Когда я нервничаю, я перестаю себя контролировать. Мне хочется одновременно плакать, глубоко дышать, уплетать швейцарский шоколад Тоблероне и сидеть, скрестив ноги. Но сейчас не совсем подходящая ситуация, чтобы воспользоваться хотя бы одним из моих фирменных рецептов от стресса.
Я сижу у Салю в ресторане и, как назло, одела свои самые дурацкие штаны. А ведь собиралась же утром одевать платье... Штаны, впрочем, очень даже ничего, я когда их увидела на Лэйксайде, даже вешалку сломала нечаянно, так бежала с ними к толстой диди-продавщице... Триста рупий, темно-оливковый цвет, приятный на ощупь хлопок. Но дизайн – как-будто часть костюма циркового баллетриста. Непальская мастерица перестаралась с завязками внизу штанины, и присандалила зачем-то крупные куски ткани по бокам. Если их не завязывать, они будут свисать, словно уши бассета, и щекотать икры. Вот угораздило же сегодня выскочить в них на улицу, как я думала «всего на несколько минут», а еще до сих пор домой не попала. И дождь полил, как из ведра. Забежала, естественно, к Салю, за порцией своего непальского «дут-чиа».
И тут как раз он. Сказать, что появился – ничего не сказать. Он просто «нарисовался». В какую-то минуту разговоры прекратились, даже француз заткнулся, который с утра до ночи рассказывает Салю о календаре цивилизации Майя (причем Салю не умеет ни писать, ни читать).
И все смотрят на него. Вован приехал. Эй-здорово-как-дела, только- вот прилетел, ну садись чаи гонять... И пошел по кругу чайник с японским рисовым чаем, а затем еще какой-то травяной сбор заварили, печеночный... Я пью горьковатый настой и не могу оторвать своих глаз от него. Какой он большой. Скорее толстый, чем большой. Надежный, это уж точно – мне сердце подсказывает. У него большие, грустные глаза – о боги, это же именно то, что я так люблю! Сердце начинает выплясывать под Барток. Я не знаю, радоваться ли мне или огорчаться – сердце тук-тук, глаза прикипели к нему намертво... Судьба? Не иначе как да. Все мои мужчины – это всегда «судьба».
Он постоянно разговаривает, и в конце каждого предложения делает паузу и останавливает взгляд на мне. Смотрит в упор. И у меня уже теплеет внизу живота. А в этой тишине чувствуется столько мудрости, тайных знаний и притягательного жизненного опыта... Мне хочется молча встать, подойти к нему поближе, обнять, вдохнуть его теплый запах – осторожно, чтобы не дай бог он не заметил... И раствориться в уютных объятиях навсегда...
О-го, вот это я замечталась. Так, ведь он же сейчас заметит, что я пялюсь глазищами, словно баран на новые ворота. Ну как же я всегда умею отпугнуть и все испортить! Дура. Триста раз дура. По щекам уже пополз румянец, я чувствую. А его, как говорят психологи, не скроешь. Ну конечно же он все это заметил. Улыбнулся. Да, он все понимает. Но и не прячет глаза, а значит... Это может значить только одно – я ему нравлюсь! Ура! Ликую.
Ведем беседы о путешествиях, конечно же. Он уверенно и очень плавно жестикулирует, придавая словам живую образность и глубину. Оратор. Великолепный. Завораживает. И настораживает – где же подвох? Ну почему же я одела эти штаны! Если бы в платье, сейчас закинула б колено на колено и проверила бы его окончательно. И не выкрутиться. Но нет, колени спрятаны под темно-оливковой тканью. Пытаюсь отвлечься от него и переключиться... черт, на что же переключиться? Ага, буду считать лампочки на гирлянде вдоль крыши. Так, слева-направо получилось 108. Символизм?
Когда я в который раз пересчитываю свою гирлянду уже справа налево, замечаю, что он, оказывается, все это время не отводил от меня глаз. И продолжал, при этом, активно поддерживать беседу. Господи, ну вот я, кажется, снова влюбляюсь. Только не сейчас, пожалуйста! Но глаза, какие же у него глаза. Я понимаю, что это мой мужчина. А знаете почему? Да потому что я мгновенно чувствую желание родить ему ребенка. Скажете, что смешно, мол, дура набитая. И наивная. А может, это интуиция у меня такая. И вообще, со всеми мужчинами, которым я спустя 30 секунд разговора уже была готова рожать ребенка, у меня, естественно, случались романы, и, как правило, весьма бурные. Так что не надо мне рассказывать, что я летаю в облаках.
Итак. Какой же применить план действий? Начинаю нервничать. Продолжать молчать? Говорят же, что молчание – золото. «Я сегодня помолчу – я понравиться хочу». И еще это признак ума. Но слишком долго держать язык за зубами тоже нельзя, потому что он же – оратор... Так, вариант номер два – перевести разговор на диалог «я-он». Ну чтобы разговаривали только мы, а все остальные не перебивали, не мешали и общались между собой. Они поймут, что у нас «своя» тема для разговора. Нет, никто не обидится, я-то знаю. Гриша закурит сигарету и будет вспоминать о том, как когда-то в Москве работал на телевидении и ездил на съемки. Дима сначала будет слушать нас, а затем заведет разговор с Китайцем. Конечно же о Конфете – как она там, девочка любимая? Ведь Китаец только приехал недавно, и, соответственно, он последний человек, который видел объект обожания. Китайцу ничего не останется, только рассказывать дотошные детали о длине ее волос, о том, какой кофе она заказывала последний раз в Шоколаднице на беглой встрече перед его отъездом... Нет, все будет замечательно, никто и не заметит, что я на самом деле «украла» собеседника. А потом я уж точно возьму все в свои руки.
От этой мысли у меня начинает кружиться голова. Так, срочно нужна тема, интересная тема для разговора! Как это непросто, угадать, что же нравится человеку через пять минут знакомства. Книги? Нет, слишком банально. Йога? Вполне возможно, ведь каждый второй путешественник в Азии болеет желанием совершенствоваться... Нет-нет, вот глупая! Как же я сразу не догадалась! Искусство.
Да. Тема для разговора, которая будет ему интересна - это, конечно же, искусство. Вован – художник. Балдеет от Японии. Осматриваю стены ресторанчика – да, Салю рассказывала, как «биг рашн мэн» несколько лет тому назад разрисовал стены. Причудливыми рыбами с человеческими лицами, чеширскими котами с улыбкой Мефистофиля, летающими толстыми буддами, с поднятыми вверх руками и словом «Лююбоооооффъ»...
Тушу окурок в пепельнице. Мы встречаемся глазами. Мои карие и его, тоже карие. Подходящий момент для того, чтобы задать вопрос. Заинтересованно так. Любой вопрос. Например, с какого возраста ты начал рисовать, или что-то в таком же духе...
И тут случается то, что в американских фильмах называют «дизастер». Катастрофа, то есть. В дверном проеме появляется Вася. Василий. Очки от Паломы Пикассо, которые Вася забрал у своей Ленки и носит теперь, как самый стильный аксессуар, шорты кислотно-зеленого цвета из натуральной конопли, рубашка с надписью Nicobar Island и голый волосатый живот. В ухе пирсинг, волосы выстрижены на уже седеющих висках, а сзади красуется длинная грива, как у динозвара. Конечно же Вася пришел к Салю ужинать. Попробую угадать, что он закажет – тост с сыром и тарелку риса с овощами. Как всегда. Ай-яй-яй, Васенька! Ну не вовремя ты...
- Вован! Ну надо же! Как дела, дружище?
- Да потихоньку, Василий. Присаживайся к нам, тут у нас такой коллективчик, я бы сказал, «специальный» собрался... – заговорчески подмигивает мне Вован и наливает Васе японского чая. - А у тебя чего нового?
- Да Лена вот должна через неделю прилететь с малой. Все, уже хватит, наездились по бабушкам в России. Поеду встречать в Катманду, вот даже думаю джип взять напрокат, чтобы девок своих с ветерком прокатить по непальским серпантинам. Ты же знаешь какая у меня малая капризная – если чего не так, это же не будет спокойствия никому. – Вася делает громкий глоток чая и оборачивается к Салю, чтобы заказать еду.
Я слушаю и начинаю нервничать. Гриша уже курит сигарету, он уже не здесь, а где-то в огнях софитов, на площадке, с камерами и гримерами... Дима тихонечко рассказывает о товарище, у которого Хонда объемом на 250 кубиков... Эх, Вася. Я теперь чувствую себя, как выброшенная за борт. Без спасательного жилета, конечно же. Ну ничего, сейчас наговорятся и я словлю свой момент...
- А твоя семья когда приезжает? – Вася снимает очки.
Что?! У него есть семья? У меня резко что-то оторвалось внутри и громко плюхнулось вниз. Наверное, сердце.
- Нет, они в Москве сейчас. Ольга с малым у мамы гостит. А я здесь пока буду, там посмотрим.
- А как малыш?
- Да растет, наблюдаю за «подростающим поколением», так сказать. Такая прелесть! – Вован улыбается.
Улыбается и с каждой секундой теряет ореол харизматичности и привлекательности. Для меня, конечно же. Теперь он отец. В моих глазах. Ну как же я могла так сглупить?
Встаю из-за стола, собираю ключи, «Невыносимую легкость бытия» Кундеры и сказав всем «Спокойной ночи», собираюсь уходить. Стол гудит разговорами, как улей. Последний раз смотрю на человека, которому я пять минут тому назад хотела родить ребенка. Меня опередили, как оказалось. Как же хорошо, что ты пришел, Васенька. Я мысленно благодарю Василия за то, что расставил все по местам.
Как ни крути, вечер все равно удался. Никто не умер, никто не обиделся. Все выглядят весьма довольными. И сегодняшним, и завтрашним днями. Ну я немножко невписалась, потому что надо меньше придумывать глупостей и спускаться периодически с небес, иначе ноги разучаться ходить. Я думала об этом, сидя на полу своего номера. Нет, мне совсем неплохо. Я не плачу. И уже даже не ревную к тому, что произошло не со мной, а с другой женщиной. Нет, это, конечно, здорово, и я им только добра желаю... Но что-то в очередной раз внутри щелкнуло...
Когда я нервничаю, я перестаю себя контролировать. Мне хочется одновременно плакать, глубоко дышать, уплетать швейцарский шоколад Тоблероне и сидеть, скрестив ноги. И сейчас для этого – самая подходящая ситуация.
С кусочком шоколада за щекой, я возвращаюсь в состояние «Жду».
Жду. Жду. Жду.... Я жду тебя, Лююбоооооффъ...