В детстве моя мама жила в маленькой забайкальской деревне Билютуй. Школа там была только начальная, поэтому, когда мама перешла в пятый класс, мой дед, Григорий Андреевич, поехал в Кыру к своему дяде Петру Прохоровичу просить, чтобы Варуша, учась в школе, жила в его семье.
Дядя Пётр сразу согласился, а его жена, черноглазая тётка Марфа, даже всплакнула от радости. Дело в том, что у неё рождались одни сыновья – всего тётка Марфа родила их шестнадцать. Которые умерли маленькими, которые уже на подросте, и в ту пору, как Григорий привёз Варушу, в семье было шестеро парнишек. Была у дяди Петра и тётки Марфы и дочь – Анисья, самая старшая из детей – но она давно вышла замуж, жила своей семьёй и у родителей бывала нечасто. Тётка Марфа мечтала о ещё хотя бы одной дочке, даже имя ей давно придумала – Ниночка – но год за годом семья пополнялась, как сквозь слёзы говорила сама тётка Марфа, «ещё одними штанами». Так что появление в семье девочки очень обрадовало и взволновало бедную женщину.
Тётка Марфа окружила Варушу заботой и лаской, заплетала её длинные косы, старательно раздувая утюг, гладила платьица, водила с собой в баню. И Варуша старалась ответить добром: помогала тётке в хозяйстве, нянчилась с младшим парнишкой Гошкой, по вечерам читала тётке Марфе рассказы из «Родной речи».
Приезжал на запряжённом в сани Серке отец, привозил продукты, тётка Марфа махала на него руками:
- Ну, чо ишо удумал-то?! Гри-и-ша! Да ты чо? Сколь она съест-то? Неуж мы таку птаху не прокормим?
Но отец молча выгружал мешок, относил в кладовку, улыбаясь, обнимал тётку и спрашивал у Варуши:
- Ну, доча, каки-таки успехи?
И Варуша несла ему дневник, краснея от гордости за множество пятёрок.
Потом отец рассказывал домашние новости: к бабушке Александре опять привезли больного из дальнего села, живёт в избе, как свой, бабушка ему спину пользует; мать, как всегда, весь день на ферме, коровы телиться начинают, работы много; Мишка вчера квашню с тестом опрокинул, бабушка оходила его полотенцем и назвала анафемой; Ира приболела было, но сейчас ничего, уже в школу пошла... Варуша слушала и, когда отец умолкал, просила:
- Ещё! Тятя, расскажи ещё чо-нибудь! А про Серёжу с Лёшей? Про Витю? Они что сделали?..
Как ни хорошо было Варуше у тётки, а по своим она скучала крепко.
Ели в семье дяди Петра из общего чугуна. Чугун ставился на стол, первым опускал в него ложку дядя Пётр, а потом наперебой парнишки – Никитка, Вася, Мишка, Ванюшка, Андрей... Пока доходила очередь до Варуши, случалось, что в чугуне не оставалось ни одного куска мяса. День-два посмотрел на это дядя Пётр, потом сказал жене:
- Вот что, мать, ты наливай-ка девке отдельно. А то эти огольцы её голодной оставят. Приедет Гришка, а мы тут девку заморили, - и весело подмигнул Варуше.
Тётка Марфа достала небольшую чистую миску, налила в неё щей, положила большой кусок мяса, щёлкнула по лбу потянувшегося к этому куску Ваньку и поставила миску перед Варушей.
- Ешь, доча. И то правда, не поспеешь за имя. Одно слово, мужики, - и тётка печально вздохнула.
В избе у дяди Петра часто бывали гости – родственники или просто знакомые из дальних деревень, приезжавшие по делам в район, останавливались у него, нередко и ночевать оставались. И всех привечала-кормила тётка Марфа, заставляла Никитку или Васю раздувать старым сапогом пузатый, с помятым боком самовар, ставила его на стол и поила гостей горячим чаем.
Варуша заприметила, что гостям тётка Марфа наливала чай не в те кружки, из которых пили они сами, а доставала из шкафа другие, раза в два больше, щедро доливала в чай молока и с поклоном ставила перед гостями.
Как-то Варуша не вытерпела и спросила:
- Тётка Марфа, а зачем им кружки-то такие большие?
- Дак как же, доча, - охотно ответила тётка, - Человек-то издалёка приехал, пристал в дороге, намёрзся. Налью я ему маленьку кружку, он и не напьётся, может, одну-то ещё попросит, а третью постеснятся. А эту выпьет, я ещё раз подолью, он и напьётся досыта, согреется. Не, доча, никак нельзя маленьку-то кружку!
Всю жизнь потом помнила Варуша эту тёткину заботу о чужих людях, такую простую, такую естественную и такую мудрую в простоте своей. Вот и мне рассказала, а я уже рассказываю её вам, внукам моим, чтобы знали, какие чистые души были в родове нашей и какие здоровые и крепкие у вас, мои родные, корни.