-Установка кардиопротеза самая обычная операция, не волнуйтесь. Сейчас ее может провести любой уездный хирург. Ваш организм ничего не заметит. Мы просто поменяем износившийся мышечный мешок на небольшой фарфорово-тефлоновый механизм. Он практически вечный.
Менир Мунибович встал из-за стола и щелкнул пальцами. Появилась голограмма сердца в разрезе, два круга кровообращения и трубки венозных и артериальных сосудов. Он дотронулся лазерной указкой до правого желудочка, и мышца стала сокращаться. Одновременно в синих и красных трубочках начала двигаться жидкость.
-Это Ваше сердце. Видите – оно выглядит как курдюк с вином и функции у него довольно простые – толкать кровь по сосудам. Одним словом насос. А вот, - он сделал вращательное движение кистью правой руки и, как фокусник, извлек из пустоты правой части пространства трехмерное изображение чего-то белого и сверкающего, - последняя модель кардиопротеза.
Пару секунд Менир Мунибович влюблено смотрел на трехмерную демонстрацию. Затем левой рукой вырвал из голограммы сердце и поместил на его место механизм. В схеме кругов ничего не изменилось, только вместо мясного органа сверкала и искрилась белая вечность.
-Все очень просто. Я хотел бы назначить операцию на новолуние, то есть на завтра, если Вы не возражаете, - он снова щелкнул пальцами, и голограмма пропала.
Я был согласен. Терять мне нечего. Три четверти моего сердца уже разрушены криокомой, дефростом и разводом. Оставалась всего одна. Мы подписали договор, он предупредил меня о том, что в день операции можно пить только воду, жестом прощания я прижал кулак к груди и вышел из кабинета.
Остатки мышцы трепыхались размеренно и ровно. Набережная Кванзы гудела человеческой радостью. Дети кормили ручных крокодилов, а чернокожие белозубые продавцы жареной каракатицы весело приплясывали и создавали мелодии щиколоточными колокольчиками. Я присел за столик одного из уличных кафе и включил костюмный кондиционер. Время близилось к одиннадцати часам, дымка рассеялась, становилось жарко. Официантка принесла чашку ледяного кофе. Я курил эвкалиптовую сигару и разглядывал людей – это мое хобби. За сто сорок семь лет я собрал почти семьсот пород. Все началось еще в конце позапрошлого века. Моей жене нравился один голливудец по имени Брюс Виллис. Я же совсем другой породы и если бы у меня тогда была сегодняшняя наблюдательность, то можно было бы избежать многих неприятностей, включая постинфарктную криокому. Надеюсь, что когда я закончу свою книгу по классификации пород человека, людям станет намного легче выбирать партнеров для жизни. Станет меньше разводов с формулировками «мы не понимали друг друга». Ведь все на самом деле гораздо проще, чем кажется. Ну, например, какому собаководу придет в голову скрещивать йоркширского терьера с бобтейлом. Абсурд. Чем же отличаются люди? Да ни чем! Порода «Виллис» всегда будет выбирать породу «Мур». Основные черты пород могут служить опорой для построения взаимоотношений. Можно будет предсказывать появление «черных гениев» породы «Гитлер-Сталин» и направлять их в креативно-созидательное русло. И еще можно будет развивать «расширителей» из породы «Галилей-Энштейн». Вся загвоздка состоит только в громоздкости описания пород. Последовательное перечисление признаков принадлежности слишком длинно и требует много времени. Простому человеку скучно изучать. Нужно что – нибудь наподобие таблицы Менделеева, где, например, будет описано, что при пересечении ряда «Виллис» (с набором соответствующих признаков) с рядом «Мур» средняя продолжительность брака составит 100 лет. Но над этим надо еще работать и работать – четкой и сложившейся схемы нет еще.
Я допил кофе и решил больше не думать об этом. Как советовали великие: отпусти мысль, и она сама найдет тебя. Потом я еще минут десять прогулялся по набережной и спустился к дебаркадеру с причаленными сископами. Купил билет на ближайший рейс и потратил полтора часа на наблюдение за подводной жизнью Кванзы. Потом прокатился на такси до открытого океана взял в прокате ихтиокостюм и жаброланг и нырял до самой темноты. Приятно выходить из океана, когда на небе уже светят звезды, словно нет еще цивилизации и ты первый, кто решил попытаться дышать не растворенным воздухом.
Сдав обмундирование, я вдруг вспомнил, что ничего не ел с самого утра и отправился в любимый «Бешенный Кокос». В семь вечера там еще пусто и я занял самый лучший столик в дальнем правом углу. Оттуда удобнее всего наблюдать – я могу видеть всех входящих, а меня заметит только самый внимательный. Диван, мягкий и широкий, располагал к расслабленности и я, скрестив по-турецки ноги, пятьдесят раз повторил мантру: хорошее случается только с хорошими людьми. Когда я открыл глаза, передо мной уже стояла большая тарелка с устрицами, чесночный хлеб и бокал Шабли. В «Бешенном Кокосе» меня знают все, поэтому мне не надо делать заказ, а с владельцем – его зовут Стик, мы на дружеской ноге, и он иногда забегает ко мне домой, что бы пропустить стаканчик водки с молоком и разложить дзэн пасьянс. У него постоянно какие - то неприятности с женщинами – он никак не может определиться, какой типаж ему нравится больше, оттого и меняет своих возлюбленных вместе со сменой постельного белья. Я сто раз объяснял ему, что он относится к породе «Казанова-Дон Жуан» и, что у таких мужчин не бывает постоянных женщин, и он должен относиться к этому как должному – ну, например как цвету глаз. Ведь нельзя же, в самом деле, расстраиваться оттого, что глаза у тебя голубые, а не карие. Но для него каждое расставание это трагедия. Не меньше одного раза в неделю он готов вскрыть себе вены, повеситься или отравиться потому, что ему придется оставить Лайзу, которую он боготворил последнюю неделю ради Люси, которая является смыслом всей его жизни. И так каждую неделю, редко две. Иногда он просит меня объясниться с кем – нибудь из его подруг. Кстати, женщин он выбирает себе наредкость мудрых – все кого я знал, прекрасно понимали, что удержать Стика нельзя и относились к нему с любовью и без истерик, можно даже сказать чуточку по–матерински, как к гениальному ребенку. Некоторые даже стали через него близкими подругами.
Устрицы сегодня удивительно хороши – упитанные, толстые и абсолютно живые. Я никогда не поливаю устриц лимонным соком и табаско, а просто солю, от этого их морской вкус только усиливается – солью море не испортить. Процесс поедания устриц самый увлекательный из всех приемов пищи. Есть в нем что – то первобытное. Вместо тарелки настоящая раковина, которую только что вынули из воды, а сама устрица, когда ее посыпаешь солью, начинает сжиматься и двигаться от боли. Я кладу ее на язык и чувствую во рту соленый вкус жизни. Тело ее мягко и нежно. Она еще жива, но вот соль растворилась, и смерть придавила и размолола устрицу бугристыми поверхностями моих коренных зубов. Жизнь и смерть проникли в меня. Я создатель Я убийца. Некоторые говорят, что даже слышали, как они пищат, я лично ни разу не слышал, поэтому не очень этому верю. По – моему, это что – то из области крика мандрагоры.
Хоть я и не люблю спешить во время еды, но сегодня шесть из них уже закончили свой жизненный путь в моем желудке всего за каких-то десять минут. Осталось еще шесть – их я буду смаковать, и каждой из них я скажу напутственное слово перед смертью. Пусть покоятся с миром, они упали в хорошего человека.
Я решил сделать перерыв в убийствах, выкурить одну палочку нирдош и подглядеть за посетителями. Их еще немного. Заняты только два столика. За столиком у окна сидит молодой мужчина лет восьмидесяти, и прямо около входа пожилая пара.
Начну с мужчины. Он относится к породе «Смит» - самой распространенной. Такие всегда одеты из магазина фирмы «Фастклоз», который специализируется на костюмах модных фасонов из дешевых тканей. У них миловидные жены из породы «Вера- Люба», также самой распространенной. Обе эти породы объединены одним догматом: чудес не бывает или смерть это то, что бывает с другими. Представители пород отличаются верностью, принципиальностью, слабым расширением сознания, склонностью к убийству детской мечты, образованию семантического шума и формированию психокомпоста. Они уверены в себе, и точно знают, для чего живут. Хорошие твердые надежные породы – на них держится род человеческий. Если бы Землей управляли люди из этих пород, то войны прекратились бы раз и навсегда. Но, к сожалению, а может к счастью – не знаю, к власти обычно идут психомутанты-одиночки из пород «Гитлер-Сталин» или «Вашингтон-Ганди».
Пожилая пара. Очень милые старики. Поглощены только друг другом. Весь мир замкнулся на человеке напротив: для него на ней, для нее на нем. Но, к сожалению, это тоже сочетание «Смит» - «Вера-Люба». Что, в прочем еще раз подтверждает верность описания признаков принадлежности. Люблю это сочетание – они всегда счастливо живут и умирают либо вместе, либо почти сразу друг за другом. Удивительно, но не интересно. М-да, что – то не везет последнее время на новинки.
Сейчас доем своих устриц и пойду домой. Завтра операция, надо выспаться. Нет, я вовсе не боюсь операции, но порода «Авиценна-Сад», к которой относится доктор Саббаду, мне никогда особо не импонировала – есть в ней, что - то от черной магии: разрезать, отрезать, зашить… Брррр.
Я еще немного прогулялся по набережной, полюбовался ночным небом, послушал шум воды. Вечер я люблю больше, чем утро или день. Он как – то лучше синергирует с моим одиночеством. Есть в нем тайна – он как отдельная жизнь, только очень короткая, и надо успеть так много, пока Морфей не позовет тебя в сладость сонного небытия.
Я вошел в дом и «хаусдог», как сварливая жена проворчал, что уже половина двенадцатого. Я устал и не стал с ним пререкаться и пошел спать.
…- Петр Сергеевич, Вам немедленно надо в больницу. У Вас малярийный бред. В Вашей крови на 12 крестов плазмодиев нашли! Очнитесь. Петр Сергеевич!
Люба била и била его по щекам. Он начал медленно приходить в себя. Когда он открыл глаза, то произнес только одно слово:
-Зачем?