В тот день шел дождь. Редкие прохожие суетливо спешили в свои дома, к тапочкам, халатам, фартукам и прочим элементам одомашнености. Кого-то с нетерпением ждали, кого-то не ждали совсем, но и те, и другие, в общем-то, счастливые люди — им есть куда спе-шить, идти, мчаться, чего ждать и на что надеяться. Я, в этом смысле, прямо пропорцио-нально отличался. У меня не было, ни теплых тапочек, ни дома, в прихожей которого, они б меня дожидались. Иногда, я даже сомневался во внешнем сходстве с обычными людьми. Мне казалось, что я лишь тень скользящая меж ними и именно поэтому так неприметен — почти невидим. Я переходил из города в город и всюду, со мной происходило одно и тоже — ничего не происходило. Города жили своей жизнью, я довольствовался своей. Как-то оста-новил одного из прохожих и спросил:
— Скажи, мил-человек, видишь ли ты меня?
— Нет, — ответил он, — но запах ощущаю вполне.
В голосе его не прозвучало иронии или куража, прохожий был абсолютно искренен. Он не мог меня видеть, я попросту не существовал для него. Что до запаха, так здесь ничего особенного — я не мылся с пол месяца, если не больше.
В тот слякотный день, я по обычаю своему стоял у грязной забегаловки и просил ми-лостыню. Дела шли из рук вон плохо. За пол дня не собрал на пачку сигарет. Раньше я побирался у церкви, там народ подобрее — пораскошелистее, но, как-то, подошли ко мне двое парней с мордами стафордширских терьеров и потребовали, чтоб либо платил им, либо “рвал когти” в другое место, подальше от их территории. Я не дурень, сопротивляться не стал, (нет смысла писать в лицо ветру — его не замочишь, а свои штаны не отстираешь), но и на дядю пахать с детства не был приучен. Тогда-то и перебрался к шалману этому. Но это так — отступление.
В момент, когда я уж решил уйти и поискать ночлега, (чего без толку мерзнуть), к забегаловке подошел мужичек. Его длинное, слегка полинявшее демисезонное пальто, фет-ровая шляпа, из-под которой на плечи стекали белые волосы, не обещали для меня заработ-ка. Пропустив его к крыльцу, я вознамерился идти своей дорогой.
— Остановись, человек, — окликнул меня незнакомец.
Я застыл, как вкопанный. В голосе его было что-то, заставлявшее повиноваться и ощущать при этом такую легкость души, что впору лететь. Но именно эта легкость, свобода, тяжким бременем легла плечи. Оторопевший, я глядел на него выпучив глаза, не понимая причин этих ощущений. Остатки памяти сохранили в мозгу понятие “причинно следствен-ной связи”, только именно этой “связи” я и не мог найти. Что такое в этом субъекте, застави-ло меня онеметь, почувствовать невообразимый всплеск эмоций? Эмоций, о которых я и вспоминать забыл. Нет ни слов, ни красок, ни чувств, чтобы описать бурю мыслей, пронес-шуюся в моей голове. Остатки ее еще бушевали, когда я, собрав всю свою любовь к незави-симости, которую некоторые называют наглостью, отсутствием гордости или совести и т. д., спросил:
— Чего надо, приятель? Хочешь угостить меня ужином?
— Отчего же и нет? Пойдем.
— Шутишь?!
— Нисколько.
— Тогда за чем же дело встало! — и я подхватив его под руку, почти втащил в ка-фешку. Опасаясь — “не дай бог, передумает”.
— Эй, Надюха! — окликнул дородную подавальщицу, — принимай гостей. Все, что есть в печи..., ну и так далее... Сама соображай.
— Разбогател что ли?
— Покуда есть на свете добрые люди, я миллионщик. Поняла, глупая баба?
— Ой, умный нашелся! Вы зря на него тратитесь, — обратилась она к моему благоде-телю, — пусть бы поголодал, как следует, может на работу устроится.
— От работы кони дохнут. Не смущай человека.
“Человек”, покуда шла наша с Надькой перепалка, молчал и смотрел куда-то в стык между потолком и стеной.
— Ты что, таракана увидел? Так то ничего, бывает и похуже, — заметив направление его взгляда, сказал я и заказал две двойные порции пельменей, двести грамм водки и что-то еще, что сейчас и не вспомню.
Усевшись за стол, я поднял свой стакан и “со здоровьицем” его опрокинул. Закусив, я обратил внимание, что мужик не пьет и не ест, а только смотрит на меня своими синими гла-зами, да так, что ей богу — водка внутри застывала. Буря, улегшаяся было, начала собирать-ся сызнова и с еще большей силой. Тем не менее, я постарался не показать вида охвативших меня сомнений и эмоций.
— Эй, ты чего не ешь и не пьешь?
— Не хочется.
— Ну и зря. Слышь, может ты, тогда, погуляешь или отвернешься для разнообразия. А то кусок поперек горла становится, — все же, не выдержав, попросил его я.
— Не заработанный хлеб не насыщает.
— Вот ты что!.. А какого же хрена ты меня сюда привел, нотации читать?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Ни в чем. Ешь скорее, и пойдем отсюда.
— Куда?
— После узнаешь.
— Слышь, а ты не маньяк часом? Я тут, недавно кино видел, у одного знакомого те-левизор есть. Так там один козел бомжей кормил, поил, а после убивал. Ты не такой? Не то, смотри у меня... — Я потряс в воздухе своим тощим кулаком.
Ни слова, ни угроза не произвели на него никакого впечатления. Он сидел и смотрел мне в глаза. Он сверлил меня электродрелью своего взгляда и я ничего не мог с этим поде-лать. Я ел и не чувствовал вкуса пищи. Я выпил его порцию водки, но не ощутил ни привыч-ной горечи во рту, ни тепла внутри себя. Со мной происходило что-то странное, чего не пе-редать. Покончив с пельменями, я вышел из-за стола, вытирая рот о подклад плаща, и напра-вился следом за ним, уже спускающимся по лесенке, ведущей на улицу. Так, послушного как собаку, он привел меня в расположенный неподалеку скверик, и мы сели на одну из мокрых скамеек. Их еще не убрали на зиму.
— Ты догадался — кто я? — спросил он, первым нарушив молчание.
— Нет.
— Врешь! — с искренним недоумением воскликнул он.
— Послушай, чего тебе от меня нужно? Я не знаю тебя, впервые вижу и все такое...
Внезапно охватившее беспокойство не давало мне говорить. В какое-то мгновение оно едва не задушило меня. Попытавшись уйти, я не смог оторваться от скамейки.
— Ты боишься?
— Да, мне страшно. Ты доволен?
— Тебе нечего бояться. Я пришел, вернулся сюда ради тебя. Но тебя прежнего. Не такого как сейчас. Ведь ты желал этого?
— Мне не понятно, что ты говоришь. Мне страшно и холодно. Я пошел.
— Куда?
— Без разницы... Скажи, наконец, кто ты?
— Христос, — с лукавой улыбкой ответил он. — Устраивает? Неужели так и не дога-дался?
Ответ прозвучал громом среди ясного неба. (“Издевается что ли?”) Я отшатнулся, но он смотрел на меня своими синими глазами, и тысячи холодных игл пронизывали меня на-сквозь.
— Ты не врешь?
— Вру, конечно. Но у тебя такой вид, будто ты и впрямь поверил.
Да, я поверил, вернее, почувствовал его власть и свою готовность идти за ним на край света. Только бог, явившись вот так — невзначай — может сотворить с человеком подобное. Он встал и, улыбнувшись чему-то, ни слова больше не говоря, пошел прочь. А я послушно поплелся за ним, не обращая внимания на лужи, на падающие за ворот первые снежинки. Мне было холодно, но я не замечал этого. Так как был совершенно очарован, порабощен. Я видел впереди только его силуэт и шел, и шел, и шел...
Порой, что-то внутри меня скептически спрашивало: — “Ты парень с ума спятил? Ведь образованный же человек, даром что бомж, а проходимцу какому-то доверился. Загля-ни в местный дурдом — там каждый третий “бог” и каждый второй —“ангел небесный”. Оч-нись, пока не поздно...”
Надо сказать, что некоторые сомнения он все же посеял во мне. И я, устремив взгляд в спину незнакомца, пытался прочесть его, понять кто он и что в действительности ему от ме-ня нужно.
— Оставь сомненья! — обернувшись, приказал он.
— “Всяк сюда входящий”... — мысленно добавил я, почувствовав некоторую анало-гию между своим состоянием и внутренним состоянием Данте…
А незнакомец все шел и шел, не оборачиваясь больше. Я, несмотря на сомнения, про-должал следовать за ним, все чаще и чаще ощущая себя собачонкой на привязи. Поводок находился в крепкой руке незнакомца.
Вскоре мы вышли из города. Шагая по автостраде, я вдруг заметил, что за все время, мимо нас не проехала ни одна машина. Несмотря на вечернее время, трасса должна просто кишеть автомобилями, мчащимися как в одну, так и в другую сторону. Что заставляло меня так, безропотно, идти за этим человеком? Отсутствие воли, любопытство или наплеватель-ское отношение к себе? Что?!
В движении, прошли и вечер и ночь. Наступало утро. Солнце с трудом отвоевывало каждую пядь грешной земли, пробиваясь сквозь плотную завесу тумана. Ночью я не видел своего поводыря, так как ни одна звездочка, ни разу не взглянула на землю. Но присутствие его ощущал непрерывно. Не ведая усталости, в абсолютной прострации, я шел и уже не ка-зался себе собачонкой на привязи. Нет! Я чувствовал себя ягненком, следующим туда, куда укажет пастух. Мне было холодно. Мне было страшно. Мне...
Туман не рассеивался. И о том, что где-то взошло солнце, указывала лишь серость, пришедшая на смену черни. Но уже одно знание того, что солнце существует, вселяло в меня некоторый оптимизм. Хоть и очень слабый. Я боялся остановиться. Боялся пастушьего бича. Мне казалось, что как только я поступлю иначе, чем так, как предначертано, (пусть неиз-вестно кем), и в воздухе раздастся свист... Не предполагаемая боль страшила меня, а лишь подтверждение собственных опасений. Потому как, тогда, не останется ничего...
Вдруг, из тумана вышел человек!.. Это был юноша лет шестнадцати. Он шел прямо нам навстречу. Обыкновенная джинсовая курточка поверх футболки, протертые на коленях джинсовые брюки... Это все, что должно было согревать его от холода. При одном виде столь легко одетого человека, в такую стужу, по моему телу прошла дикая дрожь, и я спря-тал голову поглубже в воротник своего пальто. Но едва он поравнялся со мной, как тут же меня словно бы окунули в теплую воду. Приятная истома разлилась по телу, а следом и душа отогреваться стала. Потом произошло невообразимое: туман окрасился в золотой цвет и вихрь немыслимой энергии закружил надо мной. Я слышал голоса, зовущие меня. Я чувст-вовал руки, тянущие меня в разные стороны и едва не сошел с ума от всего этого. Неожи-данно, все прекратилось... Я стоял посреди туманного круга, половина которого была серой, и от которой веяло, уже ставшим привычным, для меня, холодом. Другая половина, имела золотую окраску, и веяло от нее теплом. В свою очередь, в каждой половине общего круга, находились еще два — поменьше. Оба они были цвета своей половины, только ярче и оба, краями своими, делили меня напополам. В центре же каждого из них стояли седой незнако-мец (в сером), и «золотой» юноша в круге соответствующего цвета. Они оба смотрели так пристально, что я смутился. На меня глядели всего два человека, а казалось, что смотрит, по меньшей мере, вся Вселенная. И тут, краем сознания, я понял — мне предлагался выбор. Не задумываясь, я шагнул в желтый круг. Почему не знаю до сих пор. Едва шаг был сделан, как туман исчез и солнце, ослепительное, почти белое окутало меня своими лучами.
Юноша зашагал по шоссе, а я засеменил следом. Поначалу радости моей не было гра-ниц. Я купался в тепле, я чувствовал такой прилив энергии, что чуть не обогнал своего про-водника. Но по мере того, как солнце поднималось над линией горизонта, силы мои иссяка-ли. Скоро я возненавидел светило и юношу, и изливающий жидкое стекло асфальт дороги. Кульминация наступила в тот момент, когда солнце заняло место в зените. Я почувствовал, что, расплавляясь, скоро растекусь по асфальту и испарюсь, слившись с миражами. Как только сознание стало покидать меня, навстречу вышел седой незнакомец...
Поравнявшись, он принес мне прохладу. Словно родник посреди пустыни, он казался мне желанней всего на свете. И снова образовался круг... На сей раз я, не задумываясь, вошел в серую часть.
Радость прохлады оказалась недолгой. Свой плащ и свитер я бросил, когда изнывал от жары, а потому, вскоре почувствовал холод. Зубы мои танцевали Степ. Кожа посинела. Ноги начала сковывать судорога. И вновь разыгралась буря...
Я несколько раз менял поводырей, кидаясь, таким образом, из крайности в крайность и скоро мне это надоело. Как только в очередной раз образовался круг, я словно капризный ребенок уселся прямо на границе разделяющей цвета Проводников. Что тут началось... Земля и небо стали меняться местами, превращаясь в адскую карусель, или в “чертово колесо” вращающееся с бешеной скоростью. Посреди всего этого хаоса, я был, словно щепа, бро-шенная в гигантский водоворот и оставалось только зажмуриться... Картинки, появившиеся черт знает откуда, захватили мое сознание. Кто-то крутил обратное кино, где задом наперед двигались люди, машины, летели облака, садилось и вставало солнце. В какой-то момент, я увидел себя в окружении толпы, которая вовсе не стремилась избить меня или что-то, тому подобное. Нет, они смотрели мне в глаза и цвели от счастья, которое им принес я. Да и сам я, тоже был счастлив и, что самое главное, свободен! Но, все это, удалялось от меня с неверо-ятной скоростью...
Буря улеглась неожиданно. Осторожно открыв глаза, я понял, что сижу на ступенях забегаловки. Рядом со мной лежит моя шляпа, в которой поблескивают три пятикопеечных монеты. И только теперь, пришла в голову мысль о том, что я так и не узнал — чем бы все закончилось, пройди я тот или иной путь. А может и не было никаких путей, и все лишь бред размечтавшегося, не в меру, бича? Если это так — то что стоит человек, не вынесший, даже в грезах!.., бремя своей мечты?..