Знаешь ли ты как горят лепестки розы? Как мясорубка прокручивает окровавленные куски, выдавая свежий фарш в закупоренном пространстве тригонометрического мира с зеркальным отражением светового излучения от каждой четырехугольной стены? Как рыбка бьется в бутылке с кислотой, пытаясь жабрами, безликими губами написать проклятие на потемневшем стекле В Тишине, рыбаку, для которого она, кроме внутренних эмбрионов мозга, являлась единственным пропитанием. Как смешно…крутится пластинка…танцуйте господа! Танцуйте все те, у кого голова нашпигована электрическими проводами, танцуйте с лезвием в руках, с топором, в объятиях своей летучей мыши, танцуйте…ибо эта музыка будет вечной, граммофон не сменит пластинку и она с диким скрежетом зубного соприкосновения, с особой периодичностью заедает, погружая рисованные карикатуры в зыбкое, аквареливое болото Дежавю. Смотри кА! Луна опять раскинула свои сети. Стремясь к омоложению, манит наманикюриной лапкой, освещая прожектором немигающих глаз баскетбольный зеленый шар. И вот уже потянулись примагниченные охотнички, с коровью, похожей на молодое игристое вино. Смотри, смотри как смеется скалящийся, искаженный гримасой сладострастия рот. Как хохочет заливается, прикрываясь только тонкой шалью водянистых облаков. А мир, полный картонных коробок и перочинных ножей, отпускает , отпускает, шелестя обычной суетой будничного дня, отпускает на войну…Уходи и всегда прощайся, безответно, оголтело ,навсегда…Рви, топчи песочные замки, разбивай их волной о покатый берег, топи их в бездне океанов, поглоти желанием свободы. Но параллель все равно пересекает линию отрезка, завивается узловатая лента, на шее все туже и туже затягивается петля, завязанная якобы галстуком на тонкой шее. Не миновать топора палача обвиненному на казнь, на распятие в бесконечном фарсе пошлой трагикомедии. И тогда, в восторженном безумии Тишины, на дне бездонного колодца, пустого, но полного дыханием слез, захороненных останков окровавленных стекол, посмотри, посмотри как горят листья розы. Вознесись вместе с пламенем на черно-белое небо феерических снов, в теплоту твоего полного свежевыжитого сока сердца, на пик острия иглы, в хрустальную чистоту облаков. А потом со всей выси, точно булыжник, кинутый на мостовую, тебя кинет твоя собственная Тень, на горячую сковородку к праздничному ужину, вверх тормашками зашвырнет на костер инквизиции, где ты будет выть, когда огонь начнет лизать твои пятки, выстрелом, ракетой из космического радара, как птица с выколотыми глазами ты сядешь на обугленную бытием ветку и будешь ощущать, чуствовать, впитывать, как горят листья розы. Ты можешь зарыться в песках вечных каньонов, сыпать пепел на сырую землю могилы, можешь скрестить тонкие нити рук и удалится, расстоврится в причудливых коридорах сознания, покрыть поцелуями лезвия податливое тело, до боли хрипоты вытянуть, выжать все то,что когда то называлось твоим глубинным миром, изрубить каждый камешек, каждую песчинку твоего зараженного моря, но внутри тебя все равно нетленно и неотвратимо, извергаясь порой кровью, порой вишневым соком, а порой и сладким, как тросник, вином будут гореть колючие липестки розы….страшные липестки розы..тонкие липестки розы…розы…розы»Он разбил зеркало.