Прошло несколько одноцветных дней. И вдруг – искорка – вагон отборной картошки. Наверное, из тех же краев. По традиции отбрасываю в сторону потенциальных рекордсменок. К концу работы набралась целая корзина. Увы, в данном случае количество в качество не перешло: всем им было далеко до моей летающей тарелочки. Однако три самые круглые и правильные картофелины я обернул тренировочными штанами и грязной рубахой, положил в тряпичную сумку, а сверху прикрыл газетами и журналом «Новый мир».
Предчувствие, что на выходе с базы у меня обнаружат ворованную картошку, обрушилось внезапно, как ошпарило внутренности. И это был не страх, но твердая уверенность. До здания проходной оставалось несколько метров и еще не поздно было сунуть руку в сумку и выбросить осточертевший хуже горькой редьки картофель, но был конец смены, за мной шли люди. А потом, что за идиотская мистика?
На турникете все произошло очень быстро. Хлопок по сумке, грубый голос пожилой охранницы: «А ну, вытаскивай все живо», десятки любопытных, удивленных и насмешливых глаз и картошка, извлекаемая из грязных штанов.
-Маш, проверь, нет ли там еще.
-Да вы что!!! – Я вырвал сумку. Обнаглев от дикого стыда, я почти кричал:
-Да вы что! Я же показать вам хотел! Спросить! Это для поделок дочке!
Расхристанный и красный, я стоял перед всем миром и трясся от негодования.
-Ах, так ты еще хамить! Маш! А ну пойдем. Забирай, забирай картошку.
Машинально закуривая, я кинул взгляд на группу женщин, таких же мобилизованных горемык. Одна из них, в кокетливом платочке, стояла вполоборота и насмешливо смотрела на меня. Собственно, смотрели все, но эта глазастая окончательно убила остатки самообладания.
-Устроили зверинец, ****и, - прорычал я и, по-бычьи нагнув голову, зашагал за охранницей.
-Я тебе покажу мат. Маша! Вызови Василия! – прокричала охранница, запуская меня в грязное прокуренное помещение с двумя казенными столами и стулом в углу.
Не выпуская сигареты изо рта, я сел и положил ногу на ногу. Внутри все кипело.
Мысли бегали. Вернее не мысли, а какой-то кавардак в голове.
-А ну, брось сигарету!
-Да?! Вон у вас в углу окурки! Заплевано все. Спектакль тут устраиваете, сволочи, из-за трех картофелин.
Боже, что я делаю! Ведь это же гибель.
-Ну, ты и хам. – Она явно растерялась. Очевидно, мое поведение было необычно.
-Да у нас на прошлой неделе судили одного из ваших за сетку свеклы.
-Из наших никого не судили, - заметил я уже спокойно, выпуская дым в сторону открытой форточки.
-Да? Ну из таких же, как вы, бездельников, которые штаны там у себя протирают, а потом приходят к нам и воруют.
Последние слова она почти прошипела.
-Я пашу здесь у вас по две смены, а воруете вы! – я ткнул в нее сигаретой. – Всю страну разворовали, а потом позорите публично из-за сетки свеклы и трех картошин.
Часто моргая глазами, она выскочила из-за стола и крикнула, приоткрыв дверь:
-Маша! Да где же Василий!
Ей ответили. Обернувшись ко мне, она торжествующе произнесла:
-Сейчас придет милиционер. Будем составлять протокол.
Докурив сигарету, я с облегчением сунул чинарик в забитую окурками и разной дребеденью консервную банку, стоявшую рядом, на столе, и с ожесточением затушил его. Снять же ногу с ноги и принять позу, соответствующую моему положению, я органически не мог. Я отыгрывался за свое унижение, каждую секунду предавая себя и свою семью. Говнюк. Так в детстве называла меня мать за то, что напакостив, я никогда ни у кого не просил прощения, сколько бы ни стоял в углу. «Трудно тебе придется в жизни», - говаривала бабушка, слегка поглаживая меня, ершистого и непримиримого.
И вспомнился мне Володька Остожев, ныне кандидат физико-математических наук и уважаемый всеми человек, мой старинный приятель. Как-то по молодости он учинил пьяный дебош в приличном ресторане и попал в милицию. Очухавшись и сообразив, где находится, он ничтоже сумняшеся плюхнулся перед ментом на колени. Тот растерялся, и худо бедно все обошлось. «Да я б ему ботинки языком вылизал, если б не понял. А он понял. Понял, что никак нельзя мне доводить дело до протокола, ну никак». Так Володька объяснял мне мотивы своего поступка. Что ж, логично. Поэтому он и кандидат физико-математических наук. Во всяком случае, и поэтому тоже. А я сижу здесь в богомерзком заведении в гнуснейшей позе и выламываюсь перед пожилой женщиной. И то, чем жил последние годы, летит к черту. Надо же, как врезалось в память, что именно сейчас, в такой обстановке, вдруг отрыгнулось. Почему же это так сложно и непреодолимо для меня, как Володька? Вот сейчас шлепнусь перед ней: «Мать, прости дурака грешного, отпусти с покаянием…»
Вошел сержант, наверное, пресловутый Василий. Весь какой-то остроконечный, с маленькой головой и кошачьими усиками. Крысеныш. Первое, что пришло в голову.
-Вот, Василий, третья кража за неделю, на сей раз картофеля. Я сейчас взвешу, - затараторила охранница, как бы извиняясь, что побеспокоила по такому пустяку.
-Трех картофелин. Вы забыли уточнить. Не картофеля, а трех картофелин. – А это уже я. Спокойно и с достоинством. Нога на ногу.
Василий взглянул на меня, а затем недоуменно посмотрел на охранницу. Пропустив мои слова мимо ушей и слегка покраснев, она взвилась: -Вот, пожалуйста,1700…700…50! Граммов. Я ему сказала, что у нас судили одного за сетку свеклы. Ведет себя нагло, матерщинничает. Я ему говорю: у нас не курят. Сопротивляться стал, за руки хватать… Да ты посмотри, посмотри на него.
-Ну, уж это слишком – за руки. Как вам не стыдно, - опешил я.
-Фамилия, имя, отчество, место работы, - устало вздохнув, спросил Василий, доставая из стола бумагу и ручку.
-Да вы что! Вы посмотрите, я взял три картофелины дочке для урока труда. Меня же обгадили публично… Я хотел спросить, но не успел.
Я почувствовал, как в голосе помимо моей воли появились просящие предательские оттенки и прокашлялся.
-Неужели вы думаете, что я для еды? Просто чушь какая-то…
Почему-то в тот момент я решил, что для еды – это криминал. Что если для еды, то можно и протокол составить и на работу сообщить. А для дочки – это святое. И ни у кого рука не поднимется. А ведь каков мерзавец: ребенка приплел, который ни сном, ни духом.
-Мне необходимы ваши данные, - устало сказал Василий, почему-то избегая смотреть на меня.
-Я не могу их вам дать. Неужели вы не понимаете? Это же анекдот.
-Одну минуточку. – Василий впервые осмысленно посмотрел на меня. – Я хочу как лучше. Лучше для вас. Мне нужны ваши данные. Если я их не получу, то буду вынужден вызвать машину и направить вас в суд. – Он развел руками и повторил: буду вынужден. -Вы кем там работаете у себя?
Вопрос вроде бы был без подвоха, и я машинально ответил:
-Старший инженер.
-Вот видите, солидный человек и далеко не мальчишка, а так опрометчиво поступили. Ведь можно же было заранее подойти к кому-нибудь на вахте. Да ко мне, хотя бы.
-Да не успел я, вы поймите.
Я уже сидел согнувшись, уткнув локти в колени.
-Три случая – и все ИТРы, ни одного работяги, - обрадовалась вахтерша, - пойду журнал принесу. Маш!
Я остался один на один с сержантом. В голове бешено вертелось: может предложить взятку? А как? Нет, пожалуй, этот не из тех. Да и поздно, наверное. Маховик раскручен.
-Послушайте, ведь все это так глупо, - завел я свою шарманку в сотый раз.
-Я вам сочувствую и отпустил бы вас, - он замялся, - если бы мог. Но уже не могу, поздно. Да вы сами виноваты. С ней так нельзя .
-Посоветуйте, что мне делать, - уже совсем доверительным тоном попросил я.
-А ничего. Ведите себя скромно и отвечайте на вопросы.
-А потом?
Ответить он не успел. Вошла вахтерша с какой-то амбарной книгой и села на свое место. Оба смотрели на меня. Я устал. Я хотел на воздух.
-Куда пойдет эта писанина?
-Никуда. Останется у нас, если ничего такого с вами не повторится, - сфальшивила вахтерша.
-Куда? – Я смотрел на Василия.
Помедлив, он ответил:
-В суд не пойдет.
-А на работу?
-Пойдет.
-Ну и пишите, - отчаялся я, - только укажите: была совершена кража в размере трех картошек.
-А как же, укажем, 1750 грамм, я взвесила, вот, пожалуйста.
-Нет, и трех картошек тоже. И «трех», пожалуйста, прописными буквами в скобках. Это же правда! Товарищ сержант, я же имею право это требовать!
-Имеете.
Вот тебе и крысеныш.
Для ускорения процедуры я отдал им паспорт. Когда бумага в трех экземплярах была составлена, я убедился в наличии интересующей меня записи: …3 (трех) картофелин в количестве 1750 г..., и расписался под протоколом.
В коридоре я догнал охранницу.
-Мать, может не будем людей смешить?
-Что? – не поняла она.
-Да на работу посылать.
-А вести себя надо хорошо.
И все это походя, не останавливаясь.
-Ну ладно, а от кого это зависит?
-Что?
-Посылать – не посылать.
Стоп. Это был ее звездный час. Она помолодела и как-то даже выросла, ей богу.
-От меня. Ты понял? От меня и ни от кого больше.
Глаза горят, вся светится. Я понял. Я молча развернулся и вышел на улицу.