Ещё не поздний февральский вечер. На улице зябко и сыро. Колючая снежная крупа остервенело мечется по проезжей части, задувает на тротуар, колотит в фасады зданий, взвивается ввысь и неистовствует в пирамидах света уличных фонарей. Погода для всего живого – сущий ад. А ещё – чад выхлопных газов. Даже в этом исступлённом зверстве атмосферных движений удушливый городской смог не покидает своих привычных позиций.
Такой метеорологический коллапс тяжело переживается автомобилистами, ещё хуже положение пешеходов, но самая тяжкая участь уготована майору Брагину. По крайней мере, сам Брагин строго придерживается этой невесёлой гипотезы.
Он стоит на перекрёстке Каменноостровского и Большого проспектов и злится. Характерные мысли одолевают опытного гаишника. Профессионально сытое лицо его искажено гримасой глубокой душевной боли и признаками зарождающейся простуды. Чувство поруганной справедливости не покидает майора и только крепнет с каждым новым порывом колючего ветра.
- Проклятье! – шепчет он сквозь зубы. – Это же надо было дожить до такого свинства… Пятнадцать лет непорочной службы! До майора дослужился, вот-вот подпола дадут, должность – замначальника батальона, а тут стой как какой-нибудь без году сержант – с палкой на перекрёстке! Да ещё в такую погоду анафемскую… И занесла же нелёгкая эту московскую комиссию… И надо ж было так глупо попасться им на глаза. И, главное, уже после смены! Ну, не скрою, был немного подшофе – с кем не бывает, – но ведь в своё же личное время! Ну наблевал на ступеньки, так сам же и вытер – собственным, между прочим, кителем… Всё равно, это бесчеловечно: с палкой… на перекрёсток… в такую погоду… Да был бы перекрёсток-то путёвый, а то ведь хуже места и не придумаешь – одно начальство ездит, хрен чего заработаешь. Нарушают все подряд, а поди останови кого – сразу ксивой в харю тычут! Кроме неприятностей никакой прибыли…
Оскорблённый майор досадливо хлюпает носом и привычно, на уровне инстинкта, делает под козырёк проезжающей мимо кавалькаде дорогих иномарок с «блатными» номерами. Кавалькада исчезает в метели, Брагин принимает стойку «вольно» и с чувством сморкается на тротуар. Собственная жизнь кажется ему нелепой пародией, жестоким шаржем, туманной дымкой, глумливо искажающей истинный смысл великого творения Создателя, имя которому – майор Брагин.
- Ну за что мне такое наказание? – философски вопрошает он Творца и не получает ответа. – Где же справедливость?
Ответ на последний вопрос Брагин ищет на проезжей части. Движение по Каменноостровскому останавливает красный сигнал светофора. Машины послушно тормозят у «стоп-линии». Вроде бы всё нормально, всё по правилам, но искушённый взгляд дорожного хищника выхватывает из вереницы заснеженных автомобилей тот, который должен облегчить его, майора Брагина, сегодняшнюю участь…
Светофор живёт собственной, электрической, жизнью. Повинуясь строгой логике электронной начинки, он уже переключается с красного на жёлтый. Брагин, высоко подкидывая колени, бегом пересекает перекрёсток по диагонали. В борьбе с трёхцветным электрическим противником он пользуется свистком и жезлом. В итоге, человеческая воля и разум одерживают верх. Нарушитель остановлен и прижат к обочине. Пошла работа…
- Майор Брагин, - представляется он в узкую щёлку чуть приоткрытого водительского окошка. – Ваши документы, пожалуйста…
Документы высовываются в форточку, и майор не спеша разглядывает их, готовясь к своему маленькому триумфу. Тёмно-красный микроавтобус с мурманскими номерами и тонированными стёклами – хорошая примета, особенно если у него не горит ближний свет фар в тёмное время суток. Небольшой, но прибыток…
- Та-а-ак, - растягивая удовольствие, произносит Брагин, - Семён Валерьевич… Почему нарушаем?..
- Мать честная! – раздаётся из кабины микроавтобуса. – Брагин! Витька! Ты, что ли?!
Из машины суетливо выскакивает здоровенный бугай во фланелевой рубашке с широко распахнутым воротом и заключает ошалевшего майора в крепкие дружеские объятия.
- Вот так встреча! – продолжает радоваться здоровяк. – Вот уж никак не ожидал! Ну что ты опешил? Аль, не узнал? Это ж я, Сеня Скворцов!
Лицо майора наполняют признаки смешанных чувств: он узнал своего одноклассника и друга детства Сеньку Скворцова, он даже рад неожиданной встрече, но в Витьке Брагине продолжает жить гаишник с пятнадцатилетним стажем, и эту заразу одним махом не выворотишь даже из самой чистой и любвеобильной души.
- Сенька, ты, что ли? – наконец сдаётся майор. Радость его неполная. При других обстоятельствах он расцеловал бы старинного друга согласно вековым русским традициям, но… мешает форма. – Ты какими судьбами?
- Да вот, в командировке. По коммерческой части. Слушай, ну чего мы тут стоим на ветру? Садись в кабину, у меня тепло, поболтаем, чай, сколько лет не виделись…
- Лет двадцать наверно…
- Да все двадцать два! – подсчитав в уме, уточняет Скворцов.
- Пойдём-ка, Сеня, лучше в кафешке посидим, тут рядом, - в свою очередь предлагает майор, на которого всё же нахлынула волна сентиментальных чувств.
- Пойдём.
Через две минуты друзья уже сидят за столиком уютного кафе. Угрюмый официант стоит подле них в ожидании заказа без особой надежды на чаевые. Гаишник в форме – плохой клиент, жадный, об этом знают все официанты и ностальгируют по тем дням, когда гаишные чины гудят, одетые по гражданке. По гражданке гаишник разгульный, весёлый и щедрый, как и положено быть русскому гуляке. Но в форме – он сущее наказание…
Брагин берёт на себя труд по выбору меню и сам делает заказ. Немного коньяку и обильная закуска – вот основа рабочей трапезы служителя свистка и жезла. Скворцов пытается возразить по поводу коньяка, но друг детства только снисходительно улыбается и с чувством превосходства указывает на свои звёздные погоны.
- Ничего, со мной можно, – подмигивает он другу Сеньке, – по чуть-чуть… Давай, за встречу!
Старинные приятели выпивают за встречу и начинают наперебой рассказывать о себе, восполняя двадцатидвухлетний пробел в знаниях о судьбе друг друга. Служба, семья, дети… Вот Скворцов показывает Брагину фотографию жены с пухлым карапузом на коленях. Майор одобрительно кивает и, в свою очередь, демонстрирует фото своих четверых «короедов». Сенька умилённо чмокает губами, закусывает и пытается отказаться от очередной рюмки. Но Брагин настойчив. Аргументы его сильны, а погоны авторитетны. Выпивают за детей, потом за жён, за одноклассников… Лицо майора – от уха до уха – рассекает слюнявая улыбка, свидетельствующая о наступлении ощущения безотчётной радости по любому поводу. Здоровяк Скворцов, напротив, держится капитально – так, будто и не пил вовсе, – закалка северянина приносит свои плоды.
Наконец всё выпито и съедено. Официант приносит счёт. Скворцов кладёт на стол свою половину, Брагин вяло пытается возразить, но натыкается на категоричный и приятный душе отказ.
- Ну, ты теперь куда? – спрашивает гаишник.
- Сейчас загружусь водкой и в гостиницу, а с утра домой, в Мурманск.
Брагин понимающе кивает головой и уточняет, в какой именно гостинице остановился Семён. Друзья долго и тепло прощаются, обмениваются домашними адресами, обнимаются и целуются.
- Будешь в Мурманске, обязательно заходи, с семьёй познакомлю, - предлагает Скворцов.
- Ты тоже, - неопределённо отвечает Брагин. – Ну, давай, удачи!
- А ничего, что я это… – спохватывается Семён, кивая на пустой графин из-под коньяка.
- Если будут приставать, ссылайся на меня, - уверенно наставляет майор. – Я в этом городе не последний человек. Меня каждая собака знает. Так-то!
- Ну, ладно… Бывай, Витёк! Авось, ещё свидимся.
- Давай, Сеня, удачи на дорогах…
Семён выходит из кафе. Брагин ещё какое-то время глядит мутным взглядом на закрывшуюся за другом дверь и философски качает головой, пока не замечает стоящего подле него официанта.
- Ты чего ждёшь, паренёк? – строго спрашивает его Брагин.
- Оплатить бы заказ… – смущённо бубнит официант.
- Запиши на мой счёт, – властно предлагает майор и бесцеремонно прячет деньги, оставленные Скворцовым, в свой бездонный карман.
Официант понятливо кивает и удаляется в служебное помещение, чтобы доложить хозяину, на какую сумму только что «кинули» его заведение.
Майор, меж тем, не торопится возвращаться на пост. Тело его расслаблено приятным томлением сытости и бражничества, но мозг напряжённо работает, переваривая борьбу обострившихся внутренних чувств. В нём опять сражаются человек и гаишник. Гаишник требует от майора Брагина исполнения служебного долга, а человек отчаянно теребит совесть, пытаясь не дать ей уснуть.
- Ах, чертяга, ведь пьяный же поехал… – негодующе шепчет себе под нос Брагин, но влажные глаза его всё ещё полны любовью к другу. – Вот ведь сорванец! Всегда таким шалопутным был, сколько его помню. Одно слово: охламон… Да и я, по правде сказать, тоже хорош! Зачем коньяком парня поил? Ведь не дай бог, чего случится… Ай, как нехорошо…
Майор выкуривает сигарету, небрежным жестом тушит её в чаше подсвечника и, надев шапку с кокардой, выходит из кафе. Через минуту он опять на посту. Опять проносятся мимо него начальственные лимузины, плетутся по всем правилам жадные «чайники», колючий снег заметает за воротник… Разным мыслям тесно в голове Брагина, воспоминание о выпившем друге не оставляет его ни на секунду. На душе майора становится невыносимо гадко, и он набирает номер в своём мобильном телефоне.
- Алло! Егорыч? Здорово! Ты где стоишь?.. Отлично. Слушай внимательно. Сейчас мимо тебя должен проехать красный «Форд-Транзит» с мурманскими номерами. Тормозни его… Да. Красный… Проверь водилу на алкоголь… Ага… Железно… Да, парень при бабках… Ну, чего мне тебя учить? Слупи штуку зелени, не меньше… Ну, брат, ты даёшь! «Спасибо» не булькает… Ага. Лады! Вечером долю зашлёшь. Ну всё, давай…
Закончив разговор, Брагин с признательностью смотрит на свой мобильник – он умеет ценить дары цивилизации. «Удобная вещь, - с нежностью думает он, - раньше без них сложнее было, м-да… По рации-то всего не скажешь». С лица майора сходит выражение печали, душа его наполняется покоем. Он доволен своей сообразительностью: и служебный долг выполнил, и перед другом не осрамился. Да и материальное положение удалось поправить – назло придирчивой московской комиссии.