Машины с яблоками подходили в очередь, и перекурить можно было лишь тогда, когда отъезжала разгруженная, а у вновь подходившей завскладом совершала таинство разрушения пломбы с предварительным замером температуры внутри рефрижератора. Безусловно, с импортными яблоками иметь дело значительно приятнее, чем с отечественной картошкой. Правда, досаждают просящие. Работники соседних складов, ВОХРы и вообще непонятно какие люди с сумками, кульками, пазухами и карманами буквально осаждают машину и просят яблок. Обычно не отказываешь никому, жалко, что ли, да и проще – быстрей отстанут. Запомнился один старичок.
-Сынок, мне бы яблочков, да покрупнее.
Я молча скинул ящик на пол. Когда я через некоторое время обернулся на старичка, то увидел пустой двадцатикилограммовый ящик. Вдалеке, переваливаясь с ноги на ногу, ковылял по направлению к проходной старик. На спине его висел туго набитый рюкзак. Ну и нахал, - беззлобно подумал я, - как выносить-то будет?
Загадка вскоре разрешилась. По окончанию смены я шел по территории базы по направлению к проходной с туго набитой сумкой (я засунул туда еще и телогрейку). Поравнявшись с воротами для автотранспорта, услышал окрик: «Эй, сынок!» Мой старикашка кланялся, показывая на мою сумку и, с заговорческим видом, знаками приглашал выйти на улицу в калитку рядом с воротами. Так вот, оказывается, что! Старикашечка был ВОХРом по машинам и, запомнив меня, решил вот так своеобразно отблагодарить. Я поднял сумку вверх одной рукой, а второй похлопал по ней, показывая, что там ничего нет, и пошел дальше, к проходной. Так я узнал еще один способ кражи овощей, помимо «бананов на яйцах» и лука за пазухой.
Эпизод со старичком, как ни странно, встряхнул меня. Новые краски бытия заиграли передо мной, и чернуха отступила.
«Мазохист чертов, - думал я, - это ж надо так рассуропиться. Ну, случилось. Что ж, вешаться из-за этого? Бывает хуже. Свет клином сошелся на этой Кубе. Год без женщин, без Лизки. Сколько бы я там заработал? Восемь тысяч? Десять? Ну, купил бы тачку. А бензин и прочее? На мои-то двести рублей? Чушь какая-то. И, главное, без Лизки. Год. А ведь не за тачкой ты когти рвал. Шалишь, брат. От своей никчемности убежать хотел. Думал, там не будет тошнить от всей этой гнусности в виде тиристоров и микросхем. Что, не так? Вот только когда придет телега, надо будет перед всякой сволочью объясняться и выслушивать их ахинею. А вот этот номер у них не пройдет. Из игры надо выйти достойно. Только так. Лишить того-сего хотите? Ваше право. Но объяснений и выслушиваний – вот вам, с отворотом».
Во мне все клокотало. Я уже жаждал, чтобы телега пришла быстрее, чтобы меня вызвали на ковер. Вот тогда я им все скажу, всем этим Пельцам, Мезенцевым, Виноградовым и Кагановым. Я в красках представил, как все будет. Сначала, ясно, все спустят Каганову. Ну, тот не в счет. Тот сыграет в демократию.
-Это ж надо, - притворно-сочувственно скажет он, - какие мелочные и непорядочные люди. Из-за трех картошек такую кашу заварить! Ты знаешь, ведь там в протоколе так и сказано: трех картофелин. И наивно-грустно заглянет мне в глаза. Вот тут-то я ему скажу… А, впрочем, Бог с ним – пусть живет. Даже несмотря на то, что среди своих, если зайдет разговор, презрительно дернет плечиком и через выпяченную губу переплюнет: «Я всегда считал его остолопом».
А вот Мезенцеву не спущу. Я ему скажу: «Ты! Какое право имеешь Ты! – и пальцем в него. – Ты! Мне читать нотацию. Срал я на твою загранку! Ты!» Кто-то от меня шарахнулся, и я очнулся. Я стоял на улице с перекошенным лицом, отчаянно жестикулировал и шевелил губами. Этого еще не хватало – в дурдом попасть. Так. Завтра у нас суббота. На базу я не пойду. Да провались они все пропадом, корячиться тут – у меня выходной. Лечиться поеду.
На следующий день, собираясь на улицу, виновато сказал жене:
-Поеду-ка Володьку Остожева проведаю, сто лет у него не был.
Супруга всплеснула руками:
-Да еще бы сто лет его не видеть! Опять, что-ли? Я уж не знала, какому Богу молиться, футболу, что ль твоему. Тьфу, тьфу, думаю, последнее время. А он – нате вам!
-Да все нормально будет.
-Господи, что я, первый год замужем? Ведь у тебя же футбол завтра. Да и с Лизкой надо погулять, а у меня стирка, вон сколько белья замочено.
-Да не могу я сейчас, пойми! – в сердцах крикнул я и выскочил на улицу.
В Столешниковом за водкой кололи черепа. Давали по две бутылки в руки. После плуторачасового стояния в очереди, уже у самого прилавка, произошел неприятный инцидент. Двое ханыг в наглую попытались влезть впереди меня. Я их вышвырнул.
-Ну, мужик, только выйди отсюда.
Давно небритая и нечесаная морда недобро осклабилась.
-Что ты сказал?!
Во мне вдруг проснулся тот полузабытый двадцатилетний парень, который за хамство, не раздумывая, сразу бил в рог, а уж анализировал после, на сколько сие действо было справедливо. Я резко освободил правую руку и схватил ближайшего прямо за небритую харю. Но тот выскользнул, подавшись назад. Стоявшие рядом мужики зашумели:
-Так им! Пьянь! Сволочь! Еще грозят!
Ханыги сдрейфили и отступили вглубь магазина.
Расслабились душевно, результативно, а главное, без потерь. И ничего серьезного. Просто расслабились и все. Ночевал у Володьки. А утром даже исхитрились попить пивка. Домой вернулся, правда, изрядно помятый.