3.
- Приветствую вас, друзья мои! - С этими словами к их столику подошел мужчина с красивым восточным лицом, в легкой замшевой куртке с множеством молний и застежек. Нетрудно было заметить, что он под хмельком. - О, да у вас все занято!
- Соседний стол свободен. - Хмуро буркнул Мишель.
- Ты что-то избегаешь меня в последнее время, - нахмурился Артур. - А у меня к тебе дело.
- Я не желаю иметь с тобой никаких дел! - Мишель посмотрел на Артура с плохо скрытой злобой.
- Одумайся, друг мой! - недобро усмехнулся Артур. - Ведь за тобой должок...
- Оставьте его в покое, Артур, - посоветовал Вадим.
- Что я слышу, друзья мои? - Красивое лицо Артура потемнело. - Откуда здесь взялся этот провинциал?
- Вы понимаете русский язык? - все еще спокойно спросил Вадим.
- Я знаю еще три языка, кроме русского. - Артур уперся обеими руками в край стола. - И не люблю, когда посторонние суют нос в мои дела... Да и вообще шутить со мной не стоит.
Вадим встал из-за стола и подошел к Артуру вплотную. В их разговор никто не вмешивался, и он понял, что приход Артура никого не обрадовал.
- Надеюсь, вы не собираетесь со мной драться? - процедил Артур сквозь зубы.
- Я вас не трону, если вы уйдете, - успокаивающе улыбнулся Вадим. - Вы пьяны, как сапожник.
В ту же секунду Артур, отступив назад, резко размахнулся, но ударить не успел: Вадим перехватил его руку чуть повыше локтя.
- Послушай, гнида, сказал он, не выпуская руку Артура. - Этот орден я получил за то, что отправил на тот свет сотню таких же наглых и самонадеянных молодчиков, как ты. Боюсь, что ты будешь сто первым...
- Ну, это мы еще посмотрим! - заносчиво ухмыльнулся Артур, когда Вадим выпустил его руку. - Эта выходка вам дорого обойдется: я никогда не останусь в долгу. - Резко повернувшись на каблуках, Артур вышел из зала.
- Сколько ты ему должен? - спросил Вадим у Мишеля.
- Восемьсот. А что, хочешь дать в долг?
- Таких денег у меня нет. Но сотни четыре найдутся...
- Вот здорово! - Мишель едва не расцеловал Вадима. - А ты не шутишь?
- В шутники я не гожусь. А ты с этого дня бросай пить. Иначе всю жизнь будешь зависеть от таких подонков, как Артур.
- Это не твое дело! - обиделся Артур. - Не надо мне твоих денег! Подумаешь, благодетель нашелся! - Он встал и вышел из зала.
- Почему вы предложили деньги Мишелю? - спросила Людмила.
- Мне жаль его. Я не хочу, чтобы он спился и погиб, - сказал Вадим, доставая сигареты. - Кстати, а кто такой Артур? Я встречал таких на фронте. Они носили форму со свастикой.
- На вашем месте я воздержался бы от этих слов, - мягко перебил Вадима сын академика Козликова.
- Это мой муж. - Людмила опустила глаза. - Вас это удивляет?
- Война отучила меня удивляться.
- А трудно... в первый раз убить человека? - Людмила смотрела на Вадима с нескрываемым интересом.
- Трудно. - Лицо Вадима стало сумрачным. - Я так и не смог к этому привыкнуть. Я был в отряде снайпером, стрелял из винтовки с оптическим прицелом и хорошо видел лица тех, кого убивал. По ночам я не мог уснуть: лица убитых вставали у меня перед глазами. Потом меня стали мучить настоящие кошмары: я вскакивал среди ночи, в одной рубашке выбегал из зем-лянки и катался по сугробам. Никто надо мной не смеялся, вот только седым прозвали: эта прядь у меня с той поры, с сорок третьего...
- Вы столько видели и пережили, что вполне могли бы написать книгу, - сказал Сергей Козликов, внимательно следивший за разговором.
- Эта книга уже написана, - улыбнулся Вадим. - Кстати, я сегодня буду читать родственникам отрывки из романа. Это совсем рядом, на улице Грановского. Приходите часам к девяти.
- С удовольствием приду! - оживилась Людмила. - Правда, я до сих пор не знаю вашей фамилии...
- Меня зовут Вадим Королев, - запоздало представился Вадим.
- Так, вы и есть сын Николая Петровича?! - От изумления Людмила привстала. - Что же вы сразу не сказали? Ведь Мишель, на котором вы столь удачно продемонстрировали свою силу, ваш двоюродный брат! Да и Сережа ваш родственник! А меня воспитывала Ирина Михайловна. Сережина мать...
4.
Вадим вытащил потертый бумажник и расплатился. Когда они вышли на улицу Горького. Людмила, взяв Вадима под руку, спросила:
- А мою фамилию вы знаете?
- Еще бы! - засмеялся Вадим. - У вас красивая греческая фамилия. Я все ваши пластинки собрал. И к вашему столику не случайно подсел: очень уж хотелось познакомиться...
Николай Петрович встретил свою родню приветливо. Он был в парадном мундире со всеми регалиями. В гостиной, где был уже накрыт праздничный стол, у включенного телевизора сидел моложавый, но уже довольно грузный генерал с пятью рядами орденских планок на мундире. Вадим сразу понял, что это отец Мишеля генерал Королев.
- Меня совершенно заинтриговал твой отец, сказал генерал, когда после ужина все удобно устроилисЬ в глубоких кожаных креслах... - Говорит, что ты привез в Москву целую партизанскую эпопею. Мы горим желанием послушать...
- Какая там эпопея! - Вадим беспокойно заерзал в кресле. - Так, ерунда, наброски.
- Мы готовы слушать И наброски, - дружески улыбнулся Вадиму генерал Королев. - Ты уж не скромничай, тебе есть что рассказать...
Для чтения вслух Вадим выбрал эпизод, послуживший началом конца Еланского подполья. Решающую роль в этом сыграл начальник русской вспомогательной полиции в Еланске Павел Петрович Симеонов, который вначале производил впечатление человека простоватого и недалекого. Он из кожи лез вон, чтобы убедить коменданта Еланска Штиглера и его помощника Мюрцеля, что редактор "Русского голоса" - единственной городской газеты, разрешенной в городе оккупационными властями, ведет с немцами двойную игру. Однако в комендатуре пропускали длинные тирады Симеонова мимо ушей: со дня на день ожидалось прибытие в Еланск штандартенфюрера СС фон Штубе, который считался чуть ли не правой рукой Шелленберга в СД.
К середине июля сорок третьего года фронт подступил к городу почти вплотную. Немцы хорошо подготовились к обороне и не собирались отдавать Еланск. Но успех обороны возможен лишь при надежном тыле, а этим немцы похвастать не могли: под носом у них в Еланске дерзко орудовало подполье, а неподалеку от города постоянно напоминали о себе два партизанских отряда. В такой ситуации было бы глупо сажать в каталажку таких людей, как редактор "Русского голоса" господин Крыленко, который и редактором-то стал почти два года назад по протекции Мюрцеля. И когда незадолго до приезда фон Штубе Мюрцель убедил Штиглера, что было бы неплохо наградить железными крестами наиболее отличившихся фольксдойче, в этот список был включен и господин Крыленко. А фон Штубе, только что прибывший в Еланск, даже изъявил желание лично вручить железные кресты наиболее отличившимся фольксдойче на банкете. Коменданта Еланска Штиглера на банкете не было: уже третий день он маялся желудком в лазарете и берлинского гостя развлекал помощник Штиглера Мюрцель. С первых минут разговора фон Штубе проникся симпатией к этому стройному щеголеватому офицеру с отличной выправкой. К тому же, он показался штандартенфюреру человеком довольно простодушным, из которого потихоньку можно вытянуть всю нужную информацию. Наверняка у него с нагловатым и заносчивым Штиглером натянутые отношения и он не упустит возможность поставить подножку своему шефу. Поэтому, поговорив немного о предстоящем банкете, фон Штубе спросил напрямик:
- Вам не кажется, что комендатура делает далеко не все, чтобы покончить с бандитами в Еланске и его окрестностях?
- Я знаю, какой ответ вы от меня ждете. - Мюрцель пристально посмотрел в глаза фон Штубе. - Если он вас устроит, вы будете ко мне благосклонны, если нет - вы о нем тот час забудете. Хочу сказать вам вполне определенно: мне многое не нравится в стиле работы Штиглера и я не хочу быть таким, как он. Но в Еланске я не вижу другого офицера, который мог бы заменить Штиглера. Его имя внушает ужас, ради достижения цели он готов на все. Но при всей своей дьявольской жестокости он охотно терпит меня, человека довольно либерального и мягкого. Почему, господин штандартенфюрер? Потому что мы в чистом виде олицетворяем политику фюрера в Остланде: Штиглер -кнут, я – пряник. Мы с ним что-то значим, пока мы вместе, Штиглер - молот, я - амортизатор, снижающий силу удара до разумных пределов. Уберите меня - Штиглер через месяц сломает себе шею. Уберите Штиглера - от меня не будет никакого толка. О таких, как мы, русские говорят: "Два сапога - пара". По-моему, очень удачно сказано.
- Вашу подкупающую откровенность я оценю должным образом. - Фон Штубе дружески потрепал Мюрцеля по плечу. И тут же спросил в упор:
- А у вас не было столкновений с Симеоновым?
- Что вы, господин штандартенфюрер, я им вполне доволен, - удивился Мюрцель, - Конечно, он человек недалекий, корыстолюбив, пресмыкается перед начальством, словом, себе на уме. Да вот и он сам! Идите сюда, Симеонов! - позвал Мюрцель неожиданно зычным при его хрупкой фигуре голосом. - Полковник желает с вами познакомиться.
- Хайль Гитлер! - испуганно тявкнул Симеонов, подойдя поближе.
- Любопытный экземпляр! - усмехнулся фон Штубе, оглядев Симеонова с ног до головы. - На какой помойке вы подобрали это чучело?.
- Я, господа хорошие, человек сугубо штатский и понимаю, конечно, что форма сидит на мне, как на корове седло, - угодливо хихикнул Симеонов, прикрыв кривопалой ладошкой гнилозубый рот. - Но если бы я плохо служил, меня бы здесь не держали. Новый порядок мне очень по душе: при немцах впервые человеком себя почувствовал. Да и моя супруга премного довольна: ей кафе разрешили открыть, теперь Нина Георгиевна доход приличный имеет. Да вот она у дверей стоит! - Симеонов вытер засаленным рукавом мундира бугристое, липкое от пота лицо. - Могу вас познакомить, если желаете.
- Пусть подойдет, - милостиво разрешил фон Штубе. во время разговора пристально рассматривавший Симеонова как редкостное животное в зоопарке. Подошла Нина Георгиевна, оказавшаяся невзрачным плоскогрудым существом с жалкими буклями то ли плохо покрашенных, то ли грязных волос и впалыми морщинистыми щеками. Почтительно поклонившись, она сказала сиплым, словно пропитым голосом:
- Я много слышала о вас, полковник, но, признаться, не ожидала, что вы так молоды.
- Фюрер берет во внимание не возраст, а заслуги перед Третьим рейхом, - самодовольно ухмыльнулся фон Штубе. - Он, кстати, высоко ценит и заслуги наших русских соратников, мне сегодня выпала честь вручить награды некоторым вашим коллегам.
- Если не секрет, то кому же, господин полковник? - Дряблые щеки Нины Георгиевны порозовели от любопытства.
- Какие могут быть секреты от наших верных друзей? - Фон Штубе изобразил на гладком румяном лице широкую улыбку и достал из кожаной папки с изображением свастики лист плотной глянцевой бумаги. - Первым по списку идет господин Крыленко Владимир Иванович.
- Железный крест...этому прохвосту? - Нина Георгиевна даже руками всплеснула от изумления. - За что же ему такая милость?!
- Может быть, он недостаточно лоялен к Третьему рейху? - насторожился фон Штубе. - Что вы скажете на это, Мюрцель?
- Крыленко - прирожденный журналист, а большевиков он ненавидит еще больше, чем эти господа, - Мюрцель с насмешкой посмотрел на присмиревших супругов Симеоновых. - Они просто сводят с ним старые счеты. Симеонов забыл вам сказать, что еще недавно он был правоверным ленинцем. Не так ли, Симеонов?
- Так точно, господин начальник, - охотно поддакнул Симеонов. - Я ведь человек подневольный, что приказывали, то и делал. Мы с Владимиром Иванычем десять лет в одном институте отработали. Любил он критиковать начальство через газету. Особенно от него нашему ректору Козликову Юрию Палычу доставалось. Конечно, нет дыма без огня: не слишком хорошим администратором был Юрий Палыч. Крали у него, конечно, из-под носа, абитуриентов зачисляли по блату. Директору обсерватории целый год после его смерти зарплату исправно платили, а уж кто ее получал, одному Богу известно... Вот и поручил мне Юрий Палыч сфабриковать против господина Крыленко (он, впрочем, тогда еще товарищем был) персональное дело по партийной линии. С тех пор и считает меня Крыленко своим лютым врагом, не здоровается, козни строит. Но меня господин 'Штиглер в обиду не даст и мне от ненависти Владимира Иваныча ни жарко ни холодно...