Ничего личного

Инна Кузнецова
Я не делаю скидок – жизнь это не распродажа. Тут закон простой – или жизнь или нет. Я выбрал жизнь – это мой принцип. Руки замерзли, почти не чувствую. Он сейчас в тепле, я вижу, как он пьет кофе и над чашкой поднимаются узоры пара, я даже чувствую запах. Я его ненавижу? Нет… Я его люблю? Нет… Я прост как дорога. Он сложен как определение трансцендентальности. Я распечатал определение и повесил у себя в туалете – каждый день читаю, но запомнить не могу. Лежать и ждать когда он выйдет, я могу часами, это вовсе не трудно и мне нравится лежать и ждать его. Он не чувствует что я стал частью его, я вирус который начинает свою жизнь, когда организм ослаблен. Он сейчас очень слаб. И я тут и жду его. Сегодня он станет еще слабее. И так будет день за днем пока не придет кризис. А когда придет кризис ему придется выбирать жизнь или другое. Если он выберет другое, то он узнает все о жизни, если он выберет жизнь, он не узнает ничего. Это я придумал? Нет. Я просто понял то, что нам сказал Тот, Кто Все Видит. Однажды, Тот Кто Все Видит выбрал другое и узнал о жизни все и сказал нам. А я скажу ему, но не сейчас, а тогда, когда придет кризис, и только тогда, когда он выберет другое. Мое тело одеревенело окончательно, я его не чувствую больше – и это приятно, чем дольше я так пролежу, тем сильнее стану. Лежать буду до тех пор, пока весь мир – все звуки, запахи, ощущения и мысли не сконцентрируются в круге диаметром 3 сантиметра в точке пересечении осей координат. Но это будет не сегодня. Он еще не готов к моей концентрации. На сегодня все.

-…заткнись и слушай. Если ты старая сука еще раз позвонишь мне не вовремя, то остаток своих дней ты проведешь в самой говенной психушке. В этой жизни я определяю, когда ты мне звонишь и что ты должна сказать.
И так было всегда. И ей это всегда нравилось. Она была за ним как за каменной стеной, а слова его она пропускала мимо ушей. Звук его голоса звучал для нее каждый раз как новая обработка любимой тяжело-металлической песни на немецком языке. Тембр и громкость какофонии и бессмыслица слов создавали хаос в ее душе. Из этого черного калейдоскопа она черпала смысл. Каждый раз инфернальные узоры были разные и чем мрачнее и беспросветнее, тем больше ей хотелось жить. Она взяла на себя роль калосборника всего, что в нем было. Он никогда не стеснялся сбрасывать на нее свои душевные испражнения, и она бережно копила и сортировала их. В ее архиве были тысячи записей матерных словоконструкций и эпитетов, которые он наговаривал ей на диктофон, спрятанный в кармане ее халата; более сотни видеокассет со зверскими побоями, которые она в последнее время тщательно копировала на диски, создавая архив. Кто об этом знал? Никто. Кроме нее. Зачем? Просто она любила смотреть свою жизнь. Ей нравился психотриллер. Когда ей нужен был новый сюжет, она просто звонила ему, и все случалось само собой, потому что он был неисчерпаем.
Но кончается все. И это тоже кончилось. Когда все кончилось, она просто сидела на лавке возле дома, смотрела на снег падающий и уже лежащий. В душе ее было светло и чисто, она ощутила на своем лбу щекочущую красную точку оптического прицела, улыбнулась, посмотрела на летящую пулю, скосив глаза и, поняв, что другое лучше - выбрала другое.

Ворона сидела на проводе, и когда почти одновременно, звук спускового механизма и хлопок от вылетевшей пули прозвучали и отвлекли ее от шелеста падающих снежинок, она повернула свою черную голову, и ее левый глаз отразил в меня вечность животного недействия. «Я видела тебя» - сказал глаз вороны, и она отвернулась.
Разницу между трансцендентальностью и трансцендентностью я постиг вчера. И никчему все определения. Когда я жму на курок, сам процесс трансцендентален – я на грани – могу выжать до конца, могу отпустить, когда я нажал на курок и вижу свою пулю – я трансцендентен – я уже за гранью, и я недосягаем. А этой вороне я напишу сегодня стихи.

Он собрал свои вещи в три больших чемодана, еще в два чемодана он положил ее архив и ее банный халат, который все еще пах духами, которые он ненавидел, когда она была жива. Я все это видел лежа на крыше, потом он вызвал такси и уехал. Через год я позвонил ему и сказал, что хочу взять у него интервью. Путешествие было приятным, я летел на самолете и вспоминал свою ворону. Когда мы встретились, он был одет в ее халат, и смотрел видео запись. Он налил мне коньяку, и я рассказал ему про свой принцип. Но он выбрал жизнь, ее жизнь. Я допил коньяк и уехал.
А вот стихи:
Сидит ворона на трубе,
Она нигде и я нигде.
Я нажимаю на курок,
Ты выбор сделала дружок.

Смысл этой жизни крайне прост
Меж югом с севером есть мост.
Сей мост – длинна всего пути,
Который должно нам пройти.


Но та ворона на трубе
Мне подтвердила - мы нигде.
Нам не ступить на этот мост,
Хоть путь, казался, очень прост.

Зависли между полюсами
И в этом виноваты сами.
И вот ни ты, ни я, ни он
Не смотрим больше на ворон

Курок нажат, теперь ты там
Надеюсь ты расскажешь нам.
Как обрести те север с югом,
Чтобы замкнуться с другом кругом.