Два дня в мае
(хроника времен пост-перестройки.)
Публикуется с небольшими, но существенными купюрами
Встаю в пять. Это на час раньше обычного. Но сегодня день особый. Я уезжаю на встречу. В Москве на Речном вокзале меня будет ждать Чарльз. Мы знаем друг друга чуть больше года. Но ещё ни разу не виделись. Он живёт на другой стороне планеты в небольшом городке Альтус Американского штата Оклахома. Чарльз решил, что пора познакомиться со мной и с Россией поближе. Он прилетает на встречу.
Выхожу из дома. Минус четыре. Трава в инее. Зацветшие, было, яблони поникли, уронили свои лепестки. Мороз в мае уже третий год подряд. За что ты нас так, Господи?
Иду к трамваю. Спохватываюсь - а взял ли платок для Джэнет, жены Чарльза? Платок – чистая шерсть. Весь в цветах. Купил на нечаянно полученную премию. Жена одобрила: «Симпатичный платочек. И очень русский». Ещё в сумке подарки для Чарльза. Две бутылки водки (одна калужского разлива – особый сорт), толстая книга с картинками о родном городе, бронзовый сувенирный памятник Петру Первому, основателю нашего оружейного завода. Петра подарили когда-то отцу как ударнику коммунистического труда. Теперь Пётр полетит за океан.
Трамвай. Как всегда, за проезд не плачу. Ну, их на фиг! А напорюсь на контролеров – заплачу штраф без звука – не буду портить себе настроение.
Вокзал. Беру билет на «Экспресс». За годы развала национальной экономики - это единственное приятное нововведение. «Экспресс» – это чистый поезд, мягкие удобные сиденья, напоминающие самолетные. В первом классе – телевизор. И даже туалет.
С досадой узнаю, что билеты опять подорожали. Классов теперь не три, а два. Первый с телевизором мне не по карману. Поеду вторым. Это обычные скамейки. Только места нумерованные.
Стою у вагона. Подходит группа парней в сопровождении военных. Ребята коротко стрижены. За плечами вещмешки. В глазах тоска. Призывники 2000-ого. Что их ждет? Который год мы воюем на Кавказе. Почти каждый день сообщают о потерях. Недавно попала в окружение рота десантников. Они не сдались и дрались до последнего. Восемьдесят один человек погиб. Выжило несколько раненых, которые перемешались с убитыми.
Пассажиры молча и сочувственно смотрят на ребят. И я смотрю. Комок к горлу подступает. Про сына думаю. Я – маленький толстенький мужичок средних лет. А сын мой – высокий красивый парень. Пушок на верхней губе, ещё не сформировавшийся, но многообещающий торс атлета. Мать в нём души не чает. И я люблю его по-своему. Недавно его на учёт в военкомате поставили. Если не поступит в институт – одевай шинель и – вперёд куда Родина бросит. А наша Родина – дама с непредсказуемым поведением. Не идти нельзя – нарушение Конституции. Не пойдёшь – за тобой придут.
«Прошу занять места,» – объявляет проводница. Я захожу в вагон, устраиваюсь поудобнее. Едем. Пробую читать – не читается. Пробую заснуть - не спится.
По вагону проносят мороженое. Я люблю мороженое, но не беру. Для меня это роскошь. На поездку я выцарапал у жены две тысячи рублей. Это почти две мои месячные зарплаты. Обещал отчитаться за каждую копейку. И даже пополнить семейный бюджет. В Москве меня ожидает финансовое вливание. Это на работе меня за дурачка держат и такое жалование выплачивают (себя при этом не обижая), что члены моей семьи уже давно должны если не умереть с голоду, то заболеть от дистрофии. А на стороне ко мне по-другому относятся.
Однажды, набравшись наглости (а что мне терять?) обратился я с предложением о сотрудничестве к Джону Вильямсу, директору аналитического центра оборонных инициатив в Лондоне. На удивление, он мне ответил. Обещал рассмотреть мое предложение. Я жду. В случае положительного решения я был бы чрезвычайно доволен. Почти счастлив. Я не хочу, чтобы моя семья загибалась от недоедания. И другим этого не желаю.
Я вообще люблю работать. Видно, это черта фамильная. Отец – слесарь-сантехник – в работе азартен и неутомим, как олень в гоне. Я языками занимаюсь давно и полюбовно. И, кажется, что-то здесь понимаю. Когда я впервые переступил порог родимой конторы, и увидел, какие тут выдаются переводы, у меня волосы дыбом встали, и не только на голове. «Давайте я вам помогу, объясню, поправлю» - предложил я. «А кто ты такой?» - накинулась на меня начальница. «Окончил, как и мы, занюханный педик, а гонору сколько! Ату его, бабы!!» Бабы набросились на меня как лайки на медведя. Не отобьёшься. Я махнул рукой. Делайте что хотите!
На моей работе разрабатывают ракеты, пушки, снаряды и прочие изделия, называемые «спец. техникой». Джон издает журналы, в которых описывается подобная «спец. техника», изготавливаемая в разных странах. Если только я объявлю, что не только заочно знаком с господином Вильямсом, но даже предлагаю ему сотрудничество, я автоматически превращусь в изменника родины. То-то радости для отдела безопасности! Ура! Шпиона поймали!
А я и без этого пораженец в правах и отверженный пария. Я – «невыездной». Мои коллеги едут в Лондон и Париж, Дамаск и Дубай, Куала-Лумпур и даже Лас-Вегас. А мне закрыты все страны и континенты. Без объяснений. Я остался в отделе, когда он почти весь убыл на выставку в Абу-Даби, куда уехала добрая половина нашего предприятия. Тогда под боевые знамена призвали даже Клавдию Егоровну, которая долго и безуспешно отказывалась от командировки в связи с рождением второго внука. Клавдия Егоровна – женщина добрейшая. Но она по какому-то недоразумению заочно закончила ин.яз много десятилетий назад. Процесс говорения на английском вызывает у неё мышечные судороги. Прежде чем произнести что-либо на этом языке, она спазматически глотает воздух, испускает горловой звук и, наконец, издаёт такое, от чего у меня от загривка до копчика бегут мурашки. Мне её жалко. Накануне большого праздника, когда вопреки всем строжайшим инструкциям даже на нашем мрачноватом предприятии, окруженном колючей проволокой и охраняемом женщинами с пистолетами, люди слегка просветляются, чему способствует стопка-другая, пропущенная за плотно закрытыми с двумя поворотами ключа дверьми, обратился я со своим больным вопросом к одному большому начальнику. Он посмотрел на меня внимательно (соврать - не соврать?) и ответил: «Материал на тебя поступил. По спец. каналам. Сам должен понимать, что это значит».
Что за материал? И кто поставщик? Комитет Спортлото? Один из моих коллег, приближенный к начальству, намекнул на ФСБ. В этом случае выяснять что-либо бесполезно и бессмысленно. Никто ничего не скажет. Хоть и гласит статья 24 Конституции «… органы государственной власти обязаны обеспечить каждому возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы…» Это как понимать? Я захожу в тихий кабинет, и работник в строгом костюме выкладывает передо мной моё досье. «Вот, пожалуйста. Мы тут на Вас папочку собрали…» Сюрреализм какой-то. Примечательно, что период моего остракизма совпал по времени с моим входом во всемирную сеть Internet. Закрывшийся мир реальный я пытаюсь компенсировать миром виртуальным, который мне кажется и больше, и интереснее. Здесь я познакомился со многими людьми. Среди них – Чарльз. Его я послезавтра увижу живьем. И даже потрогаю.
За размышлениями я доезжаю до Москвы. Выхожу на Курском вокзале. Холодно, неуютно. Вокзал переделан – не узнать. Кругом загородки, заборы, барьеры. Повышенные меры безопасности. Террористы взорвали в Москве три дома. Ночью на куски были разорваны спящие дети. За что?
Тут и там группки милиционеров. Остановив «лицо кавказской национальности», проверяют документы. Чернявый? Стой и покажи паспорт!
В этом отношении – я вне подозрений. Булькает во мне кровь русских мужиков из деревень глубоких. Наградили меня предки ничем непримечательной наружностью и носом абсолютно не римским. Очкам – и то посадочного места не хватает.
Кто-то сзади и сбоку сильно хлопает меня по плечу.
- Привет, Серёга!
Оглядываюсь. Вот это встреча! Славка Солдатов, мой извечный соперник на помосте, когда я в юности железки тягал. Помню, был он длинный и худой, и я долго обыгрывал его на соревнованиях. Но потом Славка набрал вес и попёр, как конь, обходя меня на многие килограммы. Стал огромен и силён до безобразия.
- Какими судьбами? – он обнимает так, что у меня трещат кости. – Что привело в белокаменную?
- Да так, - отвечаю я уклончиво. - С товарищем надо встретиться. Ты-то как поживаешь?
- Нормально.
- Работаешь где?
- В Москве охранником.
- Охраняешь что?
- Что положено.
- Не далеко ли в столицу мотаться?
- Далеко, конечно. Но у меня график хороший. Сутки работаю – трое дома.
- А платят как?
- Не обижаюсь. Хоть могли бы и получше. Ты-то чего в нашей деревне застрял. Ведь ты по языкам работаешь?
- По языкам.
- В Москву тебе надо. Здесь фирмы, посольства, банки…. Всё здесь. А в нашей дыре ты пропадешь. Смотри, даже я в люди выбился.
Славка улыбается широченно. Всё его существо пышет здоровьем и радостью.
- Спортом занимаешься? – спрашивает он.
- Нет, бросил.
- Отчего так?
- На работе так накувыркаешься, что потом еле-еле до дивана доползаешь. Какой тут спорт? Да и питаться надо нормально для тяжёлой атлетики. А как нынче с харчами – сам знаешь.
- То так. Но ты не отчаивайся.
- Я и не думаю.
- Старика помнишь?
- А как же.
- Умер мужик.
- Не может быть!
- Может. Прошлой осенью похоронили. Я сам на могилу земельку бросал. Ну, бывай здоров.
- Бывай!
Вот так новость! Старик – это Юрка Стариков, наш первый тренер. Он принял меня в секцию, когда я был ещё школьником. А ему тогда было лет тридцать с небольшим. То есть, о высших достижениях он мог уже не мечтать. Но он мечтал и втайне надеялся, что я сделаю то, что не удалось ему – стану мастером спорта. Я тренировался добросовестно, строго, как указывал Юрка. Я показывал хорошие результаты. Юрка радовался. Но я поступил в институт. В спортзале стал появляться нерегулярно. А в период сессий исчезал совсем. Возвращался бледный, почти больной. Хватался за штангу, звенели железные блины. Я розовел, набирал силу и … снова исчезал. Юрка махнул на меня рукой, переключился на Славку. У Славки и со временем и с питанием было лучше. Он работал мясником на рынке. В спортзале проводил всё свободное время. Стал силён как домкрат, выиграл множество соревнований местного масштаба. Но до мастера спорта не дошёл. Однако Юрка всё равно был доволен. Сам он всю жизнь отдал железу. Тренировался неистово, до седьмого пота. Это был здоровый, кряжистый мужик. Казалось, сносу ему не будет. И вдруг …. умер!
Ныряю в метро. В подземке, выискав свободное место, плюхаюсь в углу вагона. Глаза сонно моргают, но видят бёдра. Что это? Венера Милосская в джинсах?! Закрыть глаза или смотреть? Пора выходить. Бросаю последний взгляд на обладательницу бёдер и наконец-то вижу лицо. Королева!
Выныриваю на станции Таганская. Туда-сюда по-муравьиному снуют люди. А домов-то понастроили! На иной посмотришь – шапка свалится. С Абу-Даби, правда, не сравнить, но всё равно - столица. Надо банк «Империал» отыскать. Там мне свидание назначено. Найти его непросто. Вот эта улица. А где этот дом? Спрашиваю прохожих. Они не знают, пожимают плечами. Так я могу опоздать. Надо бы позвонить, предупредить. Но ни одной телефонной будки не попадается, хоть прошёл я уже изрядный кусок улицы.
- Девушка, извините! Вы не подскажете, как тут позвонить можно?
- А вы в метро спуститесь. Там автоматы есть. Там же и карточку телефонную купите.
Карточку? Ха-ха! Она стОит почти столько же, как мой рабочий день. Прошли те времена, когда я вынимал двушку из кармана и звонил без проблем. Нынче москвичи ходят по улице, прижав к уху сотовые телефончики. Не нужны им будки. И гости из провинции им тоже без надобности.
Дай-ка зайду в этот магазин бытовой техники. Может, продавцы подскажут. Из-за огромного японского телевизора вышел молодой человек.
- Чем могу быть полезен?
- Вы не скажете где тут дом номер 60? Там банк «Империал» находится.
- Это как раз, напротив, за забором. В заборе дверь железную увидите. Это проходные.
В проходных пожилой дядька в камуфляже долго рассматривал мой паспорт. (Наверное, и Славка вот так где-то сидит?)
- Вы к кому?
- Мне нужен Комаров Лев Михайлович.
- Сейчас позвоним.
Он звонит. Минут через пять появляется маленькая худенькая девушка.
- Вы к Комарову?
- Да.
- Зарегистрируйте Ваши паспортные данные и следуйте за мной.
Я иду за ней в высокое жёлтое здание. Нажимая кнопки кодовых замков, она проводит меня через многочисленные двери и длинные коридоры. У одной двери мы останавливаемся. Она деликатно стучит, после чего мы входим в кабинет. Хозяин кабинета, огненно-рыжий мужчина лет тридцати, оторвал голову от ноутбука на столе. Жестом указал мне на кожаное кресло напротив себя.
- Танечка, сделай нам, пожалуйста, кофейку.
Худенькая девушка скрылась за дверью.
Рыжий протягивает мне руку
- Лавров Сергей Владимирович.
- А Лев Михайлович где?
- Льва прогнали.
- Да?
- Да. У банкира работа опасная, как у сапёра. Ошибки не допускаются.
Приходит секретарша Танечка. Ставит две чашки кофе на стол и уходит.
Я с удовольствием отпиваю глоточки ароматного кофе.
Рыжий Лавров суёт руку вглубь стола, извлекает пачку долларов.
- Это Ваш гонорар. Распишитесь вот здесь. – Он протягивает мне ведомость. - Скажите, Вы посещали сайты нашего банка?
- Разумеется.
- И каково Ваше мнение?
- Вам как ответить, честно или дипломатично?
- Честно, конечно.
- Не знаю, кто Вам их готовил, но, по-моему, это бред сивой кобылы.
Лавров почесал затылок.
- Да-да. Мы слыхали то же самое из других источников. Как Вы полагаете, исправить можно?
- Нет. Надо делать заново.
- Хорошо. Мы подумаем.
Он нажимает кнопку на столе сбоку. Появляется девушка Таня.
- Танечка, проводи, пожалуйста, гостя.
Я выхожу на улицу. Я сияю, как только что отчеканенный пятак. Прижатая к сердцу пачка поднимает мне настроение... Как удачно всё начинается! Таких денег мне в своем КБ за тыщу лет не заработать. А через Комарова-Лаврова я их за несколько месяцев получил. Правда, много ночей не поспал, мешок кофе извёл и изрядно электричества пожёг, но теперь хоть голодать не будем.
В киоске покупаю сигареты. Самые дорогие. Прочь вонючий Беломор! Да здравствует ароматный Dunhill! Я ли не заработал? Всю Москву скуплю!
Однако, меня ждут и в других местах. Надо поторапливаться. Я вливаюсь в людской поток столицы. И меня тоже куда-то несёт… На Пушкинской площади ко мне девушка подлетает. В руки листовку суёт.
- Что это? – спрашиваю я.
- Вы не подпишите петицию в защиту демократии в России?
- Не подпишу! Некогда мне!
В подземном переходе, там и сям, обтрёпанные старухи с протянутой рукой. А вот негр прилично одетый. Протянул руку с футбольным мячом. Папа из Гондураса на жизнь не прислал? Слышатся звуки музыки. И до боли знакомая мелодия. Я углубляюсь в переход. Вот они. Мальчик лет тринадцати водит смычком по скрипке. Рядом с ним мальчик поменьше, лет семи-восьми. Тонкий голосок старательно вытягивает:
От Москвы до самых до окраин,
С южных гор до северных морей
Человек проходит, как хозяин
Необъятной Родины своей.
Эх! Я лезу в карман. В открытый футляр скрипки, стоящий перед мальчиком постарше, кладу доллар. Мальчик признательно слегка кивает.
Я тороплюсь дальше. Вон тот высокий серый дом совсем особый. Из его окон Красная Площадь – как на ладони. Тут хоть и живут обычные москвичи, да не совсем они обычные. И среди них – хорошие знакомые моей жены Маринки. Их имена даже произносить страшно. Они – мировые знаменитости, звёзды театра и кино. Меня еще школьником водили в кинотеатр смотреть экранизацию русской классики, где они играли главные роли. Моя жена пять лет прожила в Москве (на удивление родителей, подруг и самой себе она поступила в столичный ВУЗ). Но учеба её интересовала гораздо меньше, чем театр. Постепенно она вошла в среду заядлых театралок и страстных поклонниц. Это цветы после спектакля, театральные уборные, подарки в знак восхищения талантом, ко дню рождения или просто так. Артисты – люди чувствительные… Маринка стала бывать в богемных компаниях. Когда я с ней познакомился, она предложила мне сходить в гости к N. Я чуть слюной не поперхнулся. N – кумир миллионов, воплощение благородства и мужского достоинства. Заявиться к нему домой? Немыслимо! Но я охотно согласился. И вот мы за столом. В рюмках плещется коньяк. N обнимает меня за плечи.
- Значит, решил жениться на Мариночке? Полностью одобряю твой выбор. Смотри, не обижай её. Иначе будешь иметь дело со мной!
N откидывается назад и заливается смехом.
- Пей! Не робей!
А вы бы не робели, если перед Вами хохотал Сильвестер Сталлоне?
Несмотря на дружеские застолья, я всегда знал, что между нами – галактики. Мы – из разных миров. За свою карьеру переводчика я изрядно перепил с генералами, губернаторами, президентами мелких ларьков и крупных компаний, и даже с человеком номер 4 из корпорации Сони. Но кончается выпивка, и все разъезжаются по своим местам… N уехал в Америку. Мы вскоре поженились. Марина родила Жорку. Навалился Быт. Москва отошла на второй, если не двадцать второй план.
Заворачиваю за угол. Вот и контора. Здесь меня тоже ждут. Контора – одна из самых известных и престижных информационных организаций бывшего Советского Союза. Союз распался. Но контора осталась. И даже имя своё всемирно известное менять не стала.
Захожу в вестибюль. Звоню по внутреннему телефону.
- Алло! Это Анатолий Петрович? Нет на месте? Хорошо, я подожду.
Выхожу на улицу. Куда мне спешить? Анатолий Петрович подъедет только через час. А Чарльз прилетит завтра. Усаживаюсь на скамейку. Поёживаясь от холода, закуриваю дорогую сигарету. А что если здесь и сейчас меня бы увидели коллеги из родного КБ?! Ты что тут, дорогой, делаешь? - Да вот замдиректора этого учреждения дожидаюсь. Надо обсудить перспективы сотрудничества. Коллеги на месте бы попадали!
Однако, до чего же ветер противен. До костей пронизывает. Ну и май!
Из здания выходит и направляется ко мне мужчина средних лет и очень средне-русской наружности. Такого в телогрейку одень – и вот Вам колхозный тракторист широкого профиля.
- Вы из N ? – спрашивает он меня. (Во! Сразу вычислил, что я «парень из деревни», хоть и одет я по заграничному – турецкая куртка, американские джинсы, китайские кроссовки – всё с местного базара).
- Анатолий Петрович прибыл. Проходите, пожалуйста. У вас паспорт с собой?
- С собой, конечно.
Милиционерам с автоматами предъявляю на входе паспорт. Прохожу через ворота металлоискателя. «Тракторист» привозит меня на лифте на какой-то этаж. Открывает дверь в кабинет.
- Присаживайтесь. Анатолий Петрович будет через пять минут.
Я сажусь. Оглядываюсь. Длинный стол, заваленный иностранными газетами и журналами. Включенный компьютер. Полки и шкафы, набитые папками с надписями по-английски. На стенах – какие-то документы в рамочках. Я встаю, чтобы прочитать их. Международная Инженерная Академия награждает хозяина кабинета дипломом первой степени. Европейская Ассоциация Научно-Технической Информации выражает признательность за многолетнее плодотворное сотрудничество. Королевское Учёное Общество Нидерландов принимает в свои ряды. Анатолия Петровича я знаю давно, но заочно. Я был еще студентом, когда выходили его словари. Потом в иностранных журналах я видел статьи, подписанные его именем. Но лично мы не знакомы. Я недавно нашел его в Интернете. Он пригласил меня на эту встречу.
Пожалуй, мне лучше сесть. Нехорошо будет, если вошедший хозяин застанет меня прогуливающимся по его кабинету. И только я об этом подумал, как за моей спиной щёлкнула дверь и, обернувшись, я увидел Анатолия Петровича. Да, именно так и должен был выглядеть этот человек. Он высок и осанист. Благородная седая шевелюра дипломата. Улыбающиеся глаза. Мы жмём друг другу руки и садимся за журнальный столик.
- Ну, как поживаете? – спрашивает он.
Я сбивчиво рассказываю о своем житье-бытье. От темна до темна сижу в лесу в своем КБ. Работа мало кого интересует. Только деньги давай. Качество переводов – анекдотическое, а учиться никто не хочет. Предложил библиотеку создать, другой такой в России не будет – так на меня как на сумасшедшего посмотрели. Плюнул на это дело. Но себе по возможности словари приобрел.
Тут Анатолий Петрович встал, подошёл к стеклянному шкафу, вынул две толстые синие книги.
- Я во Франции двухтомник издал по перспективным космическим технологиям. Подарить?
- Приму с благодарностью. Но только с автографом.
Анатолий Петрович вынимает из нагрудного кармана фирменную ручку Parker.
- Мы стоим на пороге информационной революции, - говорит он. – Бумажные носители информации обречены. Это каменный век. Будущее за компьютерами. У вас на работе есть компьютер?
- Я пытался в комнате установить один. Выгнали меня с ним. Сказали, что эта бандура действует им на нервы.
- Н-да… Новое приходит не сразу… И что же Вы собираетесь делать?
- Искать заинтересованного работодателя.
- Нашли?
- Нашёл.
- Где?
- В Лондоне. Аналитический центр оборонных инициатив.
- Джон Вильямс?
- Так точно.
Брови Анатолия Петровича изогнулись, поползли вверх.
- И какую же информацию вы собираетесь ему поставлять?
- По военной тематике.
- Откуда будете брать?
- Из газет и журналов. Думаете, не справлюсь? Посмотрите какую ерунду публикует Герхардт Краузе в Германии! Я сделаю лучше.
- Дорогой, Вы кое-что не понимаете. Кто пишет эти статьи? Журналюги! На заказ они что угодно состряпают. Любую рекламу. Серьёзных людей это не интересует.
- А что же их интересует?
- То, что их интересует – хранится в сейфах и не подлежит публикации. Вы же не собираетесь залезать в сейфы вашего КБ?
- Боже избавь! Я даже не хочу знать, где они находятся. Я только хочу переводить русские статьи и зарабатывать на этом.
- Вы заработаете себе срок.
- Какой срок?
- Уголовный. С Вашей самодеятельностью Вас посадят как изменника Родины. Вспомните журналиста Гринько, который поведал японцам о радиоактивном заражении на Дальнем Востоке.
- Но я буду пользоваться только открытыми источниками. В чём моя вина?
- Это Вы будете доказывать соседям по камере.
Я замолчал. Анатолий Петрович снял с полки компакт диск.
- Вот моя новая книга. Возьмётесь за перевод?
- О чём она?
- Достижения советской космонавтики. Книга получила хорошие отклики. Её хотели бы видеть за рубежом. Ну, так что? Берётесь?
- Не знаю. Перевод должен быть по высшему разряду. Я вряд ли справлюсь.
- Но хуже, чем Краузе Вы не сделаете?
- Конечно, нет.
- Тогда приступайте к работе. Краузе меня устраивает.
Он кладёт передо мной диск.Я достаю из сумки и выкладываю перед ним на столике коробку с пряником.
- Что это? – спрашивает Анатолий Петрович.
- Взятка должностному лицу при исполнении служебных обязанностей, - отвечаю я.
Мы смотрим друг на друга и улыбаемся...
…Из конторы я выхожу в наипрекраснейшем расположении духа.
Иду вниз по улице. Вот и Кремль. На башне орел двуглавый. А в прошлый мой приезд звезда была. Давненько я тут не бывал. Засиделся в своем лесу… Иду дальше по улице столичной. В иные времена я тут с рюкзаком за спиной тащился. Рюкзак был забит мороженым мясом, которое студило мне спину. А нынче я иду почти налегке, если не считать сувениров для Чарльза. В нагрудном кармане лежат денежки, которые греют мне грудь…
Как-то сами по себе, как мусульманина в мечеть, ноги несут меня в самое святое для меня место в столице – букинистический магазин иностранной литературы. Товар тут недешёвый, поэтому посещение этого магазина всегда приводило меня в смятение от несоответствия моих больших академических желаний и малых финансовых возможностей. Рядом с магазином – аптека. Кажется, мы совсем недавно тут были с Маринкой. Пока она отбирала вещи для нарождавшегося Георгия, я отпросился у неё в соседний магазин порыться в книгах.
И вот я снова роюсь… Словари по геологии и гинекологии, по косметике и космонавтике. Мне нужно всё. Зачем? Было дело, ко мне обратились с просьбой перевести доклад по мочекаменным болезням: врач областной больницы уезжал в Женеву на международный симпозиум по проблемам нефрологии.
Одну за другой я откладываю книжки, которые куплю. На одной из полок я обнаруживаю увесистый (килограммов на пять) том The World Combat Aircraft (боевые самолеты мира). Разве я могу пропустить такую прелесть? Цена – сто долларов, две мои месячные зарплаты. Но сегодня я при деньгах! Увидев, какую книгу я собираюсь купить, продавщица вынимает откуда-то The Civil Aviation of the World (гражданские самолеты мира). Это такой же мастодонт и по такой же цене. Бегло полистав, я утвердительно киваю головой. Беру! Расплывшись в улыбке, продавщица исчезает в подсобке и вскоре появляется с книгой размером с хороший чемодан. «The Pearls of the Ancient Art» (Сокровища античного искусства) читаю я на обложке. Наверное, продавщица меня приняла за бешеного миллионера.
- Нет-нет, спасибо, - улыбаюсь я ей в ответ.
- А, может, Вас антиквариат интересует? – спрашивает она и рукой указывает в противоположную сторону магазина, где тесно сгрудились старые шкафы, кривоногие столы и патефоны на них.
- Меня интересует… (Я замялся: сказать – не сказать? Я с самого утра на ногах, в банке кофе пил, довольно-таки мочегонное средство, и сейчас ну очень хотел бы кое-что сделать) … где тут у вас туалет?
- Ой, извините, он у нас сломался сегодня. Сами как птички летаем.
- Ну, тогда я полетел, - ответил я и, покидав книги в сумку, заторопился из магазина.
Москва, конечно, город большой… И много чего тут есть. Но некоторых очень нужных заведений здесь явно не хватает. Во всяком случае, когда приспичит – не найдёшь. Я с тоской и надеждой оглядываюсь по сторонам. Толпы людей. Поток машин. И сплошная стена домов. Ну, хоть бы где закуток какой! И вдруг… Есть ещё укромные уголки в дорогой моей столице! Есть! И даже совсем недалеко от Кремля. И я с огромным облегчением делаю то, что делают все на протяжении всей жизни и по несколько раз в день. Вот так меня однажды прихватило. Отрапортовал я тогда возле какого-то здания. И только потом, проходя мимо, увидел на стене табличку, что это не то посольство, не то консульство. Не то ливанское, не то перуанское. Так невзначай и международный конфликт спровоцировать можно…
Я иду по Арбату. Предприимчивые лотошники предлагают здесь всякую всячину. Вот матрёшки в виде Ельцина или Горбачёва. Бюсты Ленина. Портреты Сталина. Вымпелы победителям социалистического соревнования и ударникам коммунистического труда. Если доверительно поговорить с этими ребятами, то они достанут тебе хоть звезду Героя Советского Союза, хоть икону Божьей матери. Надо только дать столько, сколько они запросят. Подхожу к одному, торгующего словарями. Спрашиваю.
- Русско-английский военный оксфордский есть?
- Сейчас нет. А что? Надо?
- Иначе бы не спрашивал.
- Приходи завтра. За сто баксов сделаю.
- Да он в Англии стоит в два раза дешевле.
- Вот там и покупай.
- Ладно, в случае чего к тебе обратиться можно?
- Разумеется.
- Телефончик дашь?
- Записывай.
- Кого спросить?
- Сашу.
Я отхожу. Вообще-то на сегодня повестка дня исчерпана. Можно ехать к Любе с Виталиком. Я с ними о ночлеге еще дома по телефону договаривался. Они живут на окраине Москвы, в новой квартире. Но пока можно дух перевести. Я усаживаюсь на бортик подземного перехода. Достаю ароматный Dunhill. Не успел я сделать и пару затяжек, как ко мне подошли два слегка помятых субъекта, сели сбоку от меня, поставили меж собой сумку, из которой достали баллон пива.
- Мужик, пиво хочешь? – обратился ко мне тот, что поближе.
Памятуя об отсутствии некоторых удобств в столице, я отказываюсь.
- А, может, ты водочки выпьешь? – говорит тот, что подальше.
- Нет, спасибо.
- Да ты что, не русский что ли? Или нас не уважаешь?
- Я русский. И вас уважаю.
- Вот и правильно, - говорит ближний. – Держи аршин. – Он протягивает мне теоретически одноразовый пластмассовый стаканчик. – Коля, сделай товарищу колбаски.
Интересно, а в каких-нибудь других странах мира незнакомые граждане друг друга в будний день спиртным угощают? На Востоке это исключено. В Арабских Эмиратах, например, мне с шефом за бутылкой виски пришлось ехать на окраину эмирата, покупать по паспорту и под роспись. Там на улицах (равно как и в других местах) категорически не пьют. Окурки бросают только в урны. Немногочисленные женщины, если и появляются на улице, то часто закрытые паранджей. А мужчины целуются при встрече и ходят по улицам, взявшись за руки. Целующихся мужчин в Германии я не видел. Закурить друг другу прохожие там не дают. А в России совершенно незнакомые люди тебе запросто выпить предлагают. Русская душа…
- Ты приезжий, наверное, - говорит мне ближний.
- Почему ты так решил?
- А неприезжие, вон они, вокруг нас мельтешат.
- И чего они суматошатся? – подхватывает дальний. – Бегут, глаза вылупят, друг друга не видят. Не жизнь, а ипподром.
- Люди – не лошади, - глубокомысленно изрекает ближний. – Их жизнь должна протекать вольно и широко, как русская река Волга. – Он делает размашистый жест рукой, чтобы показать ширину Волги в районе Нижнего Новгорода, и при этом сбивает стоящий на бортике баллон с пивом. - Эх, мать моя! – вырывается из него.
Перегнувшись, я смотрю вниз. Какой-то гражданин вытирает стекающую по лицу пивную пену. Он смотрит вверх, видит нас и трясёт кулаком.
- Эй, алкаши! Вы что поливаетесь? Я сейчас милицию вызову!
Подхватив тяжелую как, как могильная плита сумку, я заковылял в направлении автобусной остановки…
… Люба и Виталик живут в районе, который москвичи называют Сукино-Собакино ввиду его изрядной удаленности от центра. Их квартира расположена на 22-м, самом последнем, этаже высотного здания. Посторонний может войти в него только после того как хозяин, переговорив с гостем по домофону, откроет ему дверь в подъезд. По домофону мне ответила Люба. Она же открыла мне дверь квартиры.
- Ба, сколько лет не виделись! – восклицает она.
Поставив на пол сумку, я целую ее в щёку.
- С деревенским приветом, дорогие мои москвичи!
- Проходи, устраивайся! – она жестом приглашает меня внутрь квартиры.
Квартира у Любы совершенно замечательная. Здесь с непривычки заблудиться можно. Два туалета, коридор с закоулками и комнаты как бы по кругу расположены. Раньше в этих апартаментах какой-то академик проживал. Царство ему небесное. Теперь тут Виталик с Любой обитают. У них есть дочь Света. Она недавно родила, не выходя замуж. Отец ребенка – женатый бизнесмен, снимает Свете жилье. Люба о дочери говорить не любит. Виталик когда-то приехал в столицу из деревни. Точнее, из Кубанской станицы. Закончил строительный техникум. Стал работать на стройке. Сначала прорабом. Потом мастером. Потом начальником участка. И так далее. Очень положительный товарищ. Довольно быстро получил комнату в коммуналке. Потом и отдельную квартиру. А сейчас его семья (то есть он с Любой) живут в хоромах, о которых не каждый москвич мечтать смеет. Виталик – воплощение удачливости. Он сделал то, что не даёт спокойно спать миллионам российских провинциалов. Он стал москвичом. И не с углом у тети Маши. А с собственной квартирой! Вообще-то Виталик должен был стать мужем моей жены. Это он Маринке предназначался. Маринкина сокурсница Ольга решила познакомить её со своим двоюродным братом. С перспективой «развития и углубления» отношений. Но кубанский кандидат в спутники жизни Маринку не привлёк. Она ждала столичного принца. В конечном итоге дождалась меня, переводчика из провинции…
Мы втроём сидим в кухне. Люба накрыла стол. Я вытащил из сумки пряник.
- Может, выпьем? – Предлагает Виталик.
- Давай, - соглашаюсь я.
Виталик идёт к холодильнику. Приносит бутылку водки.
- Я не буду, - говорит Люба. – У меня пост.
- А у нас тост, - каламбурит Виталик, наливая две крохотные рюмки.
- Ты где сейчас работаешь? – спрашивает он, опрокинув рюмку и отправив в рот маленький соленый огурчик.
- Переводчиком в КБ.
- Что делаете?
- Ракеты. А ты где?
- Всё там же.
- Кем?
- Вице-президент ООО.
- А-а-а…
Виталик наливает по второй микроскопической.
- Как платят? – спрашивает он.
- По форме носа. Если нравится, то что-то дают. А нет – так зубы на полку. На стороне куски хватаю.
- Как ваша контора? На плаву?
- Процветает. Получила лицензию на торговлю оружием. Деньги потекли рекой. И все в карман начальству. Рабочие и простые инженеры еле перебиваются.
- Это везде так, - говорит Виталик. После второй стопки он слегка захмелел, и его потянуло на воспоминания. Вспоминает, (он всегда это вспоминает когда выпьет) как служил в морской пехоте и его взвод под командованием лейтенанта послали задерживать двух вооруженных дезертиров, расстрелявших своих сослуживцев.
- Мы с лейтенантом на сопке за валуном спрятались, - рассказывает он. – А те двое поливают нас сверху длинными очередями. Лейтенант поднялся, и его тут же прошили. На меня свалился, кровью всего залил. А я как заяц сжался, весь в землю ушёл. Лежу и шевельнуться боюсь. Слышу – БМП затарахтел. Подкатил, возле меня остановился. Из пушки по сопке пальнул – только земля посыпалась. Потом от тех двоих даже ошмётков не нашли. Я на часы посмотрел. Двадцать минут под огнем пролежал. А показалось – всю жизнь. До сих пор забыть не могу.
У меня тоже память странная. Девятнадцать лет назад провожали мы с Мариной Любу и Виталика с нашей свадьбы на вокзал. Пили дома, пили на вокзале, пили в вагоне и наливали пассажирам. Целовались все подряд. Как будто на прошлой неделе это было.
Виталик начинает рассказывать о новостройках столицы, об элитных домах в Москве и умопомрачительных особняках в Подмосковье, которые он возводит. Я с тоской смотрю на слегка початую бутылку. Виталик больше не наливает. Какой садист!
На ночь Люба устраивает меня на диване в одной из комнат. Отопление отключено. Я долго и безуспешно пытаюсь согреться под одеялом. Дверь осторожно открылась.
- Мёрзнешь? – спросил Любин голос.
- Есть маленько, - признался я.
- Грейся, - сказала она и, положив на меня второе одеяло, вышла из комнаты.
Ай, спасибо, Любушка, милая голубушка.
Встал я в восьмом часу. Вышел в кухню. У плиты суетится Люба.
- Доброе утро, - приветствует она. – Садись завтракать.
- Спасибо. А Виталик где?
- На работе. Тебе макароны с маслом или подливой?
- Всё равно.
Я оглядываю просторную кухню. Здесь огромный холодильник Sharp. На столе у плиты – микроволновая печь LG. На тумбочке – цветной Sony. Видно, хозяева деньгами не бедствуют. В углу наверху икона в окладе. Еще одна маленькая на стене притулилась. Раньше Люба религией не увлекалась. Она была даже секретарём факультетского комитета комсомола, должность с иконами несовместимая.
Я ем макароны с изрядным куском мяса и с подливой.
- Не разделишь со мной трапезу? – вопрошаю я.
- Мясную – нет, - отвечает Люба. Она садится напротив меня, ставит перед собой тарелку с постными макаронами.
Было время, наезжали мы с Маринкой к ним на постой. В любой сезон Люба выставляла на стол водку («В этом доме ничего кроме водки не признают» - приговаривала она) и мы не выходили из-за стола, пока не кончалась бутылка. Люба пила вровень со мной и Виталиком, розовела, веселела, шутила и хохотала. А сейчас себе макароны пустые положила и сидит, грустная… Трансформация.
- Тебе еще ночёвка нужна? – спрашивает она.
- Нет. Я сегодня встречусь с товарищем и домой уеду.
- Ну и ладно. А то мы вечером на дачу уезжаем. Квартира будет закрыта.
- Нет- нет, ночлег мне больше не нужен. Благодарю.
Я откланялся гостеприимной хозяйке.
В ожидании автобуса на остановке я потянулся в карман за сигаретами. Зажигалки не нашёл, наверное, оставил в квартире.
- Не найдётся ли огоньку? - обратился я к стоящему поблизости коротко стриженому спортивного вида мужчине. Он посмотрел на меня, как будто я попросил у него сто рублей без возврата, и я убрал пачку обратно в карман. Еду в автобусе. Билета у меня нет. Но мне не страшно. В кармане наготове лежит банкнота. И вот он, голубчик-контролер. Прилетел, долгожданный. Я смотрю на него равнодушно. Можно сказать, что нагло. Наши глаза встречаются. Он проходит мимо.
- Ваш билетик! – обращается он к следующему пассажиру. Тому самому, стриженому, у которого на остановке огонька не нашлось. Тот достает маленькую красную книжицу. Уголком глаза я успеваю увидеть на ней три буквы. ФСБ. Вот тебе и попутчик! Интересно, а в каком звании? Полковники, наверное, на автобусах не ездят. Да и выправка у него – только в топтунах ходить. И кого только нет в московском транспорте! Вчера в автобусе встретился мне депутат Государственной Думы. Позавчера я его по телевизору видел. Он страстно говорил о том, что Россия – не помойка, что она не может и не должна принимать ядерные отходы с Запада. Сидящий слева от меня дядька разложил таблицы на коленках и что-то там карандашом черкает. Вон девушка по калькулятору пальчиком с длинным ноготком тычет. Все в себя погружены. Не видят друг друга. Но зорко следят за тем, чтобы кто-нибудь после себя свёрток или сумку не оставил. Водитель об этом время от времени напоминает. Это раньше оставленная сумочка исчезала быстро и без следа. Теперь от неё все шарахнутся, как черт от ладана…Терроризм.
Из автобуса я спускаюсь в метро. В вагоне обнаруживаю, что тот стриженый, из организации на три буквы, рядом со мной стоит, схему станций метро на стене вагона задумчиво изучает. Как он рядом со мной снова оказался? Случайно, конечно. Но ведь я через такую толпу прошел, на эскалаторе проехал! Дай-ка я сойду и на другой поезд пересяду.