Две вещи в мире для меня всегда были самыми святыми: стихи и любовь"
(Елизавета Дмитриева)
1. "Милый друг, вы приподняли только край моей вуали..."
Ночью, совершенно случайно, в поисках воспоминаний об Анне Ахматовой, я наткнулась в журнале "Новый мир" на серию материалов о Черубине де Габриак под общим названием, вынесенным мною в эпиграф. Честно признаюсь, несмотря на свою любовь к поэзии, несмотря на то, что, конечно, я не один раз видела и читала стихи Черубины де Габриак, - никогда особенно не задумывалась, а откуда же такое необычное имя у русской поэтессы. И вот такое запоздалое открытие - трагедия женщины и творческой личности, убийство души, за которым последовала и преждевременная смерть, обусловленная, как мне кажется, не только тяготами жизни и проблемами здоровья.
Конечно, я тут же забыла о своих поисках воспоминаний и окунулась в жизнеописание Елизаветы-Черубины. А утром мне пришла в голову мысль - посмотреть на историю Черубины де Габриак взглядом женщины, тоже не чуждой склонности к розыгрышам, мистификациям и, признаюсь честно, ощущающей в себе некоторые творческие возможности, то разгорающиеся, то угасающие по непонятным и не зависящим от меня причинам. Пожалуй, именно последнее обстоятельство стало определяющим в выборе темы такого мини-исследования. Уж очень раздражающим и болезненным для меня стало ощущение потери неожиданно возникшей и очень скоро пропавшей способности к слову.
Я быстро пробежалась по ресурсам Интернета - посмотреть, чем же я "владею" и на что могу опереться. Да особенно и не на что. И не только потому, что там везде в основном изложен мужской взгляд, а он, как мне кажется, ошибочен. Даже одной женщине трудно понять другую, куда уж мужчинам с их прагматичностью, даже самым "лучшим" из них! Ведь что пишут - малышку Елизавету - Лилю, как ее называли, - никто всерьез не воспринимал в литературных кругах, а ее стихи не имели никаких шансов быть опубликованными. Поэтому по совету своего большого друга, кумира, человека, которого она просто любила (об этом позже), Максимилиана Волошина, Лиля взяла себе необычное имя Черубины, и вдвоем они полгода морочили голову публике, наслаждаясь успехом возникшей на российском поэтическом небосклоне звезды. Может быть, я слегка утрирую, но только слегка. Ведь этой мистификацией и последующим разоблачением не объяснить, почему Елизавета Дмитриева не смогла никогда больше писать таких стихов, какие писала Черубина.
Казалось бы - вот он, успех у публики, признание ее поэтического дарования... Какая, в сущности, разница теперь, как зовут талантливую поэтессу и какое имя будет стоять под текстами ее стихов? А вот нет - произошло убийство души, и "что-то главное пропало"... Как сказала Марина Цветаева - "ее разбудили, как сомнамбулу". И это - женский взгляд на трагедию Елизаветы-Черубины. Именно слова Марины и мои собственные мысли о своих творческих неудачах сошлись во что-то пока еще не совсем определенное, но свет забрезжил, и я надеюсь в конце-концов разобраться и в трагедии Черубины де Габриак, и в своих собственных проблемах.
Возможно, есть еще схожие трагедии, когда вдруг загоралась и гасла звезда, оставив после себя неоспоримые следы творческого и именно кратковременного дара, в определенных временных рамках, какой бы ни была впоследствии частная жизнь самой женщины. А мне сдается, что особенно счастливой она уже быть не может...
2. Перекличка
Когда-то у меня были свои собственные полгода под маской. Но, в отличие от Черубины де Габриак, я не могу сказать, что "две вещи в мире для меня всегда были самыми святыми: стихи и любовь". Стихи у меня случались крайне редко и лишь в экстремальных эмоциональных обстоятельствах. Я еще способна была на пародии, написав (довольно неплохой, на мой взгляд) серьезный текст только однажды, под сильным воздействием драматической ситуации. Более-менее связно я могла изложить какие-то мысли в прозе, причем, в малом формате, не более страницы. А о любви вообще не задумывалась, отдав дань легким влюбленностям и закрыв для себя эту тему. И вот случились эти странные полгода под маской, резко разделенные на два периода совсем разным эмоциональным состоянием. Но и в одном, и в другом периоде у меня была мечта. В моей жизни никогда до этого не было склонности к розыгрышам и мистификациям, как и причин для ее появления. Хотя мысленно я примеряла к себе различные маски, проживала в мечтах разные жизни, проживала разные образы. Одной себя мне - девчонке, с детства обреченной на самостоятельность, мне - мечтательной девушке, любившей литературу и запоем читавшей все, что попадет под руку, мне - женщине, чья жизнь складывалась не совсем удачно и представлялась ей исключительно в унылых серых тонах, - одной себя мне явно было недостаточно.
В первом периоде того полугодия, связанном исключительно с политической ситуацией в стране, и появилась первая маска, соответствующая образу маленькой воительницы за общее благо, общее счастье в моем тогдашнем понимании. Отрешившись от всех своих личных проблем, я с головой окунулась в политические события, а под маской изливала свой взгляд на мир в одном интересном месте - искрясь, рассыпаясь шутками, остротами, едкими замечаниями в адрес оппонентов. Ведь у меня была мечта... Не было слова, произнесенного в мой адрес, на которое я бы не ответила десятком своих, не было события, которого бы я не прокомментировала со всей креативностью увлекшейся до крайности натуры. О, как любила я своих оппонентов и недоброжелателей, дававших мне шанс для самовыражения во всех мыслимых и немыслимых формах! Особенно, когда наступила долгожданная политическая победа. Как я была добра, как великодушна, какими красками описывала наше будущее всеобщее счастье!
И вот тут-то, без паузы, независимо от себя самой, без всякого насилия над своим сложившимся "я", совершенно неожиданно, я - подумать только! - я позорно влюбилась, и моя неуемная энергия получила новое направление. Я вся отдалась новому чувству, забыв о маленькой воительнице, радующейся, что на одном из митингов ее чуть было не затоптали оппоненты... У меня появилась новая мечта, естественно, сменился образ, а тексты... О! Какими лирическими стали мои тексты, в какой ранее не свойственной мне лексике изливала я свои чувства! Жаль, что так мало осталось видимых следов того периода в моей жизни - под воздействием минуты я уничтожила свой архив писем, а там было что почитать... Сохранилось лишь несколько моих писем того времени, и перечитывая их, я не верю, что способна была так излагать свои мысли, так выражать свою влюбленность (именно влюбленность в самом остром ее периоде, поскольку любовь, как я понимаю, - это все же нечто другое). В письмах было все - и бессвязное изложение жизненных обстоятельств, и обрывки стихов и песен, и самые нежные признания, на которые, казалось, я совершенно не была способна в силу характера и сложившейся натуры. А кроме писем, были еще и попытки творческого осмысления моего эмоционального состояния, были рассказы, были даже стихи, как ни странно. Правда, к стихам я обращалась, по своей всегдашней привычке, только в минуты грусти, когда становилось совсем плохо, а мечта ускользала за горизонт.
Все закончилось практически одномоментно... Просто однажды я вышла на крыльцо дома с ощущением пугающей пустоты внутри. Влюбленность исчезла, мечтать было не о чем. Нет, с меня никто не срывал маску. Сказать по правде, сняла я ее добровольно, хотя и под воздействием обстоятельств, но это уже за рамками моего исследования. И тогда же я поняла, что больше не могу писать. Вот и все. Нет больше того бесконечного, бескрайнего потока мыслей и чувств... "Что-то главное пропало"... Слова теперь даются с трудом, где прежняя их яркость и эмоциональная насыщенность? Кто знает...
Но какая-то смутная мысль вырисовывается для определения причин возникновения и исчезновения творческого дара у женщин, которым Богом не суждено, не завещано, не предопределено всю жизнь отдаваться творчеству. Бог награждает их даром на время, и это время, увы... быстротечно.
Три составляющие, как мне кажется, обязательно должны наличествовать в таких случаях - мечта, образ и... маска.
______________________
В заключение
Итак, мое мини-исследование подошло к концу. Есть героиня, Черубина де Габриак - даже две, учитывая мой собственный скромный опыт. Есть мнения уважаемых авторов и краткий экскурс в историю литературных мистификаций. Есть мотивы. Условно их можно разделить на две неравные части - интеллектуальные и эмоциональные. Судя по тому, что мне удалось (учитывая недостаток времени для серьезного чтения) найти в Интернете, большинство литературных мистификаций имели интеллектуальные мотивы - либо вбрасывание новых идей, которые не хотелось до поры до времени связывать со своим собственным именем, либо фантазии на тему утерянных и найденных рукописей, объясняемые просто увлечением тем или иным автором, той или иной эпохой, либо просто желание прославиться, оставить свой след в истории. В последнем случае истинное авторство особенно и не скрывалось. Коммерческие же интересы я вывожу за рамки своих размышлений.
Мистификаций, которые заканчивались или смертью их авторов, или потерей творческого лица, или неспособностью творить после разоблачения, не так уж и много. Такого рода мистификации, как мне кажется, имеют в своей основе исключительно эмоциональные мотивы и обусловлены именно особенностями мироощущения, характера, развития той или иной личности, какими-то глубинными надрывами и драмами. Именно с этой точки зрения интересен феномен Черубины де Габриак.
Можно обнаружить параллель между 1909 и, скажем, 1999 годами. Поэтому мое присутствие в исследовании в качестве "второй героини" - вполне обоснованно.
1909 год. Оторванность творческой элиты от рядовых россиян, даже в обеих столицах. Изысканность, рафинированность одних, легенды, связанные с их именами, - а на другой стороне, может, не менее талантливые, но менее удачливые школьные учительницы. Однако... у них есть мечта - не то чтобы сравняться в успехе, но просто отстоять свой талант, свое право на любовь. И вот тогда школьные учительницы становятся завсегдатаями литературных клубов, кружков, а, учитывая, что живут они в российских столицах, то и кумиры их часто оказываются с ними рядом, только руку протяни, но разделяет их, увы... 40 тысяч километров, по образному выражению моего друга.
О 1999 годе и всех последующих вы знаете сами. Оторванность творческой элиты от рядовых россиян осталась, разве только развязность и вульгарность сменили изысканность и рафинированность. И уже других "школьных учительниц" все так же обжигает мечта - об успехе, о творческих удачах и... ну, конечно же - о необыкновенной любви. Вот об этом вечном мотиве - о необыкновенной любви - и будут мои последние размышления.
Черубина, точнее, Елизавета Дмитриева. Маленькая, не такая уж и некрасивая, мечтательная девушка, прошедшая в детстве и ранней юности через физические и нравственные страдания, способная и ценить красоту, и творить, попадает в избранный круг небожителей - настоящих и будущих. С одной стороны - кумир, сложившееся имя, Макс Волошин, с другой - начинающий, но уже отмеченный печатью будущей славы Николай Гумилев. И обстоятельства сложились так, что оба они, в силу самых разных обстоятельств, обратили внимание на скромницу Лилю. Золушка получила приглашение на бал, хотя наряд еще не был готов. У какой 22-летней девушки в этих обстоятельствах не закружится голова? Я уверена, что Черубина - это дитя Любви, а не Честолюбия. Не о славе мечтала маленькая Лиля - она мечтала об идеальном возлюбленном, а получила сразу двух. А потом - разоблачение, связанная с этим дуэль между Волошиным и Гумилевым, эмоциональный шок, позже – разрыв с Волошиным: "Макс, слушай, и больше не буду повторять этих слов: я никогда не вернусь к тебе женой, я не люблю тебя" (из письма от 15 марта 1910 года).
Именно поэтому ее просто хорошие стихи периода до 1909 года становятся блестящими в эти несколько месяцев мистификации, потом - тишина, а дальше... дальше так могла бы писать любая, но не Черубина.
Мечта о любви и сама любовь - вот истоки феномена Черубины. Недаром живая и настоящая Елизавета Дмитриева всю жизнь терзалась страхом потери способностей к творчеству. Наверняка она осознавала степень своего дарования и потом, впоследствии, писала об ином пути, ином предназначении.
О себе самой я могу сказать то же самое. Мне отпущено Богом совсем немного, но тогда, обожженная мечтой, я вдруг на какое-то короткое время стала другим человеком, по-другому чувствовала, по-другому писала. Мне бесконечно, до пронзительной боли, жаль этих месяцев, странным образом совпавших с Черубиниными... Мне больше не нужна маска. Жаль, что исчезла мечта, прошла влюбленность, а с ними - слова, которые только и могут быть продиктованы мечтой и любовью...
____________________
Черубина де Габриак:
Лишь раз один, как папоротник, я
Цвету огнем весенней, пьяной ночью...
Приди за мной к лесному средоточью,
В заклятый круг, приди, сорви меня!
Люби меня! Я всем тебе близка.
О, уступи моей любовной порче,
Я, как миндаль, смертельна и горька,
Нежней, чем смерть, обманчивей и горче.
1909
_________________
Полностью (с иллюстрациями и отрывками из воспоминаний Марины Цветаевой) статья опубликована здесь - http://www.vilavi.ru/sud/190106/190106.shtml
19 января 2006 года