Мой приятель Андреич, парень хозяйственный и рукастый во всех отношениях, задумал однажды склеить трещину в крышке унитаза. Подходящий клей был в наличии на заводе, где Андреич работал. Только как вынести? Предприятие режимное, спрятать некуда – лето и всё на виду. Но Андреич шибко смекалистый. Налил клей в полиэтиленовый пакет под завязку, заправил в трусы, ремень подтянул – со стороны не заметно вовсе – и смело двинулся к проходной.
Надо отметить, кроме прочих достоинств, что к женскому полу Андреич всегда большой симпатией озабочен был. А впереди него девушка шла. Хороша чертовка. Фигурой заигрывает. Платьице лёгкое, на солнце просвечивается – бельё нижнее нижнего. Андреич с женой в разводе состоял. Темперамент, естественно, не погашен, и под впечатлением он возбуждаться стал не на шутку. Клею и без того тесно в пакете, а тут ещё, от внезапно взбухшей плоти, гидравлический удар получился. Пакет и порвался. Андреич аккурат посреди проходной был, пропуск ВОХРушке приготовился предъявить, когда изо всех щелей промеж пуговиц ширинки клей наружу потёк. На брюках следы образовались, точь-в-точь, как на платье у Моники.
ВОХРушка молодая, да натренированная зараза, непорядок сразу заметила. Хвать за пропуск и тянет. Андреич – тоже не промах – не растерялся, пропуск не отпускает, давай зубы заговаривать.
– Да ты чё?! – говорит. – Поллюция у меня! В натуре! Жена ушла, а дело молодое. Обторчался вот ненароком.
Та уши развесила, чуть на слово не поверила, но, как назло, продукты этой поллюции обильно хлынули из карманов и в сандалеты накапали. Она просекать начала, да спрашивает хитро:
– Уж не половой ли ты гигант, как я посмотрю? – а сама всё пропуск выдёргивает.
Ему отступать некуда. Он ва-банк пошёл.
– Гигант, не гигант, – отвечает, – но жениться твёрдо обещаю. Только пропуск не забирай.
Неизвестно, что больше сработало, – обещанье жениться или до идиотизма молодцеватый вид Андреича? – но ВОХРушка растаяла.
– Ладно, суженый, беги подмываться. Знаешь, где меня найти. Увидимся вечером, – и отпустила его с приклеенной к трусам репутацией жениха.
Вырвался Андреич на волю да быстрее ветра домой помчался – отклеивать, пока не засохло.
Примерно на середине дороги липкое ощущение сырости внизу живота стало трансформироваться в настойчивую, железную хватку, словно некая мистическая рука пыталась твёрдо обжать механизм с помидорами.
"Лодка диким давлением сжата. Дан приказ: дифферент на корму! Это значит, что скоро ребята…" – просквозила тревожная ассоциация. Времени осталось в обрез. Клей засыхал быстро, держался прочно. Ведь марка была, что надо, только не для такого случая.
Ноги ускорили ход, но с каждым шагом обжатие усиливалось, сопровождаясь навязчивым зудом. Срочно требовалось осмотреть хозяйство. Пересекая парковую зону, Андреич шмыгнул за кустик, и попытался рассупонить брюки, да не тут-то было, – остекленевшая ширинка напрочь засекретила доступ. Пришлось действовать грубой силой. Наконец, чередой нервозных манипуляций, препятствия были устранены, и ему удалось-таки заглянуть в закрома.
Свиная сарделька в оболочке с кучеряшками под белым соусом, – вот первое, что пришло на ум. Не теряя присутствия духа, Андреич решил проверить на ощупь: оболочка оказалась довольно крепкой, а соус – застывшим.
– Прямо экспонат для музея восковых фигур! – невольно вырвалось вслух.
Между тем, мысли переключились на предстоявший романтический вечер, который глупейшим образом оказывался под угрозой. Первый раз в жизни ему так тупо не повезло. Пока он прикидывал варианты, за спиной, словно гром, прозвучал вопрос:
– Гражданин! А вы, почему здесь делаете?!
Обернувшись, Андреич получил психологический удар ниже пояса: старательно выдувая в свистки попурри из мелодий убойной силы, перед ним стояли два оперативных милитона с дубиноватыми палицами. Они трое суток просидели в засаде, поджидая хоть какого-нибудь маньяка. Их руки заметно чесались по настоящему, оперативному делу.
– Документы, э…, будьте любезны! – вежливо рявкнул старшой и согласно правилам задержания сексуальных маньяков приложился холостым, предупредительным ударом палицы.
Удар пришёлся по зачехлённому экспонату. Получилось не больно. Андреич не стал раскрывать свой маленький секрет, а ловко воспользовался им, заголосив:
– Мужики! Всё, что угодно, только по протезу не бейте! Я же инвалид половой группы!
– А ну, покаж! – потребовали менты.
– Только, чур, руками не трогать! – предупредил Андреич и выставил свой муляж на показ.
– Ну, надо же! – удивились те. – Действительно: стручок из натуральной пластмассы. С таким не забалуешь! А мы тебя за маньяка приняли! – их сочувствие явно перешло на его сторону. – Как же тебя угораздило?
– А, с "Виагрой" экспериментировал да малость переборщил. Доигрался, короче. Последствия оказались несовместимы с интимной жизнью. Под самый корень оттяпали, сволочи! – стараясь не переигрывать, Андреич упрятал свои принадлежности с глаз долой. – А что делать? Купил в секс-шопе штуковину, приладил. Вот, привыкаю теперь, жить по-новому, – с этими словами он учтиво раскланялся, и был таков.
Добравшись до дома, Андреич поспешил избавиться от улик. Пришлось изрядно повозиться и рашпилем, и ножом для колки льда. Потом он мокнул очищенный корешок в раствор марганцовки на спирту с ацетоном. Для профилактики. Тут, конечно, такой обалдец получился, что от остроты ощущений он на стену полез, с выпученными как у мухи глазами.
Естественно, за этими хлопотами ему в тот вечер было не до романтики. Впрочем, в другие вечера тоже. Ведь раны в некоторых чувствительных местах заживают долго. Да и шрамы остались глубокие, и не только на душе. Хотя впоследствии эти шрамы стали играть ему на руку. Они же украшают мужчину, в конце-то концов. Не правда ли?
18.04.2003 г.