Душевнобольной

Дмитрий Зоран
Душевнобольной

Во второй раз мне удалось выйти из тела гораздо легче, чем в первый. Закрыл глаза, вспомнив, что тело так и сидит не моргая, глубоко вдохнул, невольно напрягся и... вот она лёгкость и свобода. Оглянулся назад, увидел себя в потёртом светло-коричневом кресле. Тёмное дрожащее марево, в виде трубы протянувшееся от меня к моему телу, мешало рассмотреть подробности. Я радостно засмеялся и полетел вверх, прямо сквозь потолок и низкие осенние тучи.
Солнце…
Давно его не видел, три недели подряд льёт дождь.
Пять лет назад я нашёл у деда в библиотеке старую потрепанную книгу, которую написал его дальний родственник Василий Степанов, но её никто не стал публиковать. Дед мне что-то объяснял почему, но я его не слушал. В ней родственник описывал свои путешествия по разным странам. Мне эта книга сразу понравилась, я перечитал её несколько раз, и особенно меня заинтересовала глава про Индию. Когда он попал к группе людей, которые путешествовали по миру, выходя из тела. Я сразу поверил в это, поскольку книга не художественная и Василий Степанов, клялся деду, что ни слова не выдумал. Эти люди рассказывали Василию, где побывали, он тоже захотел этому научиться, но ничего у него не вышло. А я стал тренироваться по их схеме, долгих пять лет, и вот вчера у меня впервые получилось, я делал дыхательное упражнение, уже ставшее для меня рутиной, и вдруг что-то почувствовал, поднапрягся сильнее и увидел себя со стороны. Очень испугался, сразу нырнул обратно, решив, на сегодня хватит, у меня до вечера тряслись руки и ноги. На завтра как следует подготовился к первому долгому путешествию, больше морально, чем физически.
Радости моей не было предела, весело смеясь, полетел вокруг земли, со всей скорости. Массивные дождевые тучи сменились облаками, вскоре кончились и они, я увидел внизу море, с орденом Крыма. Всегда мечтал здесь побывать, но никак не удавалось. Спустился пониже, по дорогам ползут машины, в городах по улицам, еле заметные с высоты, ходят люди. Приземлился на одном из золотистых пляжей, и вот тут меня постигло первое разочарование, ни позагорать, ни искупаться мне не удалось. Я ничего не чувствовал, и когда пошёл в воду, то сразу и не заметил, что иду по ней, словно Иисус. Люди тоже меня не видели, и не слышали, я нашёл библиотеку, залетел в читальный зал, и гаркнул во всю глотку, никто даже не пошевелился.
Потихоньку опускался вечер, пора и домой собираться, я полетел вверх, до тех пор, пока не увидел звезды, посмотрел вниз, и ахнул, земля была точно такая же, как по телевизору, когда её показывают из космоса. Часть её освещена солнцем, а часть скрыта тьмой, там уже загорелись огни на городских улицах и крупных автострадах, Я замер, как красиво, на экране это смотрится совсем не так.
Много времени прошло, пока я смотрел на землю, ночь сдвинулась довольно далеко на запад, и Псков, город, где я живу, уже окутала тьма. Мне стало не по себе, как там моё бедное тело, на месте ли ещё? Примерно определил, где находится Псков, рванулся туда, увидел кучку огоньков, полетел к ним радуясь, что точно угадал направление, но это был не мой город. Под моросящим дождём спешили по своим делам запоздавшие прохожие. Я взмыл в небеса, от расстройства даже не узнав, где побывал.
Всю ночь искал Псков, но так и не нашёл, очень сильно мешали облака, они растянулись на четверть России, надо будет в следующий раз ориентир какой-нибудь запомнить. В полдень наконец-то добрался домой, там меня ждало новое потрясение, тёмное марево осталось на месте, а тело пропало...
Хоть мне и понравилось путешествовать, но здесь есть свои минусы, самый главный из них - одиночество, правда люди есть вокруг, но они меня не замечают, скоро буду выть от тоски.
Куда оно могло деться? Раздумывая, я прошёл сквозь дверь в подъезд, пролетел вниз на первый этаж, затем на улицу, и услышал разговор двух старушек. В этом месяце я их редко видел, скорее всего, из-за дождя. Они сидели около подъезда на скамейке, положив на неё полосатые пакеты.
- ... с ума сошёл, представляешь? - несколько возбужденно говорила тётя Клава, как её все называли, сухонькая старушка маленького роста, с пронзительным голубым взглядом. - Его вчера вечером Николаич увидел...
- Какой это Николаич? - спросила жадная до подробностей Зинаида Васильевна, тоже тонкая, но на полторы головы выше собеседницы. Я сначала хотел пройти мимо, но тут же сообразил, что говорят-то про меня... то есть про моё тело, подлетев поближе, я стал внимательно прислушиваться к словам.
- Из тридцать пятой, - пояснила тётя Клава. - Ну вот... О чём это я?.. Не сбивай меня... Идёт он, значит, как лунатик, глаза в одну точку смотрят, и рукой машет, ну ты знаешь, как он обычно это и делает...
- Ага...
- Ну вот... Петрович поздоровался, а Паша на него ноль внимания.
Точно про меня.
- Ну вот... Тогда Петрович ему и говорит, что это ты зазнался, соседей не признаёшь. А он всё идёт, на Петровича даже не взглянул и рукой машет. Тогда ему скорую вызвали, и увезли. Врачи говорили между собой, что свихнулся, мол, и сразу в психушку...
Дальше я не слушал, где у нас больница для сумасшедших мне известно, сразу рванул туда, и через полминуты заглянув в несколько палат нашёл свою оболочку. Она ходила по кругу и махала рукой, как я обычно делал сначала справа сверху вниз налево, затем слева сверху вниз направо, крестом таким. Проходя мимо двери, дёргала за ручку, заперто, и шла дальше. Жуткое зрелище... Всегда боялся сойти с ума, сидеть в смирительной рубашке на железной сетчатой койке в маленькой комнате с грязными стенами и выть не своим голосом, такая картина мне всегда рисовалась в воображении. Почему-то кровать должна быть железная а стены грязные, правда здесь всё наоборот, вполне приличная чистенькая комната, но оставаться в ней мне совсем не хочется. Осторожно подлетев к медленно бредущему телу, нырнул внутрь, ожидая, что как раньше, словно магнитом притянет в себя, но с ужасом заметил, что пролетел насквозь как через обычную стену. У меня всё поплыло перед глазами, словно в тумане я пытался зайти в себя снова и снова, не помню, сколько раз я это проделывал, но ни капельки не получилось. В полной апатии я вернулся домой, здесь всё ещё висело марево, став немного бледнее. Подлетел к нему поближе и вдруг заметил, что меня слегка туда тянет, я прилагал небольшое усилие, чтобы оставаться на месте. Сначала хотел отодвинуться подальше, мало ли куда меня утянет, но, подумав а, что меня теперь здесь держит, прыгнул прямо туда, меня усадило в кресло, то самое где должно было сидеть моё тело. Вот как, осталось бы оно на месте, всё было бы в порядке, а теперь... не знаю, что и делать, пока придумаю как подать знак, чтобы тело посадили на место, да и придумаю ли вообще, марево совсем исчезнет, и я навсегда останусь в таком виде.
Вспомнил фильм "Привидение", давно как-то смотрел, там главный герой, кажется, его звали Сэм, оказался в похожей ситуации, случайно нашёл человека, который его мог слышать, а потом научился двигать вещи. Я кинулся по соседям, после недолгих поисков наткнулся на девушку, сидящую с раскрытой книгой перед монитором неумело тыкая указательным пальцем в клавиатуру. В кино у Сэма удалось набрать несколько слов, а я же, как ни бился (один раз даже головой ударил по кнопкам) так ничего и не получилось.
- Во попал-то... - пробормотал я.
Девушка вздрогнула и обернулась, я замер, неужели меня услышала.
- Эй... - гаркнул я во всю глотку.
Она не пошевелилась, сидит и смотрит в книгу.
- А-а-а... - заорал ей в самое ухо.
Никакого эффекта, только шелест бумаги, девушка снова обернулась и пробормотала:
- Бедный Витенька...
Только теперь я услышал за дверью негромкий вскрик. Заглянув в соседнюю комнату, заметил мальчика лет десяти, он спал в одежде на ободранной кровати, стонал и иногда вскрикивал.
Что-то в нём меня насторожило, подойдя поближе, я заметил у него на щеке толстую телесного цвета гусеницу, она заползла головой в ухо мальчику, и ритмично дергалась, словно что-то высасывая.
Я схватил её, с противным чавкающим звуком выдернул из головы ребенка, и отбросил в угол, она оказалась длинная, только треть её висела снаружи.
Витя закричал, громко и не переставая. В комнату вбежали мать с отцом и девушка из-за компьютера, начали хлопотать вокруг него, мешая друг другу.
Я стоял не в силах пошевелиться, и до меня потихоньку доходило, что зря выдернул гусеницу.
Затем стало происходить что-то непонятное, в комнате, прямо из воздуха, появились три одинаковых человека в белых халатах. Один из них склонился над ребенком и стал что-то делать с его ухом, от чего Витя начал успокаиваться, другой направился в угол и наклонился за гусеницей. А третий грубо вытолкал меня из комнаты и обратно, как я ни бился мне, было не попасть. Вскоре из комнаты, на цыпочках, вышли родные несчастного мальчика, с бледными и растерянными лицами. В открытую дверь мне тоже пройти не удалось, но я успел заметить, что тех людей там уже нет, и Витя опять спит с гусеницей в ухе. По незнанию я совершил нехороший поступок, и наверняка мне его потом припомнят.
Расстроенный я навестил своё тело в больнице, оно уже легло спать, прямо в одежде и ногами на подушке. Ночью я летал по городу и среди бодрствующих людей искал тех, кто может меня слышать. Ближе к утру залетел домой, и понял, что дальше искать ясновидящих, а точнее «яснослышащих» бессмысленно. Поскольку марево исчезло, и ничто меня в кресло больше не тянуло.
Пока стоял и тупо рассматривал опустевшую комнату, на потолке появился белый круг, который вскоре превратился в воронку уходящую далеко вверх, а на полу под ней образовалась такая же только чёрная. Меня стало тянуть вперёд, всё сильней и сильней. Я посмотрел в окно, за мокрым стеклом занимался новый день, из-за туч выглянуло солнце, мазнуло золотом по деревьям и соседним домам, снова спряталось. Мне вдруг остро захотелось вдохнуть свежий утренний воздух, я почти ощутил его в лёгких, которых у меня больше нет. Внезапно в комнате потемнело, меня потащило вперёд, я завис между воронок. Посмотрев по сторонам, в знакомом мареве, увидел лица своих ушедших из жизни родственников и знакомых. Они с печалью и тоской смотрели на меня, и от этих взглядов у меня на глаза выступили слёзы. Я понял, куда мне предстоит отправиться, и ещё я понял, что именно гусеница перевесила чёрную чашу. Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным.