Автобиография

Светлана Кузнецова
Ночь, месяц и стайка звезд, облепивших небосвод. И я, идущая домой по темным закоулкам дворов.
Вокруг тишина, какую и не встретишь в никогда не засыпающем городе, и это странно, даже чуть боязно.
С проспекта доносится крик машины, и я немного успокаиваюсь, шаги становятся не столь торопливыми, начинаю наслаждаться этой ночью.
Я сова и люблю ночь, но, сколько себя помню, боялась темноты и того, что в ней кроится, хотя, скорее, конечно, второго. Трусом назвать меня – непозволительная роскошь, вот только ужастики ненавижу с детства, да и к обществу кинголюбов не принадлежу. Ведь рядом, за гранью обычного мира обязательно найдется что-то непонятное и неведомое, необъяснимое голой логикой, но понятное без слов для нашего подсознания.
Я иду дальше, и шаги все звонче отдаются в ночной тишине.
Помню себя в детстве: толстенькое зашуганное создание, боящееся подойти к другим детям, обязательно берущее за руку маму, чтобы она знакомила. Еще помню, как, привыкнув быть с мамой постоянно, боялась оставаться одна даже с отцом, который меня обожал и ни разу пальцем не тронул…
Я помню себя с того момента, как училась ходить. До сих пор перед глазами стоит стена, и первая оформившаяся мысль: а зачем она мне нужна? И вот руки отрываются от гладкой поверхности, и я бегу…, да, именно бегу, мама тоже утверждала, что я побежала, а не пошла.
А потом было детство. Скучное, из него я вынесла несколько моментов, когда мне было откровенно нечем заняться, видимо, было масса и счастливых моментов, вот только, похоже, память моя избирательна: помню плохое.
В детский сад я так и не пошла. С ним вообще эпопея, и до сих пор считаю, что спровоцированная родителями.
Впервые в сем заведении мне очень понравилось, когда за мной пришли в два дня, я чуть ли не упиралась, так не хотелось возвращаться домой. Но прошел месяц, я привыкла и внезапно родители не пришли. Я кое-как дождалась шести вечера и…
Больше в детсад я не ходила, каждый поход сопровождался истерикой, и родители дрогнули: мать ушла с работы.
В подробности вдаваться нет никакого желания, и я перескакиваю на школу – место, где я впервые ощутила себя личностью. О да, это не громкие слова, я стала человеком и наконец-то осознала себя частью,… уж не знаю, как это назвать: коллектива – слишком высокопарно, может стаи? Все-таки, класс выбирают за нас, это дань случая, а не сознательный выбор, как в институте или личной жизни. Одно то, как я выгнала из класса Ромку Бобитского – показатель. С этим мальчиком подрался мой друг, Генка Круль, причем так, что директор школы решил его выгнать. Ситуация была, конечно, спорной, как и во всех детских драках, вот только мать Генки не носила коробки конфет, дорогой коньяк и букеты классной руководительнице, ну и тд. А у меня было в то время слишком острое чувство справедливости.
В общем, так как я выступала перед всем классом, мог позавидовать и Павел Астахов. Результат был справедливей некуда: из школы выгнали обоих, а меня поставили на заметку, что сказалось гораздо позднее.
Затем, было много всего интересного, и даже собственная компания, где я была единственной девчонкой (уж, сколько раз я приставала к родителям, почему я не мальчик, и не расскажешь). И, наконец, вырос конфликт. Конфликт девочки-подростка и ее матери, которая так и хотела, чтобы подросток оставался дочуркой.
Помню постоянные истерики, помню, как в пятом классе добивалась дозволения ходить в школу без сопровождения, и скандалы, возникающие, когда я замечала за собой слежку. Помню, как ревела навзрыд, когда мать отказалась отпускать в поход, да она и сама плакала, боялась, что с ее любимой доченькой что-нибудь случится. И я замкнулась, выдумывала свой маленький фантастический мирок, где была полноправной хозяйкой и обязательно, спасительницей мира и всего человечества (ах, эти детские комплексы, как вы мне любы и ненавистны). Было еще много всего: и радостного, и печального. Было увлечение философией вплоть до желания поступать на филфаг, было обожание истории, и желания псифака, а результат: недобор одного балла в Московскую Государственную Юридическую Академию – единственный ВУЗ, считающийся выше МГУ по Юриспруденции.
«Берем на платный без вопросов», - сказал ректор Магомедов Магомед Магомедыч.
Вот только откуда у семьи инженера, который ее одну и содержит, две тысячи долларов за семестр?
И, наконец, отдушина, случайно встреченный по дороге ВУЗ.
Пожалуй, я никогда ранее не была так счастлива, как будучи студенткой. И мое обещание матери, что в студенческие годы я уж оторвусь, сбылись на полную катушку. Правда, меня все равно загнали в рамки: до полуночи и ни минутой позже. Но, в конце концов, я научилась не обращать на это внимания. Я выросла.
Но стала свободной много позже и лишь по причине трагедии. Не случись ее, врятли я встретила бы свою любовь и вообще была бы счастлива, меня просто не отпустили бы к нему, сказали, что я еще мала для столь серьезных отношений (какая разница 25 или 21 для тех, кто родил?), но о трагедии я не хочу ни говорить, ни анализировать – больно. Больно, несмотря на обиду на чрезмерную опеку детства и юности, за упущенное время и многое другое, чего уже не вернешь, за то, что пытались за меня прожить мою жизнь.
И анализировать не хочу, потому что все мои способности психолога, пасуют перед страхами и комплексами себя любимой. Да и нынешний мой поход сквозь ночь – тоже вызов, причем, себе самой.
Я поднимаюсь по ступеням и вхожу в подъезд.
Как странно, света нет, видимо, лампочка разбита, но не пугаюсь: не за чем мне теперь и сейчас.
Шаг, другой, третий… и тихий бархатный голос:
- Помнишь меня?
Я помню, я ничего и никогда не забываю, даже напиваться мне не удается – многократно проверенно: голова остается ясной всегда.
И нож, приставленный к правому боку, какой-то нож…
Я могу сопротивляться, я умею это делать, ах, сколько в свое время разбитых носов было на моем счету, даже женских, когда в грязные девяностые, лесби не стеснялись подходить на улицах с непристойными предложениями. Но сейчас я не хочу сопротивляться. Я стою и чувствую, как острое лезвие входит в бок. Кожа сопротивляется, защитный слой не верит, что его можно пробить,… если повернет острие, точно конец…

Я отрываюсь от клавы. Да, именно так и должна оканчиваться неудачная попытка написать автобиографию. Мне всегда было легче перескочить с реальности на фантастику, видимо так меня воспитали, теперь и не исправить…
И только правый бок колит, подозрительно так…