У Юрия Васильевича Мезенцева была «одна, но пламенная страсть» - спорт. Помимо того, что он являлся главным вдохновителем и организатором всех спортивных мероприятий объединения, он был еще и участником волейбольных, футбольных и шахматных турниров. Но самое главное, что мне удалось узнать, это то, что наше управление арендовало помещение в спорткомплексе «Олимпийский», где Мезенцев с группой энтузиастов каждое воскресенье играл в футбол. Вот туда-то, в эту группу футболистов, мне и надо было вклиниться. Там я мог хоть каждую неделю общаться с ним и быть у него на виду.
В профкоме мне сказали, что зачислением в абонементные группы ведает Сам. Пожалуйста – к нему. Увидев меня, Мезенцев как бы слегка притух и явно затосковал: кому приятно каждый раз говорить «нет». Но я поспешил его успокоить:
-Юрий Васильевич, хочу поправить здоровье. Был в профкоме, а меня к вам направили. Говорят, у вас абонементы есть в «Олимпийский».
-Это кто это там направил?
-Да я не знаю. Черный такой.
-В футбол, что ли, играть хочешь?
-Ну да, баловался раньше.
Он надолго замолчал, двигая ящики стола и роясь в них. Я молча ждал.
-Что ж, в футбол - это можно, - наконец сказал он, - есть у меня тут вакансия: один товарищ от нас ушел. Вот абонемент, наклеишь фотографию, впишешь, что надо и штампик в медпункте. Знаешь, где это?
-Найду.
-К десяти часам, не опаздывай. И плавки захвати, мыло, там, шапочку. Мы потом в бассейн ходим.
Я солгал, что баловался когда-то футболом. Просто играл, иногда, в порядке разминки, когда занимался борьбой еще в школе, двадцать с лишним лет тому назад. Сейчас же мой насквозь проспиртованный и прокопченный табаком организм категорически забастовал после первых ста метров погони за мячом. «Ничего, - думал я мужественно, ловя ртом ставший вдруг таким разреженным воздух, - втянусь, не хуже других».
Возрастной диапазон остальных одиннадцати человек был довольно широк: от двадцати пяти до, приблизительно, пятидесяти лет. И все они бегали без видимых усилий, покрикивая и переругиваясь друг с другом. Центральной же фигурой в зале был, безусловно, Мезенцев. И отнюдь не потому, что играл лучше других, хотя и этого не отнимешь – грамотность чувствовалась. Он больше других ругался, кричал и переживал, если его команда проигрывала.
А ну оттянулись! Все, все назад, - орал он, отбегая к своим воротам. – Серега! Тебя это не касается, мать-перемать?! Палыч! Хватит бегать бестолку. Иди сюда, в защите будешь, а я по твоему краю сыграю!
И никто ему, даже самые корифеи, не возражал. Разве что иногда, когда уж совсем достанет, пробурчат: «Ну вот, разорался, - или, - да хватит шуметь то».
И как же непривычно было видеть Юрия Васильевича, всегда в костюме при галстуке и озабоченного властью, здесь в закатанных тренировочных портках, промахивающегося по мячу и безбожно матюгающегося при этом.
В первый день, уже в раздевалке, он спросил меня:
-Ну как, жив?
-Не знаю, - вполне искренне ответил я, еще не совсем веря, что этот сегодняшний ужас позади, и что сейчас можно будет, слегка обмякнув в горячем душе, поболтаться, вяло шевеля конечностями, в прохладном бассейне.
Через несколько недель я освоился, втянулся, уже не так задыхался и не отлеживался после игр дома с охами и ахами, приводя жену в глубочайшее недоумение, мол, совсем рехнулся на старости лет.
Играл плохо – не было техники, но старательно и даже самоотверженно, в основном, в защите, частенько подковывая нападающих другой команды. Этой своей старательностью я хотел, скорее всего, заглушить чувство вины перед этими людьми, которые играли в свое удовольствие, а не из меркантильных соображений, как я. Иногда с тупой агрессивностью, надрывая сердце, носился по всей площадке за каким-нибудь виртуозом, мешая и путаясь у него в ногах. Как-то после очередного дриблинга моего опекаемого я оказался на полу с ушибленной коленкой. Ко мне подошел Петрович, обермастер, как я его прозвал, и эдак добродушно посоветовал:
-Да не рви ты сердце, наплюнь на него. Оттянись к воротам и жди. Оболтус он и есть оболтус, сам мяч потеряет.
Петрович был игроком номер один. Ас. Целой команды стоил. Седой и пузатый, он болтался где-то в центре площадки и внимательно следил за потасовкой вокруг мяча. Но как только оный мяч попадал к нему, а на него играли, Петрович, иногда в одно касание, швырял его ногой именно тому и именно так, что уже больше ничего не оставалось, как забивать. Даже когда все игроки были закрыты, он находил ту единственную лазейку, прореху, через которую отдавал точный пас. При удаче был, ну, чрезвычайно доволен, прямо светился весь, а глаза хитрые-хитрые, вот, мол, как я вас, что бегать то бестолку.
Со временем я перезнакомился с большинством футболистов и убедился в гениальности своей задумки. Все они, за исключением двух-трех молодых, побывали за границей, а некоторые и по нескольку раз. Но Мезенцева я сторонился. Даже старался лишний раз не смотреть в его сторону. Я боялся, что он догадывается об истинных мотивах моего присутствия здесь. И еще одна интересная деталь. В отличие от остальных игроков, для которых, казалось бы, не было в данный момент выше цели, чем победить противоположную команду, мне было совершенно наплевать, кто выиграет, голые или в майках. Правда, и для здоровья я бегал тоже.
Как-то произошел такой случай. Матч подходил к концу. Мезенцев с острого угла ударил по нашим воротам и вдруг, развернувшись и победно подняв руки, рысцой загарцевал на свою половину. Гола не было – это видели все. Но его команда растерянно молчала. Наши же завопили:
-Куда ты! Играй! Штанга же!
Мезенцев развернулся и с перекошенным лицом и сжатыми кулаками зашагал к нам:
-Это кто сказал! – багровея захрипел он, - вы меня за кого здесь держите? Я слепой!?
Он стоял, взбешенный, напротив пяти наших игроков. Я был чуть в стороне.
-Так ведь штанга же, - это кто-то из пяти, упавшим голосом.
-Я спрашиваю: я слепой?
Пауза.
-Хватит, надоело. Каждый раз одно и то же.
Петрович, на ходу стягивая прилипшую к телу майку, направился к выходу. Все молча, в тишине, провожали его глазами.
-А гола не было.
Теперь все смотрели на меня. Я подошел к воротам и сказал, обращаясь к Мезенцеву:
-Вы били с острого угла, оттуда, - я показал, откуда, - мяч попал сюда и отскочил к этой штанге, а от нее уже вот сюда, - я показал, куда.
-Да черт с вами, разве вас переспоришь. – Мезенцев махнул рукой и побежал на свою половину, - играем, играем, Петрович, давай на место.
Матч был продолжен.
Весь этот день у меня было чувство, как будто бы я проглотил приличный кусок дерьма. – Хорош чистюля, - думал о себе, - унижаться он не может, просить ему противно. А то, чем ты сейчас занимаешься, это как, не противно?
К тому времени мои финансовые дела заметно улучшились. Еще раньше мне прибавили двадцатку к окладу и сделали старшим инженером. Теперь же, с объявлением перестройки, я стал получать сто восемьдесят плюс квартальные. Да и медсестрам заметно прибавили. Мы даже стали с женой, пока в шутку, поговаривать о втором ребенке. И вдруг, а это всегда бывает вдруг – радость, как и горе неожиданны – меня вызывают в отдел кадров. Был понедельник, я только вчера виделся с Мезенцевым на футболе и совершенно не мог предположить причину вызова. Женщина из отдела кадров, уточнив мою фамилию, сказала, что Юрий Васильевич меня ждет.
-Ты, кажется, хотел заграницу? Садись, - без всяких вступлений начал он, - или я перепутал, это не ты хотел?
Он явно выламывался.
-Я хотел, - выдавил я и подумал: ну и козел.
-На Кубу поедешь?
-Что за вопрос.
Сердце трепыхалось где-то у горла.
-На год, без семьи.
Он с любопытством изучал меня, как подопытного кролика.
-Что ж делать, все равно поеду.
-Тогда вот анкеты, справка-объективка, фотографии сделаешь, характеристику… В общем, Валентина Яковлевна тебе все скажет. Знаешь ее? Погоди…
Он вдруг убрал руку с бумагами.
-А специальность у тебя какая?
-Тиристорной техникой занимаюсь, автоматикой, - каким-то совсем уже чужим голосом ответил я.
-А, ну да, все правильно, ты же у Каганова.
Я взял бумаги и на ватных ногах направился к двери. У выхода обернулся и сказал:
-Спасибо, Юрий Васильевич, до свидания.
-Пока, с анкетами не затягивай, - ответил он и, как мне показалось, слегка насмешливо.
Перепечатав три раза заново все бумаги, т. к. каждый раз в них находили какие-то формальные неточности, и показавшись инструкторам райкома, я отдал документы в «Зарубежцветмет», купил чемоданы и стал ждать вызова за билетами на Кубу. А тут начался овощной аврал, и весь московский филиал объединения вместе с начальниками отделов был мобилизован на нашу подшефную овощную базу.
Гл.8. Противостояние
Проснулся на следующий день утром, сразу все вспомнил и печенкой прочувствовал масштабы постигшей меня драмы. Почти не разговаривая с пробудившимися домочадцами, выпил три стакана кофе и отправился на базу. Пришибленность. Пожалуй, так можно было назвать то состояние, в котором я пребывал. В троллейбусе опустил 4 копейки в кассу и оторвал билет. Никогда раньше этого не делал, т. к. надо было проехать всего од