V
Субботним вечером, за ужином, Борис сообщил, что ему могли бы выделить производственный мотоцикл, если б у него были права. Тут же было решено, направить его в автошколу. К моему великому удивлению, мне предоставили выбор: оставаться вечерами дома с Эдиком, или сопровождать отца. Я, конечно же, выбрала второй вариант. Борис, хоть и не проявлял ко мне большого интереса и внимания, как раньше, но был не столь агрессивен, как брат.
Во время нашего первого совместного похода, отец всю дорогу объяснял, что такое Солнце и почему бывает день и ночь.
- А теперь, - сказал он, когда мы пришли в класс, - нарисуй всё, что я тебе рассказал.
Борис достал, прихваченные из дома, альбом и цветные карандаши. Уверенными движениями разложив всё это на свободном столике в углу, и оставив меня за творческой работой, сам он подсел к какому-то бородатому мужчине.
Я окинула взглядом чисто-мужскую публику и, убедившись, что мой папа самый красивый, склонилась над листом бумаги. Вскоре в класс вошёл высокий худой мужчина и назвал себя Петром Сергеевичем. Поначалу он что-то рассказывал, употребляя совсем непонятные слова, но потом стал демонстрировать очень интересные картинки.
- Этот знак, - поднял учитель синенький кружочек, - означает, что можно ехать только прямо или налево. Вот этот, - в его руках оказался треугольник с крестиком внутри, - что Вы можете проехать и направо, и налево, и на разворот, отдав, однако предпочтение помехе справа.
Потом снова полились какие-то заумные фразы, а я сосредоточенно стала выполнять задание отца.
- Итак, подведём итог, - в руках Петра Сергеевича снова оказались картинки, отвлёкшие меня от собственных художеств, - Вот, например, Вы, - он обратился к бородатому соседу моего отца, - Скажите, каковы Ваши возможности, если на перекрёстке Вы увидите этот знак?
Мужчина неуверенно засопел, заёрзал на стуле и, тупо уставившись в треугольник, произнёс:
- Ну, можно проехать прямо, или налево, или направо...
- Или... – ждал учитель продолжения.
В душном помещении стояла тишина.
- Или на разворот, отдав, однако, предпочтение помехе справа, - тихо, почти шёпотом, воспроизвела я не совсем понятную, но запомнившуюся в комплекте с рисунком, фразу.
Ощущение, что никто меня не слышит, оказалось обманчивым. Рыжие и чёрные, лысые и волосатые головы одновременно повернулись в мою сторону. Баритоны, теноры и басы, объединившись в единый выдох смеха, вынудили моё тело по самый подбородок смущённо сползти под стол. На этом первое занятие по правилам уличного движения закончилось.
Когда подошёл отец, я протянула ему свою работу.
- Что это? – спросил он, рассматривая мой рисунок.
- Я нарисовала, то, что ты мне рассказывал. Это ночь.
- Но ночь ты могла нарисовать и без моих объяснений.
- Нет. Потому что раньше я думала, что ночью солнца нет вообще. А теперь я знаю: оно есть, только прячется. Вот оно, - я перевернула лист, на другой стороне которого красовался жёлтый круг с исходящими из него лучами.
И опять хохот великовозрастных учеников заставил мои щёки гореть жаром смущения. В дальнейшем, отец больше не давал мне никаких заданий, а я во время занятий старалась никому не подсказывать, даже Борису.
Вскоре у нас появился большой мотоцикл с коляской. Поначалу он был светло-салатового цвета с ржавыми ссадинами и глубокими царапинами, но благодаря, где-то раздобытой Борисом ярко-васильковой краске, вид его сильно преобразился. Излечив «железного коня» снаружи, хозяин принялся за его внутренности. Какое-то время мотоцикл был очень похож на велосипед, так как, кроме рамы на нём не оставалось ничего, в том числе и коляски. Эдька при этом превратился в тень Бориса и следовал за ним повсюду, даже в туалет, где стоя под деревянной дверью, продолжал задавать вопросы. Все детали на своё прежнее место отец и сын возвращали в четыре руки, подолгу беседуя над каждой о том, для чего она предназначена.
Когда всё было готово, они сделали несколько кругов по городу, после чего приняли решение, съездить в субботу на Варнавенское водохранилище на рыбалку.
- А я? – молящим взглядом посмотрела я на отца, - я тоже хочу.
- Вонючек и пердуний не берём! – торжественно объявил Эдик. - Только рыбу там всю распугаешь.
- Это ещё что за обращение к сестре? – строго спросил Борис, и шея Эдика исчезла, плечи задрались вверх, а огромные глаза стали совсем маленькими. – Чтобы я такого больше никогда не слышал! Понял?
Эдька кивнул, а я почувствовала, что в присутствии Бориса он действительно никогда таких слов не скажет. Тем не менее, стало вдруг обидно. Почему отец сказал: «Чтобы Я не слышал»? Значит, если он не слышит, брат может говорить всё что угодно? Борис же, не видя за собой никакого греха, продолжал играть роль справедливого властелина и, нежно на меня глядя, сказал:
- Ну, если хочешь, тоже поедешь, - потом задумчиво добавил, - если, конечно мама разрешит.
- А пойдём, вместе её попросим, - я решила воспользоваться благосклонным настроением отца, давно уже заметив, что в его присутствии Маня вела себя немного иначе, чем со мной наедине.
Мой расчет оказался верным, и туманным ранним утром мы втроём двинулись в путь. Водохранилище напомнило море, только без волн, и вода другого цвета, почти как в речке.
- Удочки - для нас с папой, - заявил мне брат. - По две на каждого. А ты, как женщина будешь нам помогать. Червяков, например, приносить, когда мы тебя об этом попросим.
Однако, Борис, уровняв женские и мужские права в нашем обществе, одну из своих удочек отдал мне. Наверное, в тот день был очень хороший клёв, потому что даже я могла гордиться уловом, не уставая потом всю неделю повторять:
- Я целых десять рыбок поймала!
Когда среди недели у нас появился, Коля, Эдька обрадовался его приходу, прежде всего, как «свежим ушам», которым со всхлипывающим восхищением можно было рассказывать бесконечное «Мы с папой...». У родственника в тот день было плохое настроение, и, наговорив Мане что-то своим хрипловато-бубнящим голосом, он быстро от нас ушёл. Спустя несколько дней подпрыгивающе-крадущаяся походка снова принесла знакомый силуэт в наш дом. На этот раз в руках его была новая заводная машинка, предназначенная для Эдика.
- Зачем она мне? – удивился тот, - У нас же теперь настоящий мотоцикл есть! Меня папа даже несколько раз за руль сажал.
На лице дяди Коли я, впервые в своей жизни, увидела растерянность. Он нервно крутил игрушку в руках, явно не зная, что с ней делать, потом вдруг протянул мне:
- Тогда возьми ты.
Я бы, наверное, с радостью схватила подарок, если б мне предложил его кто-нибудь другой. Но взять вещь в вечное своё пользование из рук Коли... Почему-то от одной только мысли, по моей спине пробежали «мурашки».
- Мне она тоже не нужна, - произнесла я, отвернувшись от посетителя.
- Послушайте, дети мои, - всплеснула руками Маня, молча до этого наблюдавшая ход событий, - с вами позора не оберешься. Человек пришёл в гости, принёс подарок, а вы тут ему капризы свои демонстрируете. Боже, как стыдно!
- Во-первых, он не гость, а наш родственник, - с вызовом выкрикнул Эдик, - а во-вторых, почему я должен брать вещи, которые мне не нужны? Может он мне завтра погремушку принесёт, и тоже надо будет радоваться? И вообще, - он пристально посмотрел в глаза матери, - дядя Коля сюда не ко мне, а к тебе приходит. Вот ты и играйся той машинкой!
Эдька убежал, а я про себя отметила, что брат уже не смотрел на мать снизу вверх, как раньше. Их глаза были теперь на одном уровне. Да и голос его стал менее писклявым.
Маня и Коля, тем временем, стояли молча, пытаясь мимикой лиц что-то друг другу сказать.
- Света, возьми машинку и отнеси её к своим игрушкам, - спокойным, но требовательным тоном сказала мать.
- Девочки с машинками не играют, - воспроизвела я Мане, когда-то ею же сказанные слова.
- Но ты же с трактором играешь! – сердито возразила она.
- Трактор принёс папа. И я тот трактор хотела. А машинку эту не хочу!
Маня набрала в грудь побольше воздуха, очевидно, чтобы залпом меня отругать, но Коля её остановил:
- Всё нормально, Маничка, - пробубнил он, смущённо заворачивая игрушку в упаковочную бумагу. У меня есть чек, я верну её назад в магазин.
Выдох злорадного восторга как волшебные крылья вынес мою фигурку во двор. Вот так-то! Меня не сдали в магазин, как недавно это обещала Маня. Меня даже не выставили подобно металлолому на улицу. Колин же подарок ждала более жестокая участь.
(продолжение следует)