Вся деревня ходила ходуном. Колька Лазуткин решил стать фермером. И ладно бы как другие, а тут птицефабрику строить решил. Больше всего волновались женщины.
- Теперь света белого не взвидим от этих кур!..
- Нате – птичник!.. – начинались то тут, то там разговоры.
Мужики больше сосредоточенно помалкивали и жали дым махры вперемешку с перегаром.
- Где строить-то будешь? – не выдерживали самые любопытные.
- На самом лучшем месте! – отвечал Колька и загадочно улыбался…
На следующий день Лазуткина видели ходящим по деревне и вокруг неё с какими-то странными приспособлениями в руках. Он то и дело останавливался, доставал блокнотик и что-то записывал.
Вначале кое-кто бродил за ним, недоумённо взирая на Колькины действия. Но, в конце концов, даже самые терпеливые, покрутив пальцем у виска, или махнув рукой, оставляли его. И только деревенская детвора, хохоча, бегала вслед и, кривляясь, повторяла его действия. Да ещё собаки, возбуждённые этой беготнёй, не отставали от детей, принимая всё за новую игру.
Наиболее же степенные жители деревни только издали скептически поглядывали на это странное явление жизни, вдруг явившееся в их тишь да благодать.
Наконец, Николай остановил свой выбор на участке за околицей на берегу речки Истринки недалеко от трёх растущих рядом берез. Старики говорили, что здесь в незапамятные времена стояла барская часовенка. Он отложил свои приспособления (это были, как читатель уже догадался, «рамочки») и стал мерить участок шагами.
Тут некоторые заволновались:
- Ты чего это, место-то обчественное, отхряпать хочешь?..
- Кто позволил?!
- У меня разрешение! – на всё отвечал Лазуткин, и вытаскивал какую-то бумажку. Люди подходили, глядели и молча, поплёвывая сквозь зубы, отходили.
Через несколько дней на участке появился небольшой сарайчик. Те, кто заглядывали, видели несколько кур, сидящих на насесте. Любопытные сменяли друг друга возле сарайчика, так как «чудило» объявил, что двери он закрывать не будет. И ночью они оставались открытыми.
А наутро Колька созвал жителей.
- Сидят! Все сидят! Ни одна не сбежала, хоть и двери нараспашку!..
На седьмой день Лазуткин угощал сельчан. Между тостами он зачитывал им вырезки из газет и журналов про всякие непонятные явления. Всё прошло как надо. В конце изрядно набрались. Имеют же люди право…
Но коротко сказывается, долго дело делается. Построил Николай на этом месте экспериментальный птичник. Ровно сотню несушек и десяток петушков поселил он там. Корму дал, напоил…Снова отметили событие…
А на утро проезжающие мимо деревни наблюдали такую картину. По улице двигалась толпа разъярённых людей. В самой середине в разорванной на груди рубахе – Колька. По бокам, держа его за руки, двое мужиков. Кругом бабы. Крик, гвалт! И все норовят хлестнуть Кольку хоть чем, хоть платком, хоть полотенцем, хоть веником, а то и просто хворостиной.
- Книжник поганый!..
- Ух, тебя!..
- Курей наших воровать, ишь удумал!..
Поодаль молчаливая «мохра с перегаром». А первыми, да задом наперёд, рот до ушей – ребятня. Не каждый день такое увидишь.
Меж всеми шла женщина, по виду самая несчастная из всех. Она молча несла на вытянутых руках объёмистую кипу бумаг. Вот она отделилась и прямо к костру, едва тлевшему возле стана. Да с размаху все бумаги в огонь.
- В чём дело? – спрашивали одни у других. Но не получали вразумительного ответа. Да и некогда было.
У птичника все оставили Лазуткина и бросились расхватывать кур, которых то ли бес попутал, то ли Колька-чёрт понатаскал в прибавку к своим. Одним словом сбежались они поголовно со всей деревни…
Но, так или иначе, курятник сломали, а кур часть горе-фермер домой забрал, часть односельчанам отдал. Так прекратилось это возмущающее естество безобразие.
Место это с той поры стало зваться «куриным чудом», а за Лазуткиным прочно закрепилось прозвище «куриный колдун».
1987 – 2007 г.