Кто тут крайний?
Эдуард Кочергин, «Ангелова кукла», издательство Ивана Лимбаха, 2007 г.
«Ангелова кукла» - это рассказы рисовального человека. Художник, как считает их автор Эдуард Кочергин, это общее понятие, а «рисовальный» - более конкретное.
«Музыкальный человек», к примеру, не всегда музыкант, и наоборот. В прилагательном «рисовальный» слышится некая ирония. «Потому что не знаю, получилось или нет, - говорил автор книги в одном из своих интервью, - но я старался, несмотря на то, что пишу про «такое-рассякое» время, относиться к нему нормально. Это оно сейчас таким мрачным кажется, а тогда для меня все было обыкновенным, я в той жизни жил и выжил. Но старался сохранить юмор, потому что это жизнь».
Время в его книгах действительно «такое-рассякое»: 1940-1960-е годы. Кто только не рубил о нём правду-матку! Казалось бы, всё уже писано-переписано. Ан нет, живопись слова Эдуарда Кочергина совершенно особенная.
Как художник, он знает: сценография невозможна без игры со светом. И его проза - вроде театрального прожектора: что-то высвечивает ярко, что-то оставляет в тени. Вспоминая людей того далёкого времени, он писал не мемуары, а рисовал их портреты и судьбы. Его герои - «на дне», оттеснённые обстоятельствами на обочину жизни. Да и сам он, в общем-то, из «оттеснённых»: «Родился я с испугу: отца Степана арестовали за кибернетику, и мать меня выкинула на два месяца раньше». Её арестовали в 1937 году, а малыша отдали в детприёмник. Встретились они каким-то чудом только в 1952 году. Для тех времён обыкновенная история. Но, что удивительно, Эдуард Кочергин не кипит праведным гневом, разоблачая тоталитарное прошлое бывшего Советского Союза. Он просто рассказывает о жизни как она есть. И это чем-то напоминает стилистику фильма великого Феллини «Амаркорд», что, как известно, обозначает «горькие и сладостные воспоминания, связывающие с детством». Парадокс в том, что, несмотря ни на что, оно всегда прекрасно. Другой парадокс, замеченный ещё мудрецами древности: чем хуже живут люди, тем они лучше. Ужасно? Но, кажется, это всё-таки горькая истина.
Эдуард Кочергин рисует в рассказах особенный Питер, вернее, его окраины, Голодай (остров Декабристов), трущобы Петроградской стороны, окрестности Смоленского кладбища, Васильевский остров… Его герои - шпана, воры, нищие, проститутки, «обрубки войны» - инвалиды, которых, кстати, в середине 50-х годов вывезут из северной столицы, чтобы не портили своим видом город-герой.
Людей, оттеснённых на обочину большой жизни, так и хочется назвать униженными и оскорблёнными. В общем-то, такими они и были. Но не это в них главное, главное - они свободны, талантливы и неповторимы. Как, к примеру, Жизель Ботаническая.
В одноименном рассказе описывается мелодраматический, но реальный случай. Дешевые проститутки, сплоченные в своеобразную артель, берутся воспитывать девочку-сироту, мать которой погибла по пьяной лавочке. Её товарки, однако, расшиблись в лепёшку, но девочку выпестовали и даже выучили в знаменитом Ваганьковском училище. Выпускной балет - их общий триумф.
«Ровно в десять ноль-ноль, за час до начала спектакля, на Театральной площади высадился десант поставленных на высокие каблуки петроградских девиц с огромными букетами цветов в руках… Ни один театр мира не принимал такое количество жриц любви, как доблестный Кировский в этот славный день. Второй ярус был практически оккупирован ими. Только одна Екатерина Душистая в трофейном синебархатном платье с русской лисой на шее сидела в двенадцатом ряду партера. Никогда подлинные любители Мариинки не слышали таких фраз и реплик и таких неожиданных комментариев. Как только девицы оказались в креслах своего второго яруса, Аришка, впервые попавшая в подобное место, в отличие от других, присмиревших «театралок», ничуть не смутилась. Посмотрев вниз, на зал, сказала вдруг громко: «Глядите, девки, сколько сразу подмытых-то кукол в сбруях шелковых сидит! Шуршат, чистоплюечки. Во, Лидка, глянь, клиенты-то какие - все в удушках, как в кино. А вон мой идет, - показала Аришка пальцем на усатого морского капитана. - Во я с кем злоупотребилась бы шумно! А это что за лярва нафталинная с ним рядом? Во глупый какой, подобрал себе бабу без дна и без покрышки!».
Во второй части балета танцевала их бесподобная Гюля. Ни одной Жизели за всю историю этого балета зрители не аплодировали так яростно и долго, как на том выпускном спектакле. Анна-Нюрка, Аришка, Муська Колотая и другие девки с многочисленными букетами бросились вниз, в зал и, растолкав стоявшую почтенную публику, засыпали сцену цветами… Это была их победа.
Можно, конечно, пересказать и другие истории из этой книги. Но делать этого не стану. Читайте сами. В них с изысканной, филигранной точностью художника-графика отражены и то далёкое время, и быт, и нравы, и язык, и отношение власти к тем, кого она считала никем. Социальная точность рассказов Эдуарда Кочергина поражает при всей, казалось бы, аполитичности его текстов. Есть большая история, которую, скажем, узаконивают как бы на официальном уровне и «проходят» в школах и вузах. А есть история, сотканная из уникальных человеческих судеб. Она пронзительно горька и волнующе сладостна. Как наша жизнь.
***
Сказано: «Россия!... Кто здесь крайний?» - вопрос всей его книги. Вопрос стране, где всегда крайний - человек».
Марина Дмитриевская, театральный критик.
Эдуард Кочергин - народный художник России, действительный член Академии художеств, лауреат Государственных и международных премий, профессор Института искусств им. И. Репина, главный художник БДТ им. Г. Товстоногова. Печатался в журналах "Театр", "Московский наблюдатель", "Наше наследие", "Таллинн", "Знамя", "Сцена", в газете "Русская мысль" и петербургских газетах. Ведет персональную рубрику в "Петербургском театральном журнале".
Об Эдуарде Кочергине написаны исследования, книги, его именем названы некоторые материалы (известна, например, "кочергинская дерюжка"). Сборник прозы «Ангелова кукла» награжден Царскосельской премией.