Глава 4
Америка, Виргиния, осень 1697 года.
И, наконец, однажды стоящий у штурвала матрос прошептал: «Слава тебе, Господи!» и вдруг закричал изо всех сил: «Земля! Земля!»
Было около 4 часов утра. Корабль крепко спал и видел сны, чудесные и не очень. Эти сны были полны тревоги и предчувствия счастья. Одним было жаль с ними прощаться, другие же делали это с радостью, ведь впереди ждал берег, берег новой страны, новой жизни – берег новой надежды. Люди выбегали на палубу полуодетые, растрепанные, с остатками сна на помятых лицах.
-Где, где земля?
Когда Мэри и Виола выбежали на палубу, она уже была полна людьми, скопившимися на борту. Корабль накренился, казалось, еще немного и он перевернется. Сначала Виола ничего не увидела за бортом и, только когда она начала пристально, до слез, вглядываться в горизонт, заметила тоненькую серую ниточку, разделявшую небо с морем. Впервые за многие недели эти слившиеся воедино стихии были разделены, и люди радовались этому как дети. Они смеялись и плакали, обнимали друг друга и молились, благодаря Господа за избавление.
Сердце Виолы сжалось от радости, что, наконец-то, завершилось это долгое плавание, которое измотало людей, от неясного предчувствия счастья и любви и, в то же время, от страха перед неизвестностью. Но постепенно этот страх сменился все возрастающей надеждой на то, что эта земля будет добра к ней и ее ребенку, потому что Господь с ними и он смотрит на этих усталых и измученных путешествием людей и благословляет их на новую жизнь. У каждого она будет своя, не похожая на другие, со своими радостями, горестями и разочарованиями, но это будет потом, а сейчас они полны надежды и веры в счастливое будущее.
Через несколько часов корабль подплыл совсем близко к берегу, который в начале был лишь неясным очертанием на горизонте. Людей ждало еще одно потрясение. Весь берег был в огне. Но этот огонь не был тем страшным сжигающим все вокруг пламенем, это был красно-оранжево-желтый пожар бушующей осени. Казалась, природа достала из сундука свои самые красивые одежды и нарядилась в них, чтобы встретить своих самых дорогих и долгожданных гостей. Чье сердце могло бы остаться равнодушным к такому великолепному выражению любви? Эта райская земля была полна сокровищами. Их встретили леса, полные птиц и животных. А какие деревья и кустарники росли на этой неизвестной земле! Иногда между деревьями проглядывали безбрежные поля, засаженные самым главным богатством этой земли - табаком.
Когда они оказались в устье какой-то реки, Чарльз, стоявший рядом с Виолой объяснил, что на берегу этой реки находятся их родовая усадьба. И, правда, вскоре на берегу показалась пристань, на которой толпились люди, в ожидании корабля. Но это была не их плантация. Оказывается, здесь каждый богатый плантатор имел свою пристань, а иногда и свой корабль. Причалив к пристани, с корабля начали высаживаться люди, которые заключили в Англии договоры о работе с владельцем здешней плантации. С корабля выгружали мебель, различную утварь. Здесь же велась оживленная торговля товарами, привезенными из Англии. Пристань гудела, как улей. Было много землевладельцев средней руки, у которых не было собственной пристани, но их плантации находились неподалеку, и они пользовались пристанью более богатого соседа для отгрузки доставленных им товаров из Лондона. Хозяином расположенной на берегу плантации был Томас Уайт - немолодой, высокий мужчина с редкой сединой в волосах. Виола подумала, что он, наверное, какой-то богатый английский дворянин. Она встречала людей с такой благородной осанкой и внешностью на балах в Лондоне.
Не смотря на то, что ее отец был торговцем, его богатство позволило Виоле получить воспитание и образование, достойное самых благородных невест столицы. Она была молода и весела, и любила бывать на балах. Ей нравилось танцевать, заводить новые знакомства. Но скоро она поняла, что молодые девушки посещают балы с единственной целью – удачно выйти замуж. Она не хотела замуж, и ей были скучны эти разговоры. Её самой большой страстью был театр, и она мечтала встретить настоящую любовь. Конечно, она понимала, что любовь была непозволительной роскошью для девушки ее круга, потому что ее могли выдать замуж, нисколько не заботясь о том, хочет ли она этого сама. Господь даровал ей великую любовь, но не защитил ее от брака по расчету с нелюбимым человеком. Сейчас все это было так далеко, что казалось нереальным.
Чарльз вежливо попрощался с Томасом Уайтом, хозяином плантации и пристани и пригласил его с семьей навестить их по-соседски.
-Для нас с Маргарет будет большой честью поближе познакомиться с молодой хозяйкой и замечательной усадьбой соседей, - сказал Томас, целуя Виоле руку.
Затем Томас Уайт попрощался с капитаном, договорившись, что на обратном пути тот заберет собранный урожай табака в Лондон для продажи.
Вскоре корабль продолжил свое плавание. Люди на корабле собирали свои вещи, готовясь сойти на берег на следующей пристани. Последние мили их плаванья давались с большим трудом. Они устали и испытывали нестерпимое желание оказаться на твердой почве и почувствовать землю под ногами. Виола же, не отрываясь, смотрела на проплывающие за бортом поля, сады, большие дома, скрывающиеся за деревьями, и думала о том, каким же будет ее дом, где ей теперь предстоит прожить большую часть ее жизни, где ей предстоит родить и вырастить своих будущих детей. Будет ли эта земля и люди, живущие на ней, добры к ней и ее детям?
Наконец, долгожданный момент настал. Пристань появилась внезапно, как будто спрятавшись за высокими раскидистыми деревьями, выбирала самый удачный момент, чтобы предстать перед удивленными людьми. Как только корабль был замечен, на неё стали стекаться местные жители. Среди них были слуги, пришедшие встретить своих хозяев и выгрузить, привезенные из Лондона товары. Здесь Виола впервые увидела высоких и очень сильных чернокожих людей.
-Это негры, – объяснил Чарльз. – Эти черные рабы - самый дешевый живой товар, привезенный из Африки. В отличие от белых слуг, их не надо отпускать не волю и наделять землей, - говорил он, радуясь выгодной покупке.
Перехватив его самодовольную ухмылку, из самых дальних уголков души Виолы внезапно вновь возникло чувство нелюбви к мужу, которое она так тщательно старалась спрятать. И чтобы не думать об этом, она вновь начала рассматривать людей, встречающих корабль. Здесь были и подъехавшие на лошадях соседи, которые с большим любопытством рассматривали молодую хрупкую хозяйку. Они то прекрасно знали, как трудна и, порой, опасна жизнь в этой удивительной стране. Но большинство из них когда-то точно также впервые ступили на эту землю. Они научились любить и понимать ее, она стала их второй родиной, которую они никогда уже не покинут. Долгожданный корабль из Англии привез им вместе с заказанной мебелью, одеждой, кухонной утварью и книги, которые были так необходимы им. Впервые приехав сюда, эти люди часто не имели ни малейшего представления ни о том, как надо правильно выращивать табак, ни о медицине, строительстве и коневодстве. Обо всем этом они узнавали из собственного опыта, да из книг.
-Экипаж подан, мой господин, - сказал подошедший человек и склонился в поклоне.
-Ты должна ехать домой. Я еще задержусь и прослежу за разгрузкой корабля. Когда прибудешь домой, предупреди Сару, что на ужин у нас будет гость - капитан Смит. Пусть она постарается.
-А далеко отсюда … наш дом? - тихо спросила Виола. Но он, казалось, не заметил, с каким трудом дались ей эти слова. Да, она должна привыкать, теперь это и ее дом, их дом.
-Нет, минут 10 ходьбы, вон за теми деревьями.
-Тогда я пройдусь пешком.
Она так давно мечтала ступить на землю, что готова была идти пешком, хоть на край света.
-Ну, хорошо. С тобой пойдет Джон. Он проводит тебя и все покажет. Джон! – позвал Чарльз, повернувшись к людям, разгружающим корабль.
От них отделился высокий чернокожий человек. Когда он подошел ближе, Виола увидела, что это был настоящий великан. Его черная кожа лоснилась от пота, мышцы на руках и ногах походили на горы, появляющиеся и исчезающие при движении.
-Какой раб! – с восхищением проговорил Чарльз и, когда Джон подошел, добавил, - Проводи госпожу в дом, покажи ей дорогу. Я буду позже.
-Слушаюсь, господин.
Виола посмотрела на негра со страхом. Она была хрупкой соломинкой по сравнению с ним. Но вдруг он улыбнулся ей своей белозубой улыбкой, и его глаза засветились теплом и добротой. Страха, как не бывало.
Она подошла к трапу, намереваясь спуститься с корабля на берег, но вдруг, начала оглядываться, кого - то ища, и не найдя, снова подошла к Чарльзу.
-Где Мэри? – спросила она.
-Мэри? – не понял он. – Какая Мэри?
-Моя служанка.
-Ах, Мэри! Она вместе с остальными слугами. Сегодня они ночуют на корабле, а завтра поплывут на табачную плантацию. Она будет работать там. А в доме у тебя будет новая служанка.
-Я не хочу другую служанку! - тихо сказала Виола. – Моей служанкой будет Мэри! Пусть ее приведут! – добавила она уже тверже и посмотрела на Чарльза.
Их глаза встретились, и он увидел в них такую силу и волю, что у него мурашки пробежали по телу. «Что за женщина!» – подумал он и понял, что она не отступит.
-Хорошо, - сказал он и мысленно продолжил: «Будь по-твоему, но тебе придется за это заплатить!»
Она, будто поняв его мысли, опустила глаза, и они сразу потухли. Вскоре привели Мэри. По щекам девушки текли слезы, то ли от горя, что их разлучили, то ли от радости, что она снова может быть со своей любимой хозяйкой.
Втроем они спустились по трапу на берег. Земля! Наконец-то под их ногами была земля! Она не качалась и не уходила из-под ног, как палуба корабля. Земля позволяла чувствовать себя уверенно и твердо. Виола невольно подумала о том, что тот период ее жизни, когда она была одинокой, слабой и покинутой, закончился. Теперь она твердо стояла на ногах, и ее еще не родившееся дитя может быть уверенно - она сможет его защитить! Слава Богу! Они дома!
Джон шел впереди, а Виола и Мэри, поддерживая друг друга, немного приотстав. Они шли медленно, неуверенно ступая, как будто ожидая, что земля вот-вот закачается у них под ногами и им придется искать опору, чтобы не упасть. Но постепенно их шаги становились все увереннее, и они забыли о своих страхах, поддавшись красоте и очарованию местности. Они шли по аллее из высоких раскидистых деревьев. Это были сосны. Их густые кроны дарили благословенную прохладу, спасая от жаркого солнца. Их аромат был полон свежести, он бодрил и придавал сил. Вскоре аллея закончилась, и они оказались перед огромным садом, в глубине которого виднелся дом.
Сердце Виолы замерло. Сколько раз мысленно она представляла его себе. Она не любило очень больших домов. Они, казалось, придавливали к земле и не давали взлететь. А этот дом был другим. Он был похож на большую белую птицу, готовящуюся к полету. Он казался легким и воздушным снаружи и просторным и светлым внутри. Это был ее дом!
К дому вела широкая аллея, засаженная удивительными деревьями, которых она никогда раньше не видела. Несмотря на осень, везде было много ярких цветов. По сравнению с туманной и сырой Англией, это был райский уголок. В саду росли яблони, груши, сливы, персики и другие фруктовые деревья, ветки которых гнулись к земле под тяжестью плодов.
Из дома им навстречу вышли слуги. Их было немного. Как объяснил Джон, основная часть слуг жила и работала на табачной плантации. Еще на корабле Чарльз предупредил Виолу, что ей придется взять заботы о доме на себя, и она с любопытством смотрела на людей, с которыми ей предстояло познакомиться и подружиться. Она улыбнулась, и их настороженные лица потеплели. Лед недоверия был растоплен одной ее улыбкой. Глаза засветились добротой и радушием. Было видно, что это одна семья, и они с радостью примут ее.
Впереди всех стоял высокий седовласый мужчина почтенного возраста. Когда к нему подошла Виола, он слегка склонил голову, приветствуя её: «Мы рады приветствовать Вас, Госпожа. Меня зовут Стив Беркли. Я дворецкий, и с радостью покажу Вам дом и познакомлю Вас с его обитателями».
Он подвел Виолу к высокой негритянке. Она была большой и доброй, и от нее сладко пахло ванилью. На вид ей было около пятидесяти лет.
-Это Сара, - представил женщину Стив.
-Королева кухни и моя мать, - добавил стоящий рядом Джон. Женщина широко улыбнулась и со словами: «Шалунишка мой!» ласково потрепала по щеке своего тридцатилетнего сынишку.
Затем Стив представил остальных слуг. Здесь были две горничные: 25-летняя коренастая рыжеволосая ирландка Энн и ее подруга, хрупкая чернокожая женщина, лет двадцати по имени Луиза. За подол ее юбки держался маленький трехлетний мальчуган, разрывающийся между чувством любопытства и страха, то прячась, то снова появляясь из своего укрытия.
-А кто же этот замечательный малыш? – спросила Виола, присев перед ним и с трудом вытащив его из надежного укрытия.
-Это Джон – младший, - с гордостью ответил черный великан, с любовью посмотрев на жену и сына. Мэри, стоящая рядом с Виолой, перехватила этот взгляд, который напомнил ей о ее собственной мечте, о счастье, и в ее сердце вновь встрепенулась надежда, что в этой стране возможно все.
Но вдруг она поймала на себе враждебный взгляд молодой и очень красивой женщины. Мэри не могла понять, чем она вызвала эту ненависть, но все стало понятным, когда Стив представил её. Это была новая служанка ее любимой госпожи. Ее звали Доротти. Раньше она занималась работами на огороде и дорого заплатила за возможность поселиться в доме и прислуживать госпоже. Она еще не забыла, какой это был ад - работать целый день, не разгибаясь, под палящим солнцем. По выражению ее лица Мэри поняла, что это опасная соперница.
За домом, на заднем дворе, как грибы под деревьями, спрятались несколько небольших, деревянных домиков. В одном из них жил Джон со своей семьей. Он был садовником и ухаживал за садом вместе с молодым пареньком Тимом. В другом доме жил конюх со своей семьей. Его жена работала на огороде, а десятилетняя дочь помогала на кухне Саре, Там же жили еще несколько семей, работающих на усадьбе.
За домами располагалась конюшня. Лошади были особой гордостью Чарльза. Они ежегодно выступали в традиционных скачках, к участию в которых допускались только «виргинцы из лучших семейств», и часто призы этих скачек доставались Чарльзу. Кроме того, на конюшне содержались лошади, которые работали на полях и вместе со всем мужским населением поместья уходили в ополчение во время нередких войн с индейцами.
Затем Стив повел Виолу в дом. Внутри он ей очень понравился. Это было уютное 3-х этажное гнездышко. «Порядок и чистота» – вот те определения, которые могли бы быть девизом дома. И это, несмотря на то, что хозяева только что вернулись после длительного отсутствия. Надо было отдать должное слугам, дом был в хороших руках. Во всех комнатах Виолу встречали цветы. Они приветствовали ее шепотом, слегка наклоняя свои маленькие головки. Ей казалось, что она понимает, о чем они говорят. Все в этой стране напоминало ей разноцветный сверкающий фейерверк. Ее родина не была такой яркой и красивой. Она подумала, что сейчас в Англии, наверное, идет дождь. Тяжелые свинцовые тучи не дают подняться над землей ни мыслям, ни чувствам. А здесь столько воздуха, простора и свободы!
Комнаты были уютными, светлыми и просторными. На первом этаже находилась кухня, столовая и гостиная с библиотекой. Второй этаж занимали покои господ и комнаты для гостей, на третьем этаже жили слуги. Утром и вечером было приятно посидеть на открытой веранде, попивая чай или кофе и слушая, как шумит речная вода. Дом находился на самом берегу, и из окна спальни открывался чудесный вид на проплывающие мимо суда, которые приветствовали обитателей дома длинными гудками. Даже в жаркий летний полдень с реки веяло свежестью и прохладой. Недалеко от дома на небольшом островке каждый вечер зажигали маяк. Он не только указывал путь проплывающим мимо кораблям и лодкам, он был живой душой дома. На остров можно было пройти по мосту, а на площадке, где возвышался маяк, можно было удобно устроиться, читая или мечтая о чем-нибудь. Как только Виола увидела этот остров с горящим маяком, она поняла, что это будет ее самым любимым местом в новом доме.
Изрядно устав от обилия новых впечатлений, Виола вошла в свою спальню. Она хотела принять ванну и отдохнуть после такого длинного путешествия. Спальня очаровала ее с первого взгляда.
Это была просторная и очень светлая комната. Розовые обои делали ее солнечной и веселой, даже когда солнце не светило в большое окно, выходившее балконом на восток. После обеда в комнате было всегда прохладно и веяло свежестью от реки. Изящная и легкая на вид мебель из красного дерева поразила ее своей изысканностью. Она подумала, что, вероятно, ее доставили из Лондона, но как глубоко было ее удивление, когда позже узнала, что эту мебель сделал их собственный слуга, мастер-краснодеревщик, решивший покинуть Англию и попытать счастья в Новом Свете. Вся мебель - комод, туалетный столик, небольшой круглый стол, стулья - была украшена красивой кружевной резьбой. И только большая кровать, стоящая посредине комнаты, не вписывалась в этот легкий и изящный хоровод. И, глядя на неё, молодая женщина вдруг подумала, что эта комната будет не райским уголком, а, скорее всего, ее тюрьмой, красивой золотой клеткой. С грустью она вышла на балкон с видом на реку и устремилась взглядом ввысь в безмолвной молитве к Богу.
Мэри уже занесла вещи госпожи и приготовила ей ванну. Приняв ванну и отдохнув, Виола начала готовиться к ужину. Это был ее первый ужин в доме в качестве хозяйки, и она слегка волновалась. Выбирая платье, она поймала себя на мысли, что впервые после отъезда из Англии ей было небезразлично, как она будет выглядеть. Эта мысль ошеломила ее. Она возвращалась к жизни! Как любой молодой женщине, ей снова хотелось хорошо выглядеть и нравиться окружающим. Ей стало грустно оттого, что ее возлюбленный остался в другой жизни, и для нее нет возврата в прошлое. Вперед ее звала другая жизнь, которая все чаще напоминала о себе, особенно по утрам, когда она не могла даже думать о еде. Ее начало тошнить на корабле, но там многие болели морской болезнью, и ей удавалось скрывать начало беременности. Но здесь она этого уже не сможет скрывать. Ей придется рассказать Чарльзу, что она ждет ребенка, его ребенка. Тянуть с объяснением не было смысла, скоро это будет видно всем. Да, сегодня предстоял трудный вечер.
Он подкрался незаметно. Солнце скатывалось все ближе и ближе к горизонту. Вечер был теплым и ласковым, как все вокруг. И только на кухне стояла жара и острый аромат готовящегося ужина. Все было готово. Ждали только приезда хозяина.
В столовой уже накрыли стол. Зайдя сюда, чтобы еще раз все проверить, Виола на мгновение почувствовала, что она снова дома и, как в детстве, забежала в столовую, чтобы узнать, что же вкусненькое сегодня приготовили на ужин. Стол был большим и овальным, и его освещали свечи в позолоченных подсвечниках. Очень дорогая посуда с фамильным гербом Чарльза была полна знакомыми и незнакомыми яствами.
«Боже, неужели ничего не изменилось, и я снова в Лондоне?» – подумала она, но вошедший черный великан Джон вернул ее к действительности, сообщив, что Господин подъезжает к дому.
Она взглянула на себя в одно из зеркал, висящих в столовой, поправила прическу, отметив, что после небольшого отдыха она выглядит свежей и очаровательной, как будто и не было изнурительного двухмесячного плавания. И снова на миг она перенеслась в детство, когда, представляя себя принцессой, крутилась перед зеркалом в ожидании принца. Неизвестно откуда взявшийся ком отчаяния подкатил к горлу, и глаза наполнились влагой.
-Нет, только не сейчас, - судорожно прошептала она, силой воли заставив себя улыбнуться.
Небесно-голубое шелковое платье так гармонировало с ее глазами, что они казались бездонной голубой морской гладью. И вдруг крохотная соленая капелька моря скатилась вниз по щеке, оставляя влажный след. Виола легким касанием руки вытерла щеку и поправила белый кружевной воротник, последний писк лондонской моды, который освежал ее и придавал ей образ чистоты и удивительной нежности. Она была стройной и изящной. Её крохотное дитя еще не успело испортить ее чудесную фигуру.
-С Богом! – сказала она себе и ребенку, покидая столовую, чтобы встретить подъезжающего мужа.
Когда она вышла на крыльцо, экипаж уже подъехал, и трое мужчин поднимались по лестнице. Слуги, выстроившиеся здесь же, приветствовали хозяина глубоким поклоном. Справа от Чарльза шел капитан Смит, а слева седовласый мужчина лет шестидесяти. Он был невысокого роста, слегка полноват, но очень подвижен. Его цепкий взгляд на мгновение остановился на Виоле. О, сколько бы она отдала, чтобы понять, о чем он сейчас думает! Вдруг ей показалось, что его взгляд потеплел, но затем снова стал непроницаемым. Она не знала этого мужчину, но вспомнила, что он был на пристани среди людей, встречающих корабль. По той почтительности, с которой к нему обращался Чарльз и слуги, она поняла, что он очень уважаемый человек в доме.
Подойдя к ней, мужчина вежливо поклонился, поцеловав ей руку, и Чарльз представил его Виоле. Вот тогда-то она и узнала, что вторым спутником мужа был управляющий Джеймс Белл. Виола была наслышана об этом очень умном и удачливом человеке, который вот уже более двадцати лет управлял землями семьи Чарльза в Америке.
Лорд Чарльз был потомком очень древнего английского рода. Издавна все мужчины семьи были верными слугами английского короля, со всеми вытекающими из этого последствиями. Отец Чарльза, лорд Джон, родился в 1618 году и служил при дворе короля Карла I.
В 1649 году после казни короля революционно настроенными массами под предводительством Оливера Кромвеля лорд Джон вынужден был покинуть родину и перебраться во Францию. Там в возрасте 37 лет он женился на дочери французского аристократа. Шарлотта Дюваль была юной, очаровательной, но очень взбалмошной наследницей с большим приданным. Позднее заметно уменьшившееся состояние отца Шарлоты перешло его внуку, Чарльзу, которое он успешно промотал в годы своей очень бурной молодости.
Родился Чарльз во Франции в 1658 году. Спустя 2 года к власти в Англии пришел король Карл II. Лорд Джон с огромной радостью вместе с женой и сыном снова вернулся на родину, чтобы снова служить королю верой и правдой. И в благодарность за эту верность он получил дарственную на земли в Виргинии, бурно развивающейся в то время английской колонии в Америке. С большой благодарностью лорд Джон принял этот дар, но, вследствие невозможности поехать туда самому, послал в Америку молодого, подающего большие надежды управляющего, по имени Джеймс Белл.
Молодой человек оправдал надежды своего хозяина. Американские земли были богатыми и плодородными, и Виргинские плантации табака приносили большую прибыль. Для Джеймса Америка стала второй родиной, которую он полюбил всем сердцем. Вся его жизнь была посвящена развитию этих земель. Он знал, что однажды сюда приплывет хозяин и по достоинству оценит его труд и старания. Но лорд Джон умер, так и не увидев этой прекрасной страны. А молодой хозяин, лорд Чарльз, хотя и посетил свои американские владения несколько раз по велению отца, после его смерти не спешил принять на себя заботу об этой собственности. Но Джеймс не терял надежды передать свое творение в руки настоящего хозяина. И надежда его не обманула. Промотав почти все свое состояние, Чарльз нашел в себе силы остановиться и задуматься о своей жизни. Вот тогда-то он и принял решение жениться на приданном Виолы и начать новую жизнь в Новом Свете.
Джеймс любил Чарльза, как своего собственного сына, которого у него никогда не было, и был рад, что тот нашел в себе силы изменить свою жизнь. Теперь он может позволить себе отойти от дела и вернуться в Англию. Поэтому, когда в доме появилась хозяйка, он так внимательно к ней присматривался, стараясь понять, в надежные ли руки он отдает свое детище. Виола ему понравилась сразу. Кроме прекрасной внешности, Господь одарил ее мягким и добрым характером. Вот только она была немного бледна и грустна, хотя и старалась скрыть это. И, поскольку он был мудр и умен, он не мог не понять, что в свои семнадцать лет ей пришлось кое-что испытать в жизни, и что Господь послал Чарльзу ангела в ее обличии. Его сердце на мгновение замерло от мысли о том тяжелом грузе, который он хотел переложить на эти хрупкие плечики. Сможет ли это юное создание устоять под ним, не раздавит ли ее этот крест? Но он не мог даже предположить, сколько силы окажется в этой хрупкой женщине. При виде Виолы замерло сердце не только у управляющего. Это небесно – голубое создание заставило гулко забиться и сердце человека, которому она принадлежала вместе со своим приданным, этим домом, землями и слугами. Мысли и чувства Чарльза никак не отразились на его лице. Оно осталось таким же безразлично – холодным. Но обмануть себя он не мог. Эта женщина нравилась ему все больше и больше. Хотя он понимал, насколько ее тело было его собственностью, настолько душа ее была свободной и не принадлежала ему.
Хозяева и гость прошли в столовую. Стол был накрыт. Свет от горящих свечей отражался в позолоченных приборах. Хозяин и хозяйка заняли свои места напротив друг друга. Справа от Чарльза сидел капитан Смит, слева управляющий Джеймс Белл. Обед начался. Блюда сменялись одно за другим. Виола очень редко принимала участие в разговоре мужчин, лишь изредка благодаря за комплименты в свой адрес и в адрес замечательного повара, устроившего фейерверк этих невообразимо вкусных яств.
В отличие от остальных, Виола ела очень мало и практически не заметила, как вкусен был ужин. Мысль, что сегодня вечером она должна сказать мужу о ребенке, которого она носит, не давала ей покоя. Она знала, что завтра он уезжает на плантацию, а когда вернется назад не известно. Скоро все узнают, что она ждет ребенка, и как бы она не относилась к Чарльзу, она не могла позволить, чтобы он узнал об этом от чужих людей. Она не могла нанести ему такого оскорбления. Он должен узнать о ребенке от нее!
Сразу после обеда Виола извинилась и, сославшись на усталость, поднялась в спальню. Усталость не была главной причиной, чтобы оставить мужчин. Ей нужно было побыть одной и подумать о том, что она скажет Чарльзу. Она чувствовала, что это будет тяжелый разговор. Она пробовала предугадать его реакцию, пытаясь найти самые нужные и важные слова.
Стараясь успокоиться, она присела на маленький диванчик, стоящий рядом с кроватью, но сразу же поднялась и начала нервно ходить по комнате. Водоворот чувств захлестнул ее. Воспоминания о Вилли наполнили ее душу забытой нежностью и любовью, на смену которым пришла печаль. А затем ее душа почернела от боли и ненависти, когда она подумала о Чарльзе и о времени, проведенном на корабле.
-Господи, помоги мне разобраться в себе и противостоять темным силам, которые хотят погубить мою душу! Спаси мое дитя!
Мысль о ребенке стало той спасительной соломинкой, которая медленно, но неуклонно начала разгонять тяжелые, мрачные думы, очищая и осветляя ее душу. На сердце становилось легко и спокойно.
Виола вышла на балкон. Река несла свежесть и умиротворение. Из сада слышалось пение соловья. Справа от дома темноту пробивал яркий свет маяка.
-Благодарю тебя, Боже! – прошептала она, глядя на маяк и осеняя себя крестом. Так и стояла она, вдыхая воздух этой удивительной страны, слушая голоса ее птиц, открывая ей свою душу и отдавая свою любовь. Когда-то она была уверена, что ее любовь умерла. Умерла навсегда! Но сейчас, стоя на балконе и впитывая в себя звуки и запахи, она поняла, что ее любовь жива, она заполняла собой ее сердце, разливаясь в груди ярким горячим огнем. Она вытянула вперед руки, как будто держала на ладонях громадный шар своей любви и легким движением послала его в ночь. Ей чудилось, что огненный шар рассыпался на множество сияющих огоньков, которые, попадая в сердца людей, зверей, птиц, деревьев и цветов, творили чудеса, делая все красивее и добрее. И Виола была счастлива, что поделилась со всем миром своей любовью. Она отдавала не жалея, зная, что золотую чашу любви, находящуюся у неё в груди, Господь снова наполнит.
Виола не слышала, как Чарльз, проводив гостя в его комнату, тихо вошел в спальню и остановился, зачарованно глядя на жену. Весь вечер он думал о ней, мечтая обнять ее. Он чувствовал, что его тянуло к этой женщине, причинившей ему столько боли. Это не было страстью, которую возбуждали в нем красивые и доступные женщины. Это было совсем другое чувство, которое он не испытывал ни к одной из своих любовниц. Он понимал, что оно лишает его спокойствия и хладнокровия, и как только мог, сопротивлялся ему.
Тихо подойдя к Виоле сзади, он обнял её и поцеловал в шею. Нежный запах ее бархатной кожи, тонкая пульсирующая жилка, облако легких пушистых волос, щекочущих его щеку, все это разбило и разметало остатки его сдержанности и показного равнодушия. В этот момент он готов был забыть оскорбления, которые она ему нанесла, простить её и никогда не вспоминать об этом.
Ощутив его поцелуй на своей шее, Виола вздрогнула, испугавшись, и замерла. Ей казалось, что она была готова к встрече и разговору с мужем. Но вот она стоит, окаменев, не в силах ни пошевелиться, ни сказать нужные и важные слова, как кролик перед удавом. Чарльз почувствовал, что его поцелуй превратил очаровательную и нежную женщину в холодную и каменную статую, но он не подал вида. Он слишком хорошо их знал. Покорение женщины всегда захватывало его. Эта борьба придавала особую остроту отношениям, а победа становилась еще слаще.
-Прошу прощения, миледи. Я Вас, кажется, испугал?
-О, да. Я этого не ожидала, … хотя и ждала Вас.
-Ждали? – он даже не предполагал, что победа будет такой легкой. Желание огнем разлилось по телу. Она так нежна и беззащитна. Он больше никогда не сделает ей больно. Он будет ее любить, как никогда никого не любил. Ему захотелось подхватить ее на руки и отнести на огромную кровать, которую он заказал в Лондоне и привез с собой на корабле. Пока они обедали, ее уже успели установить. И теперь она возвышалась посреди комнаты, маня своим белым кружевным покрывалом. Ему с трудом удалось обуздать свои фантазии, когда она продолжила, - Я хотела поговорить с Вами.
-Поговорить? Но о чем? – удивился он. Что может быть важнее любви и этой великолепной кровати?
Виола какое-то время молчала, собираясь с мыслями, а затем тихо произнесла, - Я жду ребенка. У Вас будет сын.
Она внимательно смотрела на мужа, стараясь угадать его мысли. Она ждала, что он обрадуется, ведь это его сын, его наследник, продолжатель рода. Что это сын, она почувствовала только сейчас, как будто ангел шепнул ей это на ухо.
Удивление на лице Чарльза сменилось недоумением, а затем он побледнел, и Виола заметила, как на скулах заходили желваки.
«Он не рад, но почему, Боже?» – она не понимала. Она видела, как вслед за бледностью, краска заливает его красивое лицо, превращая в маску, искаженную яростью. Виоле стало страшно. Она помнила эту ослепляющую ярость. Воспоминание о боли и унижении парализовало ее, и она напряглась, ожидая удара.
Но удара не последовало, а занесенная рука так и осталась в воздухе. Что его остановило, она так и не поняла. Вместо этого он разразился бранью. Его слова пощечинами хлестали ее по щекам. Было бы лучше, если бы он ударил. Из его речи, если ее можно так назвать, она поняла только одно, он отказывается, отрекается от этого ребенка.
«Боже, почему? За что?» Как объяснить этому, ослепленному яростью человеку, что отец ее ребенка не «какой-то актеришка», а он – лорд Чарльз.
-Боже, помоги! – шептала она, ничего не слыша, как будто ее тело и разум, защищая ее и ребенка, отключили все чувства. Ей захотелось одного – лечь и забыться. Пусть будет, что будет! Так она и сделала. Медленно, ничего не видя, она подошла к кровати и легла, даже не заметив, какая она мягкая и удобная, свернулась калачиком и закрыла глаза.
Слова замерли у Чарльза на устах, когда Виола прошла мимо него. Только кровь стучала в висках да чувство боли и обиды жгли сердце. «Боже, как я мог попасться на ее ласковые слова и на эту трогательную беззащитность. Как она могла? Она, как ядовитая змея, отравляет все, к чему прикасается». Нет, он больше не позволит ей использовать себя!
-Это не мой ребенок, и я никогда не признаю твоего выродка своим сыном! – процедил он тихо сквозь зубы и вышел из комнаты, оставив её одну.
Какую долю уготовила судьба для ее ребенка? Она выжила ради него и благодаря ему. Она вытерпела все испытания только потому, что он был с ней.
«Господи, пощади мое дитя!»
Чарльз в ярости вышел из спальни. В нем все кипело. «Никогда я больше не переступлю порога этой комнаты, этого змеиного гнезда! Уехать! Надо скорее уехать из этого дома!»
Из его груди вырвался стон. Он снова стал маленьким мальчиком, который безуспешно пытался получить хоть капельку любви от самого дорогого человека – его матери. А она его практически не замечала. У неё были балы, приемы, гости. И только кормилица знала о его слезах. Она гладила его по голове и рассказывала свои бесконечные истории, пока он не засыпал. Когда ему исполнилось пять, кормилицы не стало. Вместо него появился камердинер, и он перестал плакать.
И вот сейчас ему снова захотелось уткнуться в колени своей кормилица и, как в детстве, рассказать о своей боли и обиде. Как будто с его сердца спала кожура, и оно оказалось живым и беззащитным. Нет! Он не будет больше страдать! Это он заставит страдать женщину, оставшуюся в их спальне. От этой мысли Чарльзу стало легче.
Он подошел к комнате Джеймса и постучал. Удивленное и слегка встревоженное лицо управляющего обрадовало его. Он снова был дома, и это лицо было лицом по-настоящему любящего его человека.
-В чем дело, Чарли? – спросил он, и его голос был полон отеческой заботы.
-Джеймс, где Доротти? Куда ты ее поселил?
-После того, как она не понадобилась леди Виоле, я переселил ее наверх, в комнату с Энн. Но в чем дело, Чарли? – на лице старого управляющего появился испуг. – Что-нибудь случилось с миледи?
-Успокойся, Джеймс, все в порядке. Ты так и будешь держать меня в коридоре?
Они вошли в комнату. Кровать управляющего была заправлена. На столе были разложены бумаги, над которыми он, вероятно, работал.
-Вот пишу отчет о своей работе. Надеюсь, скоро он будет готов, и я, наконец-то, смогу уехать в Лондон. Когда отплывает назад корабль капитана Смита?
-Думаю, недели через две. Завтра я собираюсь поехать на плантацию и загрузить на корабль табак, подготовленный для отправки в Англию. Ты плывешь со мной?
-Пожалуй, нет. С этим ты справишься сам, а мне надо доделать дела и сдать их леди Виоле. Ведь ее ты хочешь оставить на хозяйстве в доме?
Напоминание о жене болью отозвалось в сердце, и Чарльз перевел разговор на более безопасную тему.
-У тебя есть что-нибудь выпить? – спросил он и взглядом попытался отыскать бутылку.
Он внимательно осмотрел комнату. В ней ничего не изменилось. Кровать, стол, конторка, шкаф для белья, книжный шкаф, где хранились бухгалтерские книги с отчетами за все годы, проведенные Джеймсом в Америке. Они были аккуратно расставлены на полках, а на переплетах стояли годы и месяцы. Письменный стол стоял у окна, поближе к свету. Наверное, в последнее время Джеймс стал хуже видеть. Чарльза всегда удивлял и восхищал его аскетизм. Сам он не мог представить себе жизни без мягкой и удобной мебели, всевозможных милых и дорогих безделушек, бутылки с дорогой выпивкой, без чего мог так легко обходиться Джеймс. Он даже не мог себе представить, что когда-нибудь ему придется жить в еще более суровых условиях, и жизнь от этого не будет казаться менее привлекательной.
-Так что же случилось, Чарли? Зачем тебе понадобилась Доротти? Ты снова за старое? А как же леди Виола? Она такая чудесная женщина! Сам Господь благословил вас.
Но, увидев, как лицо Чарльза стал мрачнее тучи, решил не продолжать. Он понял, что-то случилось. Он всегда относился к Чарльзу как к сыну, с отеческой любовью и заботой. Поэтому сердечная боль Чарльза болью отозвалось и в его сердце. Он знал, как упрям и, подчас, жесток и неуправляем, бывал Чарльз. Но он также знал, что эти качества были лишь защитой его легко ранимого сердца. Ему оставалось только молить Бога о спасении его души.
-Пойду, спущусь вниз за выпивкой. Спокойной ночи, Джеймс. Уже поздно, хватит работать. Тебе нужно побольше отдыхать.
-Спасибо, Чарльз. Спокойной ночи. Храни тебя Господь, - ответил Джеймс, закрывая за ним дверь.
Чарльз спустился вниз в столовую и налил полный стакан виски. Отхлебнул глоток и немного подумав, взял всю бутылку. Затем поднялся на третий этаж, подошел к двери одной из комнат, в которых жили слуги, и тихонько стукнул. Дверь отворилась сразу же, как будто за ней давно ожидали знакомого сигнала. Из комнаты вышла Доротти, та самая красивая молодая женщина, которая с такой ненавистью смотрела на Мэри при ее первом появлении в этом доме. Она прикрыла за собой дверь и, взглянув на хозяина, улыбнулась такой призывной и откровенной улыбкой, что ни у кого не возникло бы сомнений по поводу характера их отношений. Сейчас Чарльзу нужна была именно такая женщина: красивая, доступная и боготворящая его. Ее красота была зовущей и обещавшей наслаждение. Её гладкую белую кожу и упругую грудь скорее открывали, чем прикрывали тоненькие бретельки ночной рубашки. Она была молода, сильна и красива той здоровой и ядреной красотой простой девушки, которая не знает ни корсетов, ни краски, так необходимой бледным лондонским леди. Её можно было сравнить со спелым красным яблоком, откусив которое, во рту появляется вкус сладости и неописуемого блаженства, распространяющегося по всему телу. И так хотелось откусывать это чудесное яблоко еще и еще. Прильнув к ней и ощутив медовый вкус поцелуя, её податливое горячее тело, он еще раз убедился в том, что лекарство, выбранное им однажды для лечения его сердечной и душевной боли, снова действует. А о том, что будет дальше и долго ли это средство будет ему помогать, он не хотел сейчас думать. Накинув на ее плечи платок, который она держала в руках, он повел ее вниз, в комнату для гостей, находившуюся рядом с хозяйской спальней, где осталась жена. Проходя мимо нее, Доротти торжествующе и победно улыбнулась, а Чарльз мысленно представил, как Виола видит его, обнимающего ее служанку. Черная волна мести захлестнула его сердце, утопив едва успевшее зародиться чувство любви к своей жене.
Рано утром Чарльз, отдав последние распоряжения Джеймсу, уплыл на корабле вместе с капитаном Смитом на свою табачную плантацию, находившуюся в центре штата Виргинии. С собой он увез и Доротти.
«Полдень. Боже, как ярко светит солнце! Сколько же часов я проспала? Почему так быстро кончилась ночь? Я хочу, чтобы было темно! Не хочу никого видеть! Не хочу, чтобы меня видели! Совсем нет сил делать вид, что все хорошо. Я бы не смогла играть на сцене, хотя так этого хотела. Почему только мужчина может быть актером? А женщина? Что в этом плохого? Если бы я была актриса, я бы встала, подошла к зеркалу, нарисовала улыбку на лице, и никто бы не догадался, что мое сердце черно от горя. Слава Богу, что я не актриса! Не нужно притворяться и заставлять себя делать то, что я не могу».
Виола лежала на кровати, закрыв глаза. Мысли, как черные вороны, кружились над выжженной пустыней ее души. Вечерний разговор с мужем стерся из памяти, оставив после себя щемящую душу тоску.
Поздно вечером к ней в комнату зашла Мэри и помогла, а вернее сказать, раздела её, уложила в постель и укрыла, желая поделиться с ней своей силой и надеждой на лучшее. Дверь в её комнату, выходившая в спальню хозяйки, оказалась приоткрытой, и она стала невольной свидетельницей разговора Виолы с Чарльзом. Её сердце болью отозвалось на боль и отчаяние хозяйки. Она перенесла свою постель на диван и легла рядом с Виолой. Всю ночь она прислушивалась к беспокойному, похожему на забытье, сну своей любимой госпожи. Несколько раз она вставала и подходила к ней, слыша стоны, всхлипывания и плачь. К утру, Виола успокоилась, её сон стал глубоким, а дыхание ровным.
Завтрак подали рано. В столовой за столом сидели трое мужчин: Чарльз, капитан Смит и управляющий Джеймс Белл. Завтракали молча, каждый думал о своем. Хозяин с капитаном уехали сразу же после завтрака. Чарльз даже не зашел попрощаться к Виоле. Кроме мужчин в экипаже уехала и Доротти. Она забрала с собой все свои вещи.
Слуги, провожающие хозяина, весь день после их отъезда обсуждали эту новость. Дом гудел, как потревоженный улей. В основном, жалели хозяйку. Она всем очень понравилась. Ей сочувствовали. К Доротти же испытывали разные чувства: кто завидовал, кто удивлялся, но большинство осуждало. Мэри было больно все это слушать. Обида за Виолу застилала глаза слезами. И как тогда на корабле, она знала, что никто кроме нее, не поможет Виоле. Но она ошиблась. Помощь пришла оттуда, откуда ее не ждали. Появившийся на кухне управляющий, моментально прекратил все разговоры, пообещав отправить на табачную плантацию каждого, кто хоть одним словом обмолвится об этом при хозяйке.
Затем он поднялся наверх и, постучав в дверь спальни Виолы, пригласил ее на завтрак в столовую. В это время она уже проснулась и лежала, размышляя о своей дальнейшей судьбе. Поблагодарив Джеймса, она отказалась, сославшись на свое нездоровье. Вернувшись на кухню, он распорядился подать завтрак Виоле в комнату, сказав, что госпожа неважно себя чувствует после перенесенного длительного путешествия. Некоторые из слуг понимающе закивали головами, хотя никто не проронил ни слова. Затем они потихоньку разошлись, чтобы поговорить об этом вдалеке от господского дома и управляющего.
Мэри взяла поднос с завтраком, заботливо приготовленным Сарой, и поднялась к Виоле. Она все еще лежала в постели с закрытыми глазами. На стук в дверь она приподняла голову, но, увидев входящую Мэри, снова уронила ее на подушку.
-Я принесла Ваш завтрак, миледи.
-Я ничего не хочу, Мэри.
-Вам надо очень хорошо питаться, если Вы хотите, чтобы ваш малыш родился здоровеньким.
В ответ на эти слова Виола заплакала. Боль и отчаяние, спрятанные внутри, вдруг вырвались наружу, как будто большая вода прорвала платину.
-Миледи, простите меня! Я не хотела сделать Вам больно! Простите!
А Виола все плакала и плакала. Мэри стояла посреди комнаты с подносом в руках, не зная, что делать. Затем она поставила его на стол и, налив из графина, стоящего на этом же столе, воды в стакан, подошла к кровати.
Слезы, вырвавшиеся из глаз Виолы, походили на водопад, обрушивающий свои воды с огромной высоты в пропасть, но чем дальше уходила вода от места падения, тем спокойнее и тише становилась она. Так и рыдания Виолы понемногу затихали, и, наконец, всхлипнув последний раз, она сказала: «Ничего, Мэри. Все в порядке. - Затем, помолчав, добавила - А ты знаешь, у меня будет сын? Я поняла это только вчера. Нужно выбрать ему имя. Ты мне поможешь?»
-Конечно. Но я знаю только английские имена, да и то не много. Моего отца звали Джон, но он сильно бил мою мать, поэтому я не люблю это имя.
На глаза Мэри навернулись слезы воспоминаний.
-Не плачь, дорогая моя Мэри. Для моего сына мы выберем другое имя. Он будет очень добрым и послушным мальчиком. Ты будешь играть с ним, а я буду читать вам книжки. А ты умеешь читать? Ведь если вдруг меня не будет рядом, тебе придется читать ему.
-Что Вы, конечно, нет. Ни мой отец, ни моя мать не умели читать. Меня не кому было научить.
-Мэри, милая, а давай я научу тебя читать и писать? Каждый день ты будешь узнавать по одной букве и скоро научишься читать сама.
-Спасибо! Огромное спасибо! Я давно мечтаю об этом.
-Давай начнем прямо сейчас!
-Конечно, миледи. Но сначала Вы должны позавтракать.
Виола нехотя встала с кровати, села за маленький столик, на котором стоял поднос с завтраком, и принялась за еду. Было видно, что аппетита у неё не было, но ребенок должен получить свое питание, и она через силу съела золотистые хрустящие пончики со сметаной и с джемом, с трудом проглотила вареное яйцо и выпила стакан сока.
Тайком наблюдая за ней, Мэри, застилая постель покрывалом, видела, как порозовели ее щечки. Мысли о ребенке постепенно вытесняли все тревожные и печальные воспоминания о вчерашнем дне. Мэри шепотом поблагодарила Господа за это преображение и тихонько запела. Её голосок заструился по комнате и, выпорхнув в открытое окно, поднялся высоко в небо. Услышав ее тонкий и чистый голос, Виола замерла, боясь спугнуть легкий и светлый ветерок Божественного вдохновения.
Она вспомнила корабль, когда, ухаживая за ней, Мэри тоже пела свои песни. Виола не знала этих песен, она никогда их не слышала. Наверное, так поют простые, бедные люди, живущие в трущобах Лондона. Но это так не вязалось с той грязью и нищетой, царившей в этих районах. Она слушала эти песни, а её душа, как рыбка, купалась и плескалась в волнах Божественного благословения, исходившего от этого мелодичного и чистого голоска.
И только, когда Мэри застелила кровать, перестав петь, она спросила: «Что это ты поешь, Мэри? Наверное, эти песни пела тебе мать?»
-Что Вы, миледи. Моя мать никогда не пела мне песен. Сколько её помню, она всегда была занята стиркой и глажкой. Она никогда даже не целовала меня перед сном. Но когда она заболела и уже ничего не могла делать, я часами сидела рядом с ее постелью и пела. Эти песни посылал мне Господь, чтобы я смогла облегчить ее страдания. Слова и мелодии сами приходили мне в голову. Иногда мама открывала глаза, услышав песню, и спрашивала: «Неужели я уже в раю, и ангелы встречают меня своим чудесным пением?» А когда понимала, что она дома и что я сижу рядом, начинала горько плакать. Я гладила ее по голове и целовала. Она не долго болела. Она сгорела за один месяц, как свеча. После этого Господь не посылал мне слов и мелодий, но, когда я оказалась на корабле и встретила Вас, Он снова подарил мне песни.
-Значит, ты сочиняешь их сама. А как ты их запоминаешь?
-Никак. Да и как их запомнишь? Их так много, что они и в голову-то все не входят.
-Я знаю, что мы сделаем! Я подарю тебе тетрадь!
Виола встала из-за стола и подошла к шкафу, в котором аккуратно были сложены ее вещи. Она достала толстую тетрадь в кожаном переплете с металлическими уголками, у которой даже был маленький золотой крючок, чтобы запирать ее. Эта тетрадь была похожа на книгу, которую Мэри видела в суде, когда ее осудили за воровство. Судья попросил ее поклясться на этой красивой и толстой книге, что она говорит правду.
-В эту тетрадь ты будешь записывать слова своих песен и стихотворения.
-А что такое стихотворение?
-Это тоже песня, но без мелодии. Бывает у тебя такое?
-Да, миледи. Тогда мне кажется, что я начинаю сходить с ума, потому что говорю не так, как все люди.
Мэри взяла тетрадь, которую протянула ей Виола, погладила ее рукой, прижалась к ней щекой, открыла замочек и увидела белые листы бумаги с вензелем в правом верхнем углу. Листы были такие тонкие и такие белые, что она испугалась, как бы их не испачкать. Она бережно положила тетрадь на столик, тщательно вытерла свои чистые руки о передник и снова взяла тетрадь. Она никогда в жизни не видела такой красоты, поэтому даже не могла мечтать о таком чуде. И вдруг из ее глаз потекли слезы.
-Что случилось, Мэри? Тебе не нравится мой подарок?
Мэри замотала головой.
-Так почему же ты плачешь?
-Но я совсем не умею писать!
-Ничего, глупенькая. Я же обещала, что научу тебя. А пока ты будешь учиться, я сама буду записывать твои стихи в тетрадь, которые ты будешь диктовать мне. Хорошо?
-Да, миледи, – прошептала Мэри и бросилась целовать Виоле руку.
-Да что ты, девочка моя!
Она обняла худенькую, невысокую девушку. Виола была старше Мэри на три года и гораздо выше ее. Она поцеловала ее пышные каштановые волосы и замерла, слушая, как бьется ее сердечко. Со стороны они напоминали сестер, таких непохожих друг на друга внешне, но таких близких и родных.
После этого Чарльз редко появлялся в своем доме. Он большую часть времени проводил в разъездах: то следил за работой на табачной плантации, то занимался продажей выращенного табака, то доставал материалы необходимые для работы. Его плантации представляли собой маленький мир сельского хозяйства, торговли и ремесла. Кроме того, что на плантациях выращивали табак и продукты питания, там еще изготовляли инструменты, сельскохозяйственные орудия и одежду для себя и на продажу. Чарльзу потребовалась крепкая деловая хватка, чтобы управлять своим хозяйством. А с годами расширялся запас и практических знаний. Как и многие другие преуспевающие виргинские плантаторы, он вынужден был интересоваться естествознанием, достаточно хорошо разбираться в медицине и механике, ориентироваться в метеорологии. В юности он получил хорошее университетское образование в области юриспруденции, а для получения знаний в других областях он использовал свою богатую по тому времени библиотеку.
Кроме того, он не мог уклониться от исполнения своих общественных обязанностей. Он являлся членом палаты граждан. В палате принимались основные решения о ценах на табак, о его качестве, налогообложении, образовании, религии, отношениях с индейскими племенами.
На хрупкие плечи Виолы легла забота о родовом поместье. Многому ее научил Джеймс Белл до своего отъезда в Англию. Он постарался максимально ввести ее в дело управления хозяйством. Поэтому у нее не было времени оплакивать свое одиночество и вспоминать о тяжелом расставании с мужем. Виола оказалась очень способной ученицей, и, покидая Америку навсегда, Джеймс Белл был уверен в том, что оставляет свое детище в хрупких, но надежных руках.
Прощаясь с ней, он по-отечески обнял ее и поцеловал. Затем немного подумав, сказал: «Простите его, миледи. Только Вы сможете сделать его счастливым. Мне кажется, он любит Вас».
Она поняла, о ком идет речь, но еще не была готова простить мужа. Каждое воспоминание о нем и каждая редкая встреча с ним болью отдавалась в её сердце. Но время и постоянные заботы делали свое дело. Боль медленно уходила, и настало время, когда она могла думать о нем без страданий.
Обязанности хозяйки большого поместья отнимали всё её время и силы. Очень часто Виола возвращалась в свою спальню уставшая до изнеможения. Она принимала ванну и сразу же засыпала крепким сном. Она не была изнеженной слабой девицей и поэтому с удовольствием работала вместе со слугами в саду и огороде, так как людей в господском доме было мало, основная часть работала и жила на табачной плантации. Ей вместе с этой небольшой горсткой слуг приходилось выращивать много фруктов и овощей, чтобы кормить всех, а если были излишки, то и продавать.
У Виолы не было опыта в выращивании табака, но вот какие работы проводить в саду и огороде, она знала. Иногда она представляла себе выражение лица ее отца. Если бы он видел свою единственную ненаглядную доченьку, которую он воспитывал, как настоящую леди. И вот эта «леди», засучив рукава и подоткнув за пояс юбки, чтобы не мешали работать, по нескольку часов кряду воевала на огороде с сорняками, а когда фруктовые деревья склонялись до земли под тяжестью невиданного урожая, она вместе со всеми собирала этот божественный дар, посылая благодарения Господу. Затем варила, сушила, перерабатывала его, чтобы вся их огромная семья была сыта и здорова. Она не могла этого не делать. Только так можно было выжить на этой земле. Это была земля ее будущих детей, и она должна была сохранять и преумножать ее богатства.
Единственное, о чем она ни на минуту не забывала, был её будущий ребенок. Тошнота её больше не мучила, и она с удовольствием работала на свежем воздухе, зная, что ребенку это очень полезно. Да и осень, её первая осень на этой земле, была чудесной. Летней жары уже не было. Солнце дарило природе и людям свое тепло ласково и нежно. Однако Мэри и Сара строго следили, чтобы она не переутомлялась, а днем обязательно отдыхала. Это время Виола любила проводить на балконе своей спальни, сидя в кресле-качалке и глядя на голубую гладь реки. Иногда она там и засыпала, и тога Мэри укрывала её пледом, так как у реки даже в жаркий день было свежо.
Октябрь подходил к концу. Основные уборочные работы были завершены. Зерно и овощи были сложены в амбары и подготовлены к длительному хранению. Обильный урожай фруктов перерабатывался на кухне Сарой и другими женщинами. У Виолы появилось больше времени для отдыха. Она много гуляла в окрестностях усадьбы. Очень часто её сопровождала Мэри. Девушка пела ей свои песни, а Виола записывала их в тетрадь, которую подарила ей.
Каждый день они занимались изучением английского алфавита. Мэри быстро запоминала буквы и скоро уже могла сама читать, складывая буквы в слоги, а затем в слова.
Однажды, сидя в беседке, Мэри старательно читала книгу, которую Виола захватила из библиотеки. Это была пьеса её любимого Шекспира «Ромео и Джульетта». Слушая мелодичный голос Мэри, она заснула и перенеслась в свой родной город Лондон на представление в театр, который она так любила. Вдруг перед её мысленным взором предстал Вилли, её первая и единственная любовь. Она ждала, что он скажет ей те заветные слова, которые всегда звучали для неё как песня любви. Но он молчал и только грустно смотрел на неё. Этот грустный взгляд заставил её почувствовать себя страшно виноватой перед ним. Действительно, за последнее время она так редко вспоминала о нем, а ведь в тот день, когда они расставались навсегда, она была уверена, что жизнь для неё заканчивается. Но Господь распорядился по-другому. Она жива, и все реже и реже вспоминает те дни. Слезы сами покатились из ее глаз. Увидев, что она плачет, Вилли ласково и нежно погладил её по голове. Ей стало спокойно и хорошо. Но вдруг он исчез, и она увидела безбрежный синий океан, который она помнила по путешествию. В прозрачной воде плескалась и резвилась золотая рыбка. Она сильно била по воде хвостом, и Виоле показалось, что эта рыбка плавает у неё в животе. Она проснулась, но ощущение, что в животе у неё плещется рыбка, не прошло.
«Господи, что это?» - подумала она, и вдруг на неё нашло Божественное озарение. Это зашевелился её ребенок! Она осторожно положила руку на свой еще не очень большой живот и с наслаждением ощутила слабенькие толчки. Теперь она точно не одна!
Каждый день сынок извещал её, что он проснулся и хочет есть или гулять. Она разговаривала с ним, пела ему песни. Всю зиму они росли, радуясь и удивляя друг друга. Её лицо светилось какой-то внутренней божественной красотой. Она была спокойна и счастлива, как будто жила в своем собственном мире, куда не могли попасть никакие тревоги и проблемы, окружающие её. И, казалось, сам Господь был хранителем этого спокойствия матери и ребенка.