Вступление

Сергей Судаков
Из общипанных кустов сирени с криком вылетела ворона. На скамейке, возле обшарпанной пятиэтажки времен недоперестроенного застоя, взволновались старухи. В кустах скандально зазвенел горячечный голос, кто-то что-то пытался доказать, уповая на собственный темперамент. На крохотном пятачке, со всех сторон плотно окруженном кустами, вокруг старого тарного ящика, удобно расположились четверо почтенных мужей. Импровизированный стол украшали початая бутылка «самопальной» водки, в народе именуемой Крутка, майонезная банка, из которой пили по очереди и ломоть засохшего хлеба.

- Пушкин я или кто? Вон Достоевский себе уже второй раз наливает, а сейчас моя очередь выпить! – горячился Александр Сергеевич Пушкин, уважаемый всеми сторож местного вино-водочного магазина.

- Неправда, я в прошлый раз не выпил, я Гоголю Николай Васильичу передал свою баночку, - оправдывался Федор Михайлович, бессменный дворник ЖЭКа №53 Пролетарского района, самый старший из всех собравшихся.

- А вы, друзья, как ни рядитесь, все в разливалы не годитесь, - подковырнул спорящих Иван Андреевич Крылов, плотный мужчина средних лет, ухватил ломоть хлеба и попытался откусить от него.

Иван Андреевич, натура тонкая и чувствительная, нигде никогда не работал, считался бомжем со стажем, за что в компаниях его уважали. Вот и сейчас, Николай Васильевич Гоголь, заметно захмелевший «еще со вчерашнего», настойчиво пытался обнять Ивана Андреевича и с чувством интересовался у того:

- Иван Андреевич, дорогой, скажи, ты меня уважаешь?

Не смотря на худобу и неумение пить в больших количествах, Николай Васильевич работал грузчиком на местном хлебокомбинате, и все застолья обеспечивал закуской. Хлеб, который он приносил с комбината, неделями хранился дома, плесневел или высыхал до твердости железобетона. Заплесневелый хлеб Николай Васильевич выбрасывал, засохшим же потчевал щедро своих многочисленных собутыльников.

Оживленную и приятную беседу друзей прервало внезапное появление стражей правопорядка:

- А, вот и вся компания в сборе, - довольно ухмыльнулся в пышные усы тучный сержант милиции Дергайло и слегка толкнул локтем худощавого и расторопного напарника, младшего сержанта Удейщука.

Удейщук без слов, сгреб за шиворот Гоголя и поволок его в зарешеченный, видавший виды, милицейский УАЗик. Остальные участники банкета привычно последовали в машину сами, проявляя дисциплину и уважение к властям.

- Правильно! Так им и надо, алкоголикам этим!!!

Под зычный вскрик неуемной Агрипины Донатьевны, в прошлом женщины сомнительного поведения, а нынче, предводительницы, таких же, как и сама она, «блюстительниц нравов», давно растерявших в битве за всеобщее уважение последние крохи здравого рассудка, дверца с грохотом захлопнулась и «луноход» тронулся с места.

После положенных процедур, всех разместили по койкам до утра. Николай Васильевич Гоголь тут же заснул, остальные продолжили прерванную работниками милиции беседу.

Обсуждали идею написания романа «В качель!», но никто не желал браться за этот каторжный труд. У каждого имелись свои убедительные аргументы.

- Я стихи пишу, понимаете, сти-хи! – раздельно, с надрывом увещевал всех Александр Сергеевич Пушкин, - нет, конечно же, я написать роман могу, но зачем мне это надо?

- А я уже столько романов написал, - спокойным голосом рассуждал Федор Михайлович Достоевский, - что ни один читатель за всю жизнь не прочитает.

- А я, господа, кроме басен совсем ничего больше не умею сочинять, - вынужден был с сожалением признать Иван Андреевич Крылов, и тут же процитировал, - беда, коль сапоги начнет тачать пирожник, романы стряпать баснописец, - и натужно рассмеялся.

Думали недолго, приметив лысого мужичонку, с интересом поглядывающего на них из-под куцей простынки, коими надлежало укрываться в аскетичном сем заведении, многозначительно переглянулись.

- Вот кто нам роман напишет! – вскинулся горячий потомок Ганнибала, - как тебя зовут, любезный? – пронзительно и завораживающе уставился на лысого.

- Реб Цви Бен Моше, а проще - Рыбкин, я, Серегой кличут друганы.

Участники совещания переглянулись и в едином порыве принялись уговаривать незнакомца немедля засесть за роман. Особенно упирали на то, что дело это плевое, и по плечу каждому.

- Вот ты кем работаешь, Серега? – обратился к Рыбкину многоопытный Федор Михайлович.

- Охранником, - тут же, как на духу, сознался Рыбкин.

- Коллега!!! – оживился Пушкин, - а стихов, случаем, не пишешь? – Ну, да ладно, это я так, к слову.

Мужичонка держался стойко, противился уговорам как мог, и лишь когда друзья намекнули о заныканной на опохмелку Крутке, душа реб Цви Бен Моше не выдержала и он сдался.

Так роман «В качель!» нашел своего писателя.

2007.07.13.