Халли оказался прав. Под утро, когда часовой, измученный болью, притих и смежил глаза, темная тень подобралась к их костерку. Из кожаного кошеля в огонь посыпалась мелкая труха. Когда обоз тронулся в путь, на поляне остались только мертвые тела.
Хоук, не желая рисковать, ослушался приказа Кольгримма и отравил своих пленников. Отпустить их? Еще чего! Не ровен час, дождешься, пока драккары Эгиля и Халли, полные воинов, высадятся в твоем фиорде. Нет уж. Пусть лучше останутся там, в лесу. А воинам совершенно необязательно ничего знать. Проболтаются еще! При всех сказал: Отпускаю! Оставил кой-какой еды, топор… И не его вина, что не проснулись. Все видели – раненые были очень слабы.
Лишь одному парнишке удалось выжить. То ли лежал он дальше от огня, то ли ветер отвел от него ядовитый дым... Худой, изголодавшийся, слабый от ран и поседевший, как глубокий старик, вернулся он в конце осени домой.
Хирдманны, остававшиеся в крепости, узнав о судьбе своего конунга, были готовы хоть сейчас отправляться в путь и отомстить убийце! Но для этого требовался хороший корабль. А «Ворон» остался там, у острова. Нужно было начинать строительство.
Бирна, раскрасневшаяся от бега, влетела в лесную избушку.
– Мама! Беда! Только что на попутном корабле приплыл Отар! Отец погиб. Погибли все, кроме него, Облауда и Мьерда. Да и те живы ли – не известно. Они в плену.
Бах! Нордер громко залаял на разбившуюся крынку, а лакомка-кошка подскочила слизать молоко. Любава с застывшим лицом осела на скамью. Бирна едва успела подхватить Свану, валящуюся на пол. Сидя прямо на полу, девушки обнялись, и разрыдались, боясь даже осознать, какая беда случилась. Маленький Старри, увидев, что взрослые плачут, расплакался тоже. Как раз в этот момент во двор вошли Рьюпа с Траусти, вернувшиеся с рыбалки. Когда слезы высохли, суматоха улеглась и новости узнали все, Бирна поклонилась в ноги матери.
– Не могу я дома до весны сидеть. Только год, как обрела отца, и вот вновь его потеряла… Я отправляюсь в путь. И клянусь, не жить ни Хоуку, ни этому вонючему колдуну!
– Да куда же ты?! Да как же я?! Дочка! – Любава снова разрыдалась. Но тут подня-лась Сванна.
– Спасибо вам за хлеб-соль, за то, что приютили нас с Рьюпой, а только я с Бирной отправлюсь. Выручить Мьерда не выручу, а в крепость проникну. Хоть рядом с ним побуду!
Любава только руками всплеснула! Рьюпа кинулась было собирать пожитки. Но Траусти схватил ее за руку.
– Неужели же я вас одних отпущу? Ждите меня на рассвете.
Бирна взяла мать за руку:
– Матушка! Люб мне Облауд… Может, хоть свидимся с ним. А может, коли нас четверо собралось, и придумаем, как их выручить.
Сванна снова расплакалась и решила идти вместе с Траусти в усадьбу отца – просить у родителей прощения и благословения в дорогу. Эгиль конунг тоже засобирался в крепость – надо было разбираться с делами. Так что вскоре Бирна осталась одна с матерью. Любава поставила тесто – напечь детям пирогов в дорогу. Бирна осматривала меч и лук, считала стрелы. Кожаный полог у нее так и лежал свернутый, с тех пор, как выздоровел медвежонок.
– Мама… Ты… Ты не волнуйся! Мы обязательно вернемся! И все у нас будет замечательно!
– Да разве ж я не вижу – коль не отпущу тебя добром, все равно уйдешь!? – Любава попыталась улыбнуться сквозь навернувшиеся слезы. Вот и выросла дочка. Вот и покидает гнездо. Да не в погожий летний день, а в осеннюю стынь.
На рассвете четверо путешественников сели в небольшую лодку – и далеко в море уйти можно, и рук управится с парусом хватит – и пустились в дальний путь. Любава и родители Сванны остались на берегу, тревожась за детей и гордясь ими.
Лодочка быстро шла вдоль берега. И вдруг, на берегу заветной бухточки, Нордер звонко залаял: в море, перебирая всеми лапами, плыл медвежонок! Услышал голос Бирны, учуял ее запах, и пустился догонять! Траусти отмахнулся было: поплывет, да вернется. Но Бирна поняла: медвежонок должен плыть с ними! Он совсем ручной стал, пока девушка залечивала его рану. Как знать, не Боги ли послали мохна-того спутника мореходам? Медвежонок перевалился через борт и отряхнулся, окатив всех тучей брызг. Будто поняв, что раскачивает суденышко, он улегся рядом с Нордером у мачты, где никому не мешал.
***
Лодочка послушно прыгала с волны на волну. Трое девушек ловко управлялись с парусом, Траусти стоял у руля, а звери, стараясь не мешать, лежали на дне лодочки. Мишка, накопивший к осени жиру, довольствовался рыбиной, как и Нордер. Так же, как некогда «Во-рон», безымянное суденышко подошло к Бирке светлым, ранним утром. Было свежо, но ясное солнце обещало подарить еще немного тепла притихшему морю и сумрачным утесам, золотым рощам и убранным полям. В город решили не соваться – мало ли, что могут подумать об их мохнатом спутнике? Медвежонка укрыли под палубой, и Траусти наскоро пополнил запасы еды и пресного питья. Еще до полудня путешественники снова были в море. Следуя указания Эгиля конунга, они быстро приближались к цели. Через несколько дней они увидели ту бухту, в которую когдато мирно зашли «Ястреб», «Ворон» и «Чайка». Бирна мрачно смотрела на следы побоища. Никто не позаботился о телах убитых. Нордер заскулил и, решительно мотнув мохнатой башкой, вместе с медвежонком остались на почтительном расстоянии от места, внушающего такой страх. Молча скинув заплечный мешок, она взялась стаскивать их в лодку. Поняв ее замысел, Траусти и девушки присоединились к ней. Вскоре в лодочке, так верно послужившей им, образовалась куча обглоданных птицами и зверьми скелетов. Путники не делали различий между чужими и своими. Да их практически и не было… На этом остове висел оберег, знакомый Бирне. Рядом с тем черепом осталась узорчатая тесьма. Бирна вынула из мешка ореховую скорлупку, запечатанную воском, сберегшую от морской воды огниво и трут, и развела неболь-шой костерок. Затем лодку, наполненную останками, оттолкнули от берега. Четыре подожженные стрелы взмыли вверх, и суденышко занялось пламенем. Этой команде, состоявшей из врагов, предстоял долгий путь. Вместе с облаком дыма вознеслись они на небо, и, может быть, на вечном пиру в дружинных покоях Одина, сядут рядом молодой дан и ирландец, сразивший его в бою. В предзакат-ной тишине, когда дневные птицы уже улеглись, над простором моря полетела тихая песня. Песня смерти. Бирне впервые пришлось ее исполнить, но слова, сложенные далеким предком, шли будто от ее сердца
– Вижу я отца и мать своих
– Вижу сестер и братьев своих и всех предков своих – подхватили остальные. Даже Нордер, вскинув морду, горестно завыл. А медвежонок встал на задние лапы и глухо заворчал.
Покончив с печальной печальным ритуалом, путешественники засобирались в дорогу. Все, конечно, устали, но спать на таком нечистом, орошенном кровью месте, было попросту невозможно.
– Когда мы вызволим Облауда и Мьерда, я вернусь сюда. Вернусь, и воздвигну камень в их честь. – Бирна упрямо смотрела исподлобья на дорогу, будто что-то доказывала ей.
– Ага. Только боюсь, твой камень будет скрыт в тени моего – вмешался Траусти.
Отсюда им предстояло идти на север, до тех пор, пока не станут видны стены крепости Хоука. А уж от нее они пойдут берегом. Судя по всему, Хоук собирался перебираться из своего приморского гнезда в логово к колдуну. Четверо путников решили попытаться незамеченными пройти вслед за обозом Хоука. Большая часть людей уже покинули стены крепости вместе с оружием и ценными вещами. А за оставшимися было легко проследить: оставшись без своих начальников, наемники перепились вином, найденным в подвалах, и теперь кучкой беспорядочного сбро-да, похожие скорее на разбойников, чем на воинский отряд, пробирались к замку колдуна.
Четверым друзьям легко было следовать за ними на расстоянии в пол дня пути. Кострища со следами обильной еды и возлияний; сломанные ветви; кучки перьев убитых птиц подсказывали им путь так же ясно, как заботливо проложенный мост или большак.
***
Облауду полюбилось то место на стене, прямо над водопадом, с кото-рого был виден изгиб реки в обрамлении хвойного леса. Очнувшись от непонятного сморившего его сна, Облауд поднялся из общей ком-наты туда. Облокотившись на высокую стену, он любовался бархатными сумерками. Но оказалось, что не ему одному приглянулось это место. За спиной раздались легкие торопливые шаги, и девушка, та самая, которую пытался отбить кузнец. Наткнувшись на Облауда, она остановилась. Но, наконец, решив-шись на что-то, подошла к нему.
– Господин! Я вижу в твоих глазах доброту. Не откажи мне в милости…
Облауд ошарашено смотрел на молодую красавицу, склонившую перед ним голову.
– Но что… что я могу сделать для тебя?
– Милостивый господин! Прошу тебя… дай мне умереть! – девушка говорила горячо, быстро, будто боялась, что он ее остановит. – Я не смею простить тебя, чтобы ты отнес весть моему отцу, что его дочь не навлекла на наш род позор. Просо… дай мне шагнуть со стены. – Она разрыдалась, потратив на речь последние душевные силы.
– Я, разумеется, не позову никого сюда, но… Если согласишься, я смогу помочь тебе бежать. Мы скажем. Что тебе для услады глаз повелителя (девушка испуганно распахнула глаза) понадобится нарядное платье. Я провожу тебя в деревню, а там уж твои родные леса укроют тебя.
– Но тогда Кольгримм сожжет все мое село! Спастись такой ценой я не смогу…
– Я предупрежу их. Ты можешь сказать, что не хочешь, чтобы ваш сын был зачат перед Йелем , когда ему могут навредить злые духи. До этого времени остается еще два дня! А я постараюсь что-нибудь придумать… Мне тоже нужно выбираться, и выводить своего побратима. А теперь я и без тебя никуда не пойду, сестрица названная.
Так они и порешили. Девушка без труда сыграла огорчение, что не может тотчас же выполнить желание своего господина Кольгримма. Облауд попытался разве-дать, что колдун собирается делать с троими берсерками, отказавшимися ему служить.
Мьерд, держась одной рукой за осклизлую стену, спускался в ледник за мясом. Облауд был прав. Служба на кухне, хотя и была унизительной, но зато его не мучил голод. А голодному, да еще слепцу, никогда не удастся выбраться из крепости. Вот его рука, ставшая за эти месяцы удивительно чуткой, нашарила какой-то рычаг. Раньше он его то ли не замечал, то ли просто тот не попадался под руку. Мьерд решительно потянул его на себя.
– Эй! – Тяжелые шаги и запах перегара подсказали юноше, что к нему приближается один из наемников – страж? – Эй! Малый! Тебе говорю! Отпусти деревяшку, да вали отсюда, пока беды не натворил!
– Господин! – как трудно привыкал гордый воин к унизительным интонациям пленника! – прости меня, господин! Я не знал, что этот рычаг так опасен. А что он делает?
– Это рычаг от личного зверинца колдуна – Степенно ответил стражник, польщенный обращением слуги. – Когда один раз замок попал в осаду, этот рычаг спас нам жизнь. Тут есть подземный ход, он, разумеется, хорошо охраняется. Когда глупые недруги попытались осадить крепость, наш повелитель не стал попусту тратить силы на защиту замка. Он покинул его через подземный ход и выпустил зверей. Глупый враг вломился в крепость. Мы же, укрывшись в лесу, подождали до рассвета и вернулись в замок. Ох, и кровищи же было! Никому из нападавших не удалось остаться в живых.
– А как же звери не тронули вас?
– Первым в замок вошел колдун. Он-то и усмирил их, и загнал обратно в клетки.
– А что за звери? Волки? Барсы?
– Никто не знает. – Стражник сделал страшное лицо – Даже кто их кормит и чем известно только самому колдуну. Только если хозяину кто-то не угодит, тот пропадает. Наверное, его отдают на мясо зверям.
– Мясо! Я тут с тобой разговорился, а меня на кухне ждут! – И Мьерд поспешил по ступенькам вниз, туда, где между глыб льда хранились туши коров и овец, оленей и кабанов.
Облауд разыскал Мьерда на кухне и отвел его в сторону. Поделившись новостями, друзья поняли, что все складывается как нельзя лучше! Стражники, не прошедшие посвящения Одину, не связали таинственный зверинец с заключенными в подземелье берсерками! А если учесть, что каждому из воинов покровительствовал дух-зверь – медведь, рысь, волк, зверинцем колдун мог назвать темницу, где держал пленников. А значит, найденный Мьердом охраняемый рычаг мог освободить пленников! Облауд видел власть, которую имел талисман Кольгримма. Если амулет мог ввести своего хозяина в исступление битвы, то, наверное, колдун мог натравить берсерков на врага, так же использовав его силу.
Обезвредить охрану у рычага и у подземного хода было не слишком сложно, но как избавиться от власти чар? Используя магию, Кольгримм мог повергнуть беглецов в бессилие берсерков. И тогда слепец и молодая девушка останутся без защиты.
– А в селении нам не смогут помочь? Укрывшись там мы, по крайней мере, не оставим в беде девчонку – Поразмыслив, предложил Мьерд.
– Но у колдуна около полутора сотен солдат! Они просто не выдержат натиска!
– Тогда нужно найти способ лишить колдуна его силы. Выкрасть амулет? Нет... слишком рискованно. Эх! Был бы тут Бейнир! Уж он подсказал бы нам, что делать.
– Облауд! – К заговорщикам приближался Кетиль. – господину не понравится. Что ты слишком много времени проводишь в компании пленников. Я думаю, будет лучше отправить этого замухрышку обратно на кухню, а нам с тобой – съездить в деревню. Что-то долго они с выкупом возятся.
- Да. Сейчас. А тебе, калека, я уже тысячу раз говорил, что не буду просить за тебя перед господином! – Облауду, чтобы усыпить бдительность, пришлось прикрикнуть на друга.
***
Собравшись до замка над водопадом по следам наемников, четверо друзей устроили совет. Стража на стенах, бурный поток и отвесная стена служили надежной защитой крепости. Специального протока для воды внутрь кольца толстых стен тоже не было. Проникнуть в замок, минуя главные ворота, могли разве что птицы… Чтобы не привлекать к се-бе особого внимания стражи, путники двинулись вверх по реке. Вскоре они дошли до плотины, охраняемой двумя башенками по берегам. Чтобы замок устоял во время весеннего разлива, создатели его позаботились о запруде, утихомиривавшей бурную воду. Тут поток терял половину своей силы и становился не так опасен. Тут друзья остановились на ночлег так, чтобы огонек их костра не был виден стражникам на плотине. Ранним утром Бирна отправилась к крепости – может, найдется лазейка, которую они не заметили в сумерках?
Но крепость оказалась такой же неприступной, как накануне. Вот открылись ворота, и из них выплыл плот с двумя всадниками. В одном из них Бирна с удивлением узнала Облауда, а второй был рыжий детина в кожаной безрукавке, покрытой кольчужной сеткой. Не успела Бирна пожалеть, что у нее нет коня, и она не сможет проследить за ними, как почувствовала горячее дыхание на своей щеке. Медвежонок неотступно следовал за своей спасительницей. Недолго думая, Бирна уселась на мохнатую спину, и тронула своего необычного коня пятками. Тот, буд-то поняв, что от него требуется, потрусил за лошадьми, оставаясь в тени деревьев. Ветер дул в их сторону, и лошади не пугались звериного запаха. До Бирны же до--летали обрывки разговора.
– Ты слыхал? Девятого сегодня рано утром привезли. Кольгримм очень доволен!
– Девятого кого? – Переспросил Облауд
– Да берсерка же! Вот теперь колдун в полную силу войдет!
Колдун? Бирна поежилась. Отец рассказывал ей о человеке в волчьей шкуре, но о том, что он колдун, не упоминал… Как бы привлечь внимание Облауда? Ей обязательно нужно с ним поговорить!
Трое всадников продвигались все выше в горы. Вот впереди показалось селение, и Облауд со своим спутником продолжили путь, а Бирна осталась в лесу. Ей повез-ло. Довольно скоро из деревни отправился небольшой обоз, груженный всяческой снедью. Рыжий детина, сопровождавший Облауда, гордо ехал впереди. А самого берсерка видно не было.
Ждать его пришлось недолго. Серый скакун гордо вынес за ворота седока. Моло-дой воин был погружен в раздумья. Бирна тихонько свистнула особым перелив-чатым свистом, перенятым когда-то у Бейнира. Облауд встрепенулся, узнав сиг-нал, и направил коня к опушке.
– Бирна! Ты? Что ты… Как ты… – Он в изумлении остановился перед девушкой, сидящей верхом на медведе.
– Да вот, говорят, ты в беду попал… А ты, похоже, доволен. И конь у тебя добрый, и одежда…
Смутившись, Облауд рассказал о разговоре с колдуном и о том, как Мьерд узнал тайну темницы.
– И вот теперь мы сможем освободить их всех и по подземному ходу выберемся в лес! А оттуда к морю, к кораблям.
– Хоук оставил своего «Ястреба» в корабельном сарае… Если там не слишком мно-го охраны, то…
– Да! Хоук нагрянул в крепость, пропировал там несколько дней и умчался куда-то со своими головорезами. Нужно воспользоваться временем, пока в крепости меньше людей.
– А мы нашли плотину! Она перекрывает реку, текущую к замку. Если бы ее уда-лось разрушить…
– Если бы нам удалось лишить колдуна его власти над силами берсерков, то уж вчетвером мы точно смогли бы ее разгромить!
Так молодые люди разработали план побега. Так что на следующую ночь Бирна должна была ждать берсерков у плотины. Облауд передал весточку от Эрны – так звали молодую невесту кузнеца – ее родным, и они обещали помочь беглецам сра-зиться с людьми колдуна. Расставаясь, оба верили в свою удачу и радовались встрече. Но норны не спали, прядя шерсть судьбы…
Бирна спешилась и пустила медвежонка полакомиться ягодами, а сама, напевая себе под нос, направилась к маленькому лагерю у плотины.
Когда перед ее ногами воткнулась стрела, Бирна остановилась от неожиданности. За ее спиной на громадном белом коне сидел человек в волчьем плаще.
***
Медвежонку здесь не нравилось. Что-то было страшное в этом месте. В незнакомом лесу. Если бы рядом не шла та девушка, руки которой так успокаивали, так ласково гладили по большой бурой башке, он поспешил бы прочь из этого места. Но кто спрашивал звереныша-доростка?
Увлекшись очередным ягодником, он не сразу заметил, что потерял ее из виду. Ну ничего. Коротко взрыкнув, медвежка поспешил по ее следам. И тут… тут ее следы, знакомый, почти родной запах, перебил запах ТОГО человека. От его сле-дов пахло властью… и страхом. Когда медвежонок натыкался на них, ему хотелось рычать и кусаться, хотелось встать на дыбы. Шерсть на загривке зверя под-нялась дыбом, он шумно втягивал воздух. Когда солнце встало в зените, а тени со-сен протянулись строго на север, медвежонок оказался на поляне, обрамленной высокими раскидистыми дубами. Тут следов его хозяйки не было, зато запах кол-дуна был так резок, что хотелось чихнуть. Тут медвежонок, наконец, не выдержал, и вскинулся на дыбы, зарычал, повинуясь могучему, непреодолимому желанию. И он услышал ответ на свой зов! Из бурелома сквозь кусты на поляну вышла золо-тая рысь с зелеными, как майская трава, глазами. Ее хвост нервно подрагивал, а из горла исходило глухое урчание. С противоположной стороны по лосиной тропе мерно ступал великолепный черный волк. Могучая грудь его белела как перо чайки на гранитной скале. Он шел молча, но в каждом движении сквозила сила и готовность к схватке.
На небе быстро сгущались тучи. Их черные животы касались высоких сосен, и истекали яростным ливнем, совсем не похожим на животворящий весенний дож-дик. Поляна быстро погрузилась в сумерки. А из серебристой занавеси дождя вышел старик в остроконечной шляпе и потертом синем плаще . Вместо одного его глаза лицо пересекал уродливый шрам, а другой сердито смотрел из-под насупленных рыжих бровей. Из складок плаща выглядывал старый ворон.
Звери склонили перед ним головы, и приблизились.
– Ну что… – Голос человека в плаще звучал как отдаленный раскат грома – Дадим глупцу то, что он хочет? Малолетнее дитя тянется к ярким углям. – Он уже разговаривал будто с самим собой – Тепло и свет привлекают его, но он неминуемо обожжется. Взрослый же, зная не только силу огня, но и его опасность, и подчинит себе пламя. Глупый человек! Как можешь ты усмирить силы природы, которыми даже я, мудрейший и старший из асов не могу полностью управлять! Я дам тебе то, чего ты хочешь, но будешь ли ты этому рад?
В руке Одина появился дубовый посох. Он направил его на землю, и на ней появился четкий след, пылающий, как заходящее солнце.
Сняв с пояса деревянную флягу, оправленную серебром, Один вылил на землю несколько капель пенистой янтарной жидкости. Потом пригубил сам и дал по очереди лизнуть волку, рыси и медвежонку. Затем таким же образом были разделены лепешка и кусок мяса. Сначала асс, а затем так же по очереди все звери вступили на след, а Один бормотал старинные заклинания для введения в род…
Так, по воле аса и зверей-покровителей, Кольгримма стал берсерком. Настоящим берсерком, а не магом, заимствующим силы у пленников.
Гроза прошла. И вместе с последними каплями дождя исчез Один. Ушла, мягко вспрыгнув на мощную дубовую ветвь, рысь. Волк, гордо подняв лобастую голову, направился по одному ему ведомой тропинке в чащу. И медвежонок, встряхнувшись от мелких бусинок дождевой воды, поспешил к лагерю над плотиной. Он чувствовал, что по следу госпожи не стоит идти.
***
Бирна хмуро взглянула на дорогое платье, принесенное ей. Конечно, на следующую ночь она сбежит отсюда, но ведь до этого должно пройти так много времени! Эрна, сама находясь в плену, всячески поддерживала подругу по несчастью. Выгнав стражников, под предлогом, что им надо переодеться, девушки обсудили детали разработанного Облаудом и Бирной плана. Чтобы хоть как-то обезопасить себя, они решили держаться вместе. На Эрну, конечно, была слабая надежда. А вот железная рука Бирны вполне могла вразумить не в меру разошедшегося бугая.
Когда начали барабанить в дверь, крича, что те слишком долго затягивают пояски да накладывают румяна, девушки открыли дверь светелки, и с сердитым видом направились за своими сторожами. В длинной общей зале над горящим очагом истекал ароматным жирком целый олень. С разукрашенных щитов грозно смотрели герои легенд и благородные асы. Прислужницы уже внесли столы со снедью, и все ждали только когда явится сам хозяин замка. Для девушек были отведена резная скамья напротив хозяйской – место почетного, уважаемого гостя. Кто-то даже умудрился найти пару вышитых подстилок и накрыть ими скамьи для пленниц. В одном из прислужников к своему ужасу и удивлению Бирна узнала Мьерда. И обрадовалась, что Сванна не видит сейчас раскрасавца-воина. Высоко задрав незрячее, обезображенное шрамами лицо, Мьерд, осторожно нащупывая дорогу палкой, нес вдоль скамей блюдо с лепешками. Кто-то подставил слепцу подножку, и тот растянулся на полу. Раздался дружный гогот сотни глоток, но тут же стих – выучка воина позволила Мьерду, потеряв равновесие, удержать в непри-косновенности блюдо. Он нашарил палку, не спеша встал, и невозмутимо продолжил свой путь.
Бирна едва удержалась, чтобы не окликнуть его, когда тот проходил мимо.
В комнату вошел, запахнувшись в свой неизменный плащ, Кольгримм. Воины приветствовали его дружными криками. Он прошествовал через весь зал к своему месту и поднял большой, украшенный серебром, рог в честь Одина.
– Твой отец – обратился Кольгримм к Бирне – хвастался Хоуку, что обрел дочь-воительницу. И конунг взял с меня слово, что когда наши драккары доберутся до ваших мест, я отдам тебя ему в жены. Но тебе, видно, не терпелось попасть в объятья жениха, – Кривая ухмылка появилась на лице колдуна – что ты сама поспешила сюда.
Глаза девушки сверкнули, но она постаралась сдержаться. Ничего! Утром их здесь
уже не будет! А потом… потом она приложит все усилия, чтобы стереть этот замок с лица земли вместе со всеми, кто в нем находится! Эгиль конунг не останется неотомщенным!
– Ну а ты, моя красавица, – это уже относилось к Эрне – рада ли, что скоро освободишься от данного слова? Завтра я устрою праздник! А потом, к возвращению Хоука конунга, мы подготовим все к двойной свадьбе!
Эрна побледнела, и вцепилась маленькой ладошкой в руку Бирны. А та с тре-вогой смотрела на Облауда: как бы не натворил он глупостей сгоряча! Но нет… Тот сидел, как ни в чем не бывало, и потягивал пиво из рога.
Как же долго тянулся этот вечер! Покончив с обильной трапезой и не менее обильными возлияниями, воины затеяли сравнение мужей. И девушки незаметно удалились к себе в сопровождении недовольных стражников. Правда, они немного утешились, когда им прислали по кружечки пива, а у одного из ник нашлись фигурки для игры и расчерченная дощечка.
Наступила ночь. Хмельные голоса в общей комнате смолкли. Девушки без сна лежали на кровати, ожидая, когда все угомонятся и Облауд подаст сигнал, что мож-но выбираться. Но вот уже минул самый темный час, а юноша так и не появился.
– Бирна! Выходите! – За тяжелой дверью раздался голос Мьерда – Пора!
Мьерд скинул тяжелый запор с двери и выпустил пленниц. Рядом с дверью, при-слоненный к стене, сидел оглушенный страж. Бирна быстро расстегнула его тяже-лый пояс и сняла с него меч. Мьерд протянул Эрне прихваченный откуда-то ма-ленький самострел.
– А где Облауд? – на ходу прикрепляя меч к своему поясу, спросила Бирна.
– Его снова кинули в темницу. – Нехотя ответил Мьерд – Я слышал, как, когда все окончательно захмелели, колдун велел схватить всех берсерков, согласившихся ему служить.
– Тогда я никуда не пойду! – Бирна решительно остановилась.
– Разумеется, пойдешь! Мы сейчас их всех освободим! – Мьерд схватил ее за руку, и потащил вперед – Он тебе не рассказывал разве про рычаг? Мы откроем все две-ри темницы, и освободим их!
Бирна кивнула на ходу, забыв, что Мьерд не может ее видеть, и прибавила шагу. На ступенях темной лестницы, ведущей в ледник, спал, прислонившись к стене, стражник. Бирна, дала знак остальным ждать ее и подкралась к нему. Девушка уже занесла меч, чтобы оглушить спящего, но воин резко вскочил и издал пронзительный свист! Из темных закоулков тут же вскочили вооруженные люди с факелами. При ярком свете Бирна узнала в стражнике колдуна!
– Ну что же ты так быстро решила покинуть меня? Да еще и не попрощавшись? – Он больно схватил девушку за руку.
За спиной Бирны двое стражников связали Мьерда и Эрну.
– Впрочем… – Хватка колдуна ослабла – Раз уж ты все равно здесь, можешь открыть клетки. Мои звери уже в ошейниках. И я все равно собирался вывести их на прогулку.
Бирна нажала на рычаг, моля всех Богов прийти на помощь пленникам.
Колдун снова взял ее за руку и повел вверх, к выходу из крепости. За ним двига-лась стража со связанными беглецами.
Прочный плот переправил процессию через реку, и колдун направился к опушке леса. На освещенной первыми лучами солнца поляне стоял раскидистый дуб. Под ним колдун остановился, ожидая чего-то. Сквозь поднявшийся над речкой туман Бирна видела, как плот вернулся в замок. Но через несколько минут он снова плыл к берегу. Вот с него сошли на прибрежный песок одиннадцать человек. Двое – стражники в кольчугах и шлемах, с мечами на широких поясах. А девять – плененные колдуном берсерки. Могучий рыжий Кетиль; Облауд; русоволосый зеленоглазый парнишка-данн; покрытый шрамами мрачный холлаголандец; рыжий урманин; высокомерный, гордо державший голову даже со связанными руками, свей; бледный, с почерневшими от побоев губами хордаландец; до сих пор не пришедший в себя от резкой перемены судьбы, еще вчера ходивший в любимчиках колдуна вестфольдец; смуглый, со смоляными волосами и раско-сыми голубыми глазами парнишка, один из сыновей арабских купцов, так падких на пышных светловолосых северянок.
Пока они подходили к поляне, Кольгримм велел развесить по ветвям дерева веревки из тюленьих шкур.
Когда пленников построили перед ним, колдун медленно обвел их глазами:
– Гордитесь! Нынче вы будете принесены в жертву самому Одину! Он, пове-шеный и проткнутый копьем, девять дней висел на ветвях вечного древа. И вас ждет та же благородная судьба!
Светловолосый вестфольдец, услышав такую весть, взвизгнул по-бабьи и попытался бежать. Его тут же поймали и оглушив кинули к ногам Кольгримма. Халлоголандец, глядя на эту сцену, сплюнул себе под ноги.
– Конунг! Разве плохо я служил тебе? Разве не доказал я свою преданность? Неужели ты откажешь мне в последней милости?
– Проси! Ты заслужил это, Надд.
– Я знаю, что Одину мила такая жертва, которую хочешь принести ты… Но не милей ли ему будет поединок между мужами?
– Хорошо.– Кольгримм задумчиво погладил темную бородку. – Эй! Кто там! Киньте ему меч.
С храброго наглеца сняли путы, тот потер запястья, расправил широкие плечи и взялся за меч, примеряясь.
Колдун не спеша расстегнул тяжелую пряжку плаща, и остался в одной вороненой коль-чуге. На его широком кожаном поясе, украшенном серебряными бляшками, висел тяже-лый меч. Кольгримм коснулся амулета, и шагнул вперед.
Когда два отличных воина, впитавших науку боя с молоком матери и кровью отца, схо-дятся в поединке, это похоже на прекрасный танец. Двое сошлись. Им не нужно было ис-пытывать друг друга: не раз и не два сражались эти двое бок о бок и знали все сильные и слабые стороны друг друга. Многие из наемников, любившие мрачноватого, но справед-ливого и беззлобного Надда, отвели глаза. Они не сомневались в победе колдуна и заранее знали участь товарища.
Первую минуту храбрецу удавалось оберегать себя от ран. С необыкновенной ловкостью он принимал удары на широкое лезвие меча (Лучше, конечно бы не портить славный клинок, но щита ему никто не дал), Но вот колдун издал протяжный вой и в очередной раз кинулся на противника. С губ его срывались клочья белой пены, глаза покраснели. Несколько страшных ударов заставили Надда отступить. На широком плече показалась узкая полоса, тут же обросшая алой бахромой крови. Он слабел на глазах, в то время как Кольгримм, казалось, только входил в раж. Одним могучим ударом он лишил противника руки, державшей меч. Следующим – самой жизни. Коснувшись амулета, он повернулся к своим воинам, чтобы отдать приказ повесить остальных, но… ничего не произошло! Пьянящая ярость, бушевавшая в крови, не улеглась. Мир все так же был окутан алой пеленой! И вот, забыв все и вся, ощущая лишь желание убивать, колдун кинулся на своих же солдат! С грозным рычанием он вспорол живот одному. Отшвырнул двоих, кинувшихся ему на плечи… Среди воинов, боявшихся ранить своего господина, но погибавших от его руки, началась паника. Кто-то просто без оглядки кинулся в лес; кто-то в страхе целовал талисман – серебряный молоточек Тора.
– Разруби веревки! – Крикнул Облауд стражнику – Не видишь, они не смогут справиться с ним! Только берсерк сможет одолеть берсерка!
Ошалевший, напуганный стражник освободил одного за другим восьмерых пленников. Облауд, тут же подхватив потерявший хозяина меч, кинулся в гущу боя. Он чувствовал, как поднимается в нем волной та свобода, та бушующая энергия, которая помогала бер-серкам не чувствовать боль и рубиться за десятерых.
Отвлекая внимание колдуна, он дал бедным ошарашенным воинам немного прийти в себя. Ощерившись, в ярости потеряв сходство с человеком, Кольгримм бросился на юношу. Но тот ловко избегал ударов и дразнил противника, изматывал его. Вскоре, вооружившись подобранным оружием, в схватку вступили семь других берсерков. Колдун оказался в сплошном кольце из сверкающей стали, щитов и оскаленных лиц. Бешено вертясь, он уже почти вслепую наносил удары. Стало заметно, что с каждой минутой он становится все слабей. Наконец он упал навзничь, из все еще оскаленного рта потекла струйка густой крови. По телу прошли последние судороги, и колдун погиб. На поляну, где только что бушевала яростная схватка, опустилась тишина. Никто не заметил, когда появились из леса три зверя – Волк, Рысь и Медведь, и старик в синем плаще. Но все, как один повер-нули к ним головы, когда старик заговорил.
– Когда Боги ходили среди людей, между людей и зверей связывали иногда крепчайшие узы. Иногда человек смешивал кровь с благородным хищником, спасшим ему жизнь. Так появились берсерки. Первые воины-звери ходили в бой в первозданной наготе, повергая противника в ужас своей силой и яростью. Но сейчас… Сейчас слишком многие пользуются именем берсерка во зло. Не раз видел я как шарлатаны, наевшись горьких трав, пускают изо рта пену, бешено вращают глазами и пугают мирных жителей поединком. Следил я и за Кольгриммом, попытавшимся подчинить себе силы сразу девятерых берсерков. Что ж, я дал ему такую возможность. Но он, прося о силе, забыл о сопутствующей ей слабости. Как бы ни был могуч воин, всегда найдется уязвимое место в его броне, в его душе. Кто-то – Один посмотрел на Облауда – станет служить врагу, чтобы спасти друга. Кто-то – Бирна потупилась под взглядом серых глаз – Готов покорно нести свою судьбу ради любви к отцу. А кто-то – смуглый молодой полуараб смело встретился с асом взглядом – готов продать себя в рабство ради матери. В этом ваша слабость. В этом ваша сила. Так вот Кольгримм забыл про бессилье берсерка, которое влилось в него вместе с безумием в битве. И поплатился за это. Он не смог выдержать его, и погиб. Чтобы никто не дерзнул повторить его поступок, я забираю с собой этот талисман. А вместе с ним и ваши силы. Все вы воины. Многие из вас встретят смерть в бою и я с радостью встречу вас у своего дружинного чертога. Там я верну ваши силы, чтобы во время последней битвы Богов они послужили добру. Сейчас же…
Камни, заменяющие на амулете глаза зверей, загорелись. Звери же живые склонили голо-вы и стояли так, пока сияние не угасло. Потом к каждому из зверей, прощаясь со своим духом-покровителем, духом-побратимом, подошли по трое берсерков. Тихо о чем-то шептались они, винясь перед зверьми в проступках, в том, что допустили превращение благородного воина-зверя в разбойника. Но вот на плечо к Одину сел старый ворон, и он, кив-нув головой, направился в лес. Звери, не оглядываясь, поспешили за ним. Солнце успело взойти высоко, и его лучи серебрили поток. Все на поляне притихли, не понимая: то ли в яви видели они Отца Воинов, то ли это был сон?
– Смотрите! – Вдруг закричал кто-то. На том берегу реки появилось облачко пыли, а когда оно улеглось, стало видно, что это конный отряд. – Хоук конунг вернулся!
Конникам понадобилось немного времени, чтобы перебраться на поляну. Увидев следы битвы и приготовившихся к обороне берсерков, Хоук удивленно вскинул бровь:
– Что здесь такое происходит? И где Кольгримм?
Войны расступились, открыв взорам конунга бездыханное тело.
– Да что здесь творится?! Почему убийца еще не повешен?!
– Потому что это была воля богов! – ответил, выходя вперед Облауд.
– Как? Те еще жив? – Рука Хоука легла на меч.
– Жив. И свободен. И, между прочим, хочу требовать с тебя виру за ограбление купца, которого взялся охранять мой конунг.
– А ну, взять его! – Скомандовал Хоук, но за Облаудом встали сначала семь бывших берсерков, а потом, признав в нем вождя, и люди Кольгримма. Наемник всегда предлагает свой меч сильнейшему. И нечего удивляться, что победивший колдуна воин стал их новым предводителем.
Между тем конники спешились и приготовились к бою.
И снова, второй раз за день, на поляне завязалась битва. Словно грозовое облако опусти-лось на землю! Звон стали, блеск кольчуг… Нападавших было больше, но они уже прошли с утра много верст и устали. Отряд же Облауда был воодушевлен недавним явлением Бога, а пленные берсерки не хотели лишаться свободы, только что обретя ее. А на поляну спешили парни из деревни, вооруженные топорами, длинными ножами, а кое кто и мечем. Им хотелось отомстить за смерть молодого кузнеца. Вскоре люди Хоука были разгромле-ны, и поспешили укрыться в крепости. Победители не стали их преследовать.
Когда плот был уже почти у цели, оставшиеся на берегу почувствовали, как задрожала зе-мля. А по реке прокатилась огромная волна. Сначала это была просто мутная вода, потом поток стал гуще, в нем появились тяжелые бревна. Замок, долго стоявший на самом краю водопада, не выдержал напора грязевого потока, и с глухим стоном провалился под зем-лю, увлекая за собой сидящих на плоту людей и лошадей.
Не успела утихнуть над образовавшимся озерком вода, как по берегу примчались Траусти со Сванной и Рьюпой.
Они рассказали, что были рядом с плотиной, когда уровень воды вдруг стал резко подни-маться. Вчерашняя гроза была лишь крылышком урагана, пролетевшего над островом. Тучи воды и грязи подняли на дыбы реку. И она устремилась к морю, снося все на своем пути. Они почувствовали подземные толчки и сразу побежали к замку, надеясь помочь друзьям. Землетрясение видимо разрушило платформу, на которой стоял замок, и тот провалился в подземные пещеры.
***
Над «Ястребом» высыпали первые звезды. Ласковый ветерок наполнял паруса Только вчера Облауд с людьми, назвавшими его хевдингом, достигли замка Хоука и открыли корабельный сарай. Чтобы успеть вернуться домой до конца первого месяца зимы, нужно было поторопиться. Большая часть людей Кольгримма остались на острове, в замке Хоука. Но все-таки решивших плыть с Облаудом было достаточно, чтобы грести в десять пар весел.
Ветер был холодный, и Бирна зябко поежилась, Облауд накинул ей на плечи свой плащ.
– Хорошо, что хоть раз в море побывала. – Вздохнула Бирна.
– Это почему хоть раз? – удивился Облауд.
– Так ты ж меня после свадьбы, небось, в четырех стенах запрешь, на оружие и глядеть запретишь!
– Тебе попробуй, запрети – Довольно рассмеялся Облауд – Я ведь теперь не берсерк, ты со мной мигом справишься!
Бирна весело рассмеялась в ответ и нежно поцеловала жениха.
– Да уж… Тебя муж запрет, а меня жена – Мьерд, подойдя к друзьям, облокотился о борт. – Будто я ребенок малый! Эх… и на что я ей сдался? Калека, да еще и красавцем, небось, меня теперь не назовешь.
– Зато на девок других заглядываться не будешь – Сванна старалась придать своему голосу веселость, но понимала, что много еще должно пройти времени, прежде чем ее ненаглядный полностью освоится со своей слепотой и примет ее.
На другом же конце корабля тихонько разговаривали Рьюпа и Траусти.
–А знаешь, я ведь не по рождению оказалась среди слуг. Мой прадед побратался с одним человеком… А потом получилось так, что он не смог этого человека спасти в бою. Он долго переживал по этому поводу, и решил отдать младшего сына в тот род, чтобы восполнить хоть как-то потерю. Но там… Там благородства в крови хватило ненадолго, и из приемного сына мальчик превратился в прислужника. Вот так и получилось, что я служила Сванне, хотя не уступаю ей в родовитости.
– Глупенькая моя куропаточка! Да разве мне это важно? Только тем, что ты не бросила Свану в трудную минуту, помчалась выручать ее жениха за море ты благородней всех девиц на свете! И плевать мне, что там скажет матушка. Мы с тобой и вдвоем славно заживем!
***
олодой медведь шел вдоль берега. На его темной шкуре серебрились первые снежинки. Далеко-далеко в море он различал белое пятнышко – парус корабля, увозившего девушку, спасшую его. Впереди была долгая зима. Его первая зима. А затем солнечным весенним днем он повстречает подругу. И снова будут красные ягодные поляны, серебристая форель в быстрой реке. Снова потянутся на юг перелетные птицы, а в уютной, припорошенной снегом берлоге свершится маленькое чудо: появится новая жизнь.