. Комнату вскрыли – она лежала на полу с перекошенным лицом, старая беспомощная женщина, умершая от инсульта...
Это Виктор, которому я на очередном свидании рассказала про тетю Фросю, сказал мне: «Срочно беги к директору и проси себе эту комнату приватизировать!»
«Ты что! – ужаснулась я. - Зачем мне этот склеп после покойницы?!»
«А затем, что пока все бояться этой комнаты, ты ее попросишь и получишь! А там сделаешь ремонт, и у тебя свой угол, пока другие чухаются! Ну-ка, одевайся, пошли к генеральному...»
Я ремонтировала комнату три месяца. А потом пригласила священника из мужского монастыря – освятить ее после покойницы. Священник пришел, прочитал молитву, окропил стены святой водой...
И все равно иногда мне кажется, что я чувствую запах тлена и вижу на полу скрюченную старческую фигуру...
Я смотрю на экран, и слышу как возле компьютера Андрей кому-то говорит: «Смотри! Вымпел! По Сберу растущий тренд... Пойду-ка я прикуплю десяток»...
Андрей постоянно торчит у компьютера, смотрит «стаканы», где плещутся данные по двадцати лучшим ценам, и графики. В графиках он ищет фигуры, сигнализирующие о будущих движениях акций. Он редко ошибается и часто выигрывает. А у меня сейчас полно кредитных денег... Я встаю со своего места и подхожу к трейдерской стойке. Мне страшно. Я еще ни разу не покупала акции в кредит...
Андрей почти всегда работает с Глебом. У Юлия тоже толпятся игроки. Я подхожу к Марату и неуверенно прошу взять мне пять акций обычки Сбербанка по рынку. Конечно, моя сделка проходит позже, чем у Андрея. Каждая акция достается мне на сотню рублей дороже. И все-таки, и все-таки... Андрей угадал – котировки Сбера рвут вверх. К вечеру они подрастают почти на два процента. Я принимаю решение – закрыть позицию по Сберу. Я боюсь оставлять кредит на завтра – на него ведь начисляют проценты... Моя сделка приносит пять тысяч прибыли. Это первые по настоящему приличные деньги, заработанные мною на фондовом рынке.
Меня распирает от гордости за своей случайный успех.
На следующий день Сбербанк открывается гэпом вверх. Если бы я вчера не продала акции... То заработала бы еще две тысячи. Я грустно вздыхаю. Андрей уже стоит у стойки и зубоскалит с Глебом – он выставляет на продажу акции по одной, через каждые пять минут, отслеживая повышение цен. Потом уходит к компьютеру, смотрит графики, стаканы... И вдруг кричит на весь зал:
- Глеб! В шорт! Сбер на все! По рынку!
- Двадцать две! По пятьдесят восемь с половиной!
- Райку сбрось! Всю, по 18.20!
- По 18.20 только 1010 лотов шло! Не успели...
- Сбрось остальные по рынку!
- Есть! Ушло...По 18.165! На счете 440 тысяч!
- Еще шорт по Сберу! На все!
- По пятьдесят восемь с половиной не успеваем! По четыреста...
- Гони по четыреста!
- Есть! Слили!
Они хохочут, как два игрока из одной волейбольной команды, только что разыгравшие отличный пас.
Я смотрю на экран – котировки Сбера стремительно летят вниз. На сто... двести... триста... четыреста рублей меньше...
- Глеб! Откупай! – кричит Андрей через весь зал.
- По пятьдесят семь восемьсот... Берем?
- Бери!
- Взяли восемь... По девятьсот берем?
- Берем!
- Есть! Все закрыли...
- Ну что, двадцатник сделали?..
- Да нет, не успели... Поменьше, чуть-чуть до семнадцати не дотянули...
- Ничего, мне и этих хватит...
- Приказ написать не забудь...
- Я попозже...
- Пиши, пиши, спекулянт проклятый! Мне уже за тебя тут было, без приказов спекулировать... Пока не напишешь, следующую сделку не проведу!
- И в кого ты такой вредный, Глеб!.. Ну ладно, время только скажи...
Я смотрю на часы – они сделали деньги ровно за пятнадцать минут игры. Вот ловкачи! Мне никогда не научиться так лихо играть...
У меня сегодня «великий» день – я заказала себе деньги, сегодня я заплачу за обучение, а завтра вечером начну учиться на курсах. В зал заглядывает Анжела – менеджер по работе с клиентами, молоденькая узкозадая стерва в облегающем деловом костюме, с короткой юбкой, что так стильно подчеркивает бесконечную длину ее ног. Анжела - эффектная крашенная блондинка с выщипанными бровями и зелеными контактными линзами. В этом зале нет ни одного игрока, который бы не пытался заигрывать с ней. Вчера вечером я слышала, как жестко она отбрила очередного незадачливого ухажера. Я ждала лифт, а он отчитывала кого-то, стоя на лестнице: «Ну и на фига мне твои проблемы сдались?! Не можешь ни в ресторан сводить, ни в кино, ни на море съездить... Папа, папа! Да целуйся ты со своим папой! А я пожить хочу! И так на работе каждый вечер до полдевятого торчу... Любишь, не любишь... Не люблю! Терпеть ненавижу!»
Анжела подходит ко мне:
- Татьяна Николаевна, пройдите в кассу... Ваши деньги готовы...
Я выхожу из зала и иду по длинному коридору мимо ниши с кофейным автоматом «Нестле», пары массивных дверей, холла для курильщиков и закутка «нужных» мест к кассовому оконцу. Перед ним из стеклопакетов сделана пристройка – эдакий маленький кабинетик, стеклопакеты со всех сторон увешены былыми жалюзи, дверь в кабинетик можно закрыть на замок и даже на защелку, здесь есть стол и стул, здесь все уютно и интимно, все для клиента, который, получив деньги, может не торопясь, сидя за столом, пересчитать их.
Я тоже запираю дверь перед носом Анжелы, подхожу к оконцу, протягиваю кассиру паспорт и доверенность... Расписываюсь в расходном ордере, получаю на руки конверт, и присев к столу, важно пересчитываю купюры... Все верно, 16270... Боже мой, никогда я не получала за месяц такие деньги!.. Я все еще не могу понять, зачем я нужна Колобку, но фантастическая сумма так греет душу... Потом, в игровом зале, я пойму, что просидела в этой комнатке почти полчаса, пересчитывая свой первый заработок...