Опытные горничные тут же отвязали ноги новобрачной и заставили её, приподняв бёдра, стать на колени:
- Рачком-с, барыня, рачком-с становись, - терпеливо сгибая Маше коленки, бормотала Лукерья.
Девки широко раздвинули Машины ноги и велели ей прогнуться головой вниз. Дуняшка смазала свою правую руку маслом, ввела палец в Машину попу и стала вращать, стараясь растянуть стенки прямой кишки. Маша остолбенела от ужаса. Она думала, что страшнее розог пытки уж и быть не может, но то, что происходило теперь, вообще не укладывалось в её сознании…
- Слышь, барыня, - жарко шептала в ухо юной княгине сердобольная Агашка, вытирая ей заплаканное лицо, - он как в тебя тыкать-то зачнёт, ты зад не напруживай, не сжимай, а отдавай назад кишочкой-то, будто по большой нужде присела… легче будет, ей-ей!
Маша вся одеревенела от неизбежности чего-то совсем уж незнакомого и жуткого…
Агашка ещё шире развела половинки, измученного розгами Машиного зада в стороны, и Дуняшка ввела второй палец в тесную дырочку. Пальцы вошли с трудом. Боль во влагалище Маша уже почти не ощущала, но ягодицы горели от розог, и поэтому, когда Дуняшка попыталась добавить к двум пальцам третий, юная княгиня тихонечко завыла, непроизвольно отодвигаясь от рук мучительниц.
- Никак нельзя, Барин, - жалостливо проговорила Лукерья, - больно узко, порвётся дырка-то! Время бы нам, так мы б подготовили княгинюшку. У той, у балеруньи, у тощенькой, уж куда как узко было, так мы, помню, семь дён…
- Много болтаешь, девка, - прикрикнул на Лукерью князь, - а ну, прочь! Все!
Горничные отпрянули, и Аполлон Сергеевич, снова, с х*ем наперевес, пополз по брачному ложу к привязанной за руки супруге. Ноги Маши теперь были свободны, но она не смела уже сопротивляться, хотя от слов Лукерьи ей стало невыносимо страшно…
Немолодой молодожён стал на колени позади Маши, между её широко раздвинутых ног и потыкал пальцем в розовый, тесно сжатый вход в прямую кишку. Маша ойкнула и попыталась отодвинуться. – Стоять! – Грозно рявкнул супруг, - и Маша, дрожа, замерла на месте, напрягаясь, чтобы не дёргаться.
Аполлон Сергеевич дотянулся до пузырька с маслом и смазал головку и ствол своего грозно торчащего вверх, твёрдого, как камень, огромного члена. Затем, подхватив одной рукой жену под живот, другой рукой направил свой половой орган прямо в беззащитную нежную дырочку. Большая, лиловая головка княжеского елдака никак не хотела пролезать в крохотный анус, она отскальзывала в сторону от намеченной цели, и тогда князь стал как бы вкручивать своё мужское орудие в узкую кишочку жены.
- Ай! Нет! Остановитесь, умоляю! Нет! А-а-а! – захлебнулась криком юная женщина, прямую кишку которой распирала ужасная тупая боль, отдаваясь острой болью в надорванном анусе.
- Ой! Ай! – взвизгивала новобрачная, то инстинктивно отодвигаясь от источника мучений, то, возвращаясь на место из страха наказания. Со стороны могло показаться, что она подмахивает супругу, помогая ему насаживать себя на его кол. Кряхтя от удовольствия, старый развратник всё глубже заталкивал свой член между, бывшими ещё недавно девственными, ягодицами.
Засадив х*й жене в задницу по самые яйца, он вытянул его почти до головки и снова задвинул. Тело несчастной женщины жило по своим законам, и поэтому её влагалище, несмотря на сильную боль в анусе, вдруг увлажнилось и набухло. Маша не понимала, что с ней, а её мучитель, шлёпая яйцами раскрытому женскому сраму, продолжал е*ать её в попу. К мучениям Маши прибавилось новое, странное ощущение, которое могло бы быть приятным, будь её партнёр более внимательным, тем более что собственные вскрики и стоны отвлекали страдалицу от болезненных ощущений.
Но барин-самодур привык смотреть на женщин однобоко, и испытать оргазм в свою первую брачную ночь Маше не пришлось.
В этот раз князь е*ался, к счастью, недолго, - тесный жар кишки, неприличная поза княгини, её свободно пляшущие внизу груди, её вопли так раззадорили его, что он быстро спустил в упругую дырочку.
(Продолжение следует)