ДЕНЬ ВТОРОЙ
13.
По старой армейской привычке Вадим проснулся рано. Людмила, спала уткнувшись лицом в подушку, от ее рассыпавшимся по плечам каштановых волос сладко и пряно пахло. Вадиму вдруг захотелось погладить ее теплые загорелые плечи. От его легкого прикосновения Людмила вздрогнула и проснулась. Сидя на тахте, она несколько секунд смотрела на Вадима непонимающим взглядом, потом лицо ее начало медленно краснеть. Только теперь, когда ночь стерла следы косметики, Вадим заметил, что все лицо Людмилы покрыто мелкими крапинками веснушек. Он невольно улыбнулся, и Людмила, догадавшись, о чем он думает, чуть обиженным тоном спросила:
- Разочарованы?
Вадим ничего не ответил. Вчера по воле случая он оказался в постели этой девушки, у которой на стене на самом почетном месте висит фотография друга его партизанской юности. За утренним кофе, он, не удержавшись, спросил о фотографии в ореховой рамке, и Людмила спокойно ответила:
- Буквально все меня спрашивают об этом снимке. И еще никто не догадался, что это мои родители...
Рука Вадима дрогнула, и он едва не расплескал кофе на скатерть. Когда он, позавтракав, стал надевать пиджак, Людмила сказала:
- Теперь вы меня, конечно, презираете. Скажите честно...
- Значит, вы до сих пор не верите, что я вас люблю. - Вадим обнял Людмилу за плечи и прижал к себе. - С того самого дня, когда я впервые услышал ваш голос. Может, я и родился только для того, чтобы вас встретить...
- Вы - романтик, Вадим. - Людмила вздохнула. - Но прошу вас: не торопитесь. На таких, как я, не женятся. Их делают своими любовницами, потом бросают. Я не принесу вам счастья..
- Я ничего от вас не требую, - сказал Вадим, не отводя глаз от лица Людмилы. - Живите так, как привыкли.
- Вы добрый человек. - Людмила улыбнулась, но улыбка получилась печальной. - Может быть, как певица я что-нибудь значу, но стать верной женой не смогу. Не ждите от меня самопожертвования. Если с вами что-нибудь случится, я способна отречься от вас и даже предать. Я вас не гоню, конечно, - поспешно добавила она, увидев, что Вадим сильно побледнел. - Я готова быть вашей любовницей, но хорошей жены из меня не получится...
- Допустим, это правда. - сказал Вадим, продолжая напряженно всматриваться в лицо Людмилы. - Пройдет время, что-то в вас может измениться, и мы будем лучше понимать друг друга.
- Едва ли. - Глаза Людмилы были по-прежнему печальны. - Вы слишком прямолинейный человек и скоро наживете себе много врагов. А я совсем другая и не способна на самопожертвование. Я сломаю вам жизнь, Вадим. Ну, зачем вам такая жертва?!
Поцеловав Людмилу, Вадим молча вышел из комнаты. Через пять минут он уже разменивал двугривенный на станции метро "Библиотека имени Ленина". Выйдя через четверть часа из метро, он сразу же увидел импозантное здание из стекла и бетона. Это и был Механический институт, где ему с этого дня предстояло работать. Через массивную дверь он прошел в громадный вестибюль, облицованный белым, с синими прожилками мрамором. ХОтя в институте еще шли приемные экзамены, не было сутолоки и суеты и вообще в вестибюле людей было сравнительно мало.
Вадим подошел к седовласому представительному вахтеру, чем-то неуловимо похожему на Хемингуэя. Вахтер взял его паспорт белыми, видимо, давно не знавшими физического труда пальцами, позвонил куда-то и через минуту широким жестом указал в сторону лифта, сказав, что отдел кадров на втором этаже, третья дверь направо. Вадима в отделе кадров уже ждали. Начальник отдела Иван Севастьянович, рыхлый приземистый мужчина с неожиданными на широком бабьем лице васильковыми глазами, рассеянно полистав трудовую книжку Вадима, сказал с грустной усмешкой:
- Ума не приложу, на что надеются люди! Без московской прописки, с бухты - барахты устраивают фронтовика-орденоносца на какую-то фиктивную должность... А вы-то куда смотрите, Вадим Николаевич?! Да вас же при первой проверке шуганут из Москвы на 101-й километр за незаконное проживание в столице! А милый папа еще и слезу прольет: дескать, совсем бюрократы одолели!
- Не трудитесь продолжать! - холодно оборвал излияния Ивана Севастьяновича Вадим. - Неужели вы думаете, что отец пригласил меня в Москву только для того, чтобы устроить мне подвох? Зачем это ему – академику, лауреату, члену ЦК?
- Я как и ты воевал. - Лицо Ивана Севастьяновича смягчилось. - Имею два ранения, медалями награжден... И скажу, Вадим, тебе честно: страшнее всего потерять доброе имя. Ты приехал в Москву чистым, а здесь тебе такой грязи за шиворот нальют, что ни в какой сибирской бане не отмоешь.
- Это мои проблемы! - сказал Вадим, уже не скрывая раздражения. - Оформляйте на работу как положено. А я уж последую вашему совету и постараюсь не ударить лицом в грязь.
- Тогда я введу Вас в курс дела. – Иван Севастьянович снова перешел на официальный тон. - Если вы горите желанием сделать в этой должности карьеру, то вас ждет глубокое разочарование: ваша работа будет канцелярской и довольно скучной. Но вы ведь журналист и вам работа у Павла Юрьевича во всех отношениях удобна. Вы можете свободно располагать своим временем, работать в архивах, библиотеках, установить контакт с редакциями. Если, конечно, отсутствие московской прописки не помешает...
Выйдя из кабинета, Вадим быстро нашел на третьем этаже маленькую комнатку с сине-белой табличкой "Ст.методист" на дверях. Из разговора в отделе кадров он узнал, что должности референта в штатном расписании нет, но профессор Козликов нашел выход, воспользовавшись ставкой старшего методиста учебной части. Иван Севастьянович объяснил Вадиму, что его работа будет в основном заключаться в подготовке докладов для профессора Козликова. Он перелистал хранившиеся в письменном столе вторые экземпляры докладов, подготовленных его предшественницей. Все они были приурочены к праздникам и похожи друг на друга, как близнецы. Вадим тяжело вздохнул, представив мертвящую скуку, которая ждет его на новой должности. Выкурив сигарету, он решил ехать домой: его новый шеф вернется из Ленинграда только завтра и никаких поручений сегодня не предвидится.
14.
Николай Петрович встретил Вадима довольно сухо:
- Ты позвонить мне по крайней мере мог?! Ведь есть же телефон у Людмилы.
- Почему ты решил, что я был именно у нее? - Вадим густо покраснел.
- А где же тебе еще быть? - пожал плечами Николай Петрович. - Вчера она буквально пожирала тебя глазами, когда ты читал свой роман.
- Отец, ты не очень обидишься, если я пока поживу у Людмилы? - спросил Вадим.
- Обижайся не обижайся, ты все равно ведь по-своему сделаешь, - вздохнул Николай Петрович. - Она девушка красивая, талантливая, к тому же заслуженная артистка Республики. Правда, жениться на ней рискнет далеко не всякий.
- Но почему, отец, почему?! Она сегодня говорила мне то же самое!
- Поживешь с ней - сам поймешь. - Николай Петрович опустил глаза. Ничего я тебе рассказывать не буду, а то подумаешь, что я тебя отговариваю. Поступай как знаешь...
Взяв в прихожей свой чемодан и пообещав приходить каждый день, Вадим вышел на улицу. Жара начала понемногу спадать, со стороны Москвы-реки потянуло прохладой. Людмилы дома не оказалось, зато на кухне, листая иллюстрированный журнал, сидел Мишель Королев.
- А, Миша! - почему-то обрадовался Вадим. - Хорошо, что зашел: вчера я вовсе не хотел с тобой ссориться...
- Да я не сержусь, дело пустячное. К тому же деньги позарез нужны. Я ради них и зашел...
Вадим достал потертый бумажник и протянул Мишелю деньги:
- Бери. Отдашь, когда сможешь... Мишель торопливо схватил деньги:
- Вот здорово! Сейчас пойду выкупать отцовский портсигар. Могу и тебя с собой взять: уж больно интересный человек этот Кузьма Елагин.
- Елагин? - переспросил Вадим. - Он из-под Еланска?
- Откуда ты это знаешь? - от удивления Мишель даже присвистнул.
- Я же партизанил в тех краях. Говорили, что Елагин погиб.
- Вранье это! - возмутился Мишель Козликов, - Старик еще нас с тобой переживет. Хотя досталось ему крепко: все зубы в СД выбили...
- Пошли! - Спрятав деньги в карман, Мишель встал.
- Минут через двадцать они подошли к кирпичному четырехэтажному дому и по чисто подметенной лестнице поднялись на второй этаж, потом по пустому сумрачному коридору дошли до самого конца. Мишель неуверенно постучал в обитую блестящей черной клеенкой дверь. Послышались неторопливые шаги и немного шепелявый голос спросил:
- Вам кого?
- Это я, Кузьма Степанович, Михаил, - с заискивающими нотками в голосе представился Мишель. Ключ в двери резко щелкнул, и Вадим увидел на пороге того самого благообразного старика, который утром важно восседал за столиком дежурного в Механическом институте. Сейчас он был одет по-домашнему в чистую шелковую рубашку с отложным воротником и недорогие серые брюки в полоску. Только теперь над правой бровью старика Вадим разглядел длинный рваный шрам. Поздоровавшись, Мишель тем же заискивающим тоном представил Вадима:
- Мой друг Вадим, сын академика Королева.
Старик, блеснув светлыми и острыми, как бритва, глазами, пригласил их войти. 0т порога через всю комнату был расстелен узкий недорогой ковер, другой ковер, побогаче, но тоже неяркий, висел над никелированной кроватью, аккуратно застеленной бордовым одеялом.
- Благородная бедность, - подумал Вадим. Для себя он отметил, что в молодости старик был очень видный мужчина. Об этом напоминали широкие сильные плечи, короткий прямой нос, красиво очерченный твердый рот с двумя горькими складками.
- Садись, Михаил. - Старик указал на единственный стул, открыв в улыбке крупные, неестественно белые зубы. - А вам могу предложить только это. - Он кивнул в сторону кровати. Вадим присел на краешек. Старик подошел к столу, взял фаянсовую кружку с чаем и отпил глоток. Мишель достал из кармана пачку денег и протянул Елагину:
- За мной должок был. Пришел рассчитаться…
Старик аккуратно пересчитал деньги и, порывшись в старом, порыжевшем портфеле, достал оттуда массивный золотой портсигар.
- В целости и сохранности, - сказал он Мишелю, готовому буквально выхватить портсигар из его рук.
- Забегай, если что-нибудь нужно, - сказал старик, засунув портсигар Мишелю в боковой карман пиджака. - Всегда готов помочь.