Запоздалые признания - Ш.Б. о 21.1
Имея на протяжении двух лет прямое отношение к Копирайту, я редко писала обзоры выпусков. Не складывалось. А тут договорились в редколлегии, что обзоры пусть будут от авторов извне, ну что мы свое же и критиковать будем. Как назло появились мысли по поводу. Так что не обессудьте. Порядок рассказов в обзоре случаен. Это ни в коем случае не рейтинг.
ЮРИЙ БУЙДА «СОН САМУРАЯ»
На Прозе.ру полно жесткосердных критиков. Не люди, а дробеметные машины. Знаете, что такое дробеметная машина? Это агрегат, который со страшной силой мечет круглую мелкую дробь на металлическую поверхность, после чего та лучится ровным матовым светом – ни окалины, ни ржавчины, ни какой другой нечисти. Что металлу хорошо, то иному автору... хм... смерть. После столь агрессивной обработки он оказывается повержен, лежит в руинах.
На Прозе.ру полно добросердечных утешителей. Они поднимают автора из руин сочувственным бубнением-уговорами: «Нашел кого слушать. Нашел из-за чего расстраиваться. Да появись на сайте – инкогнито – те же Гоголь или Чехов, и к ним бы придрались, и у них бы слова на слове не оставили».
Гоголь не Гоголь, Толстой не Толстой, но состоявшийся и признанный современный писатель почтил Прозу.ру своим присутствием. Правда, не по собственной воле.
История появления на сайте рассказов (кажется, и роман был) Юрия Буйды, как мне видится, имеет несколько планов.
Первый. Авторство не было раскрыто. Никакой хитроумный буквоед не появился, не закричал, подрывая миндалины: «Ребята, да вы что?! Это ж Буйда! Кто не знает Буйды! Да он печатается уже сто лет – и в «Знамени», и в «Октябре», и в «Новом мире», и где только не! И книжек понавыпускал. И любимый-то он писатель известного критика Агеева. И в Европе переводим в хвост и гриву». Что еще раз – наглядно – подтверждает давно и для всех очевидное: «большой» литературный процесс сам по себе, Проза.ру сама по себе. Два непересекающихся русла.
Второй. Как приняли, как оценили – если не классика, то по крайней мере уже принятого в пантеон (Андрей Битов, Владимир Маканин, Александр Кушнер, Василий Аксенов, Людмила Улицкая, Татьяна Толстая, Ольга Седакова, Ольга Славникова, Владимир Сорокин, Олег Павлов, Евгений Бунимович, Дмитрий Пригов, Юрий Буйда – это я не свечкой макаю перед небожителями, а всего лишь иллюстрирую причастность к ним Буйды; ряд взят из заметки про Парижский книжный салон 2005 года) и вполне оцененного автора?
В целом хорошо, но ажиотажа не было. Чтобы вся Проза бросилась читать и комментировать явно сильные тексты – такого не случилось. Рецензировали немного. Отклики: и безоглядные восторженные похвалы в прозару-манере, мол, на одном дыхании, это лучшее, что довелось читать; и признание высокого уровня профессионализма; и «безусловно, понравилось, но...». Была критика, но не слишком настойчивая, на стыке литературы и мировоззрения, в этом ключе и динозавров есть за что честить. Высказали мысль – Буйда вписывается в прозару-формат. Возможно, но тогда вопрос – почему Проза так слабо представлена хотя бы в длинных списках Букера?
В общем, предсказания, что на Прозе и Достоевского в графоманы определят, не сбылись – если уж Буйду не определили, то ФМ и подавно такая доля не грозит.
Третий. Насколько этично и корректно в отношении как автора, так и прозаруян, поступил человек, зарегистрировавшийся под именем Лен Буковский и вывесивший на Прозе рассказы Буйды? На мой взгляд, совершенно некорректно и неэтично. Игра была бы оправданна, будь у нее высокая цель. Допустим, гений прозябает в нищете и безвестности, игнорируемый издателями (кстати, в случае с Буйдой так и было не многим более пятнадцати лет назад), его странные полуфантастические рассказы и романы никак не могут пробиться к читателю, потому что нет денег даже на интернет. А читатель в это время томится духовной жаждой. И тут – раз! – мы! герои! – тратимся на трафик и публикуем гения! На самом массовом русскоязычном литпортале! И пусть нас за это подвергнут остракизму! Пусть привлекут к суду за нарушение чего-то там! Писатель выпущен к народу, народ упоен своим новым духовным вождем!
Но ведь нет, книги издаются, обильно рецензируются, а рассказы, что были размещены на Прозе.ру, в большинстве своем можно найти в Журнальном зале РЖ.
Насторожила пена у рта, с которой Буковский, раскрыв карты и признавшись в подлоге, нахваливал протеже: переведен то ли на 18, то ли на 23 языка, вся читающая Европа сравнивает его последовательно «с Голдингом, Буццати, Мориаком, Гарсиа Маркесом, Кафкой, Набоковым, Газдановым, Буниным, Селином, Конрадом, Айрис Мердок, Париком Уайтом, Фолкнером, Фланнери О'Коннором, Шаламовым... Однажды даже с Конан Дойлом сравнили», где-то мелькнуло упоминание о Гомере. Какие, однако, разные писатели, и Буйда похож на них всех одновременно.
Я не успела познакомиться с творчеством Буйды на Прозе – Буковский закрыл страницу раньше, чем обещал, а до Журнального зала пока не дотянулись руки. Весь мой багаж – это «Сон самурая» (два раза) и «Фарфоровые ноги» по диагонали. С восприятием «Ног» произошла метаморфоза. Когда еще не всплыла правда о Буйде, я, прочитав первый абзац из «Фарфоровых ног», подумала: густо, плотно, точно, зримо – проза, это действительно проза, нравится она мне или нет, притягивает или, наоборот, отталкивает. Такая неоднозначность – «или-или» – возникла оттого, что после неподробного чтения осталось впечатление: и притягивает, и отталкивает одновременно. Сложная поверхность ощущения. Когда все открылось, в каждом предложении из того же абзаца нашла по огреху, над которыми можно работать. В общем, по крайней мере до Набокова Буйде недостает хорошего редактора.
«Сон самурая»... Текста перед глазами нет. Нет возможности уточнить детали, а значит, подробно анализировать. И ничто не врезалось до такой степени, что трудно забыть. Стало быть, не совпали частоты. Но – сохранился образ рассказа. В детстве мы развлекались фокусом. Надо было долго-долго смотреть на черно-белое, не слишком детализованное изображение, предположим, сильно упрощенный женский портрет. А потом закрыть глаза. На шторке век с внутренней стороны через короткое время выявлялось то самое изображение. Вот и «Сон самурая». Рассказ убрали, а всплывает картинка – хороший карандашный рисунок. Безупречная, в своей безупречности доходящая до грани, за которой – малое движение – и обрыв, хаос, абсурд, – композиция, точные, легкие, в меру текучие, в меру обрывистые линии, аккуратная, штриховка.
На мой взгляд, самый совершенный рассказ копи-чарта.
РОМКА КАКТУС «БУНТ»
Контаминация трех довольно популярных в массовом литературном творчестве тем:
Первая. Дети вменяют взрослым иск, что те погрязли в слабостях и пороках, что проводят дни напролет без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви. И оставляют после себя не гармоничный блистающий мир, а помойку, и какой интерес детям в этой помойке возиться.
Вторая. Мир глазами ребенка, не имеющего жизненного опыта, но обладающего недетской рассудительностью, недетским умением обнаруживать связи между явлениями и недетским лексиконом.
Третья. Главная – непреложность заведенного, изначально прописанного (кем-то? чем-то) порядка («И так будет всегда»).
Из любого набора тем можно сотворить волшебство. Но для этого в каждом направлении надо пойти хотя бы чуть-чуть дальше общепринятого, шагнуть за штамп. Мне кажется, играть со старыми штампами – уже не комильфо.
Неплохая находка в композиции, которую (находку) я назвала бы «как в малой капле океан». Это концентрирование сути рассказа в последних трех словах: «слезу смазал локтем».
Вообще, читать скучновато.
СЕРГЕЙ КАСЬЯНЕНКО «НАДЯ»
Прежде чем говорить о «Наде», я должна сделать признание.
Я читаю романы и рассказы не ради сюжетов, интриг, не ради глубоких мыслей, которыми умелый автор начиняет текст, не для того чтобы очаровываться героями-героями или негодовать из-за коварства героев-злодеев. Художественный мир литературного произведения – штука интересная, но для меня не своим содержанием, а тем, что его по каким-то одному ему ведомым законам создавал автор. Моя цель не погрузиться в этот мир, а пройти сквозь него, как нейтрино проходит сквозь толщу материального, и оказаться в мире автора. При этом меня не интересует автор как личность – кто он, каковы его черты характера, желания, филии и фобии, его литературные и гастрономические предпочтения, кто его девушка. Все эти конкретные знания – мешают. Я просто, ничего не определяя, хочу встроиться в автора, видеть, слышать, дышать вместе с ним, хочу почувствовать вместе с ним, как это происходит – из ничего вдруг рождается вселенная, тот художественный мир, который он потом описывает в книге. Понятно, что я встраиваюсь не в самого автора, а в тот его образ, который сама же и придумала – и материалом для придумывания является... да, художественный мир книги.
Первые тексты Сергея Касьяненко, вывешенные на Прозе, очень благоприятствовали моему хобби. И я была в упоении. В мире Касьяненко взрослая тетя чувствует себя Алисой в стране чудес. Но постепенно что-то изменилось. Мое субъективное ощущение: – автор почувствовал неладное. Его тексты все больше и больше начали напоминать глухую защиту от любопытствующего извне. Сквозь них не проникнешь. Я допускаю, что дело во мне, то есть с его стороны ничего не изменилось, а ослабло мое желание быть там. И я сама придумала эту авторскую преграду, чтобы себя же и защититься от текстов. Может быть, потому, что мне показалось – в одно из последних присутствий – что вселенная перестала расширяться, а за одним и тем же ходить и ходить какой смысл? Но спишем впечатления наблюдателя на изменение способностей наблюдателя: старческий маразм, сбои в гиппокампе (который, как выясняется, кроме первичной памяти, еще заведует воображением) и в целом снижение интереса к жизни.
Ну а «Надя» – чего уж там скрывать, Касьяненко как он есть.
КОНСТАНТИН СМЕЛЫЙ «ТАКСА ПО ИМЕНИ ДЖА»
Рассказы Константина Смелого очень приятно читать. Они написаны свободным, ясным языком. Мне импонирует, что автор часто использует прием обращения к читателю напрямую, поверх им же созданного мира конкретного рассказа. Вот начало «Таксы Джа»: Это добрая история, про дружбу, девушку и даже таксу, причём с таксой обращаются трепетно. Обильно кормят. Кончается текст на пронзительной мажорной ноте, чтобы читателю стало тепло и захотелось болтать ногами, сидя на парапете у открытого водоёма». Прием старый, но работает. Он способствует тому, что читатель чувствует себя соучастником, а быть соучастником чего-то позитивного всегда хорошо.
У рассказов Смелого, как правило, увлекательный небанальный сюжет. Кроме того, если он рисует обыденность, то ракурс – всегда необычен. Построить историю взаимоотношений на привязанности питерцев к таксам (и пусть эта привязанность преувеличенная, даже лучше!) – скажите мне, что это стандартный ход, и я не поверю. Мимоходом он делится с читателем тонкими наблюдениями из жизни, благодаря которым повествование становится, на мой взгляд, объемным (не таким объемным, конечно, как жизнь, но как фрагмент жизни). Чего только стоит тетя, которая в ответ на поздравление с праздником выдала гневную тираду, мол, плевала я на ваши новорощенные праздники, а потом быстро перестроилась и так же гневно отчитала героя за то, что с девушкой еще не живет, а таксу уже решил приобрести, никакой ответственности.
Мне нравится, как автор использует свое замечательное чувство юмора не просто, чтобы дать еще один, ироничный, план тексту, но и для построения композиции. К примеру, мы не сразу узнаем, что сосед главного героя – растаманствующий раздолбай, а по крохотным смешным деталям сами собираем образ, и довольно далеко от начала в тексте появляется указание на дреды. Постепенное раскрытие образа – замечательный композиционный ход. Он, уже модифицированный, усложненный, еще раз повторен в эпизоде с девочкой, давшей объявление о таксе. Автор задает сначала ложное направление мыслям читателя, читатель, поддавшись авторской логике, уже нарисовал себя яркий образ девочкиного папы. А потом – раз! и надо перестраиваться. Тоже старый прием, но исполнен изящно.
Что меня огорчает в последних рассказах Константина, так это их, вдруг к концу рассказа обнаруживающаяся, дидактичность. Автор тонко и легко рисует жизнь, а потом выясняется, что если не главной задачей, то одной из задач был крохотный крестовый поход против чего-то. В данном случае против астрологии. Один умный человек сказал мне однажды что есть три столпа в объектном программировании, среди них инкапсуляция. «Инкапсуляция скрывает внутреннюю реализацию абстракции внутри отдельного объекта». Мне кажется, все понятно.
СТАНИСЛАВ ШУЛЯК «КРОВОПОДТЕК НОМЕР ДЕВЯТЬ»
Я не смогла прочитать этот рассказ внимательно. И потому не вникла в сюжет, а он, как объяснила Лара, очень даже неординарный. И у меня не получилось вникнуть в те замечательные мысли, которые рассыпаны по всему тексту (я прочитала их в Ларином обзоре), вырванные из контекста, они меня не сильно впечатлили (я уже писала, что не ради мыслей читаю книги).
Попробую объясниться. Все больше и больше я убеждаюсь в том, что мое читательское восприятие подчинено простому закону: чем сильнее «кричит» тема, тем менее «кричащими» должны быть выразительные средства, используемые для раскрытия темы. Обыденность, изложенная вялым языком, без применения особых приемов, особых средств, мало впечатляет. Кстати, не путать вялость языка и его скупость языка. Скупость – очень сильный и сложный прием.
Ну а когда автор проникает в пограничные, «горячие» области и при этом сильно «дерет горло», тем самым раскачивая текст до невозможных амплитуд – тут все, мой приемник срезает пики сигналов сверху и снизу, большая часть информации теряется.
ИЛЬЯ ДОЛИНИН «ЛЕНОЧКА»
На мой взгляд, для хорошей прозы этот рассказ, в первую очередь, слишком сентиментален (остальных свойств текста, не позволивших ему попасть в мой реестр хорошей прозы, я разбирать не буду, достаточно одного). Вот если бы автор побольше уделил внимания играм со временем. Хотя, может, они и не подразумевались, а это я их обнаружила на пустом месте, тема-то интересная.
МИКАЕЛ АБАДЖЯНЦ «СОБАКИ»
Когда я только пришла на Прозу, то решила, что хорошо бы поучиться писать рассказы анализируя шедевры мастеров. Нашла в библиотеке свекров три сборника рассказов «Рассказы 50-х», «Рассказ 1985» и «Рассказ 1987», кажется, так они назывались. Там были собраны все корифеи советской прозы, которых принято уже числить в классиках. Я старательно, едва ли не с карандашом за ухом все три тома (примерно по 400–500 страниц каждый) их проштудировала. Чему-то научилась, что-то упустила. Но по прошествии некоторого времени решила ревизовать память – что в ней осталось от того чтения. Вспомнила три рассказа: два Виктора Конецкого, не морские – «Кошкодав Сильвер» и «Две осени», и один Даниила Гранина, название к сегодняшнему дню выветрилось. Остальные – сплошной неразделимый на отдельные течения поток. Большинство их были похожи друг на друга, как близнецы: одинаковые задачи, темы, похожие коллизии и герои.
«Собаки» из разряда подобных похожих. Из потока. Прочитав рассказ я определила его как беспроигрышный. Только тупой чурбан, собаконенавистник усомнится в художественной ценности столь прочувствованного повествования. Для большинства читателя такое беззастенчивое апеллирование к совести – достоинство, для меня недостаток. Ну и ладно, побуду чурбаном.
Поскольку рассказ я в целом не оценила, а «один из миллиона» и «коленкой на слезную железу» (как точно сформулировал однажды, кажется, Дмитрий Сабаров) – это неубедительный повод, чтобы записывать его в не-шедевры, надо было найти формальные оправдания. Это оказалось не так-то легко. Композиция выстроена, язык гладкий. Описания природных красот красивые. Психологические нюансы правдивы, не придерешься.
Но я нашла!
Цитата длинная:
«Маруш поднял на ноги голод. В черное обширное нутро ее логова проник яркий, полный жизни луч, и вместе с ним явился голод, острый и беспощадный.
Небо было высоким, синим и холодным. Где-то в недосягаемой высоте угадывались облачка, редкие, легкие как перышки. Дали были голубыми и широкими, и даже горы, сиявшие бледным огнем, не могли заполнить бесконечного пространства. Слышно и видно было далеко. От человеческого жилья поднимались толстые-белые столбы дыма. Было безветренно, но безупречное собачье чутье выхватывало из морозного воздуха еле слышные запахи свежевычищенного хлева, парного молока и только что испеченного лаваша. Голод подтолкнул собаку, и она затрусила навстречу запахам.
...
Ах, Маруш! Хорошо, что ты не стала свидетелем человеческой предусмотрительности и брезгливой неразборчивости. Хорошо, что в твоих темных глазах не отразился огонек куцего окурка, воткнутого в середину изборожденного морщинами землистого лица. Хорошо, что ты не видела, как заскорузлая сила с толстыми ногтями и загнанной под эти ногти на невероятную глубину грязью подносила твоих щенков к изучающе разгорающемуся окурку, к морщинам, которые начинали шевелиться, приводимые в движение мыслями медлительными и тяжелыми. А толстые обветренные губы облекали их в слова, понятные только такой же заскорузлой душе, и огонек сигареты начинал плясать во тьме».
Итак, создавая художественный текст, автор выбирает повествователя и точку в пространстве текста, из которой ведется повествование. Удача, когда это точка не фиксированная, а плавает, приближаясь то к одному герою (повествователь как будто формулирует мысли героя, высказывает их за него, или передает ощущения), то к другому.
В данном отрывке точка повествования в непосредственной близости от собаки Маруш. Последний абзац в рассматриваемом нами отношении довольно сложный: повествователь описывает ощущения Маруш от интуитивного (поскольку материнского) проникновения Маруш в ощущения ее щенков – что они испытывали, что чувтсовали, когда человек брал каждого за шкирку и рассматривал, дымя в мордочку сигаретой.
И тут сбой. Щенки не знают, что отверстие в лице человека, в которое обычно вставлена сигарета, называется рот. Рот и не назван – «окурок воткнут в середину лица». Хорошо. Но если щенки не знают про рот, откуда они знают про морщины и сам окурок?
Еще сбой. Весь эпизод как бы мыслится в собачьих категориях – жилье, например, названо человеческим.
Но давайте не будем фантазировать – и недосягаемая высота, и бледный огонь (которым сиял снег), и бесконечные дали – это все отвлеченные понятия и вряд ли их можно считать включенными в парадигму собачьего мировосприятия. То есть собака способна увидеть очень далеко расположенную гряду гор, но оценить расстояние как бесконечность, не может. Примерно так.
И подобных недоработок по всему тексту полно.
Выяснилось, что реакции автора на критику очень агрессивны. Я нарываюсь. Ну пусть.
КИРИЛЛ ЧИСТЯКОВ «МЯСО ПО-ФРАНЦУЗСКИ»
Текст видится мне бесформенным, неструктурированным. Даже заглавный образ – то самое мясо, приготавливаемое из полуфабрикатов с душком, не держит рассказа. Этот образ кажется даже случайным. Неплохая идея, но автор ее отработал слабо. Ну рассказал о непростой жизни современного горожанина, но все это как-то неконцептуально.
В чарте Варя процитировала мои слова, мне, мол мне показалось будто из-за семантических ошибок вылезает наружу схема, по которой автор выстраивает текст. Приведу простой пример, чтобы объяснить, что я имела в виду.
«Я услышал знакомый, похожий на сценический шепот, голос. Амплитуда придыхания. Заученная и доведенная мозжечком до автоматизма интонация светской барышни».
У меня вопрос – какое отношение имеет мозжечок к интонации? Почему мозжечок? Почему мозжечок доводит до автоматизма? Подобные конструкции щедро рассыпаны по сему тексту.
А.К. «ОН»
Оказывается, сам автор объясняет произведение так – главный герой маньяк, обнаруживающий проститутку в каждой женщине без чулок, с педикюром и в короткой юбке. В этом отрывке еще все более или менее благополучно, а потом - предполагается роман - маньяк начнет всех мочить.
Тогда я не играю и удаляюсь прочь. Потому что моя версия, выдвинутая на Форуме при обсуждении текста, была интереснее.
Краткая компиляция того, что я понаписала на форуме про этот рассказ – зачем что-то новое изобретать?
Встал вопрос о заштампованности мужского сознания. Мол, у мужчин принято считать, что раз женщина одета так и так, то она – определенного свойства.
Во-первых, не все мужчины так думают. Некоторые – что раз она одета так и так и с педикюром, то у нее есть страстное желание понравиться, и если она только на это делает ставку, то просто-напросто дура, те, кто помягче, думают, что дурочка. Коротко – если она выглядит определенным образом, то дура.
Во-вторых, мне показалось, что это очень плоско – рассматривать главного героя в подобном аспекте. Я вычитала в тексте, что герой не заштампован, а просто всем своим мужским естеством ощущает каждую голоногую девушку посягающей на него как на мужчину. Это архетипическое. Но есть другое архетипическое, мужчина желает видеть себя свободным героем, он желает сам выбирать, а не обороняться от посягательств. Две архетипические темы в конфликте.
В связи с рассказом я вспомнила один неприятный момент из недалекого прошлого. Как-то пришлось около часа ехать в маршрутке, и весь этот час две барышни рядом делились между собой впечатлениями о разных косметических салонах и процедурах в них. Целый час щебетали о прыщах. К концу поездки мое желание убить соседок приобрело колоссальные размеры.
Мне кажется, герой АК испытывает примерно то же самое. Но его положение усугубляется тем, что в нем есть и еще одно архетипическое знание – женщина украшает себя, чтобы быть привлекательной. И вот герой физически ощущает, что все многочисленные векторы (по количеству встречающихся на пути женщин): «Я хочу тебе нравиться!!!» – нацелены остриями в него. Не сознательные желания конкретной женщины в отношении конкретного мужчины, герой большинству из встреченных может и не нравиться, а бессознательное женское – нравиться любому мужчине. И ладно бы, но всевозможные парикмахерские и прочие ухищрения придают этому желанию изрядную долю агрессии. Против этой бессознательной агрессии и бунтует герой.
Если уж говорить о штампах, присутствующих в рассказе, то они вовсе не мужские, а женские: если я покрашу ногти, побрею ноги, то стану ах какая красавица, и вот развивается целая индустрия, использующая это женское заблуждение, запаривающая женщине мозги, выкачивающая из нее деньги. И, мне кажется, автор саркастирует именно по этому поводу.
Вот что я думала о «Нем» А.К. Рассказ с тех пор не перечитывала, так что мнению меняться не было причин.
ГАНС ДИЗАЙНЕР «ХЕРЗЕГАЛЬД»
Этот рассказ не побудил во мне желания говорить о нем что-то, ни плохое, ни хорошее. Кроме одного – грузить читателя Прозы.ру экспериментами с нечитаемым, тарабарским текстом, на мой взгляд дурной тон.
*******************************
Если вы дочитали мой обзор до сего места, значит, вы очень терпеливый человек.
Спасибо.
Александра Валаева, ранее известная на Прозе как Шура Борисова