Стоят и зевают. Над городком давно уже взошла щербатая луна, а на стене соседнего дома в поисках ужина резвится хрупкая стайка гекконов. Нет, она ему, конечно, нравится, и беседовать с ней интересно и познавательно, но только как же Конфета?
Она, наверное, сейчас тоже стоит на балконе, в тысячах километров отсюда, и смотрит на свое звездное или не очень небо, думая о нем. А может, все это продукт уставшего от одиночества мозга, и он развлекает себя такими-вот картинками? Уехал же неизвестно куда, ну горы Гималаи – это, несомненно, место интересное, но конечно же не весной, когда все студенты и она сдают сессию, а летом, когда каникулы. Ну и что, что в Непале сезон дождей? Ведь мог же подождать, пока она закончит семестр, мама говорила ей, что образование важнее, чем поездка в неизвестность. И неважно, что у него как раз случился отпуск. Мог и перенести, если захотел бы. И вот Конфете вовсе нипочем бодрствовать по ночам, когда утром в институт, да еще и мама заболела, и сессия на носу...
Он продолжает курить, держа сигарету тлеющим концом вниз. Конфета... И почему это он так ее называет? У нее сладкие губки, ямочка на подбородке, прямые темные волосы. Она носит очки в грубой оправе и заразительно смеется, показывая крупные белые зубы.
Когда они ездили в лес на пикник, ему нравилось сидеть на поваленном бревне, курить и наблюдать за ней. Вот она смеется, наливает еще вина в бокал, рассматривает бутылку, деловито прищуриваясь... И вот ее губы, пробегая по его щетине, задерживаются на мгновенье на его виске и щекочут ухо. Она совсем еще ребенок, но такой притягательно-женственный, нежный и, как ему хочется верить, неиспорченный цветочек.
Его совсем не смущает их весьма значительная разница в возрасте, и что когда они разговаривают по телефону, ему приходится шептать и прятать трубку от любопытных сослуживиц, которые одевают юбки покороче и томно проводят руками по шелковым чулкам, ища повод для встречи вне офиса.
Нет, ему совершенно неодиноко – у него чудесная квартира в самом центре города с хорошей парковкой и вежливым консьержем, на работе дела идут с каждым днем все лучше и лучше (Тьфу-тьфу!), по вечерам – друзья, бильярд и Карлсберг. А на уик-энд он иногда ходит к маме на обед – ненадолго, как хороший сын. Он тщательно пережевывает еду (врач посоветовал диетическое питание, шалила поджелудочная), целует маму в плечо и спешит на встречу с Конфетой.
Когда они гуляют по улицам, она так трогательно показывает пальцами на понравившееся пальто в витрине бутика, не замечает шоколадные усы на губах, когда они сидят в кофейне, смешно копирует звезд телешоу и показывает язык притормозившим рядом водителям на светофорах. Маленькая девочка, в которую он, кажется, влюблен...
Так... Стоят, как дураки какие-то. Оба причем. Она – потому что молчит, вздыхает и ждет, что он сделает первый шаг. Она так устала искать ненаглядных и единственных. В дороге полно приключений, случаются кратковременные, но выжигающие страстью в сердце дыры романы. Но потом у каждого свой путь, и она уезжает утром на автобусе, пока объект страсти мирно досыпает в отеле.
Прежде ей хотелось найти своего идеального мужчину и доверить ему все, даже шкатулку с безделушками, которую она возит с собой с 15 лет. В этой шкатулке – все ее богатство: бабушкины коралловые бусы, несколько марок 1964 года, вышитая крестиком открытка, подаренная подругой на Рождество и колечко с лунным камнем. Она бы отправилась с любовником в любой конец света, готовила бы на завтрак французские тосты и кофе, говорила бы «люблю» утром, в обед и вечером, а ночью тихонечко дышала бы ему в затылок.
Но теперь ей это неинтересно. Особенно после Рони, с которым ничего не получилось и осталось много горечи: разница в возрасте более чем в два раза, его невозмутимое вранье и привычка курить марихуану с утра пораньше. В их квартире она любила лежать в гамаке на веранде, делать вид, что пишет рассказ, и ждать вечера, чтобы побыстрее закрыть глаза и притвориться, что «случайно» уснула. Он не станет ее будить, и ей не придется лежать рядом с его старым телом и слушать, как его желудок переваривает лазанью со шпинатом, съеденную на ужин.
Все сложнее было прятаться в ванной, когда начинает кружиться голова и надо принять лекарство. Уже год она борется с раком крови. Болезнь, кажется, отступила, но ей все еще не всегда удается поужинать без тошноты и пройти несколько сотен метров, не вспотев, как в сауне.
Врачи давали не самые лучшие прогнозы и рекомендовали как можно меньше волноваться, есть морковь и отправиться путешествовать (интересно, это, наверное, новая тактика медперсонала по отношению к так называемым «смертникам» - поддержать и обнадежить, похлопав, как родного по плечу, и предложить какое-нибудь безумие, как выход из сложившейся ситуации). Но она согласилась – а почему бы и нет? Уехала в Непал – тихо, красиво, бабочки и Гималаи. Он приехал месяцем позже, к другу, ушел в трек и встретил ее после, худой и задумчивый.
Ах, ну как раз такой, как ей нравится!
Ей кажется, что она поступает несправедливо по отношению к своим мужчинам, не рассказывая им о своей болезни. Она думает, что ее немедленно бросят, и никто не захочет иметь дело с проблемной барышней, у которой нет ничего, кроме дурацкой шкатулки с барахлом, огромных карих глаз и рака крови. Она смотрит на себя по утрам в зеркало и говорит «еще одно доброе утро».
После последнего сеанса химиотерапии она вынуждена носить очень короткую стрижку, сквозь волосы проступает белый череп. На вечеринке у друзей ей кто-то сказал, что никогда до этого не видел, чтобы женщине было «так офигительно» красиво с подобной прической. Проплакала всю ночь по своим потерянным, густым кудрям.
Ей страшно и она боится мужчин с серъезными намерениями. Бывает плохо – она покупает сладости и ест их перед телевизором. Или когда еще хуже – комплект белья, чтобы дефилировать перед зеркалом в гордом одиночестве. У нее не было мужчины вот уже три месяца. Она не ищет, но ждет, когда в ее дверь постучат. Она знает, что кокетничать – скучно, ведь результат известен уже в начале: либо мужчина тобой сразу заинтересован (взгляд, попытки обратить на себя внимание, комплименты и особый тембр голоса), либо он отводит взгляд в другую сторону и переводит разговор на политику или общие вопросы ниочем.
Она неоднократно писала новеллы о «своем» мужчине с надеждой, что написанное станет в один прекрасный момент явью. Но случалось по-разному. И теперь, оставив далеко позади свои мечты и веру, она охотилась за сексом, простым физическим контактом, который позволял ей на секунду забыть об одиночестве, болезни и непонятной жизни, которую она судорожно проживала.
Они познакомились около месяца тому назад. Он сразу понравился ей своей бородой, серыми выразительными глазами и сходством с прежним мужем: такой же дохлый, так же любит поесть (удивительно, куда все это бесследно исчезает), и так же много курит. О Конфете он, конечно же, рассказал – в первый день знакомства. «Защищается», подумала она. «Защитился?», неуверенно предположил он.
Их комнаты находились друг над другом, отель был пустой, и менеджер Говинда откровенно скучал без клиентуры, играя в карты в фойе гостиницы. Она рассказала ему почти все о себе за завтраками, ужинами и в комнате за сигаретой в полуденный зной. Он всегда внимательно слушал и рассказывал о себе. Они достаточно много смеялись. Они даже привыкли друг к другу, и когда как-то он укатил куда-то по делам и она увидела первый раз за день уже за ужином, в сердце приятно заколотило: «соскучилась!» Он тоже был рад ее видеть.
Иногда они смотрели вместе кино на ее ноутбуке в номере, покуривали гашиш и ели шоколад Кэдбери. Горели свечи, антимоскитная спираль и благовония, в подношение маленькому Ганешу, для которого она соорудила символический храмик из платка, бус, кусочка мрамора и свечей посреди своей комнаты. Все жутко романтично, да, но секса у них не было. Они даже не целовались, хотя поверить в это сложно, особенно при наличии такой вот интимной обстановки. Ей даже хотелось сказать какую-то глупость, ну что-то типа «поцелуй меня», или что-то еще, когда ужасно надоедало ждать и хотелось «любви». Но он всегда вставал, благодарил за вечер и уходил спать вниз, в комнату, где пахнет мужчиной. Лежа в постели, она еще прислушивалась некоторое время к шороху внизу, пытаясь представить себе, как он выходит из душа и гасит свет. Она все еще наивно надеялась услышать стук в свою дверь. Но время шло, через месяц она улетит в Таиланд, а он... А она куда-то еще.
Сегодня вечером они, как всегда, сидели в ресторанчике напротив и болтали о любви и глупостях. Он тихо сидел слева от нее и молчал, она же наоборот развела полемику с его другом. Мягкие булки с яблоками, зеленый чай и животрепещущий разговор как раз о том, чего им троим так не хватает – ну конечно же о любви и...отношениях.
Они развлекались тем, что выворачивали наизнанку свои тайные страхи и откровения, притворяясь, что разговор, на самом деле, самый что ни на есть обычный. Но все при этом понимали, насколько накаляется атмосфера. Люююбооофффь... Вот о чем кричало сердце. Ей на секунду показалось, что у них наконец-то что-то получится – вторая ночь после полнолуния, послевкусие беседы, предвкушение чего-то необычного...
...Стоят, зевают. Луна устало закатила глаза и утонула в тучке. Окурок летит с балкона прямо в куст алого хибискуса (фу, какая противная привычка!)
- Спокойной ночи! (его голос вынес вердикт)
- Да, давай, конечно, до завтра (ее голос задрожал и осекся)
И завтра все повторится снова, если она не уедет в Катманду, а он не забудет на миг о Конфете... Но как же забыть о сладкой девочке из мечты?